Сказание Авраамия Палицына об осаде Троице-Сергиева монастыря 4 глава




Неправдъствующих же во взятии хлѣбовъ монастырьских отець Иасаф много о сем моляше: «Престаните, господие и братие, — глаголаше, — от таковаго неразсуждениа и простоты и не взимайте чрез потребу свою. А иже вземлющеи от вас не истощевайте в пустошь, но со спасениемъ соблюдайте. Не вѣмы бо, господие, на колико протягнется сидѣниа нашего во осаде. И вам же кая полза истощити напрасно житницы чюдотворца?» И много о сем моляще. Они же небрегше и вопреки глаголаху: «Велико ли вам, еже взимаем излишнее? И аще пороко очима вашима, то престанем имати. Вы же с сопротивными, якоже хощете, да творите». И того ради умолчаша, рекше: «Да зрит се Сергий чюдотворецъ!»

И потом является чюдотворецъ Сергий, об руку стоя Никона, от датошных людей двѣма галицким казаком. И глагола имъ Никон чюдотворец: «Се прииде великий Сергий!» Тии же зрят чюдотворца, на посох поникша лицем, и глагола Никон има: «Возвѣстита всѣм во осадѣ сѣдящим, се глаголетъ Сергий и Никонъ: „Что лукавствуете к нам неправедно и почто, лишняа вземше, отдаете на помет сребра и на пианство? И что ругаетеся мучающимся у огня в пекарни? Или не смыслите сего, яко потъ тѣх кровь снѣдаете? Внимайте же себѣ, яко обругани имате быти чревом и от него вси злѣ скончаетеся”». Тии же галичане казаки всему воиньству вся сия возвестиста и с плачем моляста всѣх. И вси людие посмѣяшася има и проплюваша глаголы их. Они же от того дни и до отшествия враговъ в плачи и во унынии хожаста.

Хлѣбом же преизобилна тогда обитель чюдотворца. И аще и кровию дрова куповаху, но от пианьства не престаху. Блуду же и прочим злымъ умножавшимся всюду, увы, и того ради отчаяние многим внимашеся. В ров убо глубокъ блуда впадоша вси, от простых чадий даже и до священьствующих. Увы, о горе лютѣ, о напасть, и бѣда, и зло лютѣйшее! Труды без ползы, мучение без вѣнца, пождание несовершено! Терпѣние не до конца — аггеломъ слезы, Владыцѣ гнѣвъ, врагом радость.

Да идем нынѣ, братие, тонких бѣсовских запинаний ко обличителю[78] и да услышим того к нам глаголюща сице: «Которым нравом и образомъ нашего друга свяжем? Прежде даже свяжем, разрѣшается, и прежде суда с ним примириваемся и прежде утомлениа покаряемся. Како возненавидимъ, егоже естеством любити обыкохомъ? Како свободимся, емуже во вѣки связахомся? Како упраздним, иже с нами востающаго? Како покажем нетлѣнна, тлѣнно приемше естество? Что благо рцемъ иже благоприемшему извѣты? Аще свяжемъ воздержанием и осудим ближняго согрѣшающа, тому паки предани будем и сами в таяжде впадем. Аще осуждати престанем, то сего побѣдимъ. Возвысивше же ся сердцемъ низсведени сим от небесъ чистоты во адъ страстей. И споспѣшник есть и ратникъ нам, и помощник и соперникъ, и друг и навѣтник; и угодие приемля, ратует, и истааем, изнемогает, и упоковаемъ, безчинствует, и сокрушаем, не терпит; аще опечалим, то в бѣдѣ есмы, и аще уязвим, не имѣем с кимъ добродѣтели стяжати. И егоже отвращаемся, того и любим». Что се еже о нас таиньство? Како себѣ врази и друзи есмы? 0 семъ же да внимаемъ себѣ, како невоздержаниа ради начаша людие вси во истлѣние сходити.

И день от дне моръ начатъ множитися в дому чюдотворца. Благаго же и неизмѣннаго Владыки благий вѣрный раб неотступно о душах промышляа, давшихся ему. По обычаю убо своем поляки, и литва, и с рускими измѣнники, устроившеся к стѣнам обители святаго ударяются. Внезапному же возшумѣнию бывшу, и мужие оружницы к сопротивным исходят, и недовѣдомаго ради приближениа враговъ руцѣ правовѣрным трясущеся и лица тѣм изменяхуся. Исходящеи же с сомнѣниемъ зрят противу себе борзо шествующа иже на вратѣх от церкви святаго чюдотворца Сергиа, старца святолѣпна и сѣдинами совершена и глаголюща к нимъ: «Что трепещете? Аще и никто же от васъ не останется, не имат предати Богъ святаго мѣста сего, и не будет услышано во вразѣх, яко „пленихом обитель Пресвятыя Троица”. Мужайтеся, не ужасайтеся. Рцѣте же во обители всѣм, яко нечисто живущеи во святѣм мѣстѣ семъ погибнут. Не нечистыми Господь спасет мѣсто сие, но имени своего ради без оружиа избавит!» И невидим бысть.

И разумѣша людие самого чюдотворца. Сие же явление всѣм услышано бысть о сем. Но кто избавит человѣка от смерти телесныя и душевныя? Колико и сам Господь уча люди еврейския, но не послушаша и до конца погибоша. Тако-же и здѣ бысть непослушающимъ началниковъ святаго мѣста сего.

О МОРУ НА ЛЮДИ

Ноября же от 17 дни явлься моръ в людех и протяшеся до пришествиа Давида Жеребцова.[79] Образ же тоя болѣзни в нужных осадах вѣдом, юже нарекоша врачеве цынга. Тѣсноты бо ради и недостатков сиа случаются, наипаче же от вод скверных, не имущих теплых зелий и корений поядающих ражающийся гной во утробах. И не имущихъ водокъ животных, распухневаху от ногъ даже и до главы, и зубы тѣм исторгахуся, и смрад зловонен изо устну исхождаше, руцѣ же и нозѣ корчахуся, жиламъ сводимым внутрь и внѣюду от язв кипящих. И теплицъ не имущим в пособь симъ телеса острупляхуся; и желудку необыкшу к нерастворению приятия затворяющуся, и непрестаненъ понос изнемогшим до конца и не могущим от мѣста на мѣсто преити, ни предвигнутися. И согниваху телеса их от кала измету и проядаше скверна даже до костей, и черви велицы гмизяху. И не бѣ служащих у многих ни жажду утолити, ни алчющих накормити, ни гнойным струпом пластыря приложити, ни превратити на страну, ни червиа отмыти, ни отгнати скотъ стужающий, ни вон извести прохладитися, ни подъяти, еже бы мало посидѣти, ни уста пропарити, ни лице, ни руцѣ умыти, ни от очию праха оттерьти. А иже еще воздвижущеи руцѣ и тии уста и очи нечистотою оскверневаху. И прежде смерти от стуку и от вѣтръ и от движений всяких мнози прахом посыпаны быша, и не бѣ познавати тѣх в видъ зрака. Имущеи же сребро или иныя вещи и отдаяху на купование нуж потребных, ястия и питиа. И колико на потребу, толико и за службу. И со слезами моляще таковѣх, но всякому до себе прииде, о прочих же не брежаху. И аще бы не истощили житницъ дому чюдотворца и погребов не испразднили, то и вси бы измерли во второе лѣто во осадѣ сѣдяще.

И тогда бѣ не едина бѣда и зло: внѣюду — мечь, внутрь же юду — смерть. И не вѣдуще же, что сотворити: или мертвых погребати, или стѣнъ градских соблюдати; или с любовными своими разставатися, или со враги полма разсѣкатися; или очи родителем цѣловати, пили своя зѣницы на извѣртение предаати. И неимущеи сродныя крове и тии от стѣн градных не исхождаху, но ту смерти от противных ожидаху, и един путь къ смерти, глаголюще, отовсюду. И единѣм токмо утѣшающеся ко врагом храбрым ратоборством, и друг друга на смерть поощряху, глаголюще: «Се, господие и братиа, не род ли нашь и други погребаются? Но и нам по них тамо же ити. И аще не умрем нынѣ о правдѣ и о истиннѣ, потом всяко умремъ же без ползы и не Бога ради».

И таковѣми всѣми злыми обьяти бывше вси, исперва по двадесяти и по тридесяти, и потом по пятидесяти и по сту умираху во един день. И умножися смерть в людех, и друг от друга от духу умираху. И великий храм Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успения по вся дни мертвых наполняшеся. От могил же исперва по рублю за выкопъ емлюще, и потомъ по два и по три, таже и по четыре и по пяти даяху, но не бѣ кому уже приимати, ни копати; и во едину могилу и яму погребаху по десяти и по двадесяти, и двоицею сугубо и вяще. И четыредесят дней бѣ мракъ теменъ и смрад золъ. И идѣже изношаху мертвых, и за ними плачющихся сонмы хождаху; от утра и до вечера бяше погребение мертвым. И не бѣ покоя, ни сна ни во дни, ни во нощи не токмо болным, но и здравым. Овы убо надумирающими плачюще, ови же над износимыми, инии над погребаемыми; и множество полкъ, кождо гдѣ стояще, плакахуся. И от непокойна сна аки шалны хождаху вси.

И преставишася тогда братии старых во обители 297 братов, а новопостригшихся тогда боле 500. Чинъ же священнический до конца изнеможе от многаго труда болных и умерших и умирающих. И очи иереомъ отяготѣни бысте, и держаще ихъ силою над немощъными. И тако вси иереи скончаша же ся, и мало от священнаго чина — на возвѣщение токмо — осташася. И воиньствующихъ чинъ уже начатъ изнемогати, и мали нѣцыи от смертнаго часа избавлени быша. И многыя сироты, дѣвы, и вдовицы, и отрочата осташася, а имиже мощно всяко промыслъ строити, тии помроша. И не к ползѣ же кои, но на хлѣб ѣдоки, осташася, и тии оздравливающеся въ претыкание бяху великого грѣха.

И бѣ же тогда зол смрад, не токмо в келиях, но и по всему монастырю, и в службах, и во святых церквах: ово от немощных человѣкъ, ово же и от скот умирающих; всяко бо животно не призираемо и растерзахуся между собою. И водотечныя трубы дождя ради и грязи костми животныхъ даже доселѣ зарушишася. И болѣ ста возовъ всякихъ портъ изо обители изведше и в ровъ ввергше. Дающе же от воза по полутора рубля, но мало вземлющих, вший ради и червей и смрада ради злаго. И сиа вся внѣ обители, с нужею извезше, сожигаху.

И всѣх у Живоначалной Троицы во осаде померло старцовъ, и ратных людей побито, и померло от осадные немощи слугъ, и служебников, и стрелцов, и казаков, и пушкарей, и затинщиков, и галичан, и датошных и служних людей 2125 человѣк, кромѣ женска полу и недорослей и маломощных и старых.

О ПОСЛАНИИ КЪ ЦАРЮ ВАСИЛИЮ С МОЛЕНИЕМЪ

Воеводы же, видяще толик гнѣвъ от Бога належащий по обители чюдотворца, не вѣдуще, что сотворити, понеже неотступно бысть врагов обстояние и ратующе град непрестааху, во обители же от множества воиньских людей мало число оставшеся, и ниоткуду помощи чающе, и престаху исходити из града противу ратных во много время. И о семъ велика бысть радость врагом, литовским людем и руским измѣнником, видяще бо всегда погребаемых и слышаше плач великъ во градѣ о умирающих. Ови же, на древие восходяще высоко, с Терентиевские рощи сматряху во град и радовахуся о погибели христианьстей и веселяхуся и дерзостни быша на брань; и близ стѣнъ градных прискачюще, на брань зовуще, поносными глаголы, аки камением, мещуще на граждан. Извнутрь же града о сицевых в недоумѣнии быша.

И тако, совѣтовавше со архимаритом Иасафом и з старцы, посылают къ царствующему граду х келарю Аврамию. Старецъ же во отписках о обители видѣв ужасеся и напред хотящая не на добро збытися разумѣ и все предложивъ пред царя, да разсудит праведное; и моляще всегда, да не одолѣют врази дому чюдотворца. Скипетроносецъ же словом дая, дѣлом же не производя, понеже велика бѣда царствующий град тогда обдержа.

Старецъ же бояшеся напред злу уже содѣятися и совершеное оскудение людми дому святаго все изъявляа. И еще самодержецъ дни притязует скорби и пождания и по входѣх и исходѣх к молению старца не преклоняяся; кровь бо всегда пред стѣнами царствующаго града лияшеся. Келарь же братию царевых моляше, но и тѣми ничто же бысть полезных. И потом патриарха и всю полату царьскую подвиже, показуя тѣм пишемая от обители, яко по мѣсячнем времени конецъ будет от нужи прискорбных граду. Патриархъ же со всѣмъ освященным собором молят царя, глаголюще ему: «Аще, царю, взята будет обитель преподобнаго, то и весь предѣл Росийский до Окиана моря погибнет, конѣчне же Москвѣ тѣснота будет». И едва на слезы келаря преклонися. И в помощь посла атамана Сухана Останкова, а с ним казаков 60 человѣкъ, да зелиа 20 пудов, а келарь Аврамей отпустил троецких слуг 20 человѣкъ, Никифора Есипова с товарыщы.

О УТѢШЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА ЯВЛЕНИЕМЪ ИЛИНАРХУ

И иже утѣшаяй въ скорбѣх великий чюдотворец Сергий паки является пономарю Илинарху и глагола ему: «Рцы братии и всѣм страждущим во осадѣ: почто унывают и ропщут на держащаго скипетръ? Азъ неотступно молю Христа Бога моего. А о людех не скорбите: людей к вам царь Василей пришлет».

И по малѣх днех послании от царя Василиа приидоша сквозѣ литовские полки, прежереченный атаманъ Сухан с товарыщы и з слугами троецкими, покровени молитвами чюдотворца, и ничим же вредими от противных здравии во обитель чюдотворца пришедше. Токмо четырех казаков его ухватиша. Лисовъской же повелѣ их казнити против града Сергиева монастыря. Воеводы же, князь Григорей да Алексѣй, против тѣх четырех казаков повелѣвше вывести литовъских полоняников и казнити на горѣ старой токарни надо врагом 42 человѣка, а казаков противъ Лисовского табаръ у Верхнево пруда на взгорке 19 человѣкъ. Сего же ради литва и казаки Лисовъского приидоша убити, и избави его от смерти Сапѣга.

О семъ же злии ратоборцы острѣйши наостряют оружиа, и злѣйши тѣм разъяряющеся сердца; и нощь тѣм, яко день бываше, и другъ друга возбужаху и стрежаху толико крѣпце, яко никако же прополсти сквозѣ ихъ возможно. И боязнь их велика обдержаше о проходѣ Сухановѣ, и стрежаху, другъ друга держаще, дабы никакова вѣстника ни от града, ни во град не пропустити. Во осадѣ же печаль на печаль и скорбь на скорбь возлагашеся, и братиам всѣм во обители лица на землю преклонше, унынием одолѣвахуся, болѣзнем же и смерти во градѣ лютѣ належащи. Возрадовавше же ся мало о пришествии слугъ и казаков, но и тии мало-помалу начаша изнемогати и умираху. И мало сущи число осташася ихъ. И бысть во градѣ скорбь велика, утѣшениа же отвсюду не обрѣтаху, токмо имуще утешение милость Божию и чюдотворца молитвы.

О ЯВЛЕНИИ НИКОНА ЧЮДОТВОРЦА

Еще гнѣву Божию не преставшу и многим скорбию немощи одержимым, во едину от нощий во снѣ является великий чюдотворецъ Никонъ понамарю Илинарху, глаголя сице: «Повѣждь болящим людем: се падет снѣгъ в сию нощь, и хотящеи исцѣление получити да трутся тѣм новопадшимъ снѣгом. Рцы же всѣмъ людем, яко Никон сказа се». Илинархъ же воспрянувъ трепетен и наутрия повѣда всѣм людемъ. И по глаголу чюдотворца Никона паде новъ снѣгъ; и иже вѣру сему емшеи и тѣм снѣгомъ тершеся, и от тѣх мнози здравие получиша.

О НЕВѢДОМѢМЪ ПѢНИИ ВЪ ЦЕРКВИ УСПЕНИА ПРЕСВЯТЫА БОГОРОДИЦА[80]

Стрегущим нѣкогда на церкви Духа Пресвятаго Сошествиа и спящимъ в пременении, един же стрежаше по обычаю и обзираше всюду, да не явится от коея страны ко граду внезапное пришествие врагов, и се слышит внезапу многих гласы поющих, мужескиа и отроческиа. Он же смотряше всюду, гдѣ поют, и разслыша воспѣвающих въ храмѣ велицем Пресвятыя Богородица честнаго и славнаго ея Успениа. Той же сторож и прочих возбуди, да не соблазнится о сих. Нѣцыи же от них рѣша, яко по умерших пѣние се, всегда бо храм полнъ бяше мертвых отпѣваемых. Паки же глаголаша, яко никогда же нощию с вечера не отпѣвают умерших. «Или утренее пѣние начатся? Но не у приспѣ время утренняго пѣниа». И глаголюще: «Еда нѣкоея ради вещи собравшеся людие, и молебная исправляютъ. Но не по чину молебнов гласы исходят, и ни тако, якоже иноцы или яко же мирстии, но зѣло красно и множество поющих немолчно и безпрестанно и гласы громны». Таже рекше к себѣ: «Шедше, да увѣмы извѣстнѣе». И текше до дверей церковных къ храму Пресвятыа Богородица, и гласу не бысть. И усумнѣвшеся, борзо отидоша ко оставшимся на сторожи и снизу к высотѣ воскликнувше на храмѣ стоящим, глаголюще: «Се вси соблазнихомся: нѣсть пѣниа и никакова гласа въ церкви Успениа Пресвятыа Богородица!» И долу стоящеи ужасахуся, гласы бо пѣниа пакы слышахуся имъ. Тии же с высоты глаголюще: «Что смущаете нас? Се не гласы ли пѣниа еще суть? И егда снидосте от нас, а пѣние гласов не преста». Снидоста же и тии с высоты и на глас идоста и пѣние слышаху, пришедше же къ дверем церковным, и ничто же не слышаша. И возвратившеся рѣша: «Не туне пѣние се, братие!»

Егда же отоидоша, паки слышаша пѣние. И шедше, возвѣстиша о семъ воеводѣ. И въскорѣ мнози пришедше, и не слышаша никакова гласа, ни шума. И ужас многих обият о семъ. Таже по обычаю ко утрени начаша благовѣстити.

О ЗАСЫЛКѢ ОТ ПАНОВЪ ТРУБАЧЕА ПАНА МАРТИЯША

Видяще же врази, яко не успѣваетъ совѣт их лукавый, но разрушается. Тѣм же и мнози многажды с лестию приѣждяюще и творящеся приятелствующе и многажды сказующе дѣемая и умышляемая ими. И истинно безо лжи тако бываше по их скаскѣ. И немощнии от пианьства просяще опохмелитися. Троецкое же воинство сиа возвѣщающе архимариту и воеводам, и повелѣниемъ их приемше от чашника с погреба меду, и исхождаху к паном с питиемъ, дабы кого чим уловити от них. Они же пивше и отхождаху. Иногда же нѣцыи от них, вино принесше, меду прошаху на него. И такова дружба без бѣды не бываше, обоимъ обманывающимся людем: или убо кого возмут въ языки, или убиютъ.

Сопѣге же окаянному бѣяше трубачей люторъ, Мартияшь именемъ, зѣло вѣрен, и той, укрѣплен от Сопѣге, посылается с похмельными ко обители чюдотворца опохмелитися просити меду. И по обычаю лщениа ятъ бысть и приведен во обитель святую готов врагъ, сам сый вдадеся. Приведену же бывшу к воеводам, и по научению Сопѣги повѣда за собою добрыя рѣчи и годны всѣмъ во осаде. И того ради не бысть убиенъ. И по днех преходящих вся збывахуся по его рѣчемъ. И впред инаа кая речет, то вся збывахуся. Извѣсти же о себѣ, яко и грамотѣ полской гораздъ, и переводити писание добрѣ свѣсть. О семъ угоденъ бысть воеводам. И поносяше злѣ емлемым во языцех и ругаяся вѣре своеи аки нелицемѣрно. Входя же и исходя пред воеводою, начат же на выласки исходити; и служа нелицемѣрно, бьяшеся крѣпко и от всѣх почитаемъ и любим бѣяше. И ходя с воеводою по граду и в башнях, и к пушкам и к пищалем, прицѣлей смотряше и правѣ прицѣли устрояше, и много пакости литовским людем и руским измѣнником от него бываше; и вопреки многажды с воеводы глаголаше, и на его словесѣх сбывашеся. Аще ли же когда кто ослушается его, то зло случашеся. Воевода же князь Григорей яко родителя своего почиташе и во единой храмине почиваше с ним. И ризами свѣтлыми одѣян бысть, и не бѣ слышати о немъ слова лукава, и мнози правдодѣяниа его ради стыдяхуся его. И всяко недобро творимое о промыслѣ ратном извѣщаше князю и, аки зѣло скорбя, лицемѣрствоваше. И уже начат князь и нощию посылати его досматривати стражбы, и никогда же солга воеводѣ ни в чем.

О НѢМЕ И ГЛУХЕ ПАНѢ, КАКО ОБЛИЧИ ТОГО МАРТЬЯША ИЗМѢНУ

По нем же и другий панъ предадеся, нѣмъ сый и глух, егоже паны Мартьяшем же нарицаху. И той Мартьяшъ зѣло яростен и силен бѣ и послужи в дому Пресвятыя Троица якоже истиннии христиане. Толико же знаменитъ бѣ в поляках и во измѣнницех, яко и храбрии не смѣюще нань наступати. Нѣции же, именемъ его страшаще, прогоняху нечистивых, и пешь коннаго не бояшеся. Глухоты же ради своея на боех вертяшеся и обзираяся, дабы не убиенну быти откуду. На приступѣх же никто же поспѣшен таковъ явися камениемъ метати, якоже сей нѣмко; аще ли же оружием когда бияся, то жилы рукъ его скорчевахуся и едва разводящася, и не могий в руку своею держати ничтоже. Се же дивно бѣяше, яко нѣм сый и глух, но како разумѣ о велицем богоносном отцѣ нашем Сергии: приходяще бо къ церкви Пресвятыя Троица и не дерзая входити въ святую церковь, но противъ гробу чюдотворца едину половину двери отворяа и воздѣваа руцѣ и немуя велми с плачем, и ударяшеся о помостъ пред церковию. Невѣдомо же, по явлению или от смерти бѣгая предася, или просто случаем, един се Господь вѣсть. Той же Мартьяшь нѣмко вмѣсто глагола рукама розводя и нѣмуя, указуя персты о вещи какой, или о дѣлѣ творимом, или человѣка или животно сказуя, персты же начертая. И близ бѣ воевод, и все разумѣваху воеводы указание его в немовании.

Сима же двѣма литвяком случися быти на обѣдѣ у слуги Пимина Тененева, и по обѣдѣ начаша играти тонцы. Во игрании же том отскочи той нѣмко пан от Мартьяша и нача зубы скрежетати нань и плюваше к нему. Той же литвякъ, очима нань недобрѣ позрѣвъ, и искочи скоро вон. Прилучшии же ся ту не разумѣша между има бывшаго. Нѣмко же скоро побѣжа ко князю Григорию Борисовичю и прискочив слезен и ударися чрез обычай пред ним и начертая рукама взяти того пана повелѣвая. Князь же истязуя вины нань, он же по кулаку кулаком биаше и хватая рукама стѣны келейныя и на церкви и на службы монастырския и на стѣны градския указуя и начертая на воздух всему взметнутым быти, и воеводамъ указуя посѣченым быти и всѣм в обители сожженным быти. Сиа же князь разумѣ от него, и Мартьяша сохраншася поимаша и многими муками и огнем едва довѣдашася.

И повѣда той окаянный Мартьяшь всю измѣну свою. Хотя бо той злодѣй у пушекъ иззабити затравы, а порох прижещи; и еще сказа, яко и нощию с паны под стѣну приходящими часто бесѣдоваше, единым словомъ разум тѣм подавая на стрѣлах грамоты тѣм низпуская. В нощь же ту окаянный хотяше поляков на стѣну немногих впустити, с ними же пакость содѣяти наряду и зелию, а прочим присрочил къ приступу готовым быти. Но всещедрый Господь Богъ нашь, не нас ради окаянных, но имени своего ради святаго и за молитвъ угодников своих Сергиа и Никона, от таковаго тайнаго умышлениа избави нас. И воспѣвше тогда вси благодарьственыя пѣсни всѣх защитителю и Господу Богу и его угодником Сергию и Никону чюдотворцем.

Той же панъ нѣмко, не вѣмы, что ради, измѣнилъ, отоиде в литовскиа полки; или сего ради, яко обойдоша его на нижнем огороде пѣшие руские измѣнники. Онъ же видѣвъ, яко убиенну быти ему от них, замомотовав и шапкою махая, предася к ним. Они же ограбиша его, бѣша бо на нем ризы преже помянутаго Мартьяша трубача. И пребысть в станѣх литовских нѣколико дней, паки возвратися к дому чюдотворца и паче прежняго ратоваше по християнехъ на литву и на измѣнники руские.

О СЛУГѢ АНАНИИ СЕЛЕВИНЕ

Охрабри же тогда великий чюдотворец Сергий во осадѣ слугу Ананию Селевина, егда уже во обители чюдотворца храбрии и крѣпции мужие падоша, овии убо остриемъ меча от иновѣрных, инии же во градѣ прежереченною цѣнгою помроша. Той же Ананиа мужествен бѣ: 16 языков нарочитых во осадѣ тогда сущии во град приведе, и никто же от силных поляков и руских измѣнников смѣюще наступати нань, но издалече ловяще из оружиа убити. Вси бо знааху его и от прочих отлучающеся на того ополчевахуся. И по конѣ его мнози знающе, толик бо скоръ конь той, яко из среды полковъ литовских утекаше, и не можаху постигнути его. И с выше помянутым нѣмком во исходех на бранѣх часто исхождаху. Той бо нѣмко всегда с ним пѣшь на брань исхождаше, и роту копейных поляковъ они же два с луки вспять возвращаху. Александръ же Лисовской, нѣкогда видѣвъ того Ананию ратующа противу себе, и выйде против его, хотя его убити. Ананиа же борзо ударив конь свой и пострели Лисовского из лука в високъ лѣвой, с ухом прострелив, и опроверже его долу, сам же утече из среды полков казачихъ; бѣ бо из лука гораздъ, такоже и из самопала.

Прилучи же ся тому Анании чернь отимати от поляков в прутии, и от двою ротъ отторгаему уже от дружины его, и бѣгающу избавитися. Нѣмко же во пнѣх скрывся и зряше нестроениа Анании; имѣяше же лукъ в руку и колчанъ великъ стрѣлъ; и искочив, яко рысь, и стрѣляюще по литвякех и бияшеся злѣ. Литвяки же обратившеся на нѣмка, и абие Ананиа исторжеся к нему, и вкупѣ сташа. И многих поранивше самѣх и бахматов, отидоша здравы, токмо конь под Ананьею раниша.

Поляки же едино совѣтовавше, да убиютъ коня под Ананиею, вси бо вѣдяще, яко жива его не взяти. Егда же исхождаше Анания на брань, то вси по конѣ стрѣляюще. И тако на многих выласках конь его шестию раненъ бысть, и в седмый смерти предан. И начат Ананиа охуждатися на бранѣхъ. Потом же Ананию раниша ис пищали по нозѣ, по болшому персту, и всю плюсну раздробиша; и опухну вся нога его, но еще крѣпцѣ ратовашеся. И по седми днехъ по той же нозѣ по колѣну раненъ бысть. И тако крѣпкий муж возвратися вспять. И отече нога его до пояса, и по днѣх малѣх скончася ко Господу.

О МОСКОВСКОМ СТРѢЛЦѢ НЕХОРОШКѢ И О НИКИФОРѢ ШИЛОВѢ

Пришедшу Александру Лисовскому с полком своимъ на вылазныя люди и ядущу усты меча, яко волку агньцы, в тѣх же гонимых московской стрѣлецъ, именем Нехорошко, с ним же клемянтѣевской крестьянин Никифор Шилов. И видѣвше Лисовского вооружена зѣло броньми, копие же в руку своею имѣя, и разгарающеся оба сердцем, страшающе же ся лютости его. И возрѣвше на храм Пресвятыя Троица, призывающе на помощь великаго Сергия чюдотворца, искочше на меринех своих: Никифоръ Шиловъ уби под Лисовским бахмата, Нехорошко же удари его копиемъ в бедру. Объяты же бывше от казаков троецким воиньством и от многих противных невредими быша молитвами великого чюдотворца Сергиа. Той же Никифор Шиловъ и Нехорошко вѣдомы бойцы бѣша, на многих выласках объявляющеся, бьющеся крѣпко.

О ПРИХОДЕ ВО ОБИТЕЛЬ СХОДНИКОВ КАМЕНОСѢЧЦОВ 3 ГРАМОТЫОТ КЕЛАРЯ АВРАМИА

Мѣсяца майа въ 7 день в четвертом часу нощи пришли в Троецкой Сергиевъ монастырь сходницы троецкие, каменосѣчцы Шулешь Шпаниковъ да Гаранька, присланы с Москвы з грамотами от келаря старца Аврамиа Палицына. А пишет в грамотах архимариту Иасафу з братьею и государевым воеводам и к воиньству и ко всем осадным людемъ, православному христианству, чтобы попомнили крестное цѣлование, стояли бы противъ невѣрных крѣпко и непоколебимо, жили бы неоплошно, берегли бы ся накрѣпко от литовских людей.

О ОСВЯЩЕНИИ ХРАМА НИКОЛЫЧУДОТВОРЦА И О ОБЛЕГЧЕНИИ МОРА И БОЛѢЗНЕЙ

На память же святаго и всехвалнаго апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова, мѣсяца майа въ 8 день, архимарит Иасафъ и воеводы приговорили въ храмѣ Пресвятыя Богородица честнаго ея Успениа въ предѣле освящати храм во имя иже во святых отца нашего Николы чюдотворца, въ праздник его, майа въ 9 день, еже и сотвориша въ славу в Троицы славимому Богу. И от того дне дарова Господь Богъ нашь православным христианом милость свою. И мнози болныя начаша от недуг своих оздравливати, благодаряще Пресвятую Троицу, Отца и Сына и Святаго Духа, такоже и Всенепорочней Владычицѣ Богородице благодарственыя пѣсни возсылающе и восхваляюще святаго и великого апостола и еуаггелиста Иоанна Богослова и великого архиереа чюдотворца Николу, и свѣтилникъ великих росийских, Сергиа и Никона чюдотворцов, яко святых ради молитвъ их исцѣление бысть болѣзнем злымъ и облегчение. И смертоносие от того же дне почася в людех преставати. Оставъшии же ся от смертоносиа здравии по вся дни ходяще из града на брань к литовскимъ людем, и бьяхуся со усердиемъ, и милость Господня помогаше им.

О ВТОРОМ БОЛШОМ ПРИСТУПѢ

Мѣсяца майа въ 27 день паки в Сопѣгиных табарѣх и Лисовского бысть шум великъ, играюще во многиа игры и до полудни. С полудни же начаша литовския люди подъежжати под град, сматряюще стѣн и часто подзирающе. Такоже начаша готовити мѣста, гдѣ быти пушкам ихъ и пищалем. И скачюще на бахматѣх, машуще мечи своими на град, яко грозяще. К вечеру же начаша скакати конные многие люди и з знамены по всѣм полям Клемянтѣевским. По семъ же и Сопѣга вышелъ со многими полки вооруженными и паки скрышася в табары своа.

Оставшее же ся троецкое воинство, видяще на град лукавое позирание, уразумѣша лютый совѣт их къ пролитию крови и непщеваху быти приступу. И тако готовящеся на брань. Бѣша бо мали числом суще. И готовяху на стѣнах вар с калом, смолу, камение, и прочее, иже к тому времени пристрояюще, и подошевной бой очистиша.

И егда бысть вечеръ уже, окаяннии же литовские люди и руские измѣнники лукавствующе хотяще к стѣнам градным приити тайно и ползающе, аки змия по земли молком, везяху приступныя козни: щиты рубленые, и лѣстницы, и туры, и стѣнобитныя хитрости. Градстии людие вси взыдоша на стѣны, мужеска полу и женьска, и такожде западше, ждаху приступу.

И абие с Красной горы возгремѣша изъ огневово верхового наряду. И тако, воскричавше, все множество литовских людей и руских измѣнников и устрѣмишася на град со всѣх стран с лѣствицы, и щиты, и с тарасы, и со иными козньми стѣнобитными. И заиграша во многия игры, начаша приступати ко граду всѣми силами, всякими дѣлы и хитростьми. Мняху бо окааннии во един часъ похитити град, вѣдяше же во граде зѣло мало людей и тии суть немощни, и сего ради крѣпце належаху на град.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2018-12-19 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: