Но благодатию Божиею подкрѣпляемо троецкое воинство бияхуся с стѣн градных крѣпко и мужествено. Литва же тщашеся вскорѣ на град взыти и придвигнуша щиты на колесѣх и лѣствицы многия, и нуждахуся силою приставити и взыти на стѣны. Христолюбивое же воинство и вси градстии людие не дающе им щитов и тарасовъ придвигнути и лѣствицъ присланивати, бьюще ис подошевново бою из многих пушек и пищалей, и в окна колюще, и камение мещуще, и вар с калом льюще, и сѣру и смолу зажигающе метаху, и известью засыпающе скверныя их очеса. И тако бьющеся чрез всю нощь.
Архимарит же Иасафъ со всѣм освященным собором вниде въ храм Пресвятыя Троица, молящеся Всещедрому в Троицы славимому Богу и Пресвятѣй Богородицы и великим чюдотворцом Сергию и Никону о избавлении града и о помощи над враги.
Егда же бысть день, видяще окаяннии, яко не успѣша ничтоже, но паче своихъ множество изгубиша, начаша со студомъ отступати от града. Градстии же людие вскорѣ отвориша град, овии же с стѣн скочивше, учиниша выласку на оставшихся ту литовъских людей у стѣнобитных хитростей своих. Инии же во рвѣх бродяще и не могуще изыти. И тако тѣх многих побили, а живых взяли пановъ и руских измѣнников 30 человѣкъ. И повелѣша имъ в жерновы играти, работающе на братию и на все троецкое воиньство и до отшествия врагов от града. И тако милостию Пребезначалныя Троица и заступлениемъ Пречистыя Богоматере и молитвъ ради великих чюдотворцовъ Сергиа и Никона побиша тогда множество приступных людей; и тарасы их, и щиты, и лѣствицы, и прочиа козни вземше, во град внесоша. Сами же вси здравы отшедше, яко победители над враги показашася.
О ЗАСТУПЛЕНИИ БОЖИИ: КАКО ГОСПОДЬ НЕМОЩНЫХ УКРѢПИ ПРОТИВО СУПОСТАТЪ
По оскудѣнии же всего чина воинъскаго и еще тою злою болѣзнию мнози скончевающеся, зряще же остающии, не вѣдуще, что сотворити или что смыслити противу толика множества враговъ обстоящих ихъ: и яко воду морскую всюду зрят облиявшуся воокругъ Сергиева корабля. Надѣюще же ся на добраго кормъчию, на молитвы чюдотворца, и разумѣша в руку его держимо кормило оставших душъ ко спасению. И к тому «не надѣющеся на князя ни на сыны человѣческия, в нихже бо не бысть спасениа»,[81] и прочая. И уже бо препростии вземлют оружиа, аки весла, и готовятся к великим волнамъ разсѣчению и исходят противу храбрых ратоборецъ растесанию. И разумѣша вси чюдотворца молитвы и поспѣх, и уже нази не боятся блещащихся доспѣх. И хотящеи дом Пресвятыа Троица гордостно низложити осадою всегда, обагряеми кровми, бѣгают от немощных низлагаеми подсадою. И ждущеи прияти различныя муки в руки своя приаша крѣпкия луки. И лениви быша к жерновом востающеи мелцы внезапу быша на сопротивных удалые стрѣлцы. Не часто уже ударяются к стѣнам носящеи на главах шлемы, смерти бо ищущеи во очеса тѣм верзающеся, яко пчелы. Къ язвам же сынове беззаконнии всегда суть терпки, но звѣрски низлагаются кормящимися серпы.
Что много глаголю? Толико Богъ охрабри оставшихся сидѣлцов троецких на противных: не тако бо сопротивнии исперва боящеся приходити близ града и ратовати его, егда бысть во градѣ множество всякого чина воинскаго и мужей ратоборецъ, якоже боящеся послѣдних малых числом сущих невѣждь. И якоже спасе Господь Авраама[82] и Гедеона[83] и град Иерусалимъ от руку асирян[84] не силою, ни бронми, ни твердыми стѣнами, но мышцею своею, такоже и дом Пресвятаго имени своего не крѣпкими, но немощными, не мудрыми, но простыми, не множайшими, но малѣйшими. И за гневъ мало порази, но за милость много возлюби, якоже въпреди явлено будет.
О ТРЕТЬЕМЪ БОЛШОМЪ ПРИСТУПѢ И О ОБМАНКѢ НАД ТРОЕЦКИМИ СИДѢЛЦЫ
Ждуще же иже во осадѣ сѣдящеи в Троецком въ Сергиеве монастырѣ князя Михайла Васильевича Скопина. И се извѣстно бысть всѣм людем, яко собрашася вси вкупѣ от тушинского ложнаго царика, и Сопѣги ис под Троицы, и из ыных градов многия поляки и руские измѣнники поидоша против князя Михайла и против немѣцких людей. Богу же отмщающу кровь рабъ своих, вопиющих к нему день и нощь, и тако всеоружных сотре Господь силою своею, и возвенѣ о сем слух во всей Росии. И трезвы и вооружены поляки на одрѣх почити возлегаютъ и уже ктому другомъ своим, руским измѣнником, ни в чем не вѣрят, и разделѣнныя домы и имениа оставляют, и плѣненых жен и девицъ вся помещут, и в подарцѣх тѣх мнози не приимают, но вси ко брани оружиа очищают, готовящеся звѣрски к напитию крови. И оставляют ради задержаниа князь Михайлову воинству во градѣх надежных борзобѣгцов, сами же злѣйши от всего воинства отлучаются, изыскивающе, кто еще вѣренъ имъ от руских измѣнников; и с тѣми совѣт укрѣпляют о семъ, что, оставя прочая грады, взяти Троецкой монастырь: и всѣ пути к царствующему граду тѣм заимутся. Но смущающеся о том, занеже множество их погибло под Троецким Сергиевым монастырем.
Но что творитъ вселукавый? Влагает мысль руским сыновом от ближних градов, и о каковѣ безумии прелстишася и совѣтующе рекоша: «Аще убо стояще пребудем с поляки вкупѣ на Москву и на Троецкой монастырь, то помѣстья наши не будут разорены». О прелести вражиа! Тлѣнная имѣниа соблюдающе, нетлѣнныя же душа в вѣчныя муки отсылающе; богатство храняще, главы же своея не щадяще.
И тако совокупльшеся з Зборовским полком и с тушинскими литовъскими людми, и с рускими измѣнники и от многих градов дворяне и дѣти бояръские. И тако вси приидоша под Троецкой Сергиевъ монастырь и обьявивше множество силы своея избранныя и множеством богатства своего хвалящеся, играюще же во многие игры и посылающе ко обители чюдотворца руских людей, простую чадь, с вѣстью и научающе глаголати, что нѣмецъ и руских людей побили и воевод поимали, а князь Михаилъ добилъ челом на всей воли панъской. И зовуще из града на зговор Михайло Салтыков да Иванъ Грамотин[85] троецких людей и сказываху, что «и Москва уже покорилася, и царь Василей и з бояры у нас же в руках». Такоже и дворяне с клятвою лжуще во едину рѣчь с поляки, и ни в чем же не разньствоваху, глаголюще: «Не мы ли бѣхом с Федором с Шереметевым? И се вси мы здѣ. И каа вам надежа на силу понизовъскую?[86] Мы же познавше вѣчного своего государича, и сего ради вѣрно служим ему. Царь же Дмитрей Иванович посла нас пред собою. Да аще ли ему не покоритеся, то сам за нами приидет со всѣми полскими и литовскими людми, и со князем Михайлом и с Федором Шереметевым и со всѣми рускими людми; тогда же челобитья вашего не приимем». И ина многая приѣжжающе блядяху льстяще. Таковѣми бо змииными лестьми многие грады пельстивше погубиша.
Милостию же Пресвятыя Троица не токмо умнии, но и простии не внимающе сему никако же, но единѣми усты вси отвѣщеваху: «Господь с нами, и никто же на ны![87]Добро убо и красно лжете, но никто же имет вамъ вѣры. И нань же пришли, творите, мы же готови есмы к вам на брань. Аще бы есте сказали нам, что князь Михайло под Тверью бреги поровнялъ тѣлесы вашими, и птицы и звѣри насыщаются мертвости вашея, то добрѣ быхом вѣрили. Нынѣ же, вземше оружиа, пронземъ сердца другъ другу и растешемся полма и разсѣчемся на части. И егоже во вратѣх небесных оправдит Господь, той есть творяй и глаголяй правду».
Видѣвше же злии врази, что не ищут троецкие сидѣлцы живота, но смертнаго пирьшества любезно желающе, и тако ко второму дни на приступъ строятся. Пан же Зборовской, ругаяся и понося Сопѣге и Лисовъскому и всѣм паномъ, глаголя: «Что бездѣлное ваше стояние под лукошком? Что то лукошко взяти да ворон передавити? Се убо вы нерадѣниемъ творите и хощете чернью збитою взяти». И уготовавше же ся сами къ приступу, а чернь отослаша от себе, развѣ казаковъ Лисовских. И положивше совѣт на сонных приити в ту же нощь, какъ пришел Зборовской от брани со княземъ Михайлом, и с ним прииде Левъ Плещѣевъ да Федор Хрыпуновъ.[88] Глаголют бо, яко на ту нощь видѣша литовские люди с небеси велику звѣзду спадшу среди монастыря и разсыпашася от нея по всему монастырю огненыа искры.
Бысть же сей приступъ третий великий июля въ 31 день, канон Госпожиных заговѣнъ.[89] Во обители же чюдотворца тогда здравых отнюдь боле двою сот человѣкъ не бяше. В нощь же ту, егда к приступу уготовашася литовские люди и руские измѣнники, тогда на воздусѣ луны, яко огнь, скакаху, и всю нощь от небесных звѣздъ свѣтъ сиаше великий, и яко видящеся падаху над монастырем и въ округ монастыря. Троецкое же воиньство и вси православнии християне, мужи и жены, бьющеся со враги чрез всю нощь беспрестанно, яко и на прежних приступѣх.
И ино же прежним подобно явление бысть, якоже прежде многим началникомъ кровопийцам во снѣ, и тии в суету сонную вмѣниша. Ныне же на увѣрение истинно не во снѣ, но наявѣ показася текуща рѣка. Но в то время о семъ ничтоже во обители чюдотворца увѣдено бысть; по престатии же ранъ праведных наказания от Господа и уже в покаянии с клятвами имени Божиа истинно свѣдѣтелствовася сице.
Повѣда Андрѣй, зовомый Болдырь, атаман казачей, и с сущими под нимъ казаки. И сии по обычаю своему готовящеся къ приступу и позападше около прудов, ждуще времени. И се видят явно, яко течет рѣка велми быстра между ими и монастырем, в волнах же сломленое великое колодие, и выскидие, и лѣс мног несет, и с корениа же несет великое древие, камень и песокъ изо дна, яко горы велики восходяще. Бога же свидѣтеля представляа тому, яко видѣша два старца, сѣдинами украшена, яко снѣгом, и кличюща съ града ко всѣмъ, видящим сиа, вопиа же гласом великим: «Всѣм вам бѣдным такъ плыти! Что о себѣ не разсудите!» Нам же друг з другом шепчющим: «Что ся вам видит и слышит, братие?» И вси единогласно друг ко другу глаголахом: «Се не привидѣние, но яве видимъ реку грозну текущу и страшно ломлющу древеса и выскитие и камень мещущу изо дна». И сия глаголюще, на старца же вси зрѣхом вкупѣ. Вѣдуще же вси, яко нѣсть меж нами и монастырем рѣки и нѣсть древес великих, и начахом вси скорбѣти, глаголюще: «Се знамение быти всѣм нам побитым». И еще слышахом глас глаголющъ многих по граду: «Ложитеся спати, нѣсть убо и не будет ничтоже». И медлящим намъ в совѣтѣ, и не видѣхом рѣки, и все бысть, аки и прежде. И егда хотѣхом бѣжати, и внезапу поидоша со всѣхъ стран к приступу и мы убо, аки связани и гоними, идохом къ смерти и не удержавшеся с прочими двигнувшеся. И слышахом, з города прежде двожды или всего трижды стрелиша, и за измѣну нашу вражию с сторону нашу много побитых обрѣтшеся, а не вѣдомо, хто их побилъ. И стремъглавъ вспять неустройно вси мещущеся, от приступа того разбѣгошася, и к тому прочее на приступы не приложиша приходити. На стѣнѣ же градстѣй едину жонку убиша и никого же кромѣ ея не раниша.
Зборовской же избранное воиньство, оружных людей многих изгуби. Его же слезна зряще, Сопѣга и Лисовской съ своими воинствы подсмѣваху: «Что ради не одолѣлъ еси лукошку? Исправися еще, толикъ еси храбръ, не посрами нас — разори, шед, лукошко сие, учини славу вѣчную королевъству полскому. Нам не за обычей приступы; ты премудръ, промышляй собою и нами».
И ихже сиа от видѣвших насъ остави Господь на покаание и на обличение самѣм себѣ. Аз же, Андрѣй, с ними. Всегда плакахомся и размышляюще, да не како живых нас пожрет земля, и улучивше время, таи отбѣгохом.
О ОТЧАЯНИИ ПОМОЩИ ЧЕЛОВѢЧЕСКИА И СКОРБѢНИЕ ПОБИВАЕМЫХ У ДРОВЪ И У ПРОЧИХ ПОТРЕБ
Многу же бѣду и многу напасть и кровь проливаему всегда зряще мучающеися во обители чюдотворца, паче же по послѣднем семъ третеемъ приступѣ, на выласках, и побивающе множество градских у добытия дров за градом, и искушаются сердца и разумы нетерпѣливых, и в неблагодарении уста отверзаютъ и возмущают крѣпость твердостоятелных, и мнози глаголют стропотная и развращенная сицевая: «Се колико время продолжается пролитие крови нашея, и еще что конецъ бѣдѣ сей? Что ложно упование наше о царѣ Василии? Се день ото дне ждем помощи и изручениа, но вся суть ложна. Уже бо гради росийстии вси соблазнишася и вси к вором приступиша, и ниоткуду нѣсть нам на помощь ратных воинствъ, всѣм бо до себе прииде. И како совершатся главы наша мечным поядениемъ?»
И мнозѣм руцѣ от брани престаху, всегда о дровѣх бои злы бываху. Исходяще бо за обитель дровъ ради добытиа, и во град возвращахуся не бес кровопролития. И купивше кровию сметие и хврастие, и тѣм строяще повседневное ястие, к мученическим подвигомъ зелнѣ себѣ возбуждающе, и друг друга сим спосуждающе. Идѣже сѣченъ бысть младый хврастъ, ту разсѣченъ лежаше храбрых возрастъ. И идѣже рѣжем бываше младый прутъ, ту растерзаемъ бываше птицами человѣческий трупъ. И неблагодаренъ бываше о сем торгъ, сопротивныхъ бо полкъ со оружием прискакаше гордъ. Текущим же на лютый сей добыток дровъ, тогда готовляшеся имъ вѣчный гробъ.
Во вратѣх же убо града всегда входящеи и исходящеи сретающе глаголаху сице: «Чимъ, брате, выменил еси проклятыя дрова сиа, другом ли или родителем, или своею кровию?» И ихже Господь еще закры, тии благодарствоваху, а их же суд постиже, тии злѣ рыкаху. Отецъ бо исхождаше, да препитает си жену и чада, и брат бата и сестры, такоже и чада родителей своих. И вкупѣ вношаеми бываху дрова и человѣческая глава. И брашну сострояему злѣйшею цѣною, и всяк, зря на огнь, «ох-ох, — глаголаше, — о, отче мой, почто мя роди: да кровь твою изъѣм и испию?» Матерем же вопиющим: «О, чадѣ мои, се не брашно строится, но аз за вами въ смерть готовлюся!» Братиа же братию обрыдаху глаголюще: «О, утроба матере нашея, почто не заключи наю, да не изъѣмы друг друга!» Инии же от жестости вопреки тѣм глаголаху: «Ни, братие, не скорбите: мы днесь тѣх поты и кровию напитахомся, заутра же и нашими поты и кровию оставшии напитаются. Нѣсть бо мы тому винни, но судит Всесилный злодѣем нашим о семъ».
И таковому убо бывающу унынию, от царя же никако же надѣяхуся изручениа. И о том скорбяще, что у врагов Божиих сторожи крѣпки и вѣсти къ государю царю учинити немощно о великих прежереченных приступѣх и о оскудѣнии во градѣ воинскими людми.
О ЯВЛЕНИИ ЧЮДОТВОРЦА СЕРГИЯ
Дивный же в чюдесѣх великий Сергий паки является пономарю Илинарху, глаголя сице: «Рцы братии и всѣм ратным людемъ: почто скорбят, что вѣсти послати к Мосъквѣ нелзя? Аз послах от себя к Москве в дом Пречистые Богородицы и к мосъковским чюдотворцом всѣмъ молебное торжество совершити трех учеников своих: Михѣя, да Варфоломѣа, да Наума,[90] въ третьемъ часу нощи. И воры и литва видѣша ихъ. И почто слуга не возвѣстил, еже слыша от враговъ, что видѣша их? К манастырю бо пришедше, о том сказаша сами. Вы же шедше из града глаголите врагом: „Видѣсте вы старцов, почто не изымасте их? Се будет от них на вас побѣда, да и на Москвѣ всему граду будет вѣдомо о них”». Еже и бысть.
Видѣша бо их в то время на Москвѣ пришедших со множеством хлѣбов печеных на возилѣх на Троецкое подворие в Богоявленской монастырь. И невидими быша. О сем убо впреди слово изъявлено будет[91] <...> нынѣ же сие оставльше, и еже во обители чюдотворца во осадѣ сотворшееся да глаголется.
Воеводы же и все воинство, сия слышавше от Илинарха, и начаша испытовати, кто у литовских людей что слыша. Слуга же Федоръ Чюдиновъ исповѣда все по ряду сице: «Мнѣ убо, — рече, — на сторожи хранящу повелѣнное, и подшедше близ сынове вражии грозяще глаголаху: „Что надѣетеся о сем, еже посласте трех мнихов к Москвѣ? Не минуша бо стражу нашу; аще и два утекше, но единого поимахом”». Мнози же не имуще о семъ вѣры.
И во вторый день воевода посла за город дворян и нарочитых от воинства к паном на искус о старцех увѣдети. И несогласны быша рѣчи от панов глаголющих: «Послали-де вы к Москвѣ трех мниховъ, под двѣма лошади кари, а под третьимъ стреката; и на сторожу нашу наѣхали, и сторожи наши ихъ перехватали и дву казнили, а третьего къ царику послали». Инии же воспрещаху между собою: «Не лжите, — глаголюще, — никого же не поимахом». И таковая нѣцыи от православных слышавше и смѣющеся им глаголаху: «И хто именем они, ихже в вязнех держите, и каковы образом, и что вѣстей сказаша вам?» И ругающеся они словесы мятяхуся.
Воеводы же, посовѣтовавше и просяще общей милости у Живоначалной Троицы, изшедше на выласку истиннаго ради увѣдениа чюдеси, и взяша языка нарочита шляхтича и возвратишася во град ничим же не вреждены. И в роспросе и у пытки пан сказалъ: «Поѣхали-де от вас к Москвѣ три мнихи и наѣхали на нашу сторожу, и они за ними гониша, да не догнали. Се же паны солгаша, что поимали. Истинно вам сказую, яко не поимали ни единого, лише бахматы свои поморили. Под старцами же шкапы добрѣ худы, но яко крылаты».
О семъ же вси радостным сердцем благодарение воздаяху Владыцѣ всѣх Богу и угоднику его великому Сергию чюдотворцу. И по времени, егда получиша возможение, и о всем о сем къ царю Василию писаниемъ возвѣстиша.
О ТОМ ЖЕ СВИДѢТЕЛЬСТВО
И того же дни вечеръ, в онже истино изыскано и увѣдено бысть прошествие нетлѣнных гонцов, старецъ нѣкто в болницѣ немощен бѣяше и слыша таковая глаголемая о чюдесѣх великого Сергия чюдотворца и размышляше, лежа на постели своей просто: «Какие то лошади, и будет ли то истина?» Сиа же ему мыслящу, обратися к стѣнѣ, и се слышит болницу ту оттворшуся и топот ногъ идущу. Он же не обратися позрѣти, занеже мног восход и исход болным тогда в келии той, и мнози бѣднии от мирских чади ту же живуще. И слышит старецъ той кличюща его: «Обратися сѣмо, да скажу ти нѣчто!» Старецъ же не обратися к нему и рече: «Скажи, брате, что есть; не могу убо превратитися, и вѣси и сам, яко боленъ есмь». Той же паки рече к нему: «Обратися, что ленишися!» Старецъ же отрече: «Не хощу вредитися, повѣдай просто». Мняше бо старец, яко тоя же келии нѣкто се глаголет ему, тѣм же и не хотяше зрѣти нань. И премолчавъ предстояй начат поносити ему, глаголя: «Что безумствуеши, старче, что непокоривъ еси? Се ли иночество ти? Или нѣсть милости у Бога, еже подати здравие немощи твоей?» Старецъ же о поношении размышляше и в себѣ мысля: «Кто напрасньствует ми? Когоже азъ оскорбих?» И восхотѣ обратитися, и всею силою двигся, и се на ногу своею здрав ста. И позна чюдотворца по образу, написанному на иконѣ. Глагола же ему великий чюдотворец Сергий: «Что сумнишися? Истинно послах ученикъ своих». И старец, простъ сый, рече: «И на чемъ послал еси, государь нашь?» Преподобный же отвѣща: «Ихже конюшей Афонасей Ощѣрин скудости ради корма трех слѣпых мѣриновъ в надолобы изгна внѣ монастыря, на тѣх послах. Повѣждь же всѣмъ о сем: не толико ми гнусно смрад блуда согрѣшающих мирян, елико же инок, небрегущих своего обѣщаниа. И под стѣнами града обители моея всѣх врагов пришедших потреблю, нечисто же во обители сей и двоемыслено живущих погублю и со осквернившимися управлю». И сек рекъ, невидим бысть.
Старецъ же разумѣ себе здрава и страхом многим одержим, и плакася до утрени о прерѣковании ко святому. И о себѣ прииде въ церковь и повѣда всѣм чюдотворца глаголы. И поискавше всюду тѣх меринов слѣпых и не обрѣтоша, или кто видѣ их, въ слух ни у кого же не услышаша. И увѣришася истинно по словеси святого Сергия чюдотворца, и воздаша славу вси о семъ Господу Богу, творящему дивная. Сих же ученикъ святаго пришествие не невѣдомо бысть в царствующем градѣ Москвѣ. О семъ убо, паки глаголю, въпреди слово изъявитъ <…>
О БОЮ СО КНЯЗЕМ МИХАЙЛОМ ПОЛСКИМ И ЛИТОВСКИМ ЛЮДЕМ И РУСКИМЪ ИЗМѢННИКОМЪ
Разрушителю же бранем, князю Михайлу, приближшуся х Колязину монастырю,[92] сопротивницы же, полские и литовские гетманы, и полковники, и рохмистры, коиждо своими полки: Александръ Зборовской, и Сопѣга, и Лисовской, и Иван Заруцкой,[93] поидоша паки против князя Михайла Васильевича Шуйского Скопина и нѣмец Переславъскою дорогою, мѣсяца июля въ 5 день на память преподобнаго отца Афонасиа Афоньскаго и преподобнаго отца нашего Сергиа Радонежскаго чюдотворца на обрѣтение честных мощей его, во втором часу нощи. Приидоша же на Волгу под Колязин монастырь в село колязинское Пирогово. Князь Михайло же Васильевич и со благочестивым московъским воинствомъ, и сь Яковом Пунтосовым,[94] и с Велгоремъ,[95] и со многими немецкими людми ополчивъшеся на Волгѣ противу их.
И посла князь Михаилъ воевод Семена Головина, князя Якова Борятинсково, Григорья Волуева, Давида Жеребцова со многими людми за Волгу на перевоз к Николѣ чюдотворцу в слободу на рѣчку Жабну под литовских людей, чтобы за тое рѣчку не перепустити их. Рѣчка бо та топка зѣло и ржависта. Литовские же увидѣвше московских людей, и абие, яко лютыя звѣри, устремишася на лов. Благодатию же Божиею на томъ бою многих полских и литовских людей побили и поранили, мнози же от них, на грязѣх погрязше, погибоша, прочии же в бѣгство устремишася к болшим людем в село в Пирогово. Воеводы же о семъ послаша вѣсть ко князю Михайлу, чтобы вскорѣ рѣку перевезся, еже и бысть.
Литовские же гетманы и их полковники всѣми полки своими устремишася на руское воинство. И съступишася обоих полцы, и бысть сѣча зла, и сѣчахуся на многих мѣстех, бьющеся чрез весь день. От оружейново стуку и копейного ломаниа и от гласовъ вопля и кричания обоих людей войска, и от трескоты оружиа не бѣ слышати друг друга, что глаголет, и от дымного курениа едва бѣ видѣти, кто с кѣм ся бьет. И яко звѣрие рыкающе, злѣ сѣчахуся.
Солнцу же достизающу на запад, и возопиша вси православнии къ Богу, со умилением вопиюще от сердец своих: «Виждь, Владыко, кровь рабъ твоих, неповинно закалаемых! Такоже и ты, преподобне отче, Макарие, помолися за ны къ Богу и помози нам!» И уже близ вечеру сущу, услыша Господь молитвы раб своих, и нападе страх велий на врагов Божиих, и ужасом великим одержими, в бѣгство устремишася. И побѣгоша друг друга топчюще, гоними гнѣвом Божиим. Руские же полцы гнаша литовских людей и сѣкуще до Рябова монастыря;[96] и многих литовских людей побили и поранили, и нарочитыхъ панов многих живых поимали. И с великою побѣдою и одолѣнием возвратишася под Колязин монастырь со многою корыстию.
Полские же и литовскиа люди и руские измѣнники, яко же ис под Твери, тако ис под Колязина монастыря не путьми возвращьшеся вспять и конечнѣ хотяще разорите дом Пресвятыя Троица, и люте належаще бранию. Оставши же мали суще числом и друг друга водяще, со враги боряхуся.
По сем же из Сопѣгиных табаръ в Троицкой Сергиевъ монастырь выѣхал пан Янъ, а с ним 4 пахолки, да два человѣки руских и сказали, что под Колязиным монастырем князь Михайло литовских многихъ людей побилъ и поималъ.
Того же дни воеводы устроили ис Троицкого Сергиева монастыря выласку на рѣчку Коншуру, на бани литовские, и многих у бань побили черкасов и казаков, и бани их сожгли, и шесть человѣкъ живых взяли. И языки сказали, что подлинно литовских людей князь Михаилъ под Колязиным монастырем побил. 0 сем же вси людие благодаръствоваху Бога, и возврадовашася и благонадежни быша, чающе избавлениа от Бога, и со враги крѣпко боряхуся.
О ЛЬСТИ ПОЛЯКОВ И О ВЗЯТИИ СКОТА ИХ
Богоборцы же, полские и литовские люди, такоже и руские измѣнницы, егда поражени быша от руских людей, паче же от Бога, бѣгуще ис под Колязина монастыря, плениша многие волости и села и деревни Ростовской, и Дмитровъской, Переславъской и Слободской уѣздъ, и множество всякого скота награбиша, и наругающеся градскимъ людем гладным, иже сѣдяху во осадѣ во обители чюдотворца Сергиа, и попущаху великиа стада скота по запрудной сторонѣ по Красной горе и на Клементѣевском полѣ, вкупѣ же и блазняще из града осадных людей на выласку, чтобы отъѣхати их от града. И того по много время попущающе стада въ день и в нощь. Они убо лукави суще, яко лисица и яко хищнии волцы, сатаниным коварством сие умыслиша над гладными сидѣлцы. Богъ же не оставляет рабъ своих, уповающих нань, и совѣт ихъ той тако не совершися.
Мѣсяца же августа въ 15 день в самый свѣтлый всемирный праздник Пресвятыя Владычица нашея Богородица честнаго и славнаго ея Успения, из Сопѣгиных табаръ по первому своему злому лукавству, паки попустиша скот свой въ преждереченое мѣсто. Троецкие же сидѣлцы, конные выехавше из града тайно Благовѣщенским врагом, сторожей литовских побили, и, залучивъше стада их, погнаша ко граду. С Пивного же двора изшедше пѣшие люди и тако вогнаша скотъ во град, благодаряще Бога и Пречистую Преблагословенную Владычицу Богородицу и великих чюдотворцов Сергиа и Никона, яко здравы отидоша от толика воиньства литовских людей, и ничим же не вреждены, толицы мали суще числомъ. Еще же и о сем дивно есть: егда скот погнаша к монастырю, тогда той скотъ сами скоро потекоша к монастырю, и ничим же задержими во градъ внидоша.
О ПРИХОДѢ ВО ОБИТЕЛЬ ДАВИДА ЖЕРЕБЦОВА СО МНОГИМИ ЛЮДМИ, И О ПРЕПИТАНИИ РАТНЫХ МОЛИТВАМИ ЧЮДОТВОРЦА, И О УМНОЖЕНИИ МУКИ И СУХАРЕЙ И РЖЫ, И О БЛАГОДАРЕНИИ АРХИМАРИТА ИАСАФА И О НИЩЕЛЮБИИ ЕГО, И О ПОБѢГЕ СОПѢГИНЕ И ЛИСОВСКОГО со всѢми людми
Слышаще же в Троецком Сергиеве монастырѣ, яко князь Михайло ис Переславля изгна литву и руских измѣнников и мостяща пути трупом нечестивых даже и до слободы Александровы[97] и строящася добрѣ пути кровныя изсушити. Архимарит же Иасафъ, и иноцы, и воеводы, и прочии сидѣлцы посылают ко князю Михайлу Васильевичу от дому чюдотворца, просяще с моленьми помощи, понеже оставшии людие изнемогоша.
И послан бысть от князя Михайла воевода Давидъ Жеребцовъ, а с ним 600 мужей избранных воинъ и триста сим служащих. Молитвами же чюдотворца проидоша ничим не задержани, ни подзаратаи, ни стражами не увѣдены быша, и легцы суще всего протекше скоро.
Не имуще с собою ко препитанию никакихъ потреб, оскорбляются, а не пекутся о препитании мучащихся в бѣдах, но строят о себѣ полезная. И вземлет Давидъ все строение на себя, и запасом монастырским памяти счетныя отъемлют же. За рукою старца Макариа взял в житницах 20 четвертей ржы, да 200 четвертей сухарей, да в хлѣбне муки ржаные 40 четвертей, да овса 7776 четвертей. Мелница же конская испорчена тогда, и лѣсу не бысть, и строити еѣ нѣчим. Такоже и молоти нѣкому, людие бо трудники вси изомроша, и мелюще токмо на день по три осмины ржы или овса, пекуще же на день по четыре квашни, в квашни же по 5 четвертей. Да к тем же хлѣбом по вся дни емлюще в трапезу сухарей четвертей и по девяти, и по десяти, и по 11.
Архимарит же Иасафъ, яко же исперва начат, тако же и до сего времени печашеся о бѣдных и нищих, и бѣ око слѣпым и нога хромымъ. Аще и не своима рукама и ногама, но всѣх всячески упокоевая и без слезъ немогий взирати на плачющая и скорбя с воздыхающими, и всякъ просяй что и тщама руками не отхождаше от него.
Оставшии же иноцы, видяще ратных насилование, отца же Иасафа к бѣдным и нищим попечение, и яко же преже о том роптаху нань, тако же и в то время и потомъ, и в лице тому пришедше сваряхуся. Боголюбивая же душа прощениа просяще от всѣх и тихими словесы наказуя о всемъ благодарити Господа. И рекъ: «Лучше нам умрети, неже престати сирот миловати. И не оставит насъ великий Сергий гладом истаяти». Зрите вси слышащеи, колик скоръ заступник уповающим нань, великий отецъ нашь Сергий. Убо сей Иасафъ простъ сый, ни пророкъ, ни знаменоносецъ, но уповав вѣрою и не посрамися, яко вдова она, питавшая Фезвитенина, послуша бо того глагола, и не оскудѣша малыя пригорщи в три лѣта и мѣсяца 6.[98] Воистинну бо «праведницы и по смерти живи суть»,[99] якоже и днесь пред очию всѣх содѣяся. Мнѣша бо тогда иноцы оставшии, еже на едину седмицу дней токмо пищи, протягну же ся время от малых тѣх останков на 84 дни, октября съ 19 генваря по 12 день. В той бо день Сопѣга и Лисовской от Троицы со всѣми людми с полскими и литовскими побѣжали къ Дмитрову.
О ПОМОЩИ ЧЮДОТВОРЦА И О НЕНАДЕЖНЫХ ВЫЛАСКАХ
Дивно же се всегда бываше, егда исперва сѣдоша людие во осадѣ в Троицком Сергиеве монастырѣ даже и до пришествиа Давида Жеребцова, егда исхождаху на брань к сопостатом: егда убо устроятся людие и уготовятся с великим опасениемъ, то не всегда на добро бываше изшествие; аще ли о чем надежно изыдут, то и пагуба бываше. Похвалное же что содѣяся, и то не урядством, но послѣднею простотою. И дива слышание достойно.