И егда начаша из града выходити за три часа до свѣта, и абие наидоша облацы темныя, и омрачися небо нелѣпо, и бысть тма, яко ни человѣка видѣти. Таково Господь Богъ тогда и время устрои своими неизреченными судбами.
Людие же вышедше из града и ополчишася. И абие буря велика воста и прогна мрак и темныя облаки, и очисти воздух, и бысть свѣтло. И егда удариша в осадные колокола потрижды, тако бо повелѣно имъ вѣсть подати, Иван же Ходырев с товарыщы, призвавше на помощь Святую Троицу и крикнувше многими гласы, нарекше ясакъ Сергиево имя, и вкупѣ нападоша на литовских людей нагло и мужественно. Они же, услышавше ясакъ той, и абие возмятошася и, гнѣвом Божиимъ гонимы, побѣгоша.
В то же время от Святых ворот голова Иван Внуков с товарыщы и со всѣми людмиприиде противъ подкоповъ на литовских людей, возвавше той же ясакъ, збивше литву и казаковъ под гору на Нижней монастырь и за мелницу.[58] А Иван Есипов с товарыщы своимъ полком бьющеся с литвою по Московъской дорогѣ по плотинѣ Красного пруда до Волкуши горы. Старцы же Сергиева монастыря ходяще в полкахъ, бьющеся с литвою, и укрѣпляюще люди не ослабляти в дѣлех. И тако вси охрабришася и бьяхуся крѣпко, глаголюще друг другу: «Умрем, братие, за вѣру христианскую!»
И благодатию Божиею тогда обрѣтоша устие подкопа. Въскочьше же тогда во глубину подкопа ради творимаго промысла крестьяне клемянтиевские Никон, зовомый Шилов, да Слота; и егда же зажгоша в подкопѣ зелие с калы и смолу, заткавше устие подкопа, и взорва подкопъ. Слота же и Никон ту же в подкопѣ згорѣша.
Градстии же людие приступающе крѣпко к Волкушѣ горѣ к наряду литовскому; они же стрѣляюще из-за туровъ. Тогда же ранили голову Ивана Есипова и троецких людей прогнали до Нижняго монастыря. Голова же Иванъ Внуковъ, обратився съ своими людми от Нижнево монастыря по плотинѣ и по пруду, и прогна литву и казаков на Терентѣевскую рощу и до Волкуши горы, побивающе ихъ нещадно. Троецкой же слуга Данило Селевинъ поносим бываше отъѣзда ради брата его Оски Селевина, и не хотяше измѣнничья имени на себѣ носити и рече пред всѣми людми: «Хощу за измѣну брата своего живот на смерть пременити!» И с сотнею своею прииде пѣшь к чюдотворцову Сергиеву кладязю[59] на измѣнника атамана Чику с казаки его. Данило же силенъ бяше и гораздъ саблею и посѣкая многих литовъских людей, к сему же и трех вооруженых на конех уби. Литвин же удари Данила копиемъ в груди, Данило же устремися на литвина того и уби его мечем, сам же от раны тоя начатъ изнемогати крѣпце. И вземше его, отведоша в монастырь, и преставися во иноческом образѣ.
Головы же Иванъ Ходыревъ, Борис Зубовъ со своими сотнями прогнаша литву и казаковъ за мелницу на лугъ. А Иван Внуков остася на Нижнем монастырѣ. Атаман же Чика уби Ивана Внукова из самопала. И отнесоша его в монастырь. И бысть троецким людем скорбь велиа о убитых дворянех и слугах, понеже быша мужествени и ратному дѣлу искусни.
Троецкое же воиньство паки исправяся убили дву полковников, дворян королевских, Юрья Мозовецкого да Стефана Угорскаго, да четырех рохмистровъ желнырьских и иных панов, и всяких людей многих побили и поранили. А живых поиманых языков во град введоша.
О ВЗЯТИИ ЛИТОВСКОГО НАРЯДУ
Того же дни градстии людие, овии убо от многаго труда во град внидоша, овым же еще дерущимся с литвою и с рускими измѣнники, нѣкоим же боголюбивым иноком вложи Богъ благую мысль, и приидоша на Пивной дворъ к чашнику старцу Нифонъту Змиеву глаголюще: «Отче Нифонте! Врази наши одолѣвают намъ, но Святая Троица дарова нам бѣдным велику помощь над враги: подкопы их отняли и зарушили; и к тебѣ сего ради приидохом: даждь намъ о сем совѣтъ, чтобы еще отняти у литовских людей на Красной горѣ туры и своему воиньству помощь и отраду сотворити». Старец же Нифонтъ, и с прочими старцы посовѣтовав, и вземше с собою двѣстѣ человѣк ратных и старцовъ тридесят и поидоша с Пивново двора на выласку; и прешедше прудовую ручевину, и взыдоша на Красную гору к туром и к наряду литовскому.
Вѣсть же в манастырѣ учинися, яко троецкое воиньство на литовской наряд поидоша. Осадные же люди скоро пришедше ко вратом градным х Конюшеннымъ и нужею воеводу Алексѣя Голохвастова и приставов вратных премогоша и градная врата сами отвориша и устрѣмишася спѣшно к туром, взыдоша на Красную же гору. Литва же и руские измѣнники из-за туров своих стрѣляюще изо многих пушек и пищалей и из мѣлково оружиа, и збиша людей троецких под гору к Пивному двору. Множество же народа паки второе устремишася нуждею и взыдоша ис-подгория великою силою, приступающе к туром, к наряду литовскому. Богоборцы же начаша стрѣляти изо многих пушекъ с Волкуши горы поперегъ троецкого воиства и в тыл с Терентиевъские рощи и мног мятеж учиниша и ужасть в троецких людех. Они же видѣвше, яко устрашишася троецкое воиньство от стрѣляниа их, и абие полки их литовские и руские измѣнники вси, въскорѣ вышедше из-за туров своих, и градских людей всѣх под гору согнаша. С стѣн же градских стрѣляюще по них, возвратиша их вспять. Они же возвращьшеся и заиграша во вся игры, яко градьских людей прогнаша от наряду своего.
Градские же люди совѣтовавше отоити во враги: в Благовѣщенской, да в Косой, да въ Глиняной враг, инѣм же троецким еще бьющемся с литвою за Круглым прудом и за Капустным огородом близ Келарева пруда. И озрѣвшеся и не видѣвше градских людей на горѣ, ни у Пивного двора единого человѣка, и ужасошася, мнѣвше всѣх побитых от литовских людей, но токмо видяще у Святых ворот и на Нижнем монастырѣ перьвых людей вылазных дерущихся с литвою и с казаки.
Градские же люди утаившиися во врагѣх: в Благовѣщенском, и в Косом, и в Глиняном. От них же Иван Ходыревъ да троецкие слуги, Ананья Селевин с немногими людми, всѣдше на кони и устремившеся полем позади туров литовского наряду; и бѣ полчекъ их малъ зѣло, пред полчком же тѣм троецким, глаголют, видѣша з города многие люди воина вооружена, лице же его, яко солнце, конь же под ним, яко молния блистаяся. И в той час въскочивъ с людми троецкими в первые туры, такоже и во вторые, и в третие, и в четвертые, и в пятые, и обьявителна видѣша его Божиа посланника и помогающа православному христианству, дондеже и наряд взяша. И тако невидимъ бысть, даровав помощь и одолѣние на враги.
Троецкое же воиньство, конные и пѣшие, скрывшеися, вскорѣ изо враговъ вышедше, приступльше к первым туром к литовскому наряду. Литва же и казаки руские побѣгоша к другим туром. Градские же люди, побивающе их лютѣ, такоже из других и ис третьихъ выгнаша; о четвертых же и о пятых турах наряду своего литва и казаки укрѣпишася и бияхуся крѣпко. И ту под Борисом Зубовым убиша коня. Литва же многие люди скочьше хотяху Бориса жива взяти. Троецкой же слуга Ананья Селевин мужествен и с прочими воиньскими людми устремишася на литовских людей, и прогнаша их за туры. Вскоре же подоспѣша к ним многие люди, Иван Ходырев и с ним дѣти бояръские, и слуги, и все множество народа, и внидоша в четвертые и пятые туры к литовскому наряду. Слуга же Мерькурей Айгустов первѣе всѣх поспѣ к туром. Пушкарь же литвин уби Меркурья ис пищали. Тому же пушкарю отсѣкоша главу.
И тако помощию Живоначалныя Троица многих литовских людей побили и языков нарочитых панов живых взяли с литаврами и с трубками и со многими знамяны во град введоша. Да тут же взяли восмь пищалей полуторных и полковых и всякого оружиа литовского, затинных и изрядных сампопалов и рушницъ, копей же и кордовъ, палашей и сабель, пороху же бочки и ядеръ, и всяких запасов множество во град внесоша. Останцы же с турами и с тарасы и со оставшимся зелиемъ вся огню предаша. Людей же троецких убитых и раненых побраша и во град внесоша. Пламени же разливающуюся и поядающу зданиа еретикъ, гетман же Сапѣга, видѣвъ заимающася огнем твердѣйшая станища своя, побѣже в табары своя, такоже и злый еретикъ лютор Лисовской.
Вся же сиа содѣяся во един день в среду, мѣсяца ноября въ 9 день, на память святых мученикъ Анисифора и Порфириа. За три убо часа до свѣта начаша битися и до самого вечера кровь лияшеся. В той день подкопы зарушили и наряд литовской взяли. И благодатию Пресвятыя Троица бысть в Троецком Сергиеве монастырѣ радость и веселие всему православному христианьству о величии Божии, яже сотвори Богъ преславная в той день.
Боголюбивый же архимарит Иасаф с братиею повелѣ звонити даже и до полунощи. Сам же со освященным собором и со всею братьею в храмѣ Трисоставнаго Божества молебны поюще, хвалу и благодарение возсылающе Богу, и Пречистѣй Богородицы, и великим чюдотворцом, Сергию и Никону, и всѣм святымъ, иже от вѣка Богу угодившим.
Изочтоша же троецких всяких побитых людей того дни 174 человѣки да раненых 66 человѣкъ. Архимарит же убьенных погребе честно соборнѣ, а раненых постричи повелѣ. От них же первый Иван Внуковъ — во иноцех Иона, Иван Есиповъ — во иноцѣх Иосиф, Данило Дмитрѣевъ сынъ протопоповъ с Москвы от Покрова со рву — во иноцѣх Давыдъ, троецкие слуги Данило Селевин, Меркурей Айгустов — в иноцех Мефодей, и иные многие. И причастишася Святых Таинъ Христа Бога нашего, преставишася ко Господу.
Воеводы же и дворяне, и все воиньство Сергиева монастыря, изшедше за град соглядати трупиа мертвых литовских и руских измѣнников на Красной горѣ у наряду их во рву и въ ямах побитых, и у прудовъ у Клемянтѣевъсково, и у Келарева, и у Конюшенново, и у Круглово пруда, и около церквей Нижнево монастыря, и около мелницы, и против Красных ворот у подкопных рвовъ, и смѣтивше литвы и измѣнников болши полуторых тысяч, да сказали полоняники и выходцы, раненых до 500. Воеводы же и все христолюбивое воиньство приговорили со архимаритом и з братьею послати к Москвѣ къ государю съ еунчем сына бояръсково переславца Ждана Скоробогатово.
О ЗАВОДНЫХ ЛИТОВЪСКИХ ЛЮДЕХЪ
Гетман же Сапѣга и Лисовъской паки умыслиша совѣт лукав над троецким воиньством. В нощи заведоша множество ротъ конных и скрыша у рыбных садов и в Сазанове и в Мишутинѣ врагѣ, дабы имъ от града отъѣхати троецкое воиньство. И, приѣжжающе к надолобам, начаша манити людей из града. Людие же во градѣ, не вѣдуще безбожных лукаваго пронырства, и изшедше на выласку конные и пѣшие. Литва же лукавъствующе и на бѣгъство обратишася. Из града же людие за ними устремишася. Стражие же, увидѣвше с церкви заводных людей во врагах стоящих, начаша бити в осадной колоколъ. Тогда же возвратишася къ стѣнам градным. Видѣвше же лукавии, яко не улучиша желаемаго, и тако из лѣсов и изо враговъ, яко лютыя лвы ис пещер и из дубравъ, на православное христианство устремишася и притиснуша къ стѣнамъ градным. Градстии же людие тогда с стѣн многих литовских людей побили и живых взяли желныр четыри человѣки. Не возлюбиша же окаяннии из града частых подарков и ктому же приложиша близ стѣн приходити, и изо рвовъ своих и из ямъ, ископанных ими, разыдошася в табары своя.
О ВЫЛАСКИ НА СТОРОЖИ ЛИТОВЪСКИЕ И РУСКИЕ
Во един же от дний тѣх, еще убо тогда во градѣ Троецкомъ Сергиеве монастырѣ множество воиньства храбрьствующих на враги и борющеся, дни освѣтающу недѣлному, бысть велика мгла в зимнее время. Воеводы же паки устроиша выласку на заставы литовские, в Благовѣщеньской враг и на Нагорнюю заставу къ Благовѣщенскому лѣсу,[60]а иных людей послаша к Нагорнему пруду за сады на заставы руских измѣнниковъ. Изшедше же конные люди и заставу в Мишутинѣ врагѣ побили; вскорѣ же поспѣвше и на Нагорнюю заставу, и тое топташа по Красной горѣ вдоль и до Клемянтѣевского пруда и многих побили. Из Сопѣгиных же табаръ многие роты приидоша, и бысть бой великъ. Из града же вышедше на помощь многие люди, конные и пѣшие, и прогнаша литву паки до пруда Клемянтѣевского. Александръ же Лисовской, яко змий возсвиставъ со своими аспиды, хотя поглотити православных воиньство, и въскорѣ прииде с конными и с пѣшими людми и с рускими измѣнники с Терентѣевской рощи противъ Красных ворот на вылазных троецких людей, бьющихся с полком его, с рускими измѣнники, и, яко лютый левъ ревый, хотя всѣх поглотити. Троецкое же воиньство бьющеся с ними крѣпце, не могуще одолѣти, отоидоша от них в городовые рвы.
Литовских же людей с стѣн градныхъ многих побиша. Воеводы же из града еще к ним устроиша на помощь выласку конную, а голов с ними отпустили старцов Ферапонта Стогова, Малафѣя Ржевитина и прочих старцовъ двадесят человѣкъ. Они же изшедше и мужествено устремишася на литовских людей. К сим же поспѣвше с Красной горы бьющиися с литвою и с поляки, прочии же скрывшеся на Красной горѣ в Глиняном врагѣ. И преподобнаго и великаго аввы Сергиа и блаженнаго Никона молитвами их устраши Богъ, беззаконных. И видѣся Лисовскому, яко из монастыря тмочислено многое воиньство изшедших; и абие устрашися злый враг кровопийца и побѣже, гоним силою Божиею, со всѣм своим воиньством под гору за мелницу на лугъ и на Тѣрентеевскую рощу. Троецкое же воиньство побивающе их мужествено. Тогда же взяша жива рохмистра Мартьяша, славнаго ратоборца, и иных панов во оружии во град введоша.
Лисовской же ста в раздолии за горою за Волъкушею, к нему же приидоша вскорѣ Сопѣгины роты конные. Он же лукавый, яко змий меташеся, какъ бы срамоты своея избыти, не вѣдый, яко против Вышняго силы ратовашеся. И се видит еретик и с ним многия поляки, яко близ полку их ѣздит старецъ, имѣя в руцѣ своей мечь обнажен и претя ему жестоцѣ. И невидим бысть от очию их.
Гетман же Сапѣга прииде на Красную гору на троецких людей по всему Клемянтѣевскому полю всѣми своими полки; Лисовъской же о пришествии Сопѣгинѣ возвеселися и хотя совѣту одолѣти Господа Бога Вседержителя, и повелѣ в полку своемъ в трубки и в сурны играти, и в накры и по литаврам. А абие въскорѣ с Сопѣгою устремишася на Красную гору поперегъ всѣх троецких людей, хотяще во единъ час всѣх потребити. И согнаша троецких пѣших людей под гору к Пивному двору. И бѣ воистину чюдно видѣти милость Божию троецкому воиньству и заступление и помощь на враги молитвъ ради великих чудотворцовъ Сергия и Никона. И сотвори Господь преславная тогда. И нератницы охрабришася, и невѣжди и никогда же обычай ратных видѣвшеи, и ти убо исполинскою крѣпостию препоясашася. От них же единъ нѣкто даточных людей, села Молокова крестьянин, Суетою зовом, велик возрастом и силенъ велми, подсмѣваем же всегда неумѣниа ради в боех, и рече: «Се умру днесь или славу получю от всѣх!» В руках оружие держаше бердыш. И укрѣпи Господь Богъ того Суету, и даде ему безстрашие и храбрость; и нудяше православных христьян стати от бѣгъства и глаголя: «Не убоимся, братие, врагов Божиих, но вооружимся крѣпце на них!» И сѣчаше бердышем своимъ на обѣ страны врагов и удержавая полкъ Лисовъского Александра; и никто же против его стати не возможе. Скоро же скакаше, яко рысь, и многих тогда вооруженных и во бронях уязви. Мнози же крѣпцыи оружницы сташа на него за срамоту и жестоцѣ на него наступающе. Суета же сѣчаше на обѣ страны; не подающе же его пѣшие люди, иже от бѣгства своего укрѣпившиися о надолобах.
Беззаконный же Лисовской совашеся сюду и сюду, како бы что зло сотворити. И поворотився, окаянный, от того мѣста вдоль по горѣ Красной х Косому Глиняному врагу на заводных троецких людей. Тогда же с слугою с Пимином с Тененевым сущии людие сташа крѣпко против врагов на пригоркѣ у рву, бьюшеся с литвою и с казаки. Видѣвъ же мало троецкаго воиньства, злонравный люторъ Лисовской устремися жестоко на них, и смѣсившеся вси людие вмѣсто, литовские и троецкие, и бысть бой великъ близ врага Глиняново. Врази же, боящеся подсады, начаша отбѣгати. Троецкое же воинство помалу отходяще от литовских людей и скрывшеся в Косой Глиняной врагъ.
Александръ же Лисовской хотя во отводѣ жива взяти слугу Пимина Тененева, Пимин же обратився на Александра и устрѣли его из лука в лице по лѣвой скрании. Свирѣпый же Александръ свалися с коня своего. Полчане же его ухвативше и отвезоша в Сопѣгинъ полкъ. Троецкое же воинство удариша изо множества оружия по них, и ту побиша много литвы и казаков. Литва же видѣвше и скоро на бѣгъство устремишася врознь по Клемянтѣевъскому полю.
Сердца же кровию у многих закипѣша по Лисовском и на месть паки мнози воздвигнушася зань, яко лютыя волцы, литовские воеводы, князь Юрьи Горский да Иван Тишкѣевич, да рохмистръ Сума со многими гусары и желныри, и нападоша на сотника Силу Марина да на троецких слугъ, на Михаила да на Федора Павловых, и на все троецкое воинство. И бысть брань велика зѣло и люта. И сломльшии оружиа, емлющися другъ за друга, ножи рѣзахуся. И конечно отчаана та брань, понеже в троецком воинствѣ немного конных и не во бронѣх, но покровени милостию Живоначалныя Троица и молитвами великих свѣтил Сергиа и Никона; помощию же ихъ и заступлением многих вооруженых поляков и литвы побивающе. Слуга же Михайло Павлов, видѣ князя Юриа Горскаго усты меча ядуща неповинных, к прочим от брани преста, ловляше самого воеводу, и уби того князя Юрья Горскаго, и з бахматом его примча под город мертва. Много же ту отместниковъ поляков за тѣло его погибоша и не исхитиша его от руку Михайлову.
На том же бою мнози от литовских людей видѣша двою старцовъ, мещущих на них плиты и единемъ вержением многих поражающе, камение же из нѣдръемлюще, и не бѣ числа метанию их. От поляковъ же выходцы о сем возвѣстиша в дому чюдотворца.
Такову же погибель видяще поляки, яко князя Юрья лишишася и иных храбрых своихъ растесаных лежащих, и, гонимы гнѣвом Божиим, побѣгоша от троецкого воиньства. И тако разыдошася вси полци Сопѣгины и Лисовского. Троецкое же воинство внидоша во обитель с великою побѣдою.
О ПОБИЕННЫХ У ДРОВЪ
По сем же окаяннии лютори заведоша многие роты в Мишютинской враг в рощу, вѣдаху бо всегда исходящих из града в тое рощу дровъ ради з бережатаи, с конными и пѣшими людми. По обычаю же вышедше из града многие люди в тое рощу ради дров. Внезапу же нападоша на них преже реченнии они литовские роты и руские измѣнники. Троецкое же воинство и всякие осадные люди сотвориша с ними бой великъ, и грѣх ради наших одолеша врази. И в той день убили литовские люди троецких всяких людей боле 40 человѣкъ и многих ранили, а инѣх в плѣн живых взяли. Тогда же взят бысть троецкой служебник нарочит Наумъ оконничникъ. Пребысть же у Сопѣги служа и до отшествиа от Троецкаго монастыря. И о сих во граде печаль бысть велика зѣло всѣм православным християномъ.
О ИЗМѢНЕ КАЗНАЧЕА ИОСИФА ДЕВОЧКИНА
Обрѣтает же диаволъ сосудъ себѣ и научает гонити, якоже Саулъ Давида, неповинно,[61] или якоже телцу в пустыни поклонитися вмѣсто Питающаго манною,[62] или якоже Ирода неповинных младенецъ избити устраяет.[63] Якоже не убояся Июда[64] давшаго власть немощным творити чюдеса неизреченная, такоже не устрашися Иосифъ[65] дивных явлений богоносна мужа и уподобися оному еретику черньцу, крыющу главу Предтечеву,[66] да не славится о ней имя Господне. И ни во что же вмѣняет сказумая тому от всѣх повсегдашняа заступлениа великого чюдотворца Сергиа, но невѣриемъ сый одержимъ и затыкаетъ уши свои, яко аспид глухий и небрегий Преславнаго славити, ниже писанию предаати, но хотящим неутаенная проповѣдати престати повелѣвая и ползы ради къ царствующему граду на утѣшение стражущим в скорбѣх восписовати прерѣкуя. От его же совѣта злаго старецъ Гурей Шишкин, саном диякон, весь бо ядъ, крыемый в нем, тому отрыгну, еже о предателствѣ дому чюдотворца. Таканием услаждься от Гуриа и надежен на подручных, яко по забралом ходя высоко, радовашеся и ждый в конецъ вещь злу произвести. Но якоже оселъ Валама обличаетъ,[67] тако и Гурей тайно лукавствуемая опроверзает, и якоже Ефесский Сина краснопѣвный не пѣсньми, но мучителством возносится. Нетерпѣливъ же в крѣпких явлься Иосифъ, вся по тонку умышленная изъявив. Страшно же бѣ слышати трѣснутиа думы июдскиа. Не туне бо Оска Селевинъ отскочив, но и четырех невѣглас поселян тамо же предпослав за нимъ, и к совѣту поляков весь уже отдася. Тѣми и инѣх немало прелсти. Его же лукавъству другии воевода Алексѣй Голохвастов покровитель бысть и ужѣ сослася нелестнѣ со враги Пресвятыя Троица и нарекъ день, в онже хотя привести жатели бѣсовския на Божию пшеницу. Послѣднее же стрегии, да егда изыдут агньцы братися с волки: он же хотя за ними затворити врата ограды Христовы, и ту готову снѣдь отдастъ звѣрем, кровь пиющим, и инѣм же входом присрочивъ сыновъ еретических и отступников православия ввести в гору Господню и стерти бес памяти холмы святаго Израиля.[68] Егда услышашася вся сицевая тайно крыемая и от всех устъ о ненадежных великий нашь заступникъ возвеличен бысть, и съ пророкомъ вкупѣ глаголюще о сих: «Аще не Господь сохранит градъ, всуе бдя стрегий», и «суетно спасение человѣческо».[69] Превышьша же хвалы человѣческиа суща невозможно кому восхвалити по достоиньству. Но разумѣша овца невидимаго волка видимо отгонима, и радостным плачемъ в того кровѣ веселяхуся всенадежно.
О СМЕРТИ ИОСИФОВѢ
Ров же рыяй незлобивым и впадеся не въ яму, но в бездну мукъ и поноса, не от человѣкъ токмо, но и от Бога и прочим в наказание; да не дерзают з гонящими на Христа ратовати, но да претерпѣвают со Владыкою, якоже в мирѣ, тако и в гонениих. Благая бо от руки Господня приахом, злых ли не стерпим, на искус предложенных намъ? И не хотяй волею с плачющимися плакати, той неволею от радующихся подсмѣваемъ восплакася неполезно. И по таковѣм злопредательствѣ всезлобный от незлобивых вскорѣ на смерть не осудися, но дано бысть время тому на покаяние, иже недостоинъ сый жити едину черту.
Мнози убо злаго его совѣта утвержены крѣпости, писанием обличивше, на него предложиша; отмщение же даяй по правдѣ низпосылает на него судъ, якоже на Ирода:[70]и по недузѣ тяжцѣ живъ червьми изъяденъ бысть и прежде возвращениа в землю внутреняа проѣдена видяшеся. И от тайно надымаемаго сердца мысльми высокими на много пролитие крови, яко гнѣзда кипяху рогатыя плотоядцы. И нехотящаго Бога ради тружающихся помиловати, отирают блатолюбнѣ плачющеся, но и тии устрашающеся отскачют, диво бо во очию всѣх бываше. И кто не почюдится, такову муку зряй? Во един бо час червь малъ, яко муха, ползя по плоти, возрасте с перстъ человѣчь и рожцама естество тлѣнно извертѣвая. От ревѣния же того и вопля мнози, слышавше, сердцы сокрушахуся и, плачюще, поникше отхождаху. Промышляющеи же о нем вси уступиша и смрада немогуще обоневати, заткнувше ноздри, далече отстояху. Кости же от опухнутиа въ связании составѣх видими бываху. Не презрѣвшеи же моления того плачевнаго и рыдания и послужившеи в телеси потребных не на мал часъ зловониемъ посмраждахуся и, скаредствующе, пометахуся: от воздохновениа его захватаху си уста и обоняние. И всякъ глаголаше: «Воистинну от Господа попущение се». И тако злѣ скончася. И его же совѣта таинодѣйствуемаго способник Гриша Брюшина такоже злѣ скончася: утроба ему разсѣдеся.
О ИЗМѢНЕ ДВОЮ СЫНОВЪ БОЯРСКИХ
Прельстиша же ся дѣти боярские переславцы Петруша Ошушков да Степанко Лешуков и на обычной выласки отскочьше от свѣта во тму, и приложишася ко врагом Божиимъ, к литвѣ и къ измѣнником; рекоша же сицевая гетману Сапѣге и лютору Лисовскому: «Что убо будетъ нам, аще повѣдаем вамъ, да вскорѣ возможете обитель Сергиеву приати без крови?» Началницы же злобѣ обѣщевающеся великим имѣнием одарити их и первѣйших въ славѣ вознести. Духу же диаволю тѣми усты дѣйствуему, рекоша: «Раскопайте, панове, берегъ пруда Верхнево и преимите от трубъ воду; то убо от жажди вскорѣ людие изнемогут и неволею покорятся вашей храбрости».
Обрадовани же бывше волцы от лисиц лукавых, и брань от стѣнъ уставляют, немедлено же промыслъ устрояютъ и, закрывающеся от града, дабы не видѣти тѣх творимаго умысла, хотѣние свое совершаху. Повелѣнием же Александра Лисовского разрыша плотину Верхнево пруда и пустиша воду в Служень врагъ в рѣчку Коншору.[71] Но молитвами великого Сергия чюдотворца немного истече тѣмъ раскопаннымъ мѣстом. Градстии же людие, дивящеся тѣх престатию ратованиа, исходяще к тѣмъ раздражению; врази же в гонбу не даахуся и непоступни же от мѣстъ бѣяху. Уже бо злодѣи вызнавше градских людей наукъ, яко подсадою часто от них языки восхищают, и того ради крѣпце стрегущеся, да не увѣсться зло творимое ими.
Нѣцыи же охотники, изшедше нощию из града, ползающе тихо и на сторожи литвина вземше, во град введоша, и все умышление врагов всѣм услышано бысть. И в той часъ всѣм народом докопавшеся до труб, введеных во обитель чюдотворца, и извертѣвше во многих мѣстѣх, и абие вода прудовая во град утече. Граждане же, паки изшедше из града в тое нощь, побиша всѣх сие зло дѣющих, литву и руских измѣнников, выпущающих воду. Воды же тоя нощи в монастырѣ пруды ископанныя наполнишася, и чрез монастырь протече вода на другую страну. И тако у литвы и измѣнников сий совѣт не збысться. На утрѣи же злодѣи, узрѣвше в прудѣ мало воды и своихъ избиенных, восплескавше руками.
О ИНОМЪ ИЗМѢННИЦЕ
В тое же нощь инъ сынъ боярской совѣту тѣх же злодѣевъ, иже зло сие умыслиша, и видя творимое в дому чюдотворца, и ужищемъ по стѣнѣ спустися, текий скоро ко врагом с вѣстию. Его же злодѣйствующа не попусти Господь, и ногы его десныя жилы от поясницы разорвашася, и начат лютѣ вопити окаянный. По его же гласу с стѣн слышавше и избѣгше, и взяша во град жива. От богопустныя же язвы в той час изверже душу свою.
О УМНОЖЕНИИ ВО ГРАДЕ БЕЗЗАКОНИА И НЕПРАВДЫ
Во время, в неже держими бѣяху всѣми злыми во обители чюдотворца, тогда вси плакахуся и рыдаху и злѣ сокрушахуся, долготерпяй же о нас, сотворивый вся, не хотяй смерти грѣшнику, но даяй время покаянию и призывая грѣшники во спасение, подаде во градѣ сущим во осадѣ отраду велику от руки оскорбляющих. Отступиша бо литовские полцы и руские измѣнницы далече от стѣн градных и ктому в своих жилищех в табарех пребывающе. Рвы же своя и ямы, ископанныя ими близ града, оставиша. Сущии же во граде воиньские люди и народное множество по вся дни из града исходяще, ово прохлаждения ради от великиа тѣсноты, овогда же дровъ ради и измытиа портъ, иногда же на выласку к польским и литовъским людем и к руским измѣнником. И в сраждениих с ними в повседневных здрави отхождаху во обитель чюдотворца; овогда же и побѣдители над ними показовахуся, молитвами чюдотворецъ Сергиа и Никона.
Егда же мало отдохнуша от великих бѣдъ, тогда забыша Спасающаго их и не помянуша пророка глаголюща: «Работайте Господеви со страхомъ и радуйтеся ему с трепетом».[72] Диаволъ же уразумѣ на ны просвѣщение лица Господня и тогда нудит насъ от славы Божиа отпасти, еже праздновати не духовно, но телесно, и торжествовати не в целомудрии, но в бестрашии, да тѣм Владыку в негодование на ся воздвигнем, якоже бо Ноя,[73] тако и Лота пианьством обруга,[74] и Давида[75] и Соломона в блудодѣйство низведе,[76] и люди израильтескиа, сквозѣ Чермное море прошедшая, чрез мѣру сытостию и игранием под землю низведе;[77] тако и здѣ сотвори лукавый.
Опоясующии бо ся мечем на радости часто вхождаху утѣшатися сладкими меды, от нихже породишася блудныа бѣды. От повседневных же вылазок всѣх приходящих по побѣдах и по крови пианьством утѣшаху, от того же вся страсти телесныя возрастаху. На трапезѣ же брацкой иноцы и простии воду пиаху и воинствующих чинъ престати моляху. Но вси о семъ небрежаху. Еще же и се зло приложиша сребролюбственое.
Тогда бо вси всегда питаеми от дому чюдотворца, взимающе бо хлѣбы по числу кождо на себе, овии на седмицу, инии же по вся дни, и отдающе сие на сребро, сами же всегда в трапезе питахуся. Нужда же бѣ тогда иноком в хлѣбне монастырстей строящим, и не можаху успевати на потребу ратным, и не имуще сна ни покоя день и нощь; и всегда от жара пещнаго и от дыму курениа очи тѣм истекаху. Такоже и меливо зѣло нужно бѣяше. Людей убо множество, жернов же мало; не чаяху бо людие на много сидѣнию быти и легцѣ сѣдоша во осаду. И дванадесят гривенъ от мелива от четверти дааху, и мало вземлющих. В день бо всегда из града исхождаху, в нощь же о стражи градстей трезствоваху. И ихже в плѣне имаху от руских измѣнников и от поселян, такоже и от християнских жен и от служних работниц оставшихся и от прочих, тѣ имъ мелцы бѣяху, но в нужах осадныхъ и тии помираху вборзѣ.