— Ты что, нервничаешь? — возится со стропами, так что теперь мои ноги не так широко расставлены, можно даже коснуться колен. Верхняя часть туловища приподнимается даже выше, чем было до этого, как будто бы наклоняюсь к полу и хочу приземлиться на пол. Мои руки широко расставлены, в форме буквы «Т».
— Ш-что это будет? — хочу я знать, в то время как жужжание вибрации меня уже окончательно вывело из себя. При этом мои ноги крепко сжаты, несколько капель стекают по моим бёдрам, щекочят меня.
— Немного изменяю твое положение, прежде чем приступить к делу…— шепчет он мне на ухо и при этом хватает обеими руками меня за обнаженную грудь. В этот момент чувствую его эрекцию на своих бёдрах, между половых губ, касаясь клитора... вперёд! Итак, мне кажется, пора бы выпить чего-то алкогольного! Это не моя вагина, а...о...О! Минуточку! Ух!
Вот он уже трется по направлению к моему клитору, а смазка вместе с естественными выделениями моей вагины помогают мне достичь фантастических ощущений!
Благодаря тому, что мои ноги так тесно прижаты друг другу, мои половые губы могут так тесно обхватить его прекрасный член.
— О, чёрт, — не сдерживаюсь от переполняющего меня счастья, так как его руки, терзающие мои соски, и вибратор в моей попе способствуют приятному зудящему ощущению; его член заставляет меня тяжело дышать и стонать таким тоном голоса, который ранее никогда не слышала. Его бёдра вжимаются в мои ягодицы и правая рука, путешествуя по животу, устремляется к клитору, дополнительно стимулируя его.
— Э-то слишком долго! — и он ускоряется! Ещё несколько прикосновений и я издаю короткий вскрик, прежде чем снова сжать крепко губы, и не контролируя себя громко дышу, хватаю ртом воздух, врезаюсь в стропы. Ах ты мой хороший!
|
|
Истощенная и обессиленная я свободно зависаю на своих кандалах, в то время как ему ещё нужно несколько толчков, прежде чем слышу его тяжелое дыхание.
Я дрожу. Вздрагиваю. Издаю стоны. Жадно хватаю воздух и пытаюсь прийти в себя. Где я сейчас? Что здесь происходит? Мои щёки ужасно горячие, но… было хорошо. Всё было хорошо.
Я ещё жадно и громко дышу, он вынимает из меня свой член, так... отходит от моих ног, отклеивает клейкую ленту и вытаскивает вибратор, это снова заставляет меня дрожать и глубже дышать.
Он оставляет меня висеть, в прямом смысле слова, обходит меня по кругу, после ничего не слышу. Проходит несколько секунд, уже начинаю немного нервничать.
— Г-где ты? — я хочу знать.
— Здесь, — отвечает он, и я слышу, что он стоит позади меня.
— Что ты делаешь?
— Записываю тебя и держу смартфон около тебя, да, чтобы ты снова и снова могла услышать свои стоны и крики. Ну, на случай если ты подумаешь, что это не доставило тебе никакого удовольствия.
— Что?!
— Я полностью уверен, что ты меня хорошо поняла.
— Т-ты законченный подлец!
— Нет, я был бы подлецом, если бы не позвал тебя, но я все-таки настоящий джентльмен.
В этом он прав, но только в этом пункте.
— Можешь напомнить, что там дальше следует? — конечно, я могу это…
— Д-Да… — хватаю воздух, сглатываю слюну и несколько раз облизываю губы.
— Ох, бедная Джолли, да ты готова, хм? Хочешь немного попить? — ну, я правда настолько сильно истощена, хотя, по сути, я всего лишь взята на стропах.
— Да, пожалуйста… — он снова протягивает мне бутылку, я делаю несколько глотков.
|
|
— Теперь ты мне можешь рассказать, или я должен тебе прочитать вслух?
— Ты не должен. Я знаю, что там написано, и ты также это знаешь!
— Все ещё стесняешься? Я думал, что это все осталось в прошлом, ты крутая и ненасытная. Но, сдается мне, в данный момент у тебя поменялось настроение? — он снова такой отвратительный… сукин сын!
— Объятия в кровати, — отвечаю ему. Теперь достаточно?
— Как романтично. Сначала я должен тебя отлизать, затем следует жесткий секс на стропах, а потом ты хочешь обниматься? Как это вообще все относится друг другу, а?
— Это удобно…
— Ты потребительница… — шепчет он мне на ухо и обегает вокруг меня.
— Я страдаю от недостатка близости, поэтому я это и написала, — соглашаюсь я. — И за это мне не должно быть стыдно!
— Я этого никогда не говорил. Мне просто это нравится. Очень даже. Наконец, это всего лишь то, что доставляет мне удовольствие.
— Как будто тебе это не доставило никакой радости… — Ну, здесь можно многое рассказывать, но в конечном итоге он кончил.
— Это был только секс. Чистое удовольствие. Сейчас, когда прошло первое напряжение, я могу взять себе то, чего действительно хочу, — говорит он спокойным тоном. Взять себе то, что он действительно хочет? Скажите пожалуйста, что же это может быть?!
— Ты уже всё получил, чего ты ещё хочешь?!
— Твоё сердце, — отвечает он мне с мягкими нотами в голосе. Вздрагиваю, так как совершенно точно поверила бы ему, это разрывает мне сердце.
— Ну, это может подождать. Хорошо ещё, что у нас есть много времени. Когда-нибудь ты в меня влюбишься. Путь — это цель… Путь… Это цель, — он всерьез верит, что однажды я смогу его полюбить? Этого убийцу? Этого киллера?
|
|
— Что потом? Никаких протестов? Никаких оскорблений? — он развязывает манжеты на моих ногах, одну, затем другую, вот я уже ощущаю под своими стопами крепкий пол.
— Жаль, что ты не можешь прочитать мои мысли? — ехидничаю я. Он молча развязывает оставшиеся крепления и помогает мне выпрямиться. Тут же заводит мои запястья за спину и заковывает в цепи.
— У меня было предположение, что ты подумала; я мог тебя предать?
— Ну, разок я напряглась… — прорычала я.
— Трахни меня… иди же, сделай это! Не говори так много, трахни меня наконец-то! — шепчет он при этом мне на ухо. Этот… этот сукин сын!
— Это значит совсем не то!
— А сейчас это твои отговорки? Ну, сейчас же я был не так далеко от истины, так ведь? — он смеётся и обходит меня стороной.
— Кровать стоит прямо здесь, — я позволяю ему сопровождать меня до кровати.
— Ты стоишь прямо перед ней.
— Было бы проще, если бы я могла её потрогать руками!
— Ага, потом ты захочешь снять повязку с головы и увидеть моё лицо. А потом у нас с тобой будут проблемы. У меня, так как у меня больше не будет шансов убедить тебя в том, что я — единственный подходящий для тебя мужчина; и у тебя, так ты должна будешь посадить меня за решетку.
— Посадить тебя?! — нервозно лепечу я, когда он помогает мне усесться на край кровати.
— Мне это совсем не нравится, но, когда ты узнаешь, кто я, ты захочешь меня задержать, и я буду осуждён. А потом у нас не будет возможности больше видеться, и ты никогда не сможешь меня полюбить. У меня есть только этот шанс, и я использую его, — сглатываю слюну, но продолжаю сидеть. Исследую на ощупь цепь, насколько она крепкая. Самостоятельно не смогу освободиться.
Он, правда, думает, что я когда-нибудь смогу прикрыть убийцу или даже полюбить? Я посвятила свою жизнь борьбе с преступлениями! Никогда я не буду любить такого как он, никогда! Хотя возможно он и так давно знает, а сейчас использует свой шанс, чтобы быть ближе ко мне
Он пробегает по хижине, пока не садится со мной рядом на кровать. После этого притягивает меня к себе и прижимает меня всем телом к матрасу, так что я чувствую спиной прохладу стены.
— Ну, давай оставим эти неприятные темы для разговора. Намного больше я хотел бы чувствовать тебя, и наслаждаться тем немногим временем, что у нас остаётся. Только жаль, что ты меня не хочешь попробовать… — говорит он и ласкает мою шею. А мои руки он берет в свои ладони, так что я больше уже не могу ощущать стену.
— Немного времени?! — что он имел в виду?!
— Уже поздно. Середина ночи. Скоро я должен буду тебя вернуть и обратно погрузиться в свою роль, чтобы ни у кого не возникло подозрений. — Ну, вот счастье. Я уж думала, что он задумал-таки меня убить.
— Ты дрожишь, — шепчет он, лаская мои щеки. Я отворачиваю лицо от него, чтобы он не смог меня поцеловать в губы.
— Потому что лежу в кровати с киллером. Слепая и связанная, так что это нормально, что я дрожу!
— Ты не должна бояться. Я никогда не причиню тебе вреда…
— Да, ладно? Ты меня выкрал, вырубил меня хлороформом, связал… ты причинил мне вред! Ты засунул нос в мое личное пространство, читал мои истории… ты меня мучаешь! Унижаешь меня, и это доставляет тебе удовольствие! А кроме того у тебя есть украшение моей мамы, и ты мне его не отдаешь! Если бы ты действительно меня любил, то не делал бы всего этого! Ты пришел бы ко мне и отдал цепочку... а я была бы настолько благодарна, что тут же бы в тебя влюбилась. Но ты выбрал неверный путь, тупица! — вспоминается момент, как показываю мамину цепочку Калебу. Да, этот момент проплывает у меня перед внутренним взором… Белый Дракон должен быть Калебом. Я совершенно уверена! Только он знает меня настолько хорошо... только у него была такая возможность, наблюдать за мной столь долгий промежуток времени. Никто иначе!
— Это было бы прекрасно, признаю. Это действительно было бы прекрасно. Но, как ты знаешь, я — Белый Дракон и замешан во всяких нехороших делах, из которых не так просто выйти. Я больше не смогу вести обычную городскую жизнь.
— Почему ты выбрал этот путь? Почему?! — закусываю губу, в то время как он… в то время Калеб… гладит мои плечи.
— Этого я пока не могу тебе сказать. Но потом ты это поймешь. Возможно, ты не простишь меня, но поймешь, — рука Калеба гладит мои щеки, мои волосы и снова возвращается к плечам. Он такой нежный. Такой… влюбленный. Да, сейчас я это понимаю. И когда мне было всего пять лет, а ему восемь, даже тогда наше совместно проведенное время можно было описать как первую любовь. С таким удовольствием я была с Калебом и иногда целовала его в щеку, подсмотрела, как это делали мои родители. Конечно же, эти детские чувства друг к другу нельзя сравнивать с настоящей любовью, но… прошло двадцать лет, и это были чистые, честные чувства. Симпатия. Дружба. Калеб был на три года старше меня… быть может, после отъезда его семьи, он начал меня идеализировать и принялся искать меня.
Чувствую, как Калеб накрывает меня одеялом.
— Что ты делаешь? — испуганно спрашиваю я.
— Накрываю тебя. Собственно, я хотел бы еще раз… но ты плачешь, и я не буду с тобой спать, когда ты лежишь рядом со мной и плачешь.
Пыхчу и продолжаю молча лежать, тем временем он проводит рукой по одеялу вдоль всего моего тела. О, Калеб… как только мог из тебя получится убийца? Ну, как? С удовольствием спросила бы тебя, но ты не должен знать, что я давно разузнала, кто ты есть на самом деле!
— Как предупредительно, — бормочу с нотками сарказма в голосе.
— Ну, так я хотел удержать… — отвечает он мне с легкой улыбкой на губах. Я могу это расслышать. Хотя ничего не вижу, однако, получается расслышать тонкости, которые формируют образы от его слов.
— Ну и? Ты хочешь меня оставить здесь лежать связанной, потом оглушить, а потом как пакет с мусором подложить под дверь моим коллегам?
— Нет, конечно же, нет. Ты сама оденешься, потом ты заснешь (в смысле медикаментозный сон, хлороформ, — примечание переводчика), я положу тебя в машину. Не хочу, чтобы в конечном итоге, у тебя были какие-то повреждения.
— Говорит человек, который меня связал! Мне твои наручники вред причинили! — жалуюсь я. Вдруг чувствую, как его рука подныривает под одеяло и ощупывает кандалы. При этом он проверяет, достаточно ли места между наручниками и цепями.
— Они даже слишком свободные.
— Хм… — дуюсь, но чувствую какое-то восхищение от того, что он подходит ко мне ближе.
— Что? — спрашивает меня Калеб, убирая от меня руку.
— Ты можешь спокойно лежать так, — разрешаю я ему.
— Так? — Калеб снова кладёт свою руку мне на спину и прижимает меня к себе. Тут же скользит под одеяло, и моя грудь касается его обнаженной груди. Хм, впрямь прекрасно, так с ним лежать. Он тёплый и так приятно пахнет. Его парфюм я раньше никогда ни от кого чувствовала. Пахнет мятой… да, именно мятой. Дин использует совсем другой, навязчивый парфюм. Шон более мягкий, а Эйвери поливается всегда разными ароматами. Только у Тейлора такой же хороший, почти без запаха.
Вдыхаю запах шеи Калеба и прижимаюсь своим лицом в изгиб шеи. Как же хорошо… да, именно все это я и представляла в своей маленькой истории.
Руки Калеба заскользили по моей спине. Другая его рука, на которую меня уложили, обвивала мое тело, тогда как вторая свободно покоилась на моем бедре. При этом его пальцы танцевали и легонько щекотали. Но его прикосновения при этом настолько осторожные и робкие, что доставляют мне исключительное наслаждение.
— Так хорошо? — спрашивает он меня.
— Да… — это намного прекраснее, чем сидеть связанной на стуле или висеть на стропах. Просто лежать здесь, ощущать его… это так успокаивает. Как будто я наконец-то вернулась. Как будто, наконец, нашла свою большую настоящую любовь. В любом случае… ещё очень хорошо себя чувствовала в объятиях Дина…
Я обязательно должна поговорить с ним, как только вернусь, так как у нас с Дином не может быть будущего. Сейчас, после того, как я узнала, что Калеб — Белый Дракон, у нас с Дином не могут продолжаться отношения, так как мое сердце всё ещё принадлежит первой любви.
— Можно я сейчас тебя поцелую? — шепчет Калеб где-то рядом с моей щекой. Я медлю. Молчу. Сглатываю.
— Нет, — отвечаю ему дрожащим голосом. Сильнее вжимаюсь в изгиб его шеи. Нет, так я не хочу целоваться. Я хочу видеть его при этом! Смотреть ему прямо в глаза! И я хочу, чтобы он сказал мне правду и объяснил, что это все значит!
— Хмм… действительно жаль, — Калеб вздыхает и снова целует мой лоб прежде, чем отстраниться.
— Куда ты собрался?! — спрашиваю испуганно. Что сейчас произойдёт?! Он в ярости? Я разозлила его своим отъездом??
— Я кое-что принесу.
— Пожалуйста, не надо опять лишать меня сознания! Если ты доставишь меня к моему авто, оставь меня там. Я буду ждать, пока ты уедешь. Но я не хочу снова оказаться без сознания!
— Спокойно. У нас есть ещё немного времени. Я хочу принести кое-что другое.
— И что же?
— Не будь такой нетерпеливой. С другой стороны, тебе это так идёт, — Калеб смеётся. Я слышу, как открывается бутылка с водой. Потом звук открывающейся баночки, он ею шелестит, гремит (видимо издаёт звук, как будто выпадает таблетка).
— Ты принимаешь еще одну таблетку? — спрашиваю его.
— Да, три часа уже прошли, и я не хочу, чтобы ты услышала мой настоящий голос.
— Когда мы встретимся в следующий раз, не смогу тебя узнать?!
— Верно, — он запивает таблетку и возвращается ко мне.
— Сядь, — просит он меня и помогает, придерживая. После этого он устраивается позади меня, кладёт одеяло мне на плечи и заворачивает в него. Его ноги широко расставлены, а сейчас он сидит в позе сукхасана (асана в йоге, удобная поза, скрестив ногти), тогда как я, согнув ноги в коленях, удобно сижу, прижавшись к его коленям (не на коленях, а вот прижавшись, в этом пространстве).
— А сейчас? — хочу я знать. К чему всё это?
— Я хочу кое-что показать тебе, — отвечает он мне. Чувствую, как он положил что-то поверх одеяла, что-то, что обволокло мое тело, ровно на колени, которые в данный момент накрыты. Потом его руки следуют вверх к завязанным глазам.
— Ш-что…
— Я сниму твою повязку с глаз, — шепчет он. Что? Он хочет, чтобы я его увидела? Да… сделай это! Хочу посмотреть тебе в глаза, пожалуйста! Мое сердце начинает стучать как бешеное, мои руки хватаются за одеяло, прижатые к спине.
— И все-таки у меня есть несколько правил, ты слышишь меня?
— Д-да…
— Ты не будешь оборачиваться. Ты не будешь видеть меня. Никаких резких движений. Если поступишь наоборот, то никогда не покинешь эту хижину. Я запру тебя здесь. Ты это поняла? — киваю нерешительно.
— Я не шучу.
— Поняла, — зачем он хочет снять повязку, если я все равно не смогу его увидеть? Или он должен это сделать?
Калеб снимает повязку, убирает подушечки, которые лежали у меня прямо на глазах.
— Смотри только вперед. Перед собой, на твоих коленях лежит коробочка. Ее содержимое наверняка тебе понравится, — сглатываю и гневно бросаю свой взгляд. Комната освещена лишь редкими и небольшими огоньками, создавая ощущение вечерних сумерек. Окна занавешены гардинами.
Деревянная хижина и в самом деле выполнена полностью из дерева. Пол, стены и даже потолок обиты деревом. Там, где стоит стол, висят стропы. Сам стол вплотную пододвинут к стене. На нем стоят напитки, а на стуле лежит одежда. Джинсы, обувь, чёрная футболка. Я не решаюсь повернуть голову... Только мои глаза быстро смотрят вниз, где я замечаю черную коробочку.
Пугаюсь, когда вижу его руки, обнимающие меня, поглаживающие коробочку. Однако он надел черные кожаные перчатки. Он скрывает даже свои руки? Есть вероятность, что могу узнать его по рукам? Его руки покрыты черной материей. Он одет в футболку с длинными рукавами? Калеб действительно сделал все, чтобы остаться неузнанным…
— Что это? — спрашиваю я робко.
— То, о чем ты тосковала все эти годы… я думаю сделать тебе одолжение и разрешить тебе посмотреть на это.
Сглатываю и произношу шепотом:
— Можешь открыть коробочку? — она из бумаги и выглядит немного потертой, как будто ей уже много лет и ее часто брали в руки. Что же там может быть? Что-то, о чем я тоскую?
Он открывает мне коробочку, она примерно соответствует формату А6. Внутри оказывается другая маленькая красная коробочка для украшений, покрытая бархатом. Красный. Красный бархат. Она выглядит как коробочка для ювелирных украшений... украшение? Быть может это...
— От-ткрой, пожалуйста, и эту? — начинаю нервничать и упираюсь взглядом зачарованно в то, что лежит у меня на коленях.
Движения рук Калеба такие элегантные, когда он открывает футляр для украшений. Внутри лежит оно. Колье моей мамы! Это правда, оно? Серебряная цепочка, красный камень в форме сердца в серебряном обрамлении. Камень в форме сердца прозрачный и закругленный, никаких углов.
Вздрагиваю. Слезы скапливаются в уголках глаз.
— Поверни, пожалуйста, сердце другой стороной! — прошу его, а подбородок дрожит.
— Ты хочешь удостовериться, есть ли на оборотной стороне гравировка? — Калеб шепчет эти слова мне на ухо, прежде, чем взять колье и покрутить.
— Forever, — шепчет он благоговейно и приподнимает цепочку чуть выше, чтобы я могла хорошо видеть гравировку.
— Я все эти годы хранил цепочку как сокровище. Как будто я не владею никакими сокровищами, кроме этого простого украшения, которое найдет отклик в твоем сердце. — Эта цепочка та самая, настоящая! Это украшение моей матери! Та самая цепочка, которую считала пропавшей в пожаре! Но… как она попала к Калебу? Ну, как? Я всего лишь мельком показала ему, точно это помню, но он ее не брал. Она была при мне тогда, когда я пошла спать!
— Откуда... она у тебя? — хочу я у него узнать. Калеб некоторое время помолчал, после прошептал:
— Это вопрос. Если я на него отвечу, то узнаешь, кто я есть.
— Просто скажи мне, наконец! — прошу его в отчаянии.
— Я не могу. Еще слишком рано. Если ты вспомнишь, тогда мы не сможем больше видеться… а я получаю наслаждение от близости к тебе, — быстрый поцелуй в щеку. Я не решаюсь наклонить лицо к нему. Это были… волосы? Тогда у него длинные волосы. Примерно от пяти до десяти сантиметров в длину. Время от времени сглатываю слюну и пристально смотрю на цепочку, которую он все еще держит в своих руках. Руках, покрытых кожаными перчатками.
— Почему ты не показываешь мне свои руки? Почему скрываешь их от меня? — Что если… Калеб пришел тогда в горящий дом и хотел меня спасти? Что если… он пострадал при возгорании? Когда пожарная бригада меня достала, возможно, он тогда искал меня. Что, если он получил внешние увечья и поэтому не хочет показываться мне? Могло ли это стать причиной?
— Это неважно…
— Для меня все иначе! Ты боишься, что твои руки могут мне не понравиться?! — Мог ли он поэтому выжидать? Поэтому так преуспел в криминальной карьере, так как с изувеченным лицом он не смог бы добиться успеха в нормальной профессии?
Я не могла найти колье потому, что оно было… у Калеба! Вдруг все приобрело совершенно другой смысл. Эта цепочка была у него на протяжении всех лет, и когда он стал достаточно взрослым, то начал меня разыскивать, нашел меня, но не решился встретиться со мной с глазу на глаз.
— Не плачь, пожалуйста, — шепчет он мне и гладит рукой по щекам.
— Почему ты просто не пришел ко мне, когда нашел ее и… не подарил цепочку мне? Почему? Было бы намного проще, чертовски проще…
— Что бы ты тогда сделала? — он хотел знать.
— Я бы разрыдалась от радости, обняла тебя, поцеловала и была бы бесконечно благодарна. Это правда!
— Но ты никогда бы в меня не влюбилась, — говорит он грустно и кладет цепочку обратно в бархатный футляр.
— Откуда ты знаешь? Ты действительно считаешь, что я настолько поверхностный человек?! Если ты годами за мной наблюдал, тогда должен точно знать, что мне гораздо важнее внутренний мир человека, в истинном смысле этого слова, внешности я не придаю столько сильного значения!
— Хмм, да… Я знаю. Грегор далеко не красивый мужчина, но и хорошим характером не похвастается.
— Я знаю… каждый имеет право на ошибку! — я яростно шиплю.
— Ты знаешь, что он сунул свой нос, куда не надо и впутался в нелегальные сделки?
— Ш-что?
— Да, сдружился с Рокко Макдроуни, тебе это имя случайно ничего не говорит?
— Этот Красный фонарь старший? Конечно, я знаю, кто такой Рокко, он также зовется «Кровавый боец», так как он с удовольствием забивает до крови своих жертв голыми руками. Из-за того, что за убийство он должен быть осужден, на него ведется охота, он ушел на дно… якобы считается мертвым.
— «Кровавый боец» жив. Но это ФБР уже давно предполагает. Отвратительный мелкий мошенник, если тебя интересует мое мнение. Он работает вместе с Грегором и на Семнадцатой улице они держат нелегальный бордель. Замаскированный под магазин одежды Секонд хенд. В подвале лежат матрасы, на которых молодые девушки должны идти отдаваться.
— Откуда ты это знаешь?
— Это мой город. Я все-таки должен знать, что за мелкий таракан завелся в моем царстве. Мне это не нравится, когда женщин держат в заточении и принуждают к сексу против их воли. Ни один мужчина не должен так делать. Если он не может возбудить женщину и добровольно побудить ее к сексу, в таком случае он тряпка и не настоящий мужчина! — в голосе Калеба звучит ярость и чувствуется, что он разозлился, однако он тут же берет себя в руки.
— Но ты же знаешь, что ты меня…
— Это совсем другое. Я хоть к чему-то тебя принудил?
— Немного, но да… это мне понравилось. Это было добровольно, — добавляю смущенно.
— Рокко завтра утром будет на месте и привезет в бордель новую партию девушек. Девушки, которых уже использовали, должны быть заменены и убиты. Вы должны быть на месте к двадцати двум часам, если хотите их спасти и арестовать Рокко.
— А что я должна сказать Шону? Откуда я могла бы это узнать? Он меня спросит и тогда… должна буду ему сообщить, что ты меня выследил, чтобы сообщить эту информацию? Он будет задавать вопросы, прежде всего, где я провела эту ночь!
— Ну, так солги ему, — предлагает он веселясь.
— Тебе смешно… я должна сказать, как ты меня заманил к себе и трахнул, а потом, в благодарность, так как я предоставила тебе свою задницу, поделился информацией?! — Калеб смеется и начинает контратаку:
— Конечно, ты можешь именно так и сказать, но, быть может, сформулируешь несколько иначе?
— Ага… и как?
— Ну, скажи просто, я позвонил тебе в отель и передал эту информацию.
— Шон захочет узнать, в каком отеле…
— Хм… тогда просто скажи, что там лежал мобильник, и ты на автомате взяла трубку, а потом он исчез.
— Я поразмыслю над этим… — вздыхаю и снова приклеиваюсь взглядом к цепочке.
— Ты умная, что-нибудь придумаешь, — Калеб целует меня в щеку и хочет уже убрать цепочку.
— Подожди! Не забирай ее так быстро, я хочу еще немного посмотреть на нее…
— Конечно, — шепчет он и ласкает мой затылок и придвигает колье поближе к моему лицу. Я рассматриваю колье и все больше расслабляюсь. Так прекрасно сидеть вот здесь с ним. Хотя и несколько необычно.
— Уже поздно. Я должен сейчас вернуть тебя домой, — шепчет Калеб и замолкая кладет цепочку в футляр. Мои глаза расширяются, но я пытаюсь не причитать. Уже то, что он хотя бы показал украшение, значит для меня очень много.
— Что мне нужно сделать, чтобы ты отдал цепочку?! — нервно спрашиваю его.
— Ничего. Я решаю, когда ты ее получишь.
— Это твой козырной туз, хмм… — ухмыляюсь и закрываю глаза. Так как он, очевидно, начнет меня связывать.
— Так сказать. Но у меня есть кое-что еще. Не только колье, — добавляет он.
— Что-то еще? Что же еще?
— Это я поведаю тебе в свое время.
— Хмм… — вздыхаю и прижимаюсь к нему. Как хотелось бы сейчас повернуться к нему и поцеловать его. Да, правда, с удовольствием сделала бы это. Из благодарности. Не из-за того, что он меня сюда заманил и подарил два прекрасных оргазма, а потом, что показал мне цепочку. Нет, потому, что она у него вообще есть. Он хранил ее все эти годы. И черная верхняя коробочка своим внешним видом показывает, как часто она открывалась. Везде носилась с собой. Эта цепочка была связью со мной. Возможно, в то время, когда он не мог меня видеть.
— Ты сейчас снова завяжешь мне глаза?
— Да, — последнее, что я могла увидеть, были его руки с черными подушечками, которые он аккуратно положил мне на глаза.
— Я, правда, очень хочу тебя увидеть, Твои глаза. Твои губы. Правда, очень-очень хочу…
— Это было достаточно часто. Только я, предположительно, не бросался в глаза, — шепчет Калеб, завязывая повязку на глазах.
— Как ты это представляешь?
— Мы часто встречались. Однажды, когда ты заканчивала школу. Я был на твоем выпускном балу. Я покупал цветы, когда ты помогала тете в ее магазинчике. Ты была в тот день настолько уставшей, так как за день до этого прошла вступительный экзамен в ФБР. И все же ты не оставила их в беде. Ее муж лежал в кровати больной, а также и весь остальной персонал был болен. Но они не могли закрыться. Когда ты получила первое задание, я тоже был рядом. Это был труп белокожего человека, которого нашли в мусорном контейнере. Припоминаешь?
Окей, он пугает меня. Он был… там всегда? В столь важные дни для меня он всегда оказывался рядом? Мне пришёл на ум мужчина с обожженным лицом. Не мог ли он получить шрамы от огня? Быть может, он носит парик, очки или что-то ещё с целью маскировки?
— Андреас Фишер, немец. Он был тогда найден в контейнере, припоминаешь? — Ну, помню ли я. Очень, очень страшные воспоминания поднимаются внутри меня, когда он произносит его имя.
— Как же я могла его забыть? Ему отрезали пенис. Потом его нашли у него в желудке. Часть за частью. На нем были найдены следы зубов от укуса, да, на его пенисе. Место, где он находился, было с не слишком ровным срезом, достаточно грубо зашито, только, чтобы не кровоточило. Когда мы его нашли, язык его был вырезан, равно как и сердце. Он был связан, а все его тело было покрыто ранами от ожогов. На лбу у него было выжжено слово…
— И что это было за слово? — поинтересовался Калеб.
— Насильник… оно было написано по-немецки.
— Я сделал это для тебя, — сообщает мне Калеб. Я вся судорожно сжалась. Замерла. Что… что?! Что он сделал? Калеб убил его? Этого… этого ужасного человека? Это был он, он убил Андреаса Фишера? Для меня?!
— Для меня? Но… — это было несколько лет назад. Тогда я с Андреасом ещё проходила обучение в ФБР. Он гордо рассказывал, что приехал в США в одиннадцать лет, тогда его отец устроился на работу военным, и он уже тогда хотел в ФБР. Он был настолько милым, настолько интересным, весь сиял, и даже его легкий акцент мне нравился. Он был приятный. Пока однажды на тренировке не случилось это. Мы получили задание пройти через лес, двадцать километров с тридцатью килограммами багажа. Был адски жаркий день, но я была на втором месте. Андреас передо мной. Тогда он остановился, однако я не хотела так выигрывать. В любом случае мы бежали наравне. Он пригласил меня на свидание. Иначе у него не было возможности встретиться со мной наедине, в этот момент его сердце так громко стучало, что вот, наконец-то, он решился спросить. Мне это показалось настолько классным, что я согласилась.
Мы встречались тайно. На отношения между сотрудниками смотрели без одобрения, выражаясь точнее, даже были под запретом. Поэтому мы встречались по ночам тайно в подвале, играли в бильярд, выпивали немного пива и дурачились. Однако он пошёл дальше. Я ещё не хотела поцелуев с ним, интересно было познакомиться ближе. Я отклонилась от него, он же крепко меня схватил, зажал меня…
— Никаких, но. За то, что он сделал в подвале, должен поплатиться!
— Андреас меня зажал, но ведь не изнасиловал!
— Ну, только потому, что ты оказалась сильной. Сильнее, чем он! — совершенно отчетливо слышу, как Калеб приходит в ярость. Он обнимает меня и прижимает меня крепко к себе, как будто хотел задним числом защитить меня от этого человека.
— Тогда же я его отвергла, хотя он и держал меня крепко. Больше ничего не случилось!
— Нет? Точно ничего? — голос Калеба был таким, как будто он не верил ни одному моему слову.
— И он не разорвал на тебе футболку? Не повалил тебя на пол? А ты в ответ не наступила на него ногой? И после этого он не должен был обратиться с кровоизлиянием и переломом ребра в больницу? Ты не вывихнула оба запястья? Включая кровоизлияние там, на твоем бедре? Почему же ты отказалась от дачи показаний против него? — Я долго не решаюсь с ответом, я боюсь, так как знаю, что не смогу ему солгать. Он знает абсолютно всё.