— В конце концов, я пошла с ним в подвал добровольно. Кроме того, мы не должны были видеться в это время суток. К тому же, перед этим наш инструктор советовал мне не выступать против него. Я была запугана и еще немного побаивалась. В конечном итоге, я нанесла ему достаточно сильные повреждения и подумала, что меня могут отчислить с обучения.
— Что ты сегодня об этом думаешь?
— Я должна была свидетельствовать против него, абсолютно ясно.
— По-нормальному твой инструктор мог бы сказать тебе что-то совсем другое, если бы я его не сподвиг отговорить тебя от этого. Так как тогда эта паршивая свинья могла бы загреметь в тюрьму, а я этого не хотел.
— Ты-ты подкупил инструктора?
— При достаточных деньгах и власти подкупить можно любого человека.
— И… он вскоре после смерти Андреаса умер? — спрашиваю я его с нотками неуверенности в голосе. Мог ли Калеб что-то еще с этим сделать?!
— Я не мог оставить свидетеля в живых. Поэтому он тоже должен был умереть. И при этом он запятнал себя, а еще постоянные приставания с ухаживаниями к некоторым обучающимся. Молодые люди, которые ему доверяли, а он их оглушал и использовал в корыстных целях. Поверь мне, это лучше, что такой, как он, на данный момент уже мертв.
— Как ты можешь все знать? — боязливо шепчу я. Калеб реально всё знает, как будто в каждом уголке и месте в мире у него есть глаза и уши.
— У меня есть лояльные люди, которые оказывают мне помощь. Уже много лет… за тобой всегда наблюдают. Всегда охраняют. Только в этот день эти двое могут… не присматривать за тобой, твоё пребывание здесь оказалось не по плану.
— Двое?!
— Два моих человека. Они должны за тобой присматривать так, чтобы ты этого не замечала. Но когда ты пробиралась крадучись в подвал, они не могли тебя охранять без того, чтобы быть тобой замеченными.
— Ты их тоже убил?
— Нет. Всю свою ярость я направил на Андреаса! Он был восемь дней у меня в распоряжении. Восемь дней, которые мною были устроены ему настолько неприятными, что он сам причинил себе настолько сильный вред, — я не сказала на это ничего. Убить кого-то — я всегда это осуждала, но глубоко внутри сама желала Андреасу смерти. Только быстро. Тайно. Внутри меня был такой сильный страх, когда я была там с ним внизу. Он душил меня и порвал мою футболку. Его рука сжимала мою грудь, и он стремился пробраться мне между ног. Если бы мне не удалось оттеснить его от себя, со мной произошло бы ужасное.
Я прижалась к Калебу. Даже если его руки, которые касаются меня и поглаживают, есть руки убийцы, это также руки, которые меня защищают.
Это здорово — знать, что он такой сильный, что он защищает меня, хотя в то же время это заставляет замирать меня от страха, от чего даже начинаю дрожать. Это как игра с огнём. Он вспыхивает и загорается так красиво, запах дерева, идущий от сильного пламени, поднимается, попадает мне прямо в нос. Зачарованно наблюдаю танцующие и мерцающие языки огня. И лишь потом замечаю, что я сгораю сантиметр за сантиметром.
— Я никогда не причиню тебе вреда. Никогда. Каждый, кто только осмелится подумать навредить тебе, проживет недолго.
— Не делай так. Пожалуйста. Не убивай больше никогда ради меня. Слышишь? Я знаю, ты думаешь, что это только на пользу. Ты хочешь только защитить меня, и это мне льстит. Но я не хочу жить с этой виной. Я также знаю, что мы здесь в США назначаем смертную казнь, что решение принимается множеством людей, но Андреас не сделал ничего плохого. Возможно, он прекратил бы это делать, — когда я это сказала, то заметила, что даже самой себе не верю ни на одну секунду.
— Я спрошу тебя заранее, в случае если подобный случай повторится, хотя и надеюсь, что такого не случится. Наконец, ты будешь под охраной круглосуточно.
— К-круглосуточно?
— Да. Мои люди все рядом. Всегда. Ты никогда не одна. Если кто-то захочет посреди улицы стащить у тебя сумочку, найдется хорошая дюжина, что схватит преступника. Прошло много времени, пока я смог организовать такую сеть, но сейчас я могу спокойно спать, так как знаю, что с тобой ничего не случится, — Калеб прижался ко мне, поцеловал в шею, и ещё сильнее прижал меня к себе, после этого его хватка немного ослабла.
— Я тебе уже достаточно много рассказал. Время, пора идти, — когда он уже хотел встать, я схватила его:
— Подожди! — не хочу, чтобы это так закончилось! — Я хочу тебя поблагодарить. За то, что ты присматривал за цепочкой. Что ты ею дорожил. Что хранишь ее как сокровище. И за то, что сегодня показал мне её, — пытаюсь извернуться в его объятиях, то есть быть к нему в пол оборота.
Если бы я сейчас могла что-то увидеть, но как минимум знаю, где его губы, хотя и слепа сейчас как крот.
— Спроси меня ещё раз, можешь ли ты меня поцеловать, — прошу его. При этом мой подбородок дрожит и очень хорошо слышно, как стучат зубы. Ненадолго напрягаюсь, стараясь прекратить этот стук.
— Можно я тебя поцелую? — нежно шепчет он прямо напротив моих губ. Он так близко ко мне… так невероятно близко. Все же не хочу ему отвечать. Нет, Калеб моих слов не дождётся.
Подскакиваю вперёд и накрываю своими губами его губы. При этом слегка приоткрываю рот и быстро, но сладко посасываю его нижнюю губу. Давай… поцелуй меня в ответ. Поцелуй же меня!
Калеб медлит. Но недолго. Только мгновенье одной секунды, которую я провела с мурашками по телу, сидя в замке его рук, только после этого он меня поцеловал. Нежно. С любовью. Страстно... жадно… в это время он прикасался руками к моим щекам, гладил меня по волосам и скользил по шее.
Именно так хотела я, чтобы меня поцеловали. Именно так…
— Развяжи меня, — прошу его шепотом, но Калеб не реагирует на мою мольбу.
— Я хочу тебя коснуться! — говорю энергичнее и цепляюсь за оковы, но ничего не выходит. Он проделал действительно хорошую работу.
— Я могу тебя развязать, но тогда придётся пристегнуть тебя к кровати, иначе ты снова убежишь, — шепчет он мне в губы и запускает руку под одеяло. Любовно гладит мою грудь и возбуждает мои и так затвердевшие соски.
— Ммм! — я немного причитаю. Какое заманчивое предложение с его стороны. Вытягиваю ногу и обвиваю его бедро, немного отстраняюсь в его объятиях, так чтобы могла обвить его другой ногой.
— Ты хочешь ещё раз, хм? Жадная девочка… — отчетливо слышу, что он улыбается, воспринимаю как сигнал к действию и отвечаю:
— Я хочу сидеть сверху! — тогда же он должен меня развязать, верно? В конечном итоге мне нужны обе руки, чтобы опираться.
— Ты вряд ли это выдержишь, не правда ли? Этого не было в твоей маленькой истории, — бросает он мне, ухмыляясь.
— Давай уже… — продвигаюсь бёдрами к нему ближе и чувствую его нижнюю часть тела. Разве он уже успел надеть боксеры?! Но я хочу с ним поиграть!
— Давай… — снова прошу его и провожу языком ему по шее вверх до подбородка. На ощупь он жесткий, с легкой небритостью. Калеб отстраняет своё лицо от меня и совсем не мягко вжимает меня в кровать. Издаю короткий писк, однако приземление, к счастью, мягкое. Только наручники мне мешают, я могу, как минимум, прижаться к его бёдрам, чувственно двигаясь вверх и вниз.
— Трахни меня! — требую, как будто я сегодня не получила ни разу ни одного оргазма.
— Ну, ну… если ты еще что-то такое вульгарное скажешь, то больше не буду с тобой сегодня играть. Как невежливо, так меня об этом просить, — естественно Калеб хочет сейчас меня разозлить! Одеяло находится подо мной, так что я предстала перед ним абсолютно голой. Через деревянный крест мои груди возвышаются вверх, в воздух как маленькие горы и легко покачиваются туда-сюда, да я и не хочу это останавливать. Рука Калеб проскальзывает между моих грудей вниз через живот до Венериного холма, его он нежно поглаживает подушечками своих пальцев.
— Давай уже, трахни меня, наконец! — яростно говорю ему, хотя Калеб уже настраивается на мои движения, так что не возникает никакого трения между ним и моим клитором. Это не честно!
— Мне так нравится, когда ты здесь лежишь такая жадная, — сообщает мне он и сильно нажимает рукой мне на живот, чтобы придать мне более спокойное положение. Я поднимаю ноги, тогда он отдаляется от меня, резко переворачивает меня на живот и следит за тем, чтобы моя попа приподнялась выше, а моё лицо лежало на матрасе. Тогда он устраивается позади меня, прижимает вниз мой таз, но раскрывает мои наручники.
Жаль, всё происходит так быстро, и у меня нет возможности освободиться, так как прежде чем я успеваю, он привязывает мои руки к стальной штанге кровати.
— Ш-что ты делаешь?! — хочу добиться от него и усаживаюсь.
— Ты должна оставаться лежать, — говорит он спокойно и опять вжимает меня в матрас. Я не сопротивляюсь, напротив, позволяю доминировать, так как я знаю, как сейчас горячо и круто может быть, если я подчинюсь. Чувствуется, как пересохли мои губы, поэтому облизываю их. Пыхчу и закусываю нижнюю губу. Как же хочется видеть, что он делает!
Только цепи гремят и шуршат о стальную штангу, к которой я привязана. Мои руки слегка расставлены, а мои груди висят над моими коленями. А сейчас?
Хочу приподнять руки, но сделать это не получается. Он реально зафиксировал меня к кровати, будто поставив на якорь.
— Вот так мне нравится, очень хорошо, — говорит Калеб довольным голосом и бродит руками по моей голове, вдоль спины, до задницы, по которой быстро ударяет. Я вздрагиваю не потому, что это причиняет мне боль, совсем немного, а потому что испугалась.
Я крепко сжимаю губы, хотя меня переполняют жадные стоны.
— Тебе же это нравится? — спрашивает он тоном хозяина. Я сильнее хватаюсь за стальную штангу, не зная толком, что должна ему ответить. Новый хлопок и я, улыбаясь сильнее, закусываю нижнюю губу.
— Ты ответишь мне сейчас? — хочет он знать. Его голос слегка изменился. Он стал более сконцентрированным, серьезнее и больше не таким полным любви, что на самом деле мне нравится гораздо больше.
— Эмм, я не знаю… — невразумительно бормочу я. Если бы самой знать, честно говоря, мне это никогда не приходило на ум.
— Мы вместе в этом разберемся, но сейчас в первую очередь я хочу позаботиться о тебе, — слышу, как он тихо смеется и после ощущаю его руки у себя между ног. Его указательный и безымянный пальцы лежат между половых губ и бедер, в то время как средний палец находится ровно между ними. Быстрыми движениям касается моего клитора и следит за громкими, жадными и слегка разочарованными стонами с моей стороны. После чего его палец погружается в меня и сладко двигается туда-сюда.
— Все еще такая влажная, ммм? Я при этом еще совершенно ничего не делал, — ну, конечно, совершенно ничего! Одно то, что я его поцеловала, уже привело все мое тело в возбуждение! Вцепляюсь в стальную штангу и приподнимаю попу немного вверх. Этому мужчине удается своим маленьким тонким пальцем вызвать во мне такие эмоции. Но все же это не совсем нормально...
Еще пытаюсь заставить себя быть не такой громкой. Хотя и помню его слова. Никто здесь меня не слышит. Никто. Итак, я могу громко кричать, отдаваться, наслаждаться и забывать все ограничения, что должны меня сдерживать.
— Именно такой хочу тебя слышать, очень хорошо, — хвалит он меня, как будто действительно показал мне фокус. Вот задница! К моему сожалению, он вынимает из меня палец и отходит от кровати. А сейчас? Что теперь? Где он сейчас ходит? Почему он ничего не говорит?!
— Ка… — вот черт! Чуть не назвала его имя, мне нужно срочно исправиться, — Ка-когда ты мне скажешь, что ты делаешь?! — наконец-то я ровно сижу, и позиция медленно становится совсем уж приятно неудобной!
— Я надеваю новый кондом. И хотя ты единственная девушка, с которой у меня сексуальные отношения, но я не хочу, чтобы ты забеременела. Знаю, что ты принимаешь таблетки, но кто знает, — сейчас, когда я точнее его слышу, замечаю звук, как он что-то разрывает.
Я еще раз облизываю губы и представляю в своем воображении, что он сейчас будет со мной делать. Нетерпеливо двигаю бедрами и глубже прогибаюсь, приподнимая зад немного повыше. Он охотно дает успокоиться… даже слишком охотно.
— Только не так нетерпеливо, моя хорошая, — шепчет Калеб, садится на кровать, располагаясь подо мной. Я инстинктивно пристраиваюсь ему на бедра и отдаюсь наслаждению от его рук, путешествующих по моей попе.
Дыхание Калеба обжигает мою шею, что служит мне сигналом все же попросить его:
— Трахни меня уже! — согласна, это было слишком требовательно и немного яростно, но я точно взорвусь, если он сейчас в меня не войдет!
— Правда ужасно, ты портишь всю нашу прекрасную романтику, — говорит он с улыбкой на губах, которую я могу очень хорошо расслышать.
— Не мучай меня так, — молю я, когда мои бедра задвигались по его нижней части тела.
— И в мыслях не было, — говорит Калеб и начинает скользить руками у меня между ног. Он подается вперед и наконец-то входит в меня. О, да, фантастика!
Я усаживаюсь на его бедра и выгибаю немного спину, откидываю волосы назад и предоставляю мои голые груди, которые Калеб с удовольствием сжимает обеими руками. Он сгибает свои колени, ими он касается моей задницы и тут начинается дикая скачка.
Как бы я хотела положить свои руки ему на грудь, погладить его лицо и посмотреть на него, но, к сожалению, мне в этом отказано. Я больше не сдерживаю себя и вот уже прихожу в себя у него на бедрах. Как же это горячо! Классно! И остро! Хотелось бы такого каждый день! И каждую ночь! Я почти срываю стальную штангу из ее якорного крепления, когда через несколько секунд приближаюсь и просто падаю на него. Постанывая лежу здесь, Калеб все еще внутри меня, а я все обнимаю стальную штангу.
— Что такое? Уже? Мы же только начали, — говорит он, развлекаясь и выходит из меня. Я вздыхаю и наслаждаюсь его быстрым сердцебиением, которое могу четко воспринимать, так как моя голова лежит у него на груди. Именно так и хочется сейчас заснуть… чтобы на следующее утро снова проснуться. Жаль, у Калеба другие намерения и он прижимается своей эрекцией к моей попе.
И я снова им наполнена!
Я усаживаюсь на него и немного помогаю ему. И если физически я истощена и хочу, чтобы меня оставили в покое, он все же должен получить удовольствие. Хотя видимо очень забавно было заставить его поерзать. В любом случае, я все еще в его власти и лучше не буду его провоцировать.
Он обнимает меня своими руками, гладит по спине, заднице, моим ногам, наслаждаясь каждым сантиметром моей кожи, которой он может коснуться. При этом ласкает мою шею и нежно двигается внутри меня.
— Ты не должен ориентироваться на меня, — шепчу ему в губы, когда он нежно меня целует.
— Я хочу так. Так как так это длится дольше, и я могу насладиться каждой секундой. Быстрее тоже хорошо, но медленнее для меня что-то, — привыкла ли я уже к ощущению его большого члена в анальном проходе? Он точно не маленький...
Это длится какое-то время, потом Калеб начинает ускоряться и кончает в меня. При этом прижимает мое изголодавшееся тело крепко к себе и издает стон мне на ухо. Как же хорошо… если бы я могла слышать его настоящий голос и видеть его губы, его глаза, кожу, как блестят его дорожки пота, тогда… да, вот тогда бы я была довольна. Он аккуратно выходит из меня и начинает дышать все спокойнее.
Сейчас, когда Калеб отвлекся, а я так близко к нему, могу воспользоваться ситуацией. Мягко касаюсь губами его шеи. О, здесь шрамы? Но едва я приближаюсь к его подбородку, он отворачивает свое лицо. Никаких шансов.
— С тобой было так хорошо, но сейчас я вынужден тебя вернуть.
— Я еще не хочу уходить! — умоляю я. Я так и хочу увидеть его лицо! Могу я как-то избавиться от этой его повязки на глазах? Я прижимаюсь виском к его груди и пытаюсь, таким образом, освободится от повязки, но Калеб тотчас же замечает мои попытки.
— Ты же не хочешь быть запертой навсегда, а?
— Я не буду убегать! Только покажи мне, пожалуйста, свое лицо! Ты не должен бояться!
Но на это Калеб ничего не говорит, обходит меня стороной, встает и возвращает меня назад.
— Как так ты мне не веришь? Если все эти годы ты за мной наблюдал, то должен знать, что я всегда говорю правду! — кричу яростно.
— И именно поэтому я не сделаю этого, — он вздыхает. Я могу слышать, как он слова одевается.
— Я-я уже давно знаю, кто ты! — заикаюсь я и тут же кусаю губы. — Я не испугаюсь твоего лица. Твои глаза должны остаться прежними!
— Ты знаешь это? Тогда скажи мое имя! — требует от меня Калеб, но я молчу. — Если ты это знаешь, что можешь и назвать мое имя. Или ты боишься, что после этого не сможешь больше никогда покинуть эту хижину?
— Почему сейчас ты опять такой подлый? Мы так хорошо друг друга понимали! это было так прекрасно быть с тобой, а сейчас ты снова себя ведешь так… так…
— Ты, должно быть, забыла, кто я. Убийца. Мразь, как говорят у вас в ФБР. Я всего лишь одно имя в списке, который вы разрабатываете. Чем меньше таких людей, как я, тем лучше мир, не правда ли? — я на это ничего не отвечаю, молчу и жду.
Это и правда будет лучше, если я не назову его имени. Так как, в конечном итоге, хочу выйти из его хижины и в следующий раз лучше следить за собой.
Я кусаю губы. Хочется выть. Что же с ним случилось? Почему такая внезапная перемена? Это все только обман, чтобы я добровольно с ним переспала, а он в конце смог бы меня попрекать этим? Но… по меньшей мере я увидела цепочку моей мамы. И оно того стоило…
Калеб молчит, и я не говорю ни слова, когда он меня отвязывает. Но при этом тотчас же надевает наручники. Мои руки у меня за спиной связаны стропой и щиколотки связаны другой стропой, так что я не могу сбежать. После этого он оборачивает меня в одеяло.
— Подожди немного…
— Куда я должна идти? — кричу на него в ярости. Ну, у него точно есть идея, как мне не суметь сдвинуться с места? Калеб на это не говорит ни слова, а снова одевается. Я могу слышать, как он расправляет одежду, между делом возвращает стул на место и что-то запирает.
— Ты меня не любишь. Ты хочешь лишь владеть мною, как птицей, которую сажают в клетку и можно ею любоваться в любое время! — выплевываю я со злостью, тогда как он не издает больше ни звука.
— Или как бабочка, залитая акрилом, — шепчет он. Я содрогаюсь от этих слов и предпочитаю промолчать. Так как бабочка, залитая акрилом — мертвая.
— Но я верну тебя назад, после этого ты можешь и дальше размышлять, кем я мог бы быть. Но я уверен, как только ты узнаешь, кто я, то будешь меня ненавидеть.
— Это, возможно, никакая не любовь, в твоем понимании. Быть может это болезнь, если я так хочу заполучить тебя. Возможно, я и правда, не имею понятия, что такое настоящая любовь, если никогда с нею не был знаком. Но… — он немного помедлил, подошел ко мне и сел передо мной на корточки. — Мне все равно.
Снова сглатываю, вздрагиваю, и просто желая, чтобы он меня целой и невредимой доставит к моей машине.
Затем Калеб встает. Что-то несет, открывает дверь, возвращается, кажется, что-то убирает и после этого снова подходит ко мне. Уверенно берет меня на руки. Вместо того чтобы прижаться, отклоняю лицо от тела Калеба. Сейчас я чувствую себя ужасно. Я больше никогда не разрешу себе спать с ним, никогда!
Молчу и позволяю ему положить меня на заднее сиденье моей машины. Так, минуточку! Где это… это не моя машина, или? Здесь пахнет совсем по-другому и сиденье из кожи!
— Это не моя машина! — протестую я.
— Я знаю, — отвечает он мне, после чего Калеб снова уходит, видимо, чтобы еще что-то принести из хижины и после возвращается.
— Ты сказал, что доставишь меня до моей машины!
— Это я тоже сделаю. Просто твоя машина не здесь.
— Ш-что это может значить?!
— Твоя машина стоит в нескольких улицах от твоего жилища. Один мой человек был так любезен, отвез ее туда.
— И что ты сейчас со мной делаешь?
— Везу тебя к твоей машине… — Но, это тоже правда? Или он отвезет меня куда-то еще? В клетку? Где будет держать меня как птицу? Или… как бабочку…?
Если бы я хоть немного могла видеть, но нет, я все еще лежу связанная с завязанными глазами, закутанная в одном одеяле. Я не знаю, как долго он уже едет, но кажется, длится это недолго, пока мы не покидает лесные тропы и не выезжаем на нормальную дорогу.
— Что, если меня кто-то увидит? Как я лежу на заднем сидении?! — спрашиваю его после нескольких минут молчания.
— Стекла тонированные, никто не сможет тебя здесь рассмотреть, — объясняет он мне.
— Ах так… — бурчу я и вздыхаю. Чувствую себя ужасно, так как я переспала с этим человеком, так как сексуально изголодалась. При этом я предала Дина. Этого милого, прекрасного Дина, который обращался со мной точно с принцессой, был таким обаятельным и предупредительным… хотел дать мне время. А я просто переспала с другим. Я и не могу отговориться, что ничего другого мне не оставалось. Нет. Я тоже этого хотела. Это был самый горячий секс в моей жизни, хоть и длился недолго.
Как я после этого могу появиться перед Дином? Как только... как только...
Глава 12
Неверные подозрения.
За день до этого…
Июня 2015, суббота
Рейчел
Я в панике распахиваю глаза и пялюсь на Шона с открытым ртом. Ах, Боже мой! Что я только что сказала? Я его люблю? Чёрт возьми, я ещё и думаю только о том, почему сказала именно эти слова? Перед ним?!
Шон смотрит неподвижным взглядом на проезжую часть. На его лице нельзя разглядеть никаких чувств. Может быть, он меня совсем не услышал? Окей, в первый момент я чувствую облегчение, но затем меня всё-таки злит, что он это вообще не принимает.
— Ты не слышал, что я… — неуверенно шепчу я, однако Шон меня прерывает.
— Слышал. Даже очень отчётливо. Но я не знаю, что должен тебе на это ответить. На отношения между коллегами смотрят не очень хорошо, ты это знаешь. Вдобавок к этому я твой начальник, не забывай об этом, — спокойно говорит он, при этом, не смотря на меня.
— Ты тоже меня любишь?! — хочу я знать. Конечно же, я вспоминаю о нашем разговоре на вечере Гала. С принцем, который надеется, что его принцесса будет его ждать. Но что, если Шон просто неправильно меня понял? — Ты только что попытался меня поцеловать! — упрекаю я его. Он мог бы хотя бы ответить мне?
— Я не хочу торопиться. То, что я сейчас попытался приблизиться к тебе, было неправильно с моей стороны. Я, как твой начальник…
— Тебе можно было бы меня поцеловать, — ну вот я холодно прерываю Шона.
— Но так не пойдёт. Пойми же. Этим ты ставишь под угрозу свою работу и мою в том числе.
Постепенно я начинаю понимать, почему его жена с ним развелась. Для Шона работа в приоритете. И он хотел бы меня защитить. Но неужели он не понимает, что я совсем не хочу, чтобы меня защищали?
Я делаю глубокий вдох и выдох, при этом смотрю из окна и пытаюсь сосредоточиться на нашем деле.
— Ты уже точно знаешь? Были ли новые сведения в центральном отделе? — хочет узнать Шон. Я достаю планшет из сумки и проверяю онлайн-документы.
— Ванесса Фургиссон, девятнадцать лет. Она пропала вчера вечером в промежутке между 22:10 и 22:12. Тогда она была в пути с подругой, которая хотела ненадолго зайти в киоск. Ванесса осталась снаружи, зашла за угол, чтобы закурить. Камера наблюдения ловит её в объектив в последний раз в 22:10, в 22:12 её подруга Шарлотта снова покидает киоск. Видно, как она ищет Ванессу, но не может найти. Она пытался дозвониться до Ванессы по телефону, затем позвонила друзьям и семье, которые искали её всю ночь. Только ближе к шести часам они проинформировали полицию.
— Только почему так поздно? — хочет знать Шон.
— У Ванессы судимость, и она находится на испытательном сроке. Её семья боялась, что она могла опять что-нибудь натворить.
— Её преступление?
— Нелегальная проституция и хранение наркотиков. Кокаин, — я вздыхаю, когда вижу фото молодой девушки. Милая. Из хорошей семьи. Почему так опускаются?
— Проституцией она финансировала свою зависимость. Её родители понятия не имели, они только заметили, что она стала агрессивнее, и были сильно потрясены её задержанием одиннадцатью месяцами ранее. Ванессу выпустили из тюрьмы только две недели назад.
— И её родители не хотели звонить в полицию, потому что…?
— Ну, потому что они думали, что она, возможно, опять что-то натворила. К тому же, по словам её матери, доверие к полиции сильно пострадало. Они посчитали, что их дочь наказали слишком сурово. Десять месяцев, по их мнению, были слишком большим сроком, особенно если приговор был сразу же приведён в исполнение. Апелляция была отклонена. Родители упрекали юстицию, хотели преподать наглядный урок на примере их дочери и обвинить судью Элориуса Брэкка в том, что он должен был бы установить более мягкую меру наказания.
— Хм, хорошо. Нет никаких следов Ванессы? Можно ли было установить местонахождение телефона? — спрашивает Шон, смотря на меня неподвижным взглядом.
— Она как сквозь землю провалилась. Камеры киоска и находящегося напротив борделя зафиксировали только, как Ванесса ушла в переулок. В конце переулка находится стена, то есть она должна была вернуться. Но тогда камеры ничего не смогли уловить.
— Это мы должны увидеть на месте. Затем поедем к семье.
Я киваю и прочитываю остальные новости, пришедшие по этому делу, чтобы быть в курсе последних событий.
Примерно через тридцать минут мы доезжаем до восьмой улицы. Перед киоском стоит патруль, а также съёмочная группа, которая докладывает в прямом эфире прямо на месте. Однако меня удивляет то, что переулок оцеплен и при нашем прибытии подъезжают ещё три патрульные машины.
Шон и я выходим из машины и обращаемся к ответственному инспектору, который протягивает нам свою морщинистую руку.
— Хорошо, что вы смогли так быстро приехать! — пожилой мужчина с густыми кустистыми бровями и такими же бородой и усами приподнимает заградительную ленту так, чтобы мы могли пройти. С низко надвинутой на лицо шляпой и телефоном в руке он сопровождает нас прямо к месту находки.
Ширина переулка примерно десять метров, но обе камеры зафиксировали примерно восемь метров с левой стороны.
— Мы нашли её серьгу. Она была зажата между двумя кусками стены, — инспектор ведёт нас к месту, которое находится между несколькими сложенными в стопку картонными коробками и мусорными баками.
— Действительно… как она туда попала? — спрашиваю я с интересом.
— Не сама собой. Сначала в выемки вдавили жвачку, и там находилась серьга. Мы нашли её случайно, потому что на фотографии она отражала блеск. Едва узнаешь, едва увидишь. Жвачку ещё исследуют на остатки слюны и затем их сравнят с ДНК членов семьи. Но Шарлотта, её подруга, которая в тот вечер была с ней пути, сказала, что Ванесса всегда жевала жвачки со вкусом вишни и перца чили, в том числе в тот вечер. Редкая марка, — инспектор указывает на жвачку, в которой можно увидеть маленькие красные кусочки, и показывает нам серьгу, которую он положил в пакетик для вещдоков.
— Вероятно это послание от Ванессы о том, что она спряталась. Не смогла убежать, — вздохнул он.
— Вам знаком похожий случай? Есть ли подозреваемый?
— За последние два месяца пропало несколько девушек. Едва ли старше восемнадцати, но никогда не старше двадцати пяти. Молодые, миленькие, стройные. Но самый важный критерий примерно таков: все принимали наркотики.
Шон и я серьёзно смотрим друг на друга.
— Месть дилера? Из-за того, что девушки захотели очиститься? — спрашиваю я в кругу разговора.
— За последние два месяца мы не находили труп женщины, который подходил бы под описание одной из пропавших девушек. У кого бы они ни были, кажется, они или ещё живы, или чертовски хорошо спрятаны. Или же они утонули, — серьёзно говорит инспектор.
— Сколько их? — хочет узнать Шон.
— Восемь девушек за восемь недель. Ванесса была бы девятой, — подавленно отвечает инспектор.
— И все исчезли похожим образом? — спрашиваю я с беспокойством.
— Да. Они просто ушли. Но Ванесса первая, кто оставил сообщение. Поэтому мы вас тоже вызвали. Она не ушла добровольно, — отвечает мне инспектор.
— Хорошо. Мне нужны дальнейшие записи с камер видеонаблюдения находящихся в округе магазинов в радиусе одного километра. Все машины необходимо проверить! — тогда Шон обращается ко мне.
— Для этого позвони Эйвери и Тэйлору. Если Джолли уже здесь, она тоже должна пойти. Если нет, ей стоит подождать, пока они не позвонят. Мне в любом случае лучше, если она сейчас останется дома, — я киваю и хватаюсь за свой телефон, чтобы уведомить Эйвери и Тэйлора.
— А сейчас мы поедем к её родителям. Должно же быть указание на преступника! — Шон дико решительно настроен на то, чтобы найти эту девушку. Как отец он лучше всего может понять, каково это, когда твой ребёнок исчезает без следа.
Ванесса… где же ты? Что с тобой случилось?
Всего лишь через три улицы находится идиллический дом для одной семьи. Белая садовая изгородь. Сочная зелёная лужайка и чистая цветочная клумба перед домом. Это создаёт впечатление ухоженности, как и весь здешний квартал, в котором пропала Ванесса.
— Эйвери и Тэйлор сейчас приедут. Они будут здесь примерно через три четверти часа. Джолли ещё не вернулась. Я сообщила нашим коллегам, что за ними нужно присматривать, чтобы ещё раз не произошёл случай, как с тюльпанами.
— Окей. Ты поговори с матерью. Матери всегда знают о дочерях больше, чем отцы, — кратко наставляет Шон, и я киваю. Мы выходим из машины, и Шон звонит в дверь семьи Фургиссон. Кажущаяся хрупкой женщина открывает дверь, примерно за сорок, тёмные слегка волнистые волосы до плеч. Глаза сильно покраснели, щёки тоже.