Взгляд потустороннего мира 7 глава




— Да-а, — мечтательно протянула мама, — мы с отцом решили не наготавливать в этот год, сделаем всего понемножку, салатиков, торт спеку...

— Здорово, — без энтузиазма кивнула Катя.

Мать подошла к окну и задернула занавеску.

— А то дует, — пояснила она и между прочем добавила: — Папина сестра в гости на Новый год приглашает, вот думаем... А у тебя есть какие планы?

«Спрашивает о моих планах?» — не поверила своим ушам Катя.

Валентина Васильевна скупо поджала губы, обронив:

— Я подумала, может, ты с тем мальчиком захочешь справлять... как там его?

— Влад.

Подумать о том, где и с кем будет отмечать праздник, Катя еще не успела, поэтому честно созналась:

— Я пока не знаю.

— А что он, Влад этот, не предложил? — все тем же тоном праздного любопытства, спросила мама.

«Так вот она к чему. Решила разузнать, как далеко уже все зашло!»

— У нас не было времени поговорить об этом, до Нового года еще полмесяца... успеем.

Мобильник в руке пиликнул. От Влада пришла эсэмэска: «Рад был видеть. Поправляйся!»

— От него? — вскинула брови мать.

— Да.

— Что пишет?

— Мама, — нахмурилась Катя, — это личное!

Валентина Васильевна неестественно засмеялась:

— Да чего там может быть личного?! Ты же не замуж за него собираешься выходить?! Первый парень — это, знаешь ли, так... несерьезно. Сколько их еще будет!

«Замуж? Это ее в действительности беспокоит?» — Катя едва сдержала смешок и серьезно заверила:

— Нет, замуж не пойду, не волнуйся.

— А я что, — передернула плечами мама, — поступай как знаешь, твоя жизнь! — Она взялась за ручку двери и, прежде чем выйти, обронила: — Отдыхай!

Как только дверь закрылась, девушка подскочила к окну, но на заснеженном дереве остались лишь следы.

Внизу разноцветными огоньками мерцала елка, белел от снега двор, а в синем бархате небес висел серебряный месяц.

Катя со странным беспокойством улыбнулась. Она чувствовала, что для нее начинается новая жизнь, полная опасностей и тайн. Где невозможное — обычно. И повернуть назад уже немыслимо, потому что сердце подхватил смерч, закружил-завертел и понес...

* * *

Толстые крылатые младенцы с арфами были над годовой. Они играли и смеялись в нежно-лазоревых облаках.

— Я тебя люблю, — раздалось у него над ухом.

Золотистые ресницы дрогнули.

— Я тебя тоже, — ответил Лайонел.

Лицо любовницы с пылающими черными глазами возникло над ним и загородило нарисованных на потолке ангелов.

— Правда?

— Нет, — расхохотался молодой человек, — конечно, неправда! Ты такая наивная, Анжи.

Девушка с тихим рыком скатилась с него.

— Ненавижу тебя!

— Вот и разобрались. — Лайонел под шелковой красной простыней перевернулся на живот и задумчиво уставился в холодно отстраненное лицо Анжелики.

— У меня есть для тебя подарок, — обронил он.

Взгляд любовницы оживился, она повернула к нему

голову.

— Ты знаешь, чего я хочу!

— Детей и домик за городом? Нет, это всего лишь вино... в холодильнике. Твоя любимая, редкая группа. А что до детей, да они и впрямь имеют отношение к твоему подарку...

— Прекрати! — прошипела Анжелика и нежно коснулась острым ногтем по его шее. — Лайонел, сделай меня достойной тебя! Ты никогда об этом не пожалеешь!

— Откуда ты знаешь? Паук наплел?

Ладони с длинными изящными пальцами сжались в кулаки.

— Мы созданы друг для друга! Сколько тебе еще нужно времени, чтобы это понять?

— Может, пару столетий и хватит, — невинно улыбнулся Лайонел.

Анжелика уронила голову на подушку и, не спуская с него агатового взора, воскликнула:

— Я умру столько ждать!

— О-о, придумай что-нибудь более весомое, чем угроза смерти! Даже не смешно!

— Почему ты упрямишься?! — взорвалась девушка. — Ты приходишь ко мне почти каждый день, мы близки, я сопровождаю тебя на все светские рауты, для окружающих — мы пара! А для тебя?

— Я не хочу об этом говорить.

— Я хочу! — ударила его по плечу Анжелика. — Ты бесчувственный! Я бы еще поняла, если бы в твоей жизни была другая, а так...

Лайонел засмеялся:

— Я подумал, ты не обрадуешься, если узнаешь, что я тебе изменяю.

Анжелика недоверчиво сощурилась и, обдав его холодным воздухом всколыхнувшегося пеньюара, села на кровати.

— Ты сейчас пошутил?

— Как тебе будет угодно.

Девушка не заметила, как ногти сами собой воткнулись в алую простыню и точно ножи прорезали четыре рваные дыры.

— Кто она? — раздался в тишине звенящий от ярости голос.

— Они, — без всякого сочувствия подсказал моло­дой человек.

Анжелика тряхнула водопадом золотых волос, затем резко сменила тактику. Она обвила руками его шею и прижалась яркими губами ко рту, шепча между поцелуями:

— Как нехорошо шутить такими вещами! Никогда не делай этого!

— Не буду, — запросто пообещал он.

Через час Лайонел вышел из дома любовницы и на миг, в сиянии бледного зимнего солнца, замер. Лицо исказилось от боли, но через пару секунд превратилось и обычную ежедневную маску. В холодном воздухе пахло бензином от стоящих в ряд машин, снежная дорога, ведущая на площадь перед дворцом, была покрыта следами и оранжевой солью. Серое высокое небо без облаков медленно плыло над блестящими крышами домов, выкрашенных ярко-оранжевой краской. Возле палаток с сувенирами толпились туристы! Парочка детей, раскинув в стороны руки, бегали по поребрикам, грязные голуби устроились на подоконниках.

Молодой человек сел за руль золотистой машины, выехал из переулка и помчался по шоссе. Мелькали светофоры, разноцветные старинные дома, мосты, мосты... Город мостов и человеческого праха, развеянного по узким переулкам, широким проспектам и улицам, освещал ледяной шар, точно Божье око, глядящее с болезненно-бледного неба.

Из вмонтированных в потолок колонок полились чи­стые звуки скрипки Вивальди.

Лайонел какое-то время шарил по соседнему сиденью в поисках пульта от магнитолы, после чего раздраженно начал жать кнопку прямо на дисплее. Замелькало: «Времена года: «Весна», «Времена года: «Лето», «Времена года: «Осень»... — Он отнял руку, когда высветилось наконец: «Времена года: «Зима».

Перед мысленным взором возникло бледное лицо, Лайонел сердито сжал руль. Совсем не Анжелика — прекрасная и грациозная занимала его помыслы. Он сбежал от нее поскорее, прежде чем девушка возьмет своего паука и тот выложит ей, кто и о чем думает в радиусе нескольких метров от нее.

— Мерзкий паук, — пробормотал молодой человек, рассеянно поглядывая на дорогу, — мерзкая девчонка... глупый братец.

Большие, по-детски наивные серые глаза не шли у него из памяти с того дня, как девчонка провалилась в люк. Всего какие-то ничтожные секунды, которые она смотрела в ослепляющий свет фар с застывшим выражением ужаса на фарфоровом лице, а в его сознании этот взгляд впечатался, точно раскаленная пластина в кожу.

«Жаль, не утонула, — сердито размышлял он, прибавляя скорости, — и всем было бы хорошо! Вил бы меня со временем простил... несомненно бы простил! Или нет?»

В тихий двор машина въехала, когда солнце почти опустилось за дома. Лайонел зашел в парадную и на третьем этаже, за мусоропроводом, обнаружил брата. Тот сидел, накрывшись с головой курткой, под глазами залегли темные круги, губы были почти бескровны, глаза, казалось, побледнели вместе с кожей.

— Можно спросить, — поддел его носком ботинка Лайонел, — а какой смысл твоего тут нахождения, если ты не можешь двинуться с места? Как ты планируешь защитить ее, если наши силы с тобой изначально неравны?

Брат агрессивно уставился на него.

— Чего тебе здесь нужно?!

— Ничего, — пожал плечами Лайонел, — я тут подумал, что даже не знаю, какие песнопения ты бы предпочел на своей панихиде? — Он театрально потупил глаза. — Ведь это мне как твоему ближайшему родственнику хлопотать о похоронах.

— Ну ты и придурок, Лайонел! — прорычал брат.

Лайонел вздохнул, улыбка исчезла с его лица. Он

вынул из-за спины бутылку вина, поставил на пол перед братом и жестко произнес:

— Вильям, если ты сдохнешь тут, как собака бездомная в вонючем подъезде, то девчонка отправится за тобой, я это обещаю!

— Влад, — напомнил брат и протянул руку к бутылке, предварительно спросив: — Кто?

— Зверюшки, — презрительно закатил глаза Лайонел и, наблюдая, как тот жадно пьет, потребовал: — Возвращайся домой, хватит подрабатывать дневным сторожем! Эта работка тебя убьет!

— Даже не надейся, — заметно повеселев, фыркнул брат.

— О, Вил, не глупи... — Лайонел прошелся от мусоропровода до окна и обратно. — Если бы хотел, я бы ее уже убил, ты ведь знаешь!

Брат молчал, поэтому Лайонел продолжил:

— Я не стану ее убивать, обещаю! Ты доволен?

— Я тебе не верю, слишком просто. Что-то задумал? Можешь не отвечать!

Лайонел снисходительно улыбнулся.

— Ты готов за нее умереть, — промурлыкал он, — а она? Не думал, что она может выбрать кого-то другого? Предать тебя!

— Нет! Она не предаст! — глядя ему прямо в глаза, уверенно произнес брат. — Ты просто не знаешь ее.

— Хорошо, — согласился Лайонел, — познакомь нас!

Скулы брата напряглись.

— В чем дело? Я дал слово, что не намерен ее убивать, или ты боишься чего-то другого? Может, ты все-таки не совсем уверен?..

— Познакомлю, — оборвал его брат, — как-нибудь!

— Чудно, — хлопнул в ладоши Лайонел и, прежде чем сбежать по лестнице, проронил: — Только не говори мне потом, что я не предупредил. — Он оскалил белоснежные зубы в улыбке. — Все они одинаковы!

 

Глава 8

Музыка тысячи Антарктид

 

Всю субботу Катя просидела у окна в надежде, что объявится Влад. А он даже не позвонил. Она чувствовала себя несчастной, обманутой и всеми брошенной. Одно радовало — ей стало значительно лучше: горло не болело, голова не кружилась. Можно было считать, что она очень легко отделалась после купания в ледяной воде.

Готовиться к зачетам и экзаменам не хотелось, получалось сосредоточиться на чем-то, кроме окна, и того, что происходило за ним. Девушка смотрела на телефон, то и дело брала его, проверяла, не разряди ли аккумулятор, работает ли звук. То ходила по комнате и злилась, то падала на кровать и, обхватив голову руками, пыталась заставить себя думать о чем угодно только не о своем странном друге.

Несколько раз позвонила мама. Если бы она знала как дочь метнулась к телефону, как высоко подскочило у нее сердце, а потом сжалось от разочарования, покрутила бы у виска.

Перед сном Катя долго лежала в ванне под душем. Ей нравилось смотреть, как капли разбиваются о пенистую воду, точно летний дождь в лужах. Сейчас дождь лучше всего соответствовал ее настроению.

«Как будто больше занятий у меня нет, как только горевать, — сердито размышляла девушка. — А если он исчезнет навсегда, что будет? Руки на себя наложу? Смешно... »

На самом же деле ей было грустно. Такой зависимости она прежде никогда не испытывала. В детстве она как-то полюбила есть жареные семечки, но когда поняла, что не может без них прожить и дня, с трудом, но отказалась от лакомства, переросшего в привычку. И теперь, припоминая давно забытые ощущения, она точно знала, что испытывает очень похожие чувства. Не может и не хочет ни о чем думать, кроме объекта своего вожделения. Но одно дело, когда хочется всего лишь семечек, которые, если совсем станет невыносимо, можно пойти и взять, и совсем другое, когда объект вожделения другой человек. Его нельзя было пойти и взять, его нужно ждать. В конечном счете все зависело от него, целая жизнь — внутренняя империя, где раньше существовали интересы, дела, заботы, мелкие привычки. Мирок в один миг сузился, превратился в храм, посвященный одному.

Катя вышла из ванной в пушистой пижаме, с полотенцем на голове и первым делом, войдя в комнату, устремилась к окну. И тотчас об этом пожалела. Влад был там, сидел на дереве, как в прошлый раз, и улыбался ей.

«Заметил ли он, как я метнулась к окну? Насколько ужасно полотенце на моей голове, а пижама?..» — гадала она, не отрывая взгляда от мерцающих в темноте глаз. Девушка стянула с головы полотенце, мокрые волосы рассыпались по плечам.

Влад достал телефон, но она покачала головой и распахнула окно. От ледяного воздуха свело легкие, холод проник под пижаму, коснулся мокрых волос, распаренного лица.

— Ты же после ванной! — ужаснулся Влад.

Катя не знала, что на это сказать, собственный поступок показался восторженно глупым и абсолютно детским. Она так ждала Влада, так хотела увидеть его!.. И когда это случилось, от счастья совсем позабыла, что в мире взрослых всегда нужно притворяться. Чтобы не показаться слишком импульсивной, слишком восторженной, слишком наивной, слишком-слишком влюбленной.

— Хочешь зайти? — сама себя удивила она вопросом.

— Через окно? — засмеялся он.

— Нет, конечно нет, — смутилась Катя, — через дверь. — И, точно оправдывая свое приглашение, пояснила: — Родители на даче. — Ей совсем не понравилось, как это прозвучало. Пошло, точно в дурацких анекдотах. Можно было подумать, она приглашает его для быстрых утех. Выскочила из ванны, не успела еще остыть, распахнула окно и: «Здрастье, будьте любезны прыгнуть на подоконник, а потом на меня».

От неловкости хотелось провалиться к соседям.

— Конечно, — после недолгой паузы, согласился Влад.

Катя взялась за оконную раму, но молодой человек попросил:

— Отойди, пожалуйста.

Она посторонилась, не понимая, зачем именно это понадобилось. Девушка не успела даже пикнуть, как он перемахнул с ветки прямо в ее комнату, даже не задев подоконник.

Влад по-хозяйски закрыл окно и, оглядевшись, заметил:

— Очень уютно.

— Спасибо, — выдавила она из себя, ошеломленно хлопая глазами.

Позвать-то она его позвала, а что дальше - даже не представляла. Следовало ли его покормить? Для ужина, конечно, поздновато, но и совсем не предложить - некрасиво.

— Чаю? — попыталась она придать своему тону обыденности. И снова пожалела, подумав, что может решить, будто приглашать к себе парней и поить их чаем для нее в порядке вещей.

— Нет, благодарю, — ответил он в ее манере и, чинно склонив голову, пробормотал: — Пожалуй, пройдусь в прихожую, разденусь.

Он вышел, а Катя на одеревеневших ногах проковыляла к зеркалу. Видок у нее был тот еще — овечка Долли сразу после клонирования. Волосы от морозного воздуха застыли курчавой паклей, глаза распахнуты подобно входам в скворечниках, щеки болезненно горят, губы бледны.

«Красавица», — печально заключила Катя и неловко повернулась, когда в комнату вернулся Влад.

На нем был тонкий белый свитер и черные джинсы. Молодой человек подошел к стеллажу с книгами и коснулся корешка книги Булгакова «Мастер и Маргарита».

— Любишь мистику?

Катя пожала плечами:

— Раньше нравилась.

— А сейчас? — удивленно приподнял он брови.

— И сейчас, — менее уверенно сказала она. Последнее время мистика перестала ее привлекать по очевидным причинам, хотя для Влада они могли быть вовсе не очевидны.

— Что слушаешь? — Молодой человек скользнул взглядом по аккуратной стопочке дисков, но ни один из них не взял, открыл дискетницу небольшого музыкального центра. — Франц Шуберт, — прочел он имя на диске и пораженно посмотрел на девушку. — Слушаешь?

— Бывает.

— Мой брат любит Шуберта...

— Дедушка подарил диск, еще два года назад, — Катя отвела взгляд, — как раз перед смертью.

— Прости...

Значит, у тебя есть брат?

— Да, — отворачиваясь, нехотя ответил Влад.

— Старший?

— На два года.

«Похоже, они не очень ладят», — догадалась Катя, но так хотелось побольше разузнать о семье своего таинственного гостя, что она решилась еще на одну попытку:

— А какой он?

Влад скривился. Она впервые видела у него такое разраженное выражение лица. Сделалось не по себе. «Не нужно было спрашивать!»

— У него на сердце тысячи Антарктид, — равнодушно ответил молодой человек.

На этом девушка решила ограничиться информацией о его брате.

«Вряд ли про хорошего человека можно так сказать. Наверняка он отпетый негодяй, разве стал бы Влад клеветать на родного брата?!»

Молодой человек задумчиво улыбнулся.

— Каким разным... — он помедлил, как будто подбирал слово, — разным людям нравится Шуберт. Послушаем?

— Конечно, — кивнула она, пытаясь понять, что он имел в виду. Сравнил ли он сейчас ее со своим братом, усомнился ли в Шуберте, во всех сразу или только в ней одной? И вообще, сколько Антарктид тогда у нее на сердце, если это та мера, которой он оценивает людей?!

Неожиданно она поймала себя на мысли, что не прочь посмотреть на его брата со всеми его Антарктидами. Даже представить было сложно.

— Ты не устала? — негромко спросил Влад, вслушиваясь в печально-тревожные звуки Восьмой, неоконченной симфонии музыканта.

— Совсем нет, — соврала Катя, а сама улучила момент и присела на кровать. Рядом с ним она ощущала слабость в ногах, казалось, вот-вот свалится, как перезрелое яблоко с ветки.

Влад, ни к чему не прикасаясь, рассматривал ее диски, книги, а она сидела и волновалось. Это походило на оценочную комиссию.

Когда молчание до неприличия затянулось, девушка спросила:

— А ты какую музыку слушаешь?

— В основном тяжелый рок. — Влад словно смутился от своих слов и, быстро глянув на нее, сказал: — Тут мы не совпадаем.

— Это и не обязательно, — заверила она.

Он выглядел огорченным, как будто предпочтения в музыке были главным критерием, по которому он выбирал себе девушку. И она с Шубертом ни в какие ворота ему не лезла.

— Я могу слушать что угодно, даже радио... — Катя осеклась, встретив его напряженный взгляд.

«И чего я оправдываюсь? Размазня... Вот такие и родину готовы с потрохами продать, лишь бы всем угодить».

— А я еще и Вангелиса обожаю! — заявила она, кивая на полку с дисками. — У меня пять его альбомов! А еще...

— Еще ты обожаешь Баха и Вивальди, — закончил за нее Влад и, криво усмехнувшись, спросил: — Как насчет Моцарта, Шостаковича, Брамса и Рахманинова?

— Выборочно, — ответила она, гадая, откуда он узнал, если дисков с музыкой этих композиторов у нее нет. Был где-то с любимыми мелодиями, записанный еще в школе у подруги, чья мать преподавала в музыкальной школе уроки фортепиано. Но этот диск валялся где-то в ящике стола или был на даче — она точно не помнила. В любом случае Влад его видеть не мог.

«Еще одна загадка. Он читает мысли? Если так, то почему назвал именно этих композиторов? Я о них сейчас не думала! Или думала?»

— А как ты узнал? — не выдержала Катя.

— Предположил, — беспечно повел плечом Влад.

«Если он и на другие мои вопросы так собирается отвечать, то можно не утруждаться их задавать», — с легким раздражением подумала она, созерцая его прямую спину.

Влад прошелся до окна.

— Мне, наверно, пора... Тебе нужно отдыхать. Уже поздно.

Часы показывали полпервого.

Она хотела запротестовать, но в последний момент передумала.

«Может быть, родители за него волнуются? Знают ли они, где сейчас их сын? Какие отношения у него в семье? С братом определенно не очень. С дедом, видимо, были хорошие, раз наследство оставил... А остальные?»

Девушка вышла в прихожую и облокотилась о стену, наблюдая, как Влад одевается. От его четких, отточенных до миллиметра движений захватывало дух.

— Ты далеко живешь? — полюбопытствовала Катя, когда он взялся за дверную ручку.

— Не очень. — Влад улыбнулся.

«Ну конечно, стоило бы догадаться, адрес свой он не продиктует!»

— Я приглашу тебя как-нибудь, — неожиданно пообещал он, — сама все увидишь.

Их разделял один шаг. Она чувствовала взгляд на своих губах, и их покалывало, по телу разливалось тепло, а сердце случало приглушенно.

— Доброй ночи, — услышала она Влада точно издалека.

— И тебе. — Собственный голос показался ей настолько разочарованным, что она испугалась: «Догадается!»

Молодой человек опустил глаза.

— В понедельник к врачу, выпишут. — Он не спрашивал — утверждал. — Я встречу тебя во вторник утром и провожу до колледжа. Если ты, конечно, не против.

Захотелось смеяться. Разве могла она быть против? Когда от мысли, что он вот так уйдет и не скажет, чего ей ждать, сердце рвалось из груди, готовое распластаться у его ног и постыдно умолять... О чем? Она сама толком не знала. Чувства, желания, эмоции переплелись в один тугой узел, и сколько она ни пыталась, развязать его не могла. Или не хотела?

* * *

Вдоль высокого бетонного ограждения завода тянулись круглые фонари. Вокруг — ни души. Огромная пустая серая дорога, тротуар под снегом, тени деревьев. Влад мерил расстояние от одного светлого снежного круга до следующего. На кончиках пальцев он чувствовал тепло, совсем как в тот день, когда под его ладонью с губкой была обжигающе горячая кожа: нежная и белая, точно лепестки ромашки. Воспоминание об этом сводило его с ума, внутри просыпалась жизнь, такая, какой он запомнил ее много лет назад. Мертвое сердце молчало, но казалось, что оно бешено стучит, и в висках трепещет пульс, и холодная кровь бурлит.

Сегодня особенно сложно было уйти... Он мечтал о ней как простой смертный. Закрывал глаза и видел ее утонченное лицо, засыпал, и ему снилась Она — в облаке кудрявых волос цвета зари. Он мог бы бесконечно смотреть на нее как на восход или закат солнца, ждать ее как запретного чуда, и бояться, что скроется за горизонтом. Хотелось касаться шелковистых волос, погружать пальцы в их теплый водопад, ощущать на своих холодных губах ее жгучие дыхание, заглядывать в серые как дым глаза, сжимать в руке хрупкую нежную ладонь и вздрагивать от неровных ударов живого сердца.

Влад скользнул взглядом по рисунку на зеленоватом бетонном заборе — четкие полосы, выдолбленные широкие арки.

Яркая вспышка ксеноновых фар на миг ослепила, боль парализовала. Выехавшая из-за угла машина, освещая смертельным светом дорогу, неслась на него так близко к тротуару, как это было возможно.

Кожу обдало пламенем, из открытых окон машины показались длинные ультрафиолетовые лампы, тогда Влад сорвался с места и побежал в обратную сторону. Но уже через секунду понял: «Облава».

С другой стороны выехала еще одна машина, осветившая дорогу белым ярким светом.

Молодой человек подпрыгнул, уцепился за бетонный выступ на заборе и резко отпустился, когда темные окна завода как по команде зажглись.

Свет от фар машин приближался, все пути к отступлению были отрезаны. Влад искал камень или еще что- то достаточно крепкое, чтобы разбить лампы, но ничего не находил. Он метался как зверь в клетке на небольшом пяточке. Снег рассыпался в руках, огонь растекался по венам как яд, лишая воли, ломая сопротивление, точно тростинку под сильными пальцами. Из машин выскочили мужчины с длинными ультрафиолетовыми лампами и двинулись на него.

Корчась от боли, Влад упал на колени. Он хватал снег и прижимал его к горящему лицу, но тот превращался в воду и утекал между пальцев.

— Стреляйте! — раздалась команда.

Прогремели сразу два выстрела.

От одной пули молодой человек увернулся, серебряный ошметок попал в забор, звякнул и скатился в снег, а вторая попала ему в бедро.

— Еще! Стреляйте еще!

Грохот выстрелов вдруг перекрыл другой звук, в сотни раз мощнее — взрыв. В воздух взлетела одна из машин, перевернулась и, рухнув на крышу, загорелась. А над объятой огнем машиной возникла высокая фигура в черном. Лайонел выломал что-то в днище машины и швырнул в другую с такой силой, что ее развернуло.

Он разбежался и в три прыжка оказался возле развернутой им машины. Горящие полы его пальто потухли. Кулак в черной перчатке разбил все фары. Водителя он вытащил за грудки через лобовое стекло. Бедняга не успел даже крикнуть, как его оторванная голова, разбрызгивая кровь, полетела в охотников. Мужчины с лампами что-то орали, стреляли, один бросил лампу и побежал... Его-то и настигла голова водителя, которая ядром врезалась в спину, переломив позвоночник.

Влад видел, как брат подскочил к людям, в ужасе выставившим перед собой лампы, как щиты, и одного за другим уничтожил. Они кричали, захлебываясь собственной кровью, а Лайонел стоял над ними и холодно взирал, как те корчатся в острых осколках ламп на черном от крови снегу.

Влад закрыл руками глаза, лишь бы не видеть этого побоища, и вновь открыл, когда услышал пронзительное карканье. Черный ворон кружил над телами и каркал-каркал-каркал... до тех пор, пока воздух не сотрясло хлопанье полчища крыльев. Черно-серая туча приближалась с севера. Воронье накинулось на угощение, точно стая гиен.

Лайонел вышел из черно-серого облака и стряхнул с плеч перья. Он облизнул с губы кровь и медленно подошел. Несмотря на внешнее спокойствие, весь его облик источал ярость, холодные глаза горели на бледном лице.

Влад с трудом поднялся, из ноги текла кровь, но боли он не чувствовал. Огонь, сжигавший изнутри, исчез, температура тела снизилась. Молодой человек встретил ледяной взгляд брата и отвел глаза.

Лайонел рванул рубашку на шее и острым ногтем порезал себе кожу. Хлынула кровь, и тогда он прорычал:

— Давай, слабак!

Влад отшатнулся, но брат схватил его за ворот куртки и поднял, прижав к бетонной ограде.

— Ты хоть знаешь, сколькие мечтают о такой чести, идиот! — крикнул ему в лицо Лайонел. Темно-бордовая кровь текла по белой коже, исчезая под рубашкой.

— Дай это тому, кто хочет, а я... — Влад не договорил, брат разжал пальцы, и он снова упал на землю.

Лайонел обмакнул мизинец в своей крови и, облизнув, насмешливо бросил:

— Ну и дурак.

— Может быть, — фыркнул Влад, поднимаясь и оглядывая место бойни, — но я не хочу превращаться в... — Он умолк и, махнув рукой, пошел прочь.

Брат его догнал и грубо схватил за плечо:

— Договори! В кого?! Кто я, по-твоему?

Влад опустил голову:

— Оставь, Лайонел

— Договори! Кто я?! — прошипел брат, крепче сжимая его плечо.

Их взгляды пересеклись.

— Ты самое безжалостное существо, которое мне известно! — Влад обернулся и кивнул на черно-серую дорогу из птиц. — Ты мог оставить этим людям жизнь, но...

Рука в черной перчатке съехала по его плечу, холодные голубые глаза застыли.

— Они бы тебе, Вильям, не оставили твою! Почему я должен был пощадить их?

— Потому что они всего лишь люди.

— Люди, которые тебя чуть не убили! Они знали, на что идут, и были готовы к смерти!

Влад упрямо мотнул головой:

— Никто не готов к смерти! К ней нельзя подготовиться!

— Как же мне надоело твое нытье, — рассердился Лайонел, — следующий раз, когда будешь умирать и ждать моей помощи, реши для себя, кто — ты или они!

— Ты знаешь ответ, — усмехнулся Влад.

Лайонел закатил глаза.

— Ты глупец, вот это я знаю точно!

Около десяти минут они быстро шли, никуда не сворачивая, пока не добрались до нужной улицы.

Влад следом за братом перешел дорогу и остановился.

Лайонел обернулся.

— Что еще?

— Пуля мешает, — поморщился Влад, рассматривая дыру в штанине, откуда текла кровь.

Брат посмотрел на кровавую дорожку, оставленную за ними, и чертыхнулся.

— Хочешь гостей пригласить? — Он вернулся и, опустившись на корточки, вынул из кармана небольшой ножик. Лезвие разрезало джинсу и кожу.

— Лайонел! — сердито воскликнул Влад.

— Больно? — изумился брат.

— Нет, но не нужно резать меня вот так...

— Как?!

— Как колбасу! Будь добр, смени хотя бы выраже­ние лица!

Лайонел некоторое время молча смотрел на него снизу вверх, потом, не скрывая раздражения, буркнул: «Будь добр, заткнись!» — и запустил в рану нож. Лезвие провернулось в ноге, и уже через миг пуля упала Лайонелу на ладонь. Он подкинул серебряный шарик и, рассмеявшись, предложил:

— Переплавь себе на крестик, мой набожный друг!

Влад оторвал от джемпера лоскут, обвязал его вокруг ноги и, заметив, что брат приподнял к свету фонаря окровавленную руку, предупредил:

— Не вздумай!

Лайонел лучезарно улыбнулся и спрятал руку за спину.

— О, какого ужасного ты обо мне мнения.

Пошел снег. Жилые дома сменились полуразрушенными, потянулись фонари с разбитыми лампочками, сломанные водостоки, забитые досками окна.

— Как там поживает девчонка? — полюбопытствовал брат.

— Та самая, которую ты чуть не утопил? — с сарказмом уточнил Влад. — Будет здорово, если запомнишь ее имя, оно простое.

Лайонел хмыкнул:

— Даже слишком простое, впрочем, как и она сама! Ну и... ты ее пригласил к нам?

— Успею еще, — отмахнулся Влад.

— Не терпится с ней познакомиться, — ухмыльнулся брат, — кажется, у нас есть общие интересы! Уверен, мы поладим! Надо бы как-нибудь устроить вечер классической музыки!

Влад помрачнел, а Лайонел принялся разглагольствовать:

— Только представь, я, ты, маленькая Кэт, Шуберт, Бах, Вивальди и конечно же Вангелис... — Он засмеялся. — Можно будет еще пригласить Анжи, кстати, она, как и ты, ничего не смыслит в великих композиторах! Будет весело!

Они остановились перед забором с колючей проволокой. Лайонел прыгнул на дерево, с него за забор и застыл, глядя вдаль. Над домом в черном небе, усеянном белыми точками звезд, висела луна. Кружившие в воздухе мелкие снежинки походили на небесные светила, которые непривычно медленно падали на землю.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-07-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: