Хавьер Моро
Индийская страсть
«Моро Хавьер. Индийская страсть»: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»; Харьков; 2008
ISBN 978-5-9910-0606-4
Аннотация
Зима 1907 года. 17-летняя испанка Анита Дельгадо выходит замуж за богатейшего из махарадж Индии. Так начинается эта увлекательная история любви и предательства в стране сказочных принцев которая затянулась почти на два десятилетия…
Автор книги «Индийская страсть» Хавьер Моро родился в 1955 году в Мадриде и несколько лет работал журналистом. Его книги многократно издавались во Франции и Испании, а также в странах Латинской Америки. Моро выступал продюсером и сценаристом фильмов «Valentina» и «Crónica del alba». В Испании роман «Индийская страсть» стал бестселлером — был продан тиражом более 400 000 экземпляров. А в 2016 году поклонники творчества автора смогут насладиться экранизацией романа «Индийская страсть» с участием Пенелопы Крус и популярных актеров индийского Болливуда.
Хавьер Моро
Индийская страсть
Себастьяну, радже Святого Августина и Беккера, и его матери, принцессе Сите
Провидение создало махараджей, чтобы явить миру зрелище.
Редьярд Киплинг
Детей одного и другого пола непременно следует брать на охоту раз в неделю, а когда они становятся старше, им обязательно, по меньшей мере две недели в году, нужно проводить на охоте на тигра.
Записки губернатора по вопросам воспитания
(махараджа Гвалиора, General Policy дурбар, 1925 г.)
Все годится, ибо страсть не ждет.
Камасутра 2.3.2
Британская империя в Индии в начале XX века
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Жизнь — волшебная сказка
28 ноября 1907 года. В океане царил штиль. Аравийское море похоже на огромное масляное пятно, расплывшееся до горизонта тьмы. Бороздя прибрежные воды Индии, «Аврора», корабль водоизмещением восемь тысяч тонн французской мореходной компании «Месажри Маритим», оставляла после себя легкое волнение, которое распространялось по гладкой поверхности моря. Из двух белых труб с синей полосой выходили столбы дыма, которые рассеивались в звездном небе тропической ночи. Винт корабля привычно гудел. Корабль вышел из Марселя четырьмя неделями раньше с пассажирами на борту; в основном это были английские и французские колониальные чиновники, миссионеры, семьи поселенцев и военных, которые направлялись в Пондишери и Сайгон, конечный пункт назначения. Если в Марселе жаловались на холод в конце октября, то теперь сетовали на влажную жару, вынуждающую всех пассажиров спать на палубе. Воздух становился все насыщеннее, казалось, даже луна нагревала его. Та замечательная температура первых остановок в Тунисе и Александрии теперь была не более чем далеким воспоминанием. Некоторые пассажиры первого класса проводили вторую половину дня, стреляя по альбатросам и чайкам. Таким способом они оттачивали свое мастерство точной стрельбы, словно их ожидала большая охота.
|
На верхней палубе, расположившись в креслах шарлот, две женщины спокойно беседовали, наблюдая за летающими рыбками, от которых на темном море появлялись отблески; они бились о борт корабля или же неудачно падали на тисовую палубу, и юнга собирал их, складывая в ведро, а потом выбрасывал за борт. Одной из них, совсем еще юной испанке, едва исполнилось семнадцать лет. Ее звали Анна Дельгадо Брионес. Она была одета в элегантное платье из зеленого шелка от модиста Пакена, а ее вьющиеся каштановые волосы, собранные в узел, открывали изящную шею и серьги из жемчуга. У нее было овальное лицо с пропорциональными чертами и большие черные глаза, в которых затаилась плохо скрываемая подавленность. Вторая — мадам Дижон, женщина лет сорока, — была ее компаньонкой. Продолговатое лицо делало ее похожей на сороку. Ее можно было бы принять за провинциальную гувернантку, если бы не броский наряд: белая юбка до самых лодыжек, муслиновая блуза и широкополая соломенная шляпа.
|
— Сегодня вечером, во время ужина за столом капитана, т-с-с-с… — сказала мадам Дижон с заговорщическим видом и приложила палец к губам, требуя молчания. — D accord[1], Анита?
Испанка кивнула. На ужин их пригласили за стол капитана, потому что… наступила последняя ночь! Аните не верилось, что это правда. Путешествие казалось бесконечным. В первые дни она думала, что умрет из-за морской болезни, и умоляла свою компаньонку позволить ей сойти на берег на первой же остановке. «Волнение на море непродолжительно…» — ответила мадам Дижон, чтобы успокоить ее. Лола, служанка из Малаги, низенькая смуглая девушка, всегда жизнерадостная и веселая, путешествовала в каюте третьего класса, набитого мусульманскими паломниками, возвращающимися из Мекки, и тоже хотела умереть. «Это хуже последней колымаги!» — восклицала она каждый раз между приступами тошноты и с трудом поднималась к своей госпоже, когда та звала ее. У Лолы морская болезнь прекратилась, как только море успокоилось, а у Аниты тошнота и головокружение продолжались в течение всего путешествия. Ей уже не терпелось ступить на твердую землю; море было явно не для нее. Кроме того, она уже больше года мечтала о своей новой стране. «Какая она, Индия?» — постоянно задавалась она вопросом с тех пор, как один пассажир заметил, что эта страна не похожа на то, что может знать или представлять европеец.
|
В течение всего путешествия Анна Дельгадо, приковывающая к себе взгляды пассажиров, была предметом пересудов не только из-за своей привлекательности, но и из-за тайны, окутывающей ее. Великолепные украшения, которые ей нравилось выставлять напоказ, свидетельствовали о том, что она состоятельная женщина. Однако любовь испанки к острословию и манера говорить на плохом французском с андалузским акцентом выдавали ее сомнительное происхождение. Помимо ее ослепительной красоты и остроумия, что притягивало мужчин, как пчел на мед, все остальное в ней приводило в замешательство. Один пассажир-англичанин, очарованный девушкой, только что подарил ей брошь-камею с двумя розами на эмали и зеркальцем. Другие не были столь утонченными. Так, например, офицер из французского колониального корпуса, встретившись с ней на лестнице, сказал, что у нее «осиная талия». Анита приняла комплимент с лукавой улыбкой и тут же подняла правую руку, демонстрируя платиновое кольцо с бриллиантами, сверкающее у нее на пальце. Этого оказалось достаточно, чтобы заткнуть рот французу и прочим любопытным, которые никак не могли понять, кем была эта столь необычная пассажирка.
Услышав сигнал корабельного колокола, который приглашал на ужин, обе женщины спустились в просторный салон ресторана с блестящими тисовыми стенами и эстрадой, где шестеро музыкантов, одетых во фраки, играли арии Мендельсона. Круглые столы, накрытые вышитыми скатертями и сервированные изысканной посудой из Лиможа, были освещены хрустальными канделябрами из Богемии, которые тихо позвякивали во время качки. Капитан пригласил их за свой стол на прощальный ужин. Среди остальных приглашенных были члены французского дипломатического корпуса, которые направлялись в Пондишери.
— За время путешествия вокруг вашей персоны возникло так много таинственного, — заметил один из французов. — И даже сегодня мы не знаем, что побудило вас отправиться в Индию. Признаться, мы умираем от любопытства.
— Я уже сказала об этом как-то при случае, месье. Мы едем в гости к одним английским друзьям, которые живут в Дели.
Анита и мадам Дижон заранее договорились об этой маленькой лжи, решив хранить секрет до конца. Но никто — ни французские дипломаты, ни команда корабля, ни прочие пассажиры — им не верил. Юная девушка — такая привлекательная, увешанная дорогими украшениями и, кроме того, еще и испанка — это было чем-то неслыханным для Индии 1907 года.
— Завтра в Бомбее жара будет еще невыносимее, — предупредила мадам Дижон, меняя тему разговора.
— Здесь очень тяжелый климат, к которому трудно приспособиться. Индия не для всех подходит, — вставил один из французов, искоса поглядывая на Аниту.
— Я жила там, прежде чем овдовела… — добавила мадам Дижон.
— Ах, вот как? Где же?..
С большим трудом женщине удалось отвлечь внимание своего собеседника.
Как все-таки трудно сохранять тайну! Аните не нравилось лгать, но она отдавала себе отчет в том, что не может говорить правду. Хотя девушка и горела желанием рассказать все о своей жизни, она знала, что должна молчать. Таков приказ раджи. Возможно, именно поэтому она и не получала удовольствия от путешествия, поскольку вынужденное молчание заставляло ее быть в стороне от остальных. А даже если бы она и могла говорить… Как сказать правду? Признаться, что она едет в Индию, чтобы выйти замуж за принца? Как объяснить, что там, в далекой Капуртале, ее ожидают как жену суверена? Что в свои семнадцать лет она станет принцессой в стране, которую даже не знает… Разве можно говорить о таком первому встречному? Раджа прав: история настолько неправдоподобна, что лучше о ней молчать. Все, что с ней произошло, кажется таким невероятным, что она сама с трудом верит в это. Иногда она думает, что живет во сне. За три года в ее жизни произошли фантастические перемены. Еще недавно она играла в куклы, а теперь стала гражданской женой индийского раджи, брак с которым был зарегистрирован в мэрии парижского городского округа Сен-Жермен. И лишь взглянув на свои тонкие пальцы, украшенные кольцами с драгоценными камнями, Анита в который раз убеждается, что все это правда.
Она вспоминает тот дождливый день месячной давности в Париже, который был меланхоличен как никогда. Боже мой, какой же холодной и грустной была эта церемония! Ничего похожего на помолвку принцессы — одни только необходимые формальности. Одетые в воскресную одежду, ее родители и сестра Виктория, а также раджа, его секретарь и она вошли в зал мэрии округа Сен-Жермен. Несколько минут спустя, после того как Анита и раджа расписались в каких-то толстенных книгах, они стали супругами, поженившись без помпы, музыки, риса, друзей и танцев. Эта свадьба не свадьба закончилась в Брассри-Липп с квашеной капустой, эльзасским вином и шампанским, как обыкновенный праздничный день. Анита всегда мечтала о том, чтобы во время бракосочетания на ней было белое платье, чтобы церемония проходила в церкви и чтобы ее подруги по колледжу и соседки, жившие с ней в одном районе Малаги, пели Salve rociera[2]. Вот это была бы свадьба по заветам Божьим! С весельем и песнями, а не с унылыми формальностями в Париже. У нее сжималось сердце, когда она думала о своем отце, бедном доне Анхеле Дельгадо де лос Кобос, который выглядел так достойно с его густыми седыми усами и походил на испанского идальго. Он был невероятно грустным, когда прощался со своей дочерью в Chez Lipp[3]перед ее отъездом. Его лицо, усеянное капельками дождя, а может, и слезами, было печальным, ведь он отдал свое сокровище «королю мавров», как называли раджу до того, как познакомились с ним поближе. Да, он отпускал свою дочь навстречу необыкновенной судьбе. Но он сделал это под давлением. И в первую очередь своей собственной жены, которая поначалу была категорически против предложения раджи, но изменила свое мнение, увидев изобилие подарков, которые получила их дочь от индийца. К тому же на него давили соседи, друзья и прежде всего завсегдатаи «Нового кафе» в Леванте, среди которых были сам Валле-Инклан, Рикардо Бароха, Леандро Орос и другие — все те, кто хотел сделать из Аниты восточную принцессу. «Нельзя упускать подобную возможность», — сказал Валле-Инклан донье Канделярии Брионес, матери Аниты, когда обсуждал с ней предложение раджи увезти ее дочь.
— А чэсть, что вы мне скажете насчет чэсти? — возразила донья Канделярия.
— Все образуется, — положил конец ее сомнениям знаменитый писатель. — Требуйте заключения брака!
— Чтобы на руках были все документы, чтобы свадьба была по закону, как это делают порядочные люди! — добавил Орос.
В конце концов это стало единственным условием брака Аниты Дельгадо. Замужество спасало «чэсть» и позволяло не уронить достоинство семьи, хотя дон Анхель предпочел бы не расставаться со своей дочерью, которая была еще такой молодой.
Раджа выполнил поставленное условие в тот серый день в Париже. Он согласился заключить гражданский брак, чтобы родители его любимой чувствовали себя спокойно. Но для него это тоже была не настоящая свадьба. Та, которую готовили у него на родине, куда Анита отправилась на корабле, а потом на поезде, должна была стать как в «Тысяче и одной ночи». Даже в самых ослепительных мечтах, какие только могли быть у девушки, она не могла себе этого представить. Об этом ей сказали в день прощания, чтобы унять печаль, вызванную окончательным расставанием с родителями.
Бедный дон Анхель терял не только Аниту. Вскоре ему предстояло расстаться и со своей второй дочерью, Викторией, которая в Париже познакомилась с американским миллионером и влюбилась в него по уши. И все из-за короля с востока. Сердце отца было разбито, и Анита это знала. Она думала о нем каждую ночь, прежде чем уснуть. Она также думала о своей матери и сестре, хотя и с меньшим сожалением. Они были более сильными, и, кроме того, ее мать добилась того, чего хотела: не беспокоиться о деньгах. «Благодарю тебя, Пречистая», — молилась Анита за всех Святой Деве Победоносной, ее Святой Деве, покровительнице Малаги, пока освещенный корабль приближался к берегам страны, поклоняющейся тысяче богов.
На рассвете «Аврора» подошла к берегу и направилась в порт Бомбея. Анита и мадам Дижон стояли на верхней палубе, облокотившись на перила. Город, видневшийся на горизонте, напоминал темное размытое пятно, которое медленно проступало из тумана. Несколько рыболовецких суденышек с треугольным парусом на одной мачте бороздили воды бухты. Это были рыбаки — коли, коренные жители Бомбея, первые, кто увидел триста лет тому назад сходящих на берег португальцев, окрестивших это место Bom Bahia (Хорошая бухта), что породило нынешнее название. Коли считали, что у этих высоких людей с красноватой блестящей кожей, прибывших из Гоа, было что-то от мифических животных, которые как будто сбежали со страниц Махабхараты, великой саги индийского эпоса. Их появление сеяло панику и ужас среди населения. Португальское завоевание стало историей смерти и разрушения индуистских храмов и мечетей, сровненных с землей, принудительного замужества женщин, взятых в плен, и все это во имя нового бога, который, разумеется, был милостивым и сострадательным. То, как португальцы колонизировали Индию, вовсе не было историей любви между Востоком и Западом.
— Но этим бомбейским коли повезло, — говорила мадам Дижон, хорошо знающая историю города. Ее муж был преподавателем французского языка в школе Святого Ксавье, самом престижном британском учебном заведении города. — Португальцы не знали, что делать с этим вредным для здоровья болотом, каковым был Бомбей, так что король Португалии предложил его в качестве приданого королю Англии Карлу II, когда тот женился на Катерине де Браганза.
— Значит, этот город был свадебным подарком? — спросила Анита, взволнованная рассказом своей спутницы. Она всегда была внимательна к объяснениям мадам Дижон.
На далеком берегу они увидели людей, сидящих на корточках, которые лили себе на голову воду из кувшинов. Этот утренний ритуал принятия ванны, ставший индийским изобретением, сначала переняли англичане, а потом, с более чем столетним опозданием, и остальные европейцы. Буйволы с черной блестящей кожей бродили между укрытыми пальмовыми листьями хижинами из необожженного кирпича. В устье речушки женщины, сняв одежду, мыли себе голову, а дети плескались в темной воде. Целый лес мачт, кранов и труб свидетельствовал о близости порта: арабские корабли, китайские джонки, сухогрузы с американским флагом, английские военные фрегаты, рыболовецкие суда… Город открывался перед пассажирами своей морской набережной с ее пальмами и темными зданиями, и уже в порту был виден впечатляющий силуэт гостиницы «Тадж-Махал», увенчанной пятью куполами. Туман мог бы напоминать Англию, если бы не тяжелый воздух и летающие над крышами и трубами корабля вороны, чье карканье сливалось с воем сирены.
Одетая, как подобает даме из высшего общества, Анита была очень красивой, хотя ее красота и не заключалась в какой-нибудь отдельно взятой детали. На ней была белая юбка из хлопка до самого пола и шелковая блуза с вышивкой, подчеркивающая стройность ее талии. Глаза девушки блестели от нетерпения, она нервно промокала себе виски и щеки платком, а другой рукой прикрывалась от поднимающегося над городскими зданиями солнца.
«Аврора» завершала швартовку. «Меня встретят?» — спрашивала себя Анита.
— Если ты его увидишь, сразу скажи, а то у меня сердце не на месте! — попросила она мадам Дижон, взгляд которой скользил по пристани.
Там, внизу, сновали сотни кули, носильщиков с блестящей от пота кожей, вся одежда которых состояла из куска материи, обмотанной вокруг талии. Словно вереницы муравьев, они заходили в трюм корабля и выходили оттуда, груженные пакетами, чемоданами и баулами. Английские офицеры, безукоризненные в своей форме цвета хаки, наблюдали за высадкой прибывших. Пассажиров первого класса сопровождали до здания таможни агенты корабельной компании, пассажиры второго и третьего класса шли сами. Повсюду царили суматоха и оживление. Мол обрастал ящиками и баулами. Анита смотрела на кран с гигантским блоком и закрепленные на прочных мачтах канаты, которые с огромным напряжением тянули несколько рабочих, чтобы выгрузить самый ценный груз корабля: двух арабских жеребцов, подарок султана из Адена одному махарадже. Чистокровные скакуны, у которых от ужаса глаза едва не вылезли из орбит, били копытами, напоминая при этом гигантских насекомых. Десяток слонов переносили ящики, мебель, повозки и промышленные товары, которые появлялись из чрева корабля. Пахло сыростью, дымом, железом и морем.
Сквозь карканье ворон слышны крики, приветственные возгласы и свист охранников. Спускающихся по трапу пассажиров, главным образом англичан, ждут внизу празднично разодетые родственники. Самых важных, выполняющих какую-нибудь официальную миссию, встречают гирляндами индийских гвоздик оранжевого цвета, которые вешают им на шею.
В помещении таможни, пока мадам Дижон и Лола пересчитывают пять десятков баулов, составляющих ее багаж, Анита видит то одну, то другую женщину, одетую в сари. Но она не видит его. Того, кто заставил ее сюда приехать, кто пообещал всю любовь, которая только есть на свете.
— Это вы миссис Дельгадо?
Голос, который она услышала за спиной, заставил ее вздрогнуть. Анита повернулась. «Это он!» — подумала она на миг. Темно-красный тюрбан, элегантно завитая борода, великолепный синий мундир с сине-серебряным поясом ввели ее в заблуждение. Затем она поняла, что ошиблась, и с серьезным выражением лица посмотрела на человека, который надел ей на шею гирлянду из цветов и улыбнулся.
— Вы меня помните? Я — Индер Сингх, посланник Его Высочества раджи Капурталы, — сказал он, складывая руки перед грудью и кланяясь в знак уважения.
Как его не вспомнить! Аните понадобилось бы несколько жизней, чтобы она смогла забыть этого человека — высокого, с внушительной внешностью, который однажды постучал в дверь цокольного этажа на улице Арки Святой Марии в Мадриде, где она жила со своей семьей. Он был такой крупный, что не проходил в дверь. Настоящий сикх, гордящийся этим. У них не было возможности даже усадить гостя — он был слишком большим и занимал все пространство кухни-столовой. Индер Сингх специально приехал из Парижа, чтобы лично вручить Аните письмо от раджи. Любовное письмо. Письмо, которое перевернуло всю ее жизнь.
— Капитан Сингх! — радостно воскликнула Анита, как будто она встретила старого друга.
— Его Высочество не смог приехать встретить вас и просит за это прощения, но все готово для того, чтобы вы отправились дальше, в Капурталу, — объяснил капитан на смеси французского, английского и хинди, так что это едва можно было разобрать.
— Это очень далеко отсюда?
Индер Сингх покачал головой, как это принято среди его соотечественников, но часто сбивает европейцев с толку, поскольку не всегда соответствует отрицанию.
— Каких-то две тысячи километров.
Анита чуть не упала в обморок. Индиец продолжал:
— Индия очень большая, мемсахиб. Но вы ни о чем не переживайте. Поезд на Джаландхар отправится послезавтра в шесть. От Джаландхара до Капурталы только два часа езды на автомобиле. Для вас зарезервированы апартаменты в гостинице «Тадж-Махал», это здесь, рядом…
Гостиница была построена в викторианском стиле по проекту французского архитектора, который покончил жизнь самоубийством, потому что ему не понравился результат. Здание выглядело весьма внушительно.
С огромными верандами и коридорами, чтобы в них все время циркулировал воздух, лестницей, освещенной неярким светом из окон, готическими потолками, стенами, обитыми деревом благородных пород, четырьмя новейшими электрическими лифтами, постоянно играющим оркестром и лавками с разноцветным шелком, гостиница была отдельным миром в городе, единственным общественным местом, открытым для европейцев и индийцев всех каст. Остальные гостиницы класса люкс были только для белых.
Войдя в императорские апартаменты, Анита первым делом распахнула окна, чтобы теплый ветер с Аравийского моря принес запахи и звуки морского путешествия. Там, внизу, стояла «Аврора». Жара довлела.
На самом деле ей больше всего хотелось броситься на кровать и заплакать, но юная испанка не собиралась устраивать сцену на глазах своих спутников. Они бы сказали, что Анита ведет себя как дитя. Неужели она хотела, чтобы раджа проехал две тысячи километров, чтобы встретить ее? Разумеется, они были правы, думала Анита и все же чувствовала себя обманутой. В таком случае самое лучшее — это выйти на улицу и начать знакомство с новой страной.
«Интересно, когда я выйду, меня уже не будет мучить морская болезнь, из-за которой я шаталась, как пьяная?» — подумала Анита. В течение целых недель она мечтала, когда настанет этот момент.
— Пойдем, я хочу увидеть ее, узнать ее всю… — сказала она мадам Дижон. Потом Анита обратилась к своей служанке: — Лола, будет лучше, если ты останешься здесь. Мне не хотелось бы, чтобы тебя снова стошнило от запахов, как в Александрии.
На улице пахло перезрелыми фруктами, грязью и ладаном от маленьких алтарей. Повсюду ходили коровы, и это никого не удивляло, кроме, пожалуй, Аниты. Она не понимала, почему их не используют в повозках рикш или двуколках, чтобы перевозить пассажиров. Вместо животных это делают мужчины, у которых одна кожа да кости и которые кажутся скорее мертвыми, чем живыми.
— Что касается нас, то мы бы с удовольствием их съели, — заметил извозчик экипажа, запряженного лошадьми. Этот мусульманин по имени Фироз носил бородку-эспаньолку и был одет в курту, такую грязную, что невозможно было угадать ее первоначальный цвет. — Но для индусов жизнь коровы значит больше, чем жизнь человека, так что… кто их будет есть!
Экипаж проехал мимо новеньких двухэтажных трамваев; их недавно запустили, и они ездили по улицам центра между большими эспланадами с газонами и особняками знати, построенными все в том же викторианском стиле, почти готическом.
— Эти трамваи лучше, чем в Ливерпуле, — уверенно произнес Фироз. В его голосе звучит гордость за свой город.
Прибыв на Крофорд-Маркет, Анита удивилась изобилию товаров: это был настоящий восточный базар.
— Сюда приезжают англичане и парсы, — пояснил мусульманин. — Это те, у которых больше всего денег.
Здесь продавалось все — от кип турецкого табака до неизвестных плодов, которые владельцы лавки, выглядывающие из-за высоких пирамид из овощей, дали попробовать обеим женщинам. Барельефы, украшающие металлические поверхности, и фонтан внутри были произведением скульптора по имени Локвуд Киплинг, чей сын Редьярд стал лауреатом Нобелевской премии в области литературы всего лишь три месяца тому назад.
Анита принялась обходить все магазинчики и лавки, которые располагались на Крофорд-Маркет, включая и те, где продавались сладости из Кашмира, зерно и сахар из Бенгалии, табак из Патны и сыры из Непала. На рынке тканей ей хотелось дотронуться рукой до всех разновидностей шелка Индии. У нее глаза разбегались, когда она смотрела на драгоценности и диковинные вещички, каких ей никогда не доводилось видеть. На площади в два квадратных километра располагалась целая дюжина больших базаров, более сотни церквей и святилищ и продавалось больше товаров, чем Анита и мадам Дижон видели за всю свою жизнь.
За колониальным центром с его богатыми и широкими проспектами находился лабиринт улочек, представляющий людской муравейник, где царило смешение рас и религий, а бурлящая жизнь походила на хаос, который способны породить только большие города Азии.
Аните и мадам Дижон время от времени приходилось останавливаться, чтобы вытереть пот и отдышаться. «Что за шумный город, полный всякого рода разодетых индийцев или полуодетых странным образом, или почти босых!» — записала позже в своем дневнике Анита[4]. Ей казалось, что все люди одновременно разговаривают на разных языках. В маленьком рыбацком порту коли продавали с лотков свой утренний улов. Крики, запах и все вокруг напомнило Аните биржу в одном из кварталов Малаги, где прошло ее детство, — бедный квартал Перчель[5], названный так из-за жердочек, на которых сушили рыбу. А черноглазые дети на худых, как палочки, ножках были похожи на детей бедняков из Андалузии, которые тоже бегали голыми по кварталам, состоящим из хижин. Но здесь они были еще беднее. Некоторые дети имели настолько болезненный вид, что казались старичками, у других были раздутые, полные червей животы. Часто встречались попрошайки с ужасными ранами, которых ловкий Фироз принялся разгонять.
— Здесь бедные становятся таковыми из желания привлечь к себе внимание, — сказала Анита, отводя взгляд от одного прокаженного, покрытого язвами, который подбирался к ней, протягивая миску. Лицо девушки скривилось в гримасе, когда она поняла, что у одного из попрошаек вместо волос, как она думала, голова была покрыта мухами.
Слишком богатый, слишком бедный: контрасты Бомбея ошеломили уроженку Малаги, но даже после этого она все еще желала увидеть его целиком, как будто бы в первый день своего пребывания здесь хотела объять и понять запутанность ее новой страны. Фироз привез их к другому краю залива, и экипаж въехал на улицу, поднимающуюся серпантином по холму. Лошади задыхались на подъеме. Наверху было пять башен, и оттуда открывался великолепный вид на город, хотя казалось, что это необычное место расположено вне мира. Тишина здесь постоянно нарушалась хлопаньем орлиных крыльев и карканьем тысяч ворон. Это «Башни безмолвия», где парсы проводят свои погребальные ритуалы. Последователь Заратустры, жрец с востока Персии, сочинил гимны, которые воспроизводят его беседы с Богом. Парсийская религия является одной из древнейших религий человечества. Когда мусульмане изгнали их из Персии, парсы проникли в Индию. Англичане отдали им один из холмов Бомбея, чтобы они там располагали своих умерших. Они их не хоронят и не кремируют, а раскладывают голыми на каменных плитах в этих пяти башнях. Стервятники и вороны набрасываются на трупы и пожирают их в считанные секунды, чтобы смерть возвращалась к жизни. Единственными, кто имеет право прикасаться к умершим, являются «сопровождающие мертвых». Полуголые, с обычным куском материи на бедрах и с жердью в руках, они выбрасывают в море кости и останки, которые не успели сожрать птицы. Это место притягивает иностранцев своими необыкновенными видами, хотя, возможно, они просто испытывают нездоровое любопытство.
Но Анита не задержалась перед этим зрелищем. От воздуха, наполненного неприятными запахами, от жары, тошноты и вида хищных птиц, а также некоторых людей, которые, похоже, уже отправились в мир иной, ей стало дурно.
— Пожалуйста, заберите меня отсюда! — попросила она мадам Дижон.
Когда они снова отправились вдоль побережья залива, погребальные костры, освещавшие сумерки, произвели на Аниту почти такое же впечатление, как и «Башни безмолвия». Для девушки из Малаги такая близость смерти была непривычна. Этот день вызвал в ней слишком много сильных эмоций. Опьяненная цветами, запахами и звуками,
Анита была на грани обморока. То, что она увидела, было не городом, даже не страной, а целым миром. Миром слишком необычным и загадочным для андалузки, едва успевшей распрощаться с детством. Миром, который испугал ее. Внезапно ей захотелось разрыдаться, излить все слезы, которые у нее были, но Анита сдержалась. В ней много «чэсти», она стойкая, сильная и вполне способна совладать со своими чувствами. «Как далеко осталась Испания!» — вздохнув, подумала она.
Позже, уже в вечернем платье, как того требовал этикет, Анита спустилась в «Морскую гостиную» — так назывался ресторан гостиницы. Может, из-за жары, с которой вентиляторы не могли справиться, а может, из-за исполняемой оркестром знакомой мелодии, которая так напоминала ей прежнюю жизнь, Анита Дельгадо пошатнулась. На этот раз усилие, направленное на то, чтобы взять себя в руки, не дало результата. Она сделала несколько нетвердых шагов и рухнула на мягкую персидскую подушку, вызвав тем самым маленький переполох среди сопровождавших ее дам, а также ужинавших здесь гостей и прислуги. Люди столпились вокруг красивой девушки, белой как мрамор, не представляя, что нужно делать, чтобы привести ее в чувство.