13. Полагая, и вполне справедливо, что ее тайну выдал Эбутий, Гиспала бросилась Сульпиции в ноги, (2) умоляя не принимать слишком всерьез, а уж тем более как улику в серьезнейшем преступлении, разговор вольноотпущенницы со своим любовником: она ему рассказала все это просто, чтобы его попугать, а не потому, что действительно что‑то знает. (3) Тут Постумий разгневался не на шутку, сказав, что она, видно, воображает, будто забавляется со своим любовником, а не разговаривает в доме весьма знатной женщины с самим консулом. Сульпиция стала успокаивать дрожащую Гиспалу и упрашивать зятя смягчиться. (4) Прийдя наконец в себя, и кляня вероломство Эбутия, который так отплатил ей за все, что она для него сделала, (5) та объяснила, что очень боится гнева богов, чьи таинства разглашает непосвященным, но куда больше страшится гнева людей, которые ее, как доносчицу, растерзают собственными руками. (6) Поэтому она просит Сульпицию и молит консула отослать ее куда‑нибудь за пределы Италии, где остаток жизни она смогла бы провести в безопасности. (7) Консул велел ей успокоиться, сказав, что он лично примет меры к тому, чтобы она могла безопасно жить в Риме. (8) Тогда Гиспала рассказала о происхождении этих таинств. Сначала это было чисто женское таинство, куда ни один мужчина не допускался. В году было три установленных дня, когда, еще засветло, совершалось посвящение в Вакховы таинства, причем жрицами выбирали почтенных замужних женщин. (9) Но когда жрицей стала Пакулла Анния, уроженка Кампании, то она, якобы по внушению свыше, изменила заведенный порядок, впервые допустив к обрядам мужчин и посвятив в таинства своих сыновей Миния и Геренния Церриниев, сами обряды перенеся на ночное время, и вместо трех дней в году справляя их пять раз в течение месяца. (10) С тех пор, как состав вакхантов стал смешанным, а к смешению полов прибавилась и разнузданность ночных оргий, там уже нет недостатка ни в каких пороках и гнусностях. Больше мерзостей мужчины творят с мужчинами, нежели с женщинами. (11) Тех, кто противится насилию или уклоняется от насилия над другими, закалают как жертвенных животных. Верхом благочестия у них считается готовность к любому кощунству. (12) Мужчины, словно безумные, во время обряда раскачиваются всем телом и выкрикивают пророчества, а замужние женщины, одетые словно вакханки, с распущенными волосами, с пылающими факелами устремляются к Тибру, окунают факелы в воду, и так как те начинены горючей серой с известью, вынимают столь же ярко горящими. (13) Про тех, кого, привязав к театральной машине[4410], сбросили в подземные бездны, они говорят, что те взяты богами. Этими жертвами становятся те, кто отказался или вступить в их сообщество, или участвовать в преступлениях, или подвергаться насилию. (14) Они составляют огромное множество, почти равное населению Рима[4411], и среди них есть даже члены знатных фамилий, и мужчины и женщины. Последние два года стало правилом, чтобы в таинства посвящали лиц моложе двадцати лет, ибо таких легче увлечь на путь разврата и преступлений.
14. Кончив давать показания, Гиспала снова бросилась в ноги консулу, умоляя отослать ее куда‑нибудь из столицы. (2) Консул обращается к своей теще с просьбой освободить в доме помещение, куда Гиспала могла бы переселиться. Ей отвели комнатку на втором этаже, причем лестницу ведущую на улицу перегородили, так что попасть туда теперь можно было только изнутри дома. (3) Все пожитки Фецении немедля перенесли туда, и туда же было велено перебраться ее прислуге, а Эбутию было приказано поселиться в доме одного из клиентов консула[4412]. Теперь, когда оба свидетеля оказались у него в руках, Постумий обо всем по порядку докладывает сенату, рассказав сначала о поступившем к нему доносе, а затем об итогах проведенного им дознания. (4) Сенаторы сильно встревожились, опасаясь как за судьбу государства, которое могло пострадать от заговора и ночных сборищ, так и за судьбу своих близких и родственников, которые могли быть в заговор вовлечены. (5) Сенат вынес консулу благодарность за то, что он тщательно и без лишней огласки провел предварительное дознание. (6) Затем, наделив консулов чрезвычайными полномочиями, сенат поручил им расследовать дело о Вакханалиях и ночных таинствах. Им было поручено позаботиться о безопасности Эбутия и Фецении, а также наградами привлечь новых доносчиков. (7) Жрецов этих таинств, будь то женщины или мужчины, было велено разыскивать не только в Риме, но по всем городкам и местам сельских ярмарок[4413], и предавать в руки консулам. В столице был оглашен и по Италии разослан эдикт, (8) запрещающий участникам Вакханалий устраивать сходки и собрания для отправления этих таинств, а главное, привлечь к ответственности тех, кто использовал эти собрания и обряды в безнравственных и развратных целях. (9) Таковы были меры, предпринятые сенатом. Консулы поручили курульным эдилам разыскать всех жрецов этого культа, и арестовав, держать под стражей для последующего допроса. Плебейским эдилам было поручено следить за тем, чтобы эти обряды нигде не совершались при свете дня. (10) Уголовным триумвирам[4414]было приказано расставить по городу караулы и не допускать в ночное время недозволенных сборищ, а для предотвращения поджогов в помощь им были приданы квинквевиры, ответственные за безопасность построек каждый в своем квартале по эту сторону Тибра.
15. Разослав магистратов с этими поручениями, оба консула созвали народ и поднялись на Ростры. После официальной молитвы[4415], какую магистрат произносит, прежде чем обратиться с речью к народу, слово взял консул Постумий, сказавший: (2) «Квириты, еще ни в одном народном собрании эта официальная молитва богам не была настолько уместной и даже необходимой. Она должна вам напомнить, что именно этих богов ваши предки завещали чтить обрядами, жертвами и молитвами, (3) а не тех, которые, словно фурии[4416]своими бичами, толкают на преступления и разврат умы, ослепленные порочными, чужеземными суевериями. (4) Я, право, колеблюсь, о чем умолчать в своей речи, а что изложить обстоятельно и подробно: если от вас утаить часть правды, то боюсь, вы отнесетесь к ней пренебрежительно; а если всю правду открыть до конца, то боюсь, что ум ваш помутится от страха. (5) Сколько бы ни сказал я, этого вам покажется мало в сравнении с опасностью, нам грозящей, но я постараюсь сказать достаточно, чтобы побудить вас к самозащите. (6) Что повсюду в Италии, а теперь уже и во многих местах нашей столицы справляются таинства Вакха, не сомневаюсь, вы знаете не только из слухов, но по шуму и завываниям, ночью оглашающим город, (7) но я также уверен, что никто из вас не знает, в чем заключаются Вакханалии. Одни полагают, что это – некая форма культа, другие в них видят дозволенные игры и увеселения, но все уверены, что участвуют в них немногие. (8) Что до числа их участников, то вы сразу придете в ужас, если я скажу, что оно составляет уже многие тысячи, если я не добавлю при этом, что эти люди представляют собой. (9) Так вот, их большую часть составляют женщины, которые и положили начало этому злу. Затем, это – напоминающие женщин мужчины, совращаемые и совратители, исступленные и неистовые, обезумевшие от ночных оргий и попоек, шума и криков. (10) Сейчас преступное сообщество бессильно, но оно набирает силу с устрашающей быстротой, и численность его растет со дня на день. (11) Ваши предки не разрешали даже благонамеренным гражданам[4417]самовольных, неорганизованных сходок, кроме трех случаев: когда знамя, водруженное на городской цитадели[4418], созывало граждан с оружием в руках для проведения за городом центуриатных комиций; когда трибуны назначали сходку плебеев; и когда кто‑то из магистратов в законном порядке созывал народную сходку. И всюду, где собиралась толпа, считалось необходимым присутствие законного ее председателя. (12) Как после этого вы должны относиться к сборищам, которые проводятся по ночам и в которых женщины участвуют вместе с мужчинами? (13) Если бы вы знали, в каком возрасте мужчин посвящают в эти мистерии, то вы бы не только жалели их, но и стыдились за них. Неужели, квириты, вы полагаете, что, дав такую клятву, юноши могут служить в вашем войске? (14) Им ли, прошедшим школу разврата, вы захотите доверить оружие? Неужели, покрытые своим и чужим позором, на поле брани они будут отстаивать честь ваших жен и детей?
16. Было не так страшно, если бы они запятнали себя только развратом (это был бы только их личный позор), но свой разум и руки удерживали бы от обмана и преступлений. (2) Однако никогда еще в нашем отечестве не возрастала столь опасная язва, затрагивающая столь многих людей и породившая столь многие злодеяния. Знайте, что за последние несколько лет не было преступления или обмана, источником которому не служили бы Вакханалии. (3) Но еще не все преступные цели заговора раскрыты. Пока недостаточно сильное для борьбы с государством, преступное сообщество до сих пор покушалось лишь на отдельных лиц. Но зло ползком подкрадывается и растет с каждым днем. Сейчас оно уже слишком велико, чтобы нападать на отдельных граждан, и грозит уже государству в целом. (4) И если вы не примете мер, квириты, то этому собранию, законно созванному консулом при свете дня, будет противопоставлено другое, ночное. Сейчас заговорщики, будучи разобщенными, боятся вас, объединенных собранием. Но как только вы разойдетесь по своим домам и по селам, они соберутся на свое заседание, и сделают все для вашей гибели и своего спасения. Тогда для вас, разобщенных, они, будучи сплочены, станут опасны. (5) Поэтому каждый из вас пусть пожелает, чтобы все его близкие оказались честными гражданами. А если кто‑то из них безумием или похотью оказался втянут в эту трясину, то вы должны от него отречься, как от опасного преступника из числа самых отъявленных негодяев. (6) Я не уверен, квириты, что среди вас самих нет оступившихся. Ведь ничто внешне так не обманчиво, как ложное суеверие. (7) Когда преступления оправдывают религией, закрадывается опасение, что, карая людские заблуждения, мы можем нарушить связанные с ними права богов. Но от сомнений такого рода вас избавляют бесчисленные декреты понтификов, постановления сената, ответы гаруспиков[4419]. (8) Сколько уже раз во времена ваших отцов и дедов магистратам поручалось запретить иноземные ритуалы, изгнать с Форума, Цирка и вообще из столицы бродячих жрецов и гадателей, разыскать и сжечь книги мнимых пророчеств, отменить все жертвоприношения, не соответствующие римским обычаям. (9) Ведь они, хорошо разбираясь в праве божественном и людском, полагали, что нет ничего пагубнее для благочестия, чем совершать обряды не по обычаю предков, а на манер иноземцев[4420]. (10) Я счел нужным предупредить вас об этом, чтобы суеверие не тревожило вас, когда вы увидите, как мы разрушаем места проведения Вакханалий и разгоняем эти нечестивые сборища. (11) Все, что мы сделаем, будет совершено с изволения и с помощью бессмертных богов, которые, негодуя на то, что их именем прикрывались злодеяния и разврат, теперь эту гнусность разоблачили, не для того, чтобы оставить ее безнаказанной, но чтобы со всею строгостью покарать. (12) Сенат наделил меня и моего коллегу чрезвычайными полномочиями для расследования этого дела. Мы энергично выполним то, что предписано нам, и младшим магистратам мы уже поручили организовать ночное патрулирование столицы. (13) Но было бы правильно, чтобы и вы, как того требует долг, ревностно выполняли, каждый на своем месте, приказы, которые вам будут даны, и пресекали тайные планы мятежников устроить волнения и беспорядки».
17. Затем консулы приказали огласить тексты сенатских постановлений и пообещали награду каждому, кто сумеет схватить и привести к ним хотя бы одного заговорщика, или, по крайней мере, сообщит его имя. (2) Если поименованный попытается бежать, то ему будет назначен день для судебного разбирательства, и если на вызов глашатая в тот день он не отзовется, то будет осужден и приговорен заочно. Тем заговорщикам, кто находится вне Италии, срок будет продлен, чтобы они могли лично явиться в суд и защищаться от обвинений. (3) Далее консулы издали указ, запрещающий что‑либо продавать и покупать с целью бегства, а также запрещающий предоставлять беглецам убежище, укрывать их и оказывать им какую‑либо поддержку. (4) После того как собрание было распущено, весь Рим охватила настоящая паника. Тревога не ограничилась стенами столицы и ближайшими к Риму окрестностями, но по всей Италии распространились испуг и оцепенение из‑за писем, которыми жители Рима извещали своих друзей о сенатском решении, народном собрании и постановлении консулов. (5) В первую же ночь после народного собрания, в котором был разоблачен заговор, многие преступники пытались бежать, но благодаря постам, размещенным у всех ворот триумвирами, были задержаны и доставлены под конвоем. На многих поступили доносы, причем некоторые из них, и женщины и мужчины, совершили самоубийство. (6) Утверждали, что свыше семи тысяч лиц обоего пола было вовлечено в заговор. Возглавляли тайное общество, как стало известно, двое Атиниев, Марк и Гай, оба из числа римских плебеев, а также Луций Опитерний, уроженец Фалерий, и кампанец Миний Церриний. (7) Они‑то и были зачинщиками всех преступлений и гнусностей, верховными жрецами и основателями мистерий. Их постарались арестовать в первую очередь, и когда их доставили к консулам, они сразу сознались и дали полные показания.
18. Тем не менее, число сбежавших из столицы было так велико, что многие потеряли право на иск и лишились права на собственность[4421], а потому сенат предложил преторам Титу Мению и Марку Лицинию на месяц отложить рассмотрение дел[4422], покуда консулы не закончат расследование. (2) Это же отсутствие обвиняемых, поскольку те, на кого поступили доносы, не отвечали на вызов глашатая в Риме, и их невозможно было там разыскать, заставило консулов разъезжать по местам сельских ярмарок, чтобы разыскивать и судить их на месте. (3) Участников Вакханалий, которые лишь приняли посвящение в таинства и повторили вслед за жрецом клятву готовности к злодеяниям и разврату, но не успели совершить ни над собой, ни над другими ни одного из проступков, к которому их эта клятва обязывала, – таких консулы оставляли под стражей. (4) Тех же, кто обесчестил себя развратом и убийствами, запятнал лжесвидетельством, подделкой печатей, подлогом завещаний и другого рода мошенничеством, консулы предавали смерти. (5) Казнено было больше, чем приговорено к заключению, причем и тех и других оказалось великое множество. (6) Женщин, осужденных на смерть, передавали их родственникам или опекунам, чтобы те казнили их приватно[4423]; если же не находилось подходящего исполнителя казни, то их казнили публично. (7) Затем консулам было поручено уничтожить капища Вакха сначала в Риме, а потом и всюду в Италии, за исключением тех, где имелся старинный алтарь или культовая статуя этого божества[4424]. (8) Наконец, был принят сенатский указ, запрещающий впредь отправлять таинства Вакха где‑либо в Риме или в Италии. Кто считает для себя этот культ обязательным и не может от него отречься, не совершив святотатственного греха, тот должен заявить об этом городскому претору, который, в свою очередь, обязан поставить в известность сенат. (9) Если сенат, в присутствии не менее сотни сенаторов, разрешит таковой обряд, то пусть отправляет его при условии, что участвовать в священнодействиях будет не более пяти человек, что они не будут иметь общей кассы, руководителей священнодействий или жреца[4425].
19. За этим сенатским постановлением последовало другое, связанное с ним, и принятое по докладу консула Квинта Марция, касательно дальнейшей участи лиц, использованных консулами в качестве осведомителей. Решено было, что сенат займется этим вопросом как только, закончив расследование, Спурий Постумий вернется в Рим. (2) Кампанца Миния Церриния сенат решил отправить в Ардею и там держать под строжайшим надзором местных властей, чтобы не только исключить возможность побега, но и не дать ему покончить с собой[4426]. (3) Спустя некоторое время в Рим возвратился Спурий Постумий. По его докладу о награде, причитающейся Публию Эбутию и Гиспале Фецении за заслуги в раскрытии Вакханалий, (4) сенат постановил, чтобы обоим городские квесторы выплатили из казны по сто тысяч ассов[4427], чтобы консул договорился с трибунами, дабы те при первой возможности предложили собранию плебса освободить Эбутия от воинской службы, и не заставлять против воли служить ни в пехоте, ни в коннице, если цензор назначит ему коня за казенный счет[4428], (5) чтобы Фецении Гиспале было предоставлено право свободно распоряжаться своим имуществом[4429], искать мужа за пределами своего рода[4430], выбирать себе опекуна, как если бы ей разрешил это своим завещанием муж[4431], выйти замуж за человека свободнорожденного, без ущерба репутации и бесчестия для него[4432], (6) чтобы консулы и преторы, нынешние и будущие, оградили эту женщину от оскорблений и обеспечили ей личную безопасность. Такова воля сената, и так он считает нужным. (7) Все эти предложения были представлены на утверждение плебса и выполнены в соответствии с указом сената. Что касается прочих осведомителей, то консулам разрешено было не привлекать их к ответственности и выдать им денежные награды.
20. Тем временем Квинт Марций, закончив расследование в своем округе, уже готовился выехать в назначенную ему провинцией Лигурию, получив в дополнение к своему войску три тысячи пехотинцев и сто пятьдесят конников из числа римлян, а также пять тысяч пехотинцев и двести конников из латинов. (2) Та же провинция, с такими же военными силами была назначена его коллеге. Они приняли под свою команду войска, которыми командовали консулы предыдущего года Гай Фламиний и Марк Эмилий. (3) Кроме того, сенат им предписал набрать новых два легиона, и они потребовали от латинских союзников выставить двадцать тысяч пехотинцев и восемьсот всадников, а также призвали три тысячи пехотинцев и двести всадников из числа римлян. (4) Все эти силы, за исключением легионов, решено было направить на пополнение испанской армии. Будучи заняты судебным расследованием, Титу Мению консулы поручили руководство набором. (5) Квинт Марций, первым закончив свое расследование, тотчас выступил на войну против апуанских лигуров. (6) Преследуя их, и углубившись в труднодоступные ущелья, всегда служившие им укрытием и убежищем, он попал в заранее подготовленное окружение в самой невыгодной для себя позиции. (7) Римляне потеряли четыре тысячи воинов, а врагу досталось три знамени второго легиона, одиннадцать знамен латинских союзников, и груды оружия, которое солдаты побросали, поскольку оно отягощало их, когда они спасались бегством по лесным тропам. (8) Они продолжали бежать даже после того, как лигуры прекратили преследование. (9) Консул, едва унеся ноги с вражеской территории, распустил войско по союзным владениям, чтобы скрыть истинные размеры потерь. (10) Но он так и не смог изгладить память о своем поражении, потому что урочище, откуда его прогнали лигуры, впоследствии получило название «Марциево».
21. Еще до того, как новости из Лигурии стали известны в Риме, из Испании пришло донесение, радостное, и вместе с тем, огорчительное. (2) Гай Атиний, два года назад уехавший пропретором в эту провинцию, дал лузитанам решительное сражение близ города Асты[4433]. Около шести тысяч врагов было убито, остальные рассеяны, обращены в бегство и из лагеря выбиты. (3) Затем он повел легионы на приступ города Асты, и взял ее почти с той же легкостью, что и вражеский лагерь, но во время осады неосторожно приблизился к крепостной стене и получил смертельную рану, от которой спустя несколько дней скончался. (4) Когда письмо о смерти пропретора было прочитано, сенат счел нужным отправить гонца с поручением догнать в гавани Луны претора Гая Кальпурния и объявить, что сенат советует ему ускорить отъезд в провинцию, чтобы та не оставалась без контроля со стороны наместника. (5) На четвертый день гонец прибыл в Луну, но Кальпурний отбыл оттуда несколькими днями раньше. (6) В Ближней Испании шли тоже бои: Луций Манлий Ацидин, прибывший в провинцию одновременно с Гаем Атинием, дал генеральное сражение кельтиберам. (7) Исход битвы остался неясным, не считая того, что с наступлением ночи кельтиберы сменили позицию, позволив римлянам похоронить своих и снять с вражеских трупов доспехи. (8) Спустя несколько дней кельтиберы, получив сильное подкрепление, сами вызвали римлян на бой близ города Калагурра[4434]. (9) Остается неясным, почему с большими силами они проявили меньшую стойкость,Љтолько сражение они проиграли, потеряв до двенадцати тысяч убитыми, свыше двух тысяч пленными, и отдав римлянам лагерь. (10) Если бы преемник Луция Манлия своим приездом не помешал развить наступление, то кельтиберы были бы покорены. Но новые преторы отвели войска в зимний лагерь.
22. В то время, как из Испании были получены эти вести, два дня подряд праздновались Таврийские игры[4435], устроенные по случаю дурных предзнаменований. За ними последовали десятидневные пышные игры, обещанные Марком Фульвием еще во время Этолийской войны[4436]. (2) Множество актеров из Греции съехалось на игры, чтобы оказать Фульвию честь. Тогда же римляне впервые увидели, кроме актеров, еще и борцовские состязания, а также травлю львов и пантер. Словом, зрелища были устроены почти с тем же размахом и блеском, что и в нынешний век. (3) Затем совершались девятидневные жертвоприношения, потому что в Пицене три дня шел каменный дождь, и многие уверяли, что небесный огонь легким прикосновением опалил их одежды. (4) Кроме того, указом понтификов было назначено однодневное молебствие из‑за молнии, ударившей в храм богини Опы[4437]на Капитолии. Консулы принесли в жертву взрослых животных и совершили обряд очищения города. (5) И из Умбрии примерно тогда же была получена весть, что там обнаружили двенадцатилетнего гермафродита. Устрашенные этой зловещей приметой, они приказали вывезти урода за пределы римских владений и как можно скорее убить[4438]. (6) В том же году заальпийские галлы мирно, без грабежей, перешли через горы в область венетов[4439]и обосновались в окрестностях нынешней Аквилеи с намерением там построить свой город. (7) Встревоженные этим, римляне отправили за Альпы послов и выяснили, что переселенцы ушли из родных мест самовольно, и соплеменникам неизвестна цель их прихода в Италию[4440]. (8) Тогда же, на деньги, собранные азиатскими царями и городами, Луций Сципион представил публике десятидневные игры, устроить которые поклялся еще во время войны с Антиохом. (9) После своего осуждения и распродажи имущества, он, согласно Валерию Антиату, был отправлен с особой миссией в Азию[4441], чтобы уладить конфликт между царями Эвменом и Антиохом. (10) Именно тогда для него были собраны деньги и съехались актеры со всех концов Азии, но лишь после посольства он доложил сенату о намерении устроить обетные игры, о которых дотоле хранил молчание.
23. Так как конец года уже приближался, Квинт Марций готовился заочно сложить с себя должность, а Спурий Постумий, закончив тщательное и беспристрастное расследование дела о Вакханалиях, взял на себя руководство выборами. (2) Консулами были выбраны Аппий Клавдий Пульхр и Марк Семпроний Тудитан. На следующий день преторами были выбраны Публий Корнелий Цетег, Авл Постумий Альбин, Гай Афраний Стеллион, Гай Атилий Серран, Луций Постумий Темпсан, Марк Клавдий Марцелл. (3) В конце года, так как консул Спурий Постумий доложил, что, объезжая в ходе расследования оба побережья Италии, он нашел опустевшими две колонии, Сипонт на Верхнем и Буксент на Нижнем море[4442], (4) для записи туда колонистов, по указу сената, городской претор Тит Мений назначил комиссию триумвиров в составе Луция Скрибония Либона, Марка Тукция, Гнея Бебия Тамфила. (5) Назревавшая к тому времени[4443]война с Персеем, царем Македонии, была вызвана не теми причинами, как обычно считают, и сам Персей вовсе к ней не стремился. Решено воевать было его предшественником Филиппом, и если бы смерть ему не помешала, то он сам бы начал эту войну. (6) Из всех условий мира, которые Филипп обязался соблюдать после поражения в войне с Римом, больше всего его раздражало то, что сенат запретил ему карать македонские города, отложившиеся в ходе войны, (7) хотя он не терял на это надежды, тем более что Квинкций в тексте договора оставил этот вопрос нерешенным. (8) Кроме того, после поражения царя Антиоха при Фермопилах, когда союзные армии разделились, и консул Ацилий двинулся осаждать Гераклею[4444], а Филипп осадил Ламию, (9) после взятия Гераклеи Филиппу было приказано отвести войско от Ламии, и город сдался римлянам, что Филипп воспринял как жестокое оскорбление. (10) Гнев царя отчасти смягчило то, что консул, спеша на осаду Навпакта, где укрылись после своего поражения этолийцы, разрешил Филиппу двинуть войска на афаманского царя Аминандра, и города Фессалии, захваченные этолийцами, присоединить к своему царству. (11) Он без особого труда изгнал из Афамании Аминандра и захватил несколько городов. (12) Он покорил также сильно укрепленный, стратегически важный город Деметриаду и племя магнетов[4445]. (13) Затем и некоторые фракийские города, охваченные смутой из‑за ссор их вождей и злоупотребления непривычной свободой, он взял под контроль, примкнув к более слабой из враждующих партий[4446].
24. Все эти успехи временно примирили царя с римлянами, но, пользуясь миром, он все равно продолжал подготовку к войне. (2) Он резко поднял доходы казны тем, что повысил налоги на урожай и пошлины на ввозимые морем товары, возобновил работы на заброшенных рудниках и начал разработку множества новых. (3) Чтобы восстановить численность населения, поредевшего в предыдущих войнах, он заставлял своих подданных вступать в брак и обзаводиться детьми, (4) а в качестве дополнительной меры стал фракийцев массами переселять в Македонию, и таким образом, используя передышку от войн, неустанно и настойчиво наращивал свои силы. (5) А вскоре нашлись и новые причины к недовольству и раздражению царя против римлян. (6) Фессалийцы и перребы[4447]направили в Рим посольство с жалобой на то, что Филипп завладел их городами, а послы царя Эвмена протестовали против захвата им городов Фракии и насильственного переселения их жителей в Македонию. (7) Сенат сочувственно выслушал эти жалобы, дав ясно понять, что не оставит их без внимания. Особенно встревожили сенаторов притязания Филиппа на Энос и Маронею (участь фессалийцев их беспокоила куда меньше). (8) Прибыли в Рим и послы афаманов с жалобой не на отторжение части их территории, не на нарушение их границ, но на полный захват Афамании войсками Филиппа, (9) а беженцы из Маронеи, изгнанные за сопротивление македонскому гарнизону, сообщали, что Филипп захватил уже не только их город, но даже и Энос[4448]. (10) Явились с оправданиями и послы от Филиппа. Они утверждали, что на все свои действия царь получил разрешение от римских военачальников, (11) что города фессалийцев, перребов, магнетов, а также афаманы во главе с Аминандром были на стороне этолийцев, (12) что после изгнания царя Антиоха консул, занятый покорением городов Этолии, послал Филиппа, чтобы тот вернул себе спорные города, и теперь они принадлежат ему по праву войны. (13) Сенат, не желая выносить решение против царя заочно, отправил полномочными представителями Квинта Цецилия Метелла, Марка Бебия Тамфила и Тиберия Семпрония[4449], чтобы те решили спорные вопросы на месте. (14) Ко времени их приезда посольствам городов, желающих судиться с Филиппом, назначено было собраться в Темпейской долине Фессалии.
25. Когда каждый занял свое место в собрании, римские послы – как третейские судьи, фессалийцы, перребы и афаманы – явно как обвинители, а Филипп – чтобы выслушать обвинения, как подсудимый, (2) главы делегаций произнесли речи, кто в более, кто в менее резком тоне, в зависимости от своего расположения или ненависти к Филиппу. (3) Спор разгорелся о статусе Филиппополя, Трикки, Фалории, Эвримен и прилегающих городов. (4) Можно ли считать их принадлежащими фессалийцам, хотя этолийцы силой их захватили и аннексировали, – потому что, как известно, именно у этолийцев Филипп отнял их[4450], – или они изначально были этолийскими городами? (5) Ведь Ацилий уступил их царю при условии, что они действительно принадлежат этолийцам, и что они вступили в Этолийскую лигу добровольно, а не вследствие принуждения силой. (6) Такой же спор возник по поводу городов Перребии и Магнезии, так как этолийцы, не упускавшие случая захватить все, что можно, вопрос, что кому принадлежит, запутали до полной неразберихи. (7) Дело осложнялось еще и жалобами фессалийцев, что даже если города будут им возвращены, то Филипп отдаст их разграбленными и опустевшими. (8) Ведь он, не говоря уже о погибших на войне, увел в Македонию и держит на рабских работах пятьсот знатнейших фессалийских юношей, а города, которые царь был вынужден возвратить, он постарался привести в полную непригодность. (9) Так, Фивы Фтиотийские были у фессалийцев единственным прибыльным и богатым портовым городом, но Филипп, оснастив там ряд торговых судов, заставил их плавать, минуя Фивы, в Деметриаду и перенес всю морскую торговлю туда. (10) Даже над их послами он позволяет себе насилие, хотя те находятся под защитой международного права: так, на фессалийских послов, направлявшихся к Титу Квинкцию, он организовал нападение из засады[4451]. (11) Словом, фессалийцы теперь настолько запуганы, что никто из них даже пикнуть не смеет ни у себя в городе, ни в общефессалийском собрании. Ведь римляне, защитники их свободы, находятся далеко, зато у них под боком жестокий тиран, не дающий им пользоваться благодеяниями римлян. Если у них отнято право свободно высказываться, то что остается от их свободы? (12) Даже сейчас, под защитой римских послов, они прибегают не столько к связным речам, сколько к жалобным стонам. Если римляне не примут мер, чтобы пресечь самоуправство Филиппа и избавить от страха греческие государства, ближайшие к Македонии, то не стоило и его побеждать, и им возвращать свободу. (13) А если он откажется повиноваться, то его, как строптивого коня, надо обуздать строгой уздой. (14) В столь резких выражениях говорили ораторы, выступавшие под конец, тогда как предыдущие высказывались мягче, заискивающим тоном упрашивая царя (15) простить им речи в защиту своей свободы, оставить суровость владыки и господина, приучать себя к роли союзника и друга, брать пример с римского народа, который предпочитает приобретать себе союзников скорее расположением, нежели страхом. (16) После фессалийцев выступили перребы, утверждая, что Гоннокондил, переименованный Филиппом в Олимпиаду, принадлежит к Перребии, и требуя его возвращения. Те же претензии были выдвинуты касательно Маллеи и Эрикиния. (17) Афаманы требовали вернуть им независимость и отдать укрепленные пункты Афиней и Петней[4452].