«Когда мы с Джоном только начали писать песни, — вспоминает Пол, — мы многое заимствовали у других музыкантов. Так бывает со всеми начинающими композиторами. Я не считаю, что в этом есть что–то непристойное. Мы постоянно использовали чужие идеи — нужно же было с чего–то начинать. Ну, например, вы услышали «Please Mr Postman» в исполнении «The Marvelettes», вам очень понравилось, и вы захотели написать что–нибудь подобное, — тогда вы можете начать, скажем, со строчки «Sorry Mr Milkman…». К тому времени как песня будет написана целиком, вы уже, возможно, избавитесь от этой строчки. Может быть, песня уже и отдаленно не будет напоминать «The Marvelettes», но она послужила чем–то вроде искры. «Hey Jude», к примеру, навеяна одной из песен «The Drifters». Нет, она не имеет ничего общего с их музыкой, но я точно помню, что этот куплет, звучащий на фоне двух, постоянно повторяющихся гармоний, пришел ко мне, когда я наигрывал на гитаре «Save The Last Dance For Me».
Круг замкнулся, когда битловские номера зазвучали на пластинке «The Supremes» 1965 года «With Love From Us To You», а Рэй Чарльз и Фэтс Домино спели свои версии «Eleanor Rigby» и «Lady Madonna». В 1967 году Чарльз «покусился» и на «Yesterday», которая, однако, влачила жалкое существование где–то внизу национального Top 50 в течение месяца и так и не смогла повторить успех Мэтта Монро, возглавлявшего чарты с той же кавер–версией двумя годами ранее.
Дождливая зима 1966 года принесла хорошие новости группе «The Overlanders»: их вокалист Пол Фрисуэлл заявил, что они «…оказали любезность Лен–нону и Маккартни» тем, что сыграли (не сказать, чтобы на законных основаниях, хотя и весьма неплохо) «Michelle», двуязычную балладу Маккартни с альбома «Rubber Soul». Как оказалось, слова Фрисуэлла не были пустым бахвальством: «Michelle» в исполнении «The Overlanders» стала первой кавер–версией битловской песни, которая возглавила национальные чарты.
|
|
«Michelle» пришлась как нельзя кстати «The Overlanders», игравшим в стиле фолк — именно этот жанр наглядно иллюстрировал, насколько разными были музыкальные предпочтения Леннона и Маккартни. Леннон очень любил Боба Дилана, тогда как Маккартни предпочитал Пола Саймона, поющего гитариста из Нью–Йорка, который в то время выступал по британским фолк–клубам. Пластинка Саймона 1965 года «The Paul Simon Songbook» пришлась по вкусу тем любителям фолка, которые считали Дилана слишком грубым и недоуменно покачивали головами, когда тот выходил на сцену со своим «Стратокастером» из цельного куска дерева в сопровождении команды, некогда аккомпанировавшей канадскому рок–н–роллыцику Ронни Хоукинсу. Это отразилось и на записях Дилана: «поэтическую» тонкость, присущую Саймону, автор «Blowin… In the Wind» похоронил заживо в скрежете электрогитар.
Саймон все еще находился в Британии, когда «The Sound Of Silence», его совместное творение с Ар–том Гарфункелем, занял первое место в Штатах. Обработка той же песни принесла успех «The Bachelors» в британских чартах — в их пользу сыграло то, что сингл попал в активную ротацию на отечественном радио и телевидении. Тем временем «Homeward Bound», написанная Саймоном и Гарфункелем, одержала верх над кавер–версией в исполнении «The Quiet Five». Поскольку этот квинтет из Борнмута продержался в Тор 50 порядка двух недель, были все основания предполагать, что «Richard Cory» из репертуара все тех же Саймона и Гарфункеля слегка поправит финансовое благосостояние посягнувших на эту вещицу группы «Them». Decca даже запретила «The Animals» выпускать этот хит, чтобы помочь их бедствующим землякам (обе группы родом из Ирландии), однако отсутствие должной раскрутки свело все старания «Them» на нет.
|
|
«Them» были одной из команд так называемого «британского вторжения» в Северную Америку, началом которого можно считать приземление «The Beatles» в аэропорту имени Кеннеди 8 февраля 1964 года — их «I Wanna Hold Your Hand» как раз возглавила Hot 100. К великому неудовольствию «The Beach Boys», «The Four Seasons» и прочих американских команд, заключивших контракты с тем же лейблом, Джон, Пол, Джордж и Ринго взлетели на вершину успеха благодаря самой грандиозной рекламной кампании в истории рекорд–индустрии. Когда «The Beatles» завоевали Hot 100, бессменный лидер «The Beach Boys» Брайан Уилсон почувствовал не только реальную угрозу своей карьере, но и мощный прилив вдохновения.
«Я сразу же почувствовал, что все вокруг изменилось, и если «The Beach Boys» суждено было выжить, значит, мы действительно чего–то стоили, — написал Уилсон в 2001 году. — После того, как я увидел «The Beatles» на сцене, я почувствовал, что нам сложновато будет с ними соревноваться. Единственное, что мы могли сделать, это попытаться опередить их в студийной работе. Мой отец с детства привил мне дух соперничества, и мне кажется, «The Beatles» разбудили его во мне».
«Pet Sounds», альбом «The Beach Boys», вызвавший наиболее противоречивые оценки критиков, заставил «The Beatles» изрядно понервничать, а Пол Маккартни считал Уилсона более опасным соперником, чем «The Rolling Stones». Как бы то ни было, во время одной из сессий на Эбби–роуд 1966 года Мэла Эванса послали купить «Aftermath», новый альбом «Stones», все четырнадцать номеров которого написали Кейт Ричарде и Мик Джаггер. Этот альбом собрал такое же количество кавер–версий, как и «Rubber Soul», причем одну из них сделали «The Searchers», которые хотя и пережили крах «Мерсибита», уже не могли пробиться в Тор 50, не говоря уже о Тор Теп.
|
|
Если не брать в расчет тот вклад, который они внесли в мировую музыкальную культуру, то «The Beatles», «The Searchers», Джерри и прочие по крайней мере прославили свой родной Ливерпуль. Культурная жизнь города привлекла к себе гораздо больше внимания, чем в любое другое десятилетие двадцатого века. В свою очередь, Ливерпуль отплатил музыкантам тем, что увековечил их в живописи: вспомнить хотя бы Сэма Уэлша с его картинами «Mike's Brother» («Брат Майка» — то есть Пол Маккартни) и «Lennon» или работу Джона Эдкинса под названием «We Love The Beatles», выставленную уже после смерти автора в Ливерпуле в 1966 году. Кроме того, в Cavern стали регулярно проводиться поэтические вечера с использованием музыки «великолепной четверки».
В том же Ливерпуле появилось некое образование под названием «The Liverpool Scene», основанное Адрианом Хенри и бывшими участниками бит–групп «The Roadrunners» и «The Clayton Squares». Данный коллектив развлекал публику не только поп–музыкой, но и сатирическими номерами, часто противопоставляя первое второму. Практически тем же занимались и «The Scaffold», которые, при участии Майкла Маккартни, умудрились пробиться в национальный Top Ten с синглом «Thank U Very Much»,
Что касается Гамбурга, то здесь наблюдалось постепенное умирание — Кингсайз Тэйлор собрал вещички и вернулся в Саутпорт, где начал успешную карьеру мясника, а в каюте над Top Ten прошла грандиозная вечеринка с участием «The Beatles» после их выступления в Ernst Merke Halle 26 июня 1966 года. Группа и ее окружение уже успели побывать в Мюнхене и Эссене; в Гамбург они приехали рано утром на поезде для особо важных персон, а после концерта группа выехала за город по направлению к Schloss Hotel на «Мерседесах», сопровождаемых эскортом полицейских на мотоциклах.
Устраивать вечеринку в Тор Теп не имело смысла, однако Леннон и Маккартни отдали дань ностальгии по тем гамбургским денькам: несколько старых Друзей, в том числе Астрид Кирхгерр и Берта Кэмпферта, перед концертом пригласили в артистическую, где вся компания предалась воспоминаниям.
На Гроссе Фрайхайт все так же играли группы. Эра Водолея подошла к концу, однако некоторые британские бит–группы все еще здесь обитали: странные личности, явно отставшие от времени, до сих пор кормили публику анахронизмами вроде «Some Other Guy» и «Besame Mucho», хотя «The Remo Four», выпустившие в 1967 году только для Германии пластинку «Smile!», выбрали направление, граничащее с ритм–энд–блюзом и джазом. Ливерпульцы «Scouser Ian And The Zodiacs» проявили меньшую гибкость и, вернувшись вслед за Тэйлором в Британию, прекратили свое существование.
С закатом битломании Джон, Пол, Джордж и Ринго тоже отчасти сдали свои позиции — по крайней мере как концертирующая группа. Причину этого следовало искать в том, что их музыка просто–напросто тонула в оглушительных воплях фанатов — однако здесь была и психологическая подоплека. Они столкнулись с той же проблемой, что и все гастролирующие музыканты, — Пол, которого угнетало однообразие, выглядывал из окна гостиницы в Миннеаполисе и задавал себе вопрос: «Неужели это все, чего мы достигли?» — так же как тогда, в Аллертоне, с его унылым урбанистическим пейзажем. Золотая клетка в Миннеаполисе по сути ничем не отличалась от золотой клетки в Милане. Да и вкус кока–колы везде был одним и тем же. «Если среда, значит, стало быть, мы в Генуе…» Суммы гонораров оставались все такими же огромными, хотя билеты на концерты не раскупались так же быстро, как в 1964 году, а впереди их ждала та же бесконечная дорога, по которой прошли старые рок–н–роллыцики и блюзмены до–битловской эпохи.
…Чартерный самолет приземляется в очередном захолустном американском городке. (Уныло и бездумно глядя в иллюминатор, можно лететь до бесконечности.) Самое большое событие дня — это не получасовой сет на сцене, а те развлечения, запрещенные или дозволенные, которые можно устроить между ними. Вопреки тому, что писали газеты, все удовольствия сводились к очередной выпивке, не дававшей оснований для многочисленных сплетен о сексуальных и наркотических оргиях.
На следующий день в артистической — отчаянное ожидание, когда закончится установка оборудования во втором по величине зале Детройта. С сигаретами в зубах проносятся рабочие сцены, успевая на ходу поглощать сандвичи. Что еще можно ожидать от такой работы, сидя посреди этой бесконечной толкотни и мечтая о том, чтобы все поскорей закончилось?
И все же, хотя «The Beatles» были более или менее защищены от нелицеприятных аспектов гастрольной жизни, Пол Маккартни был постоянно озабочен тем, как пройдет очередное шоу. Вряд ли Пол беспокоился за свое собственное выступление — когда он, наконец, добирался до постели, кости и мышцы его так ныли, что он падал на нее без сил. Кроме всего прочего, существовала еще и опасность не добраться из пункта А в пункт В — что однажды произошло с Джонни Киддом (который разбился недалеко от Престона), Бадди Холли и, в 1964 году, с Джимом Ривсом, чья карьера «пошла в гору» лишь после его смерти.
Тем временем «The Beatles» продолжали получать авторские отчисления за сингл «Love Me Do», что несколько успокаивало Пола — когда тот задумывался о нелегкой судьбе артиста или испытывал муки творчества в бесконечных гостиничных номерах, когда скука вынуждала его экспериментировать с новыми звуковыми эффектами.
Во время мирового турне 1966 года группу ожидали весьма сомнительные развлечения, вспомнить хотя бы международный скандал на Филиппинах, когда ребят чуть не растерзала озверевшая толпа, или угрозы Ку–клукс–клана расправиться с «The Beatles» после двусмысленного заявления Джона Леннона по поводу Иисуса Христа.
И все же вряд ли Пол был так уж недоволен своей судьбой. Еще до начала последних гастролей он мог бы спокойно встать в позу и отказаться куда–либо ехать, прекрасно зная, что обеспечен настолько, что он и его семья могут не работать до конца своей жизни. В одном из последних выпусков новостей прозвучала такая фраза: «Счастливый ты человек, Пол Маккартни». Это высказывание касалось не умопомрачительного состояния Пола, а его романа с популярной рыжеволосой актрисой Джейн Эшер. Она была первой дочерью от почти династического брака сэра Ричарда Эшера, доктора с Харли–стрит, и достопочтенной Маргарет Элиот, профессора Гилдхоллской Школы музыки и драмы (Guildhall School of Music and Drama). Среди ее студентов были Эндрю Кинг, будущий менеджер «Pink Floyd», и молодой Джордж Мартин.
Через шесть лет после того, как он пришел в EMI, Джордж продюсировал «Nelly the Elephant» (1956), веселую новинку от Parlophone, а также бесконечный «Children's Favourites» Мэнди Миллер, звезды «Мапdy», мелодрамы о глухой девушке. В этом же фильме впервые на экране появилась шестилетняя Джейн Эшер. Благодаря связям ее матери она дебютировала и в качестве драматической актрисы в роли Алисы в спектакле «Alice In Wonderland» («Алиса в Стране чудес») в Oxford Playhouse; в это время Джейн заканчивала обучение в Queen's College, расположенном в двух шагах от пятиэтажного дома Эшеров на Уимпл–стрит.
Когда Пол впервые обратил на нее внимание — а это произошло за кулисами Swinging '63, сборной поп–солянки в Albert Hall, — семнадцатилетняя Джейн как раз переходила от детских ролей в театре и кино к более серьезному амплуа; незадолго до этого концерта Джейн провела свою первую неделю перед камерами на съемках фильма ужасов по одноименному рассказу Эдгара По «The Masque Of The Red Death» (««Маска Красной Смерти»). Пожелай Джейн стать поп–звездой, ее агент тут же добыл бы ей контракт с любой фирмой звукозаписи. Тщеславие и желание чаще показываться на публике уже сподвигли Мэнди Миллер, Хэйли Миллз и Линн Редгрейв (занимавших примерно то же положение, что и Джейн) выпустить диски со своими песенками; в 1961 году Миллз даже попала в американский Top 20 со своей жалобной «Let's Get Together».
Джейн не встала на эту стезю, а ограничилась тем, что стала комментировать новые синглы в передаче «Juke Box Jury» на Би–би–си; ее знакомство с «The Beatles» состоялось еще на «Thank You Lucky Stars», когда она пустила в эфир «Please, Please Me». По словам Пола, Джейн сначала больше понравился Майк Маккартни, однако еще до того, как кончился концерт Swinging '63, Пол уже успел увидеть ее дом и пригласить юную актрису на свидание. Первый раз в жизни Пол стал инициатором отношений. На фоне всех девушек, с которыми Маккартни встречался с тех пор, как стал знаменитым, Джейн с ее поставленной речью выглядела как богато украшенная церковная Библия в сравнении с дешевым бульварным романом. В ней был шарм, врожденная уверенность в себе, что вкупе с осиной талией позволяло ей моментально очаровать любого представителя мужского пола. Теперь Пол водил ее на балет, в оперу, драматический театр… Перед ним открылся огромный мир искусства, прежде недоступный сыну ливерпульского торговца хлопком.
И все же он пришелся по душе элегантной Маргарет Эшер, которая, по словам Эндрю Кинга, «…была единственной, кто говорил Полу Маккартни, что тот должен покупать одежду на Сэвил–роу, а не на Карнаби–стрит». Она же пригласила его занять последний этаж их дома на Уимпл–стрит до тех пор, пока он не найдет себе постоянное жилье в Лондоне, — «The Beatles» навсегда покинули родной Ливерпуль. Это решение оказалось удачным, более того, не только для Пола, но и для брата Джейн Питера.
Еще учась в платной Westminster School, Питер Эшер сформировал дуэт в духе «Everly Brothers» с парнем по имени Гордон Уоллер. В отличие от других подобных, этот дуэт был не просто попыткой поиграть в поп–музыкантов, прежде чем уйти в семейный бизнес и к сорока годам занять пост председателя совета директоров компании.
Дела Питера и Гордона шли достаточно хорошо, и в 1964 году группа подписала контракт с фирмой Columbia, еще одним филиалом EMI. Благодаря знакомству с Полом Питер и Гордон получили от «The Beatles» «World Without Love», который Маккартни написал, еще будучи участником «The Quarry Men». В тот момент любая песня от тандема Леннон — Маккартни была своего рода лицензией на печатание денег. После того как «World Without Love» была вытеснена с первой позиции хитом Роя Орбисона «It's Over», дуэт продолжал обитать в чартах, хотя и с меньшим успехом. Еще два хита 1964 года, «Nobody I Know» и «I Don't Want To See You Again», написал для них бойфренд сестры Джейн.
Два года спустя Пол подарил им еще один опус, «Woman», с условием, что в качестве автора будет стоять некий «Бернард Уэбб», а не Леннон — Маккартни, чтобы посмотреть, насколько публику заинтересует собственно песня. Выбросив на рынок огромное количество суперуспешных хитов, многие из которых возглавляли чарты, Пол мог себе позволить сомнительные финансовые эксперименты.
У себя на родине «Woman» еле–еле пробилась в Top 30, в США ее ожидал чуть больший успех; если американский дуэт Chad and Jeremy из Итона и опережал их в национальных чартах, то в Британии Peter and Gordon продали в пять раз больше копий своего альбома, чем их заокеанские коллеги. Их популярность в США достигла такого масштаба, что компания Epic выпустила альбом под названием «Dave Clark Five Versus Peter And Gordon», где каждой из групп отводилось по одной стороне пластинки.
1966 год, однако, не принес этой парочке хороших новостей; большие перемены ожидали и других представителей семейства Эшер: семья переселилась в большой, но не столь престижный Regency house на Кавендиш–авеню, в пяти минутах ходьбы от Эбби–роуд. В том же году Пол приобрел — по рекомендации Джейн — дом в сельской местности, где их не могли достать фанаты и пресса.
Пятьдесят километров (тридцать миль) холодного, серого моря отделяли северо–восточное побережье Ирландии от High Park Farm недалеко от Кэмпбелтауна, крупнейшего поселения мыса Кинтайр (Mull of Kintyre), пустынного полуострова, который приобрел широкую известность благодаря Маккартни.
Кэмпбелтаун был достаточно крупным населенным пунктом, чтобы аэропорт, располагавшийся рядом с ним, мог себя окупать и даже приносить прибыль. Для Пола это было более чем удобно — он мог в любой момент улететь в Лондон, пускай ему приходилось делать пересадку в Глазго; все равно эти путешествия не шли ни в какое сравнение с утомительными затяжными полетами через два крупнейших мировых океана во время последнего мирового турне «The Beatles» 1966 года.
Вернувшись домой после последнего концерта, который состоялся в Candlestick Park в Сан–Франциско 29 августа 1966 года, Пол Маккартни призадумался над тем, что же делать дальше. Сочинительство для «The Beatles» и для других групп на тот момент приносило самый большой доход, и сомнительной экономией было бы не купить катушечный магнитофон, когда–то «…слишком большой, чтобы таскать его туда–сюда» — теперь он мог записывать на него свои идеи (не обязательно песни целиком), которые постоянно его переполняли. Одаренный неистощимым трудолюбием и стремлением к постоянному поиску, он ежесекундно вступал в поединок со своей музой, черпая вдохновение буквально из всего, что он когда–либо услышал.
Часы напролет на Кавендиш–авеню он атаковал со всех сторон мелодию, ритм и стихи, и с каждой новой попыткой из этих, казалось бы, несовместимых фрагментов постепенно вырастало единое целое. Вскоре Полу потребовалась домашняя студия для того, чтобы воплотить все свои идеи. Теперь у него появилась возможность — по крайней мере теоретически — самостоятельно записать весь альбом, от первой до последней ноты, в этом логове, напичканном электроникой.
I'm The Urban Spaceman»
Я жив и здоров, но если бы я умер,
то я был бы последним, кто об этом узнал.
Пол Маккартни
Питер Эшер был не единственным, кто извлекал пользу из дружбы с Полом Маккартни: редактор находившегося на грани банкротства андеграундного журнала International Times (IT) Барри Майлз получил от Пола чек на внушительную сумму. Пол предложил также свое интервью, которое бы привлекло внимание ЕМ1 и других лейблов. Более того, на судьбу журнала повлиял «хеппенинг», состоявшийся холодной октябрьской ночью 1966 года в сараеобразной лондонской аудитории Roundhouse; Пол — переодетый в шейха — то и дело появлялся в компании разного рода хиппи и знаменитостей вроде Микеланджело Антониони — претенциознейшего из кинорежиссеров шестидесятых — и Марианн Фейтфул в костюме монашки, с огромным крестом и в мини–юбке, почти не прикрывавшей ягодиц.
Множество других гостей, пришедших в тот вечер, могли бы рассказать о сахарных кубиках (с ЛСД и без), об огромной ванне, наполненной желе, об эктоплазменных световых шоу во время выходов «The Pink Floyd» и «The Soft Machine» (и те и другие за несколько дней до события убрали из своих названий определенный артикль), а также о том, как выступление последних было прервано номером Йоко Оно (который требовал лишь участия аудитории), японской «концептуальной художницы», только что покинувшей нью–йоркское крыло некоего общества под названием Fluxus. IT пестрел объявлениями о ее выступлении, однако, по словам сотрудника IT Джона Хопкинса, «…хеппенинги Йоко Оно были скучны до безобразия. Она самая неинтересная артистка, которую я когда–либо встречал».
Отчасти благодаря финансовой помощи Оно и более влиятельных союзников вроде Маккартни, IT благополучно дожил до семидесятых годов, объединив свои силы с Oz — который ошибочно считали его цветным приложением — и Frenz (подразделение Rolling Stone), в результате чего появилось издание FREEk, ежедневная газета с новостями для поп–фестиваля «Isle of Wight» 1970 года.
Еще в 1967—1968 годах IT был зеркалом философии хиппи и культуры андеграунда — в нем часто печатались сводки о том, что происходит в Свингующем Лондоне. Это было не слишком–то по душе Фрэнки Воэну, который сделал кавер–версию песни «Wait» с альбома «Rubber Soul», — и он начал кампанию с целью остановить распространение влияния субкультуры хиппи. «Хиппи — пиявки на теле общества», — провозглашал он на публике, отбрасывая цветок, который протягивала ему одна из этих «пиявок».
Его земляк Пол Маккартни был категорически не согласен с подобными заявлениями:
«Цивилы» должны приветствовать андеграунд, ведь он борется за свободу. В этом нет ничего странного. Это просто ново. Ничего противоестественного. Просто настало такое время».
Иногда все это действительно выглядело довольно странно — если, конечно, вы не читали книг и не смотрел и фильмов, чтобы попробовать разобраться в происходящем. Интервью, данное Полом IT, полно идиотских трюизмов вроде: «…трудно жить, когда с детских лет ты понимаешь, что вся жизнь — игра, есть вещи прекрасные и безобразные, нравится тебе это или нет. Вещи имеют лицевую и обратную сторону — и собаки не умнее людей, и вдруг посреди всего этого ты начинаешь осознавать, что это и правильно, и неправильно одновременно. Собаки не менее умны, чем другие собаки, а пепельница вполне счастлива быть пепельницей, хотя иногда бывают и жалобы». Он также сделал похвально честное заявление, которое повергло в шок или до смерти рассмешило неподготовленных читателей:
«Голод в Индии не волнует меня ни на йоту — да и вас он тоже не волнует, если быть честными. Вы просто позеры. Вы даже не знаете о том, что он существует. Вы прочитали о нем в объявлениях благотворительных организаций. Можете даже не притворяться, что эти объявления достигли глубин вашей души и вы начинаете заботиться об этих людях больше, чем о том, чтобы купить, скажем, новую машину».
После путешествия по Бангладеш в 1968 году заново рожденный Клифф Ричард, которого считали таким же «цивилом», как и Фрэнки Воэна, заявил нечто подобное:
— Я не хочу делать вид, что испытываю глубочайшее сочувствие народам стран третьего мира.
Через менеджера Ричарда к нему обратились представители The Process, печатного органа Церкви Последнего Суда, с просьбой высказать свою точку зрения на судьбу христианского мира. Клифф ответил молчанием, зато в пятом выпуске, посвященном понятию «страх», Пол Маккартни утверждал, что он «… не боится людей, конца света и всего в таком духе. Это не просто страх, а страх страха». Джейн Эшер призналась тому же корреспонденту, что она «…пять лет назад боялась конца света, но с тех пор научилась не думать об этом».
И все же из всех андеграундных изданий Пол Маккартни предпочитал IT. Якобы случайно, через Питера Эшера он вошел в жизнь Барри Майлза, худого очкарика, вращавшегося в тех же богемных кругах, что и Ройстон Эллис и Джонни Бирн.
Популярный братец Джейн выделил крупную сумму денег Майлзу — который просил людей обращаться к нему по фамилии — и Джону Данбару, первому мужу Марианн Фейтфул, на то, чтобы открыть в январе 1966 года The Indica Gallery and Bookstore (галерею и книжный магазин «Индика»), где продавались предметы авангардного искусства и всевозможные модные мистические атрибуты. Несколько месяцев спустя в подвале этого здания появилась редакция IT.
Воспоминания Барри о знакомстве с битлом, чью биографию он напишет тридцать лет спустя, можно представить следующим образом:
— Пол время от времени подкидывал деньжата, чем выручал наш магазин. О рок–н–ролле я не знал ровным счетом ничего. Когда я впервые встретился с Маккартни, я даже не знал, кем он был в «The Beatles». Первый раз мне удалось с ним обстоятельно поговорить после того, как Indica переехала на Саутгемптон–роу в марте 1966 года. Когда мы были там, то частенько его видели. Однажды его чуть не задавила толпа, когда он шел по Дьюк–стрит. Он постучался в дверь, и мы впустили его, а за ним пыталась увязаться целая куча народу. Он разыскивал какую–то нитку для нового платья, которое шила Джейн. Я решил, что Полу было бы неплохо узнать кое–что об авангардной музыке, и убедил его пойти на лекцию в Итальянский институт, которую проводил Лучано Берио. Мы пришли туда и сели, и почти в ту же секунду в зал ворвалась пресса, щелкавшая вспышками. И такое происходило ежедневно.
Пол и Барри стали настолько близкими друзьями, что битл–миллионер обещал ставить выпивку всякий раз, когда он, Майлз, Джон Данбар, Питер Эшер и Джон Хопкинс придут в питейное заведение, где Полу не придется с величайшим терпением выслушивать болтовню очередного фаната, встретившегося лицом к лицу со своим кумиром.
Наобщавшись в свое время с множеством претенциозных интеллектуалов в Ливерпуле и Гамбурге, Пол с легкостью вступал в полемику на любую тему, предложенную заумным Майлзом. И все же, общаясь с Барри и посетителями Indica, Пол изрядно расширил свои представления о том, какую литературу следует читать, а какую не стоит.
— Майлз был великолепным катализатором, — признавался Пол. — У него были книги. У нас («The Beatles») был интерес, но не было книг. Как только он просек, что мы заинтересованы, особенно я, ведь я постоянно с ним зависал, он показал нам некоторые новинки — таким образом, я долгое время был «в авангарде»; я ездил во Францию инкогнито, покупал множество фильмов, а затем показывал их Антониони. Конечно, это были несколько странные фильмы, но в то время мы ими восхищались.
Иногда, если ему не нужно было сидеть с Синтией и маленьким ребенком, к Полу присоединялся Джон. И все же большинство новинок приходило к нему через вторые руки.
— Живя в Уэйбридже, Джон имел очень ограниченный доступ к информации, — жаловался Пол. — Он приезжал в Лондон и спрашивал: «Ну, что у вас происходит? », а я ему отвечал: «Вот, вчера был у Лучано Берио. Было здорово. У меня есть новая запись Штокхаузена. Послушай». На что Джон, по–моему, восклицал: «Господи, как я тебе завидую». Ему необходимо было вырваться из Уэйбриджа, где он только и делал, что смотрел телик. Его жена тут ни при чем. Просто он сам не осознавал, что должен быть свободен.
Не обремененный женой и детьми, Пол, сидя у себя на Кавендиш–авеню, мог пощелкать пультом телевизора, а потом поставить пластинку Штокхаузена, от чего он впадал в транс, как какой–нибудь факир. Восторги Маккартни по поводу очередной прослушанной новой вещицы вызывали лишь презрительные высокомерные улыбки со стороны тех, для кого «культура» была чем–то далеким (а «поп–музыка» и музыканты не заслуживали даже их презрения). Такие снобы считали, что Пол всего лишь демонстрировал свое восхищение по поводу того, чем должен был восхищаться, но сам не знал почему. Увеличивая разрыв между собой и обычными людьми, они искренне не верили в то, что такое ничтожество, как Пол, может всерьез увлекаться и понимать вещи вроде «Mikrophonie I» и «II ». На самом же деле Пол проникся этой музыкой гораздо глубже, чем те, кто слушал ее ради того, чтобы ввернуть в разговоре пару–тройку имен. Более того, многое из услышанного им серьезно повлияло на музыку «The Beatles» постгастрольного периода.
Однако тот факт, что группа прекратила гастрольные поездки, вовсе не означал того, что Пол начал превращаться в истощенного аскета. Он отнюдь не собирался сидеть на одном месте и предаваться играм ума. Он, как и остальные битлы, был подвержен многочисленным соблазнам вроде наркотиков и свободного секса — как, собственно, большинство поп–звезд мирового уровня, которые настолько ушли от общественной жизни, что общались с внешним миром посредством менеджеров, посыльных и наркодилеров.
Маккартни был последним из битлов, кто попробовал ЛСД.