Особо следует сказать о роли Политбюро ЦК КПСС (ПБ) при Горбачеве. Оно было призвано обеспечить коллективное руководство партией и страной. Однако при Горбачеве оно превратилось в подручный инструмент для благословления губительных решений нового генсека.
Решая эту задачу, Михаил Сергеевич уже в апреле 1985 года начал менять соотношение сил в ПБ. Прежде всего, из ПБ были удалены все оппоненты Горбачева: Г. Романов, Н. Тихонов, В. Щербицкий, В. Гришин, А. Кунаев, Г. Алиев. На их место пришли те, кто принял активное участие в операции по избранию его генсеком: Е. Лигачев, Н. Рыжков и В. Чебриков.
Всего же за время своего властвования Горбачев сменил три состава ПБ, причем каждый из которых было гораздо слабее предыдущего. По словам Валерия Болдина, доверенной «правой руки» Михаила Сергеевича, тот, став генсеком, сразу же почувствовал себя хозяином, директивы которого должны безропотно приниматься членами Политбюро.
Первым ПБ, на котором новый генсек апробировал тактику директивной поддержки своих решений, явилось заседание, принявшее 7 мая 1985 года Постановление «О мерах по преодолению пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения». И хотя принятие Постановления было продиктовано самой жизнью, его реализация показала, что все перестроечные начинания Горбачева соответствовали старой народной мудрости: «Заставь дурака Богу молиться, он лоб расшибет!»
Прежде всего, не был учтен мировой опыт введения «сухого закона» и не просчитаны последствия его введения в СССР. Контроль за исполнением Постановления был поручен секретарю ЦК КПСС Егору Кузьмичу Лигачеву и председателю Комитета партийного контроля Михаилу Сергеевичу Соломенцеву. Они в своей обычной манере взялись за дело с неуемным рвением и, как впоследствии выразился Горбачев, «довели все до абсурда». В итоге огульное внедрение лозунга «Трезвость – норма жизни», обеспечив некоторые положительные результаты в области сокращения смертности населения и увеличения рождаемости, породило ряд новых проблем. Горбачев молча наблюдал за всем этим безобразием.
Прежде всего, урон для бюджета СССР от антиалкогольной компании оказался неожиданно велик. За 1985–1986 годы он, по официальным подсчетам, составил около 50 млрд руб., что привело к фактическому обрушению бюджета в конце 1986 года. Помимо этого был нанесен невосполнимый ущерб посадкам элитных сортов винограда, а также производственной базе винодельческой и спиртоводочной промышленности.
Появился теневой мафиозно-криминальный бизнес, занимающийся нелегальной торговлей спиртным. Его представители положили себе в карман значительную долю из 200 млрд руб., утраченных государством в ходе борьбы с алкоголизмом. Помимо этого, решение «отрезвить» страну, принятое без должной исторической и экономической проработки, без учета психологии советского потребителя, вызвало недовольство широких слоев населения и зародило у многих сомнение в провозглашенной Горбачевым перестройке.
Казалось бы, планируя грандиозную перестройку в стране, генсек должен был, учитывая ход антиалкогольной кампании, незамедлительно принять меры по возвращения доверия людей. Но не тут-то было. 24 декабря 1987 года на Политбюро обсуждалась записка председателя Совмина РСФСР В. Воротникова «О последствиях антиалкогольной кампании в РСФСР». Факты в ней приводились убийственные. Но Горбачев даже не пытался принять меры по исправлению ситуации. Он заявлял: «Решение было правильное. Принципиальную позицию менять не будем».
Николай Рыжков пытался переубедить генсека в отношении к антиалкогольной кампании, но, как он пишет: «Мои многократные устные обращения к Горбачеву… оставались без внимания. Он соглашался со мной, что надо вносить коррективы, обещал собрать Политбюро, но проходило время – и все оставалось по-старому. Я чувствовал, что с ним кто-то серьезно “работал”». Известно, что Горбачев неоднократно усугублял ситуацию, сложившуюся по тем или иным вопросам перестройки в Союзе. Почему?
Секрет раскрыл другой бывший премьер-министр СССР, Валентин Павлов. Он усмотрел в действиях Горбачева скрытый умысел. «Удар был рассчитан точно. Мировой опыт попыток ввести «сухой закон» учит, что запреты для прививки трезвости населению бесполезны, но зато исключительно благоприятны для создания мафиозных структур и их обогащения. Результаты кампании в СССР не заставили себя ждать в точном соответствии с мировым опытом. Горбачев и Яковлев не могли не знать об этом опыте, но решали другую задачу и за ее успешное решение готовы были, видимо, заплатить любую цену».
Не вызывает сомнения, что «отцы» перестройки спешили создать в СССР социальную базу для реставрации капитализма. Об этом уже говорилось. Этой базой стал теневой мафиозно-криминальный бизнес, который неизбежно возникает при введении в стране «сухого закона». По разным подсчетам, Советское государство в ходе борьбы с алкоголизмом потеряло до 200 миллиардов рублей. Львиную долю этой суммы «теневики» положили себе в карман. А с «теневиками» Михаил Сергеевич дружил еще со ставропольских времен.
Но Горбачев не был бы Горбачевым, если бы не пытался возложить ответственность за содеянное на других. В мемуарах «Жизнь и реформы» одну главу он назвал «Антиалкогольная кампания: благородный замысел, плачевный итог». В ней стрелки ответственности за провал антиалкогольной кампании Михаил Сергеевич перевел на ранее упомянутых Е. Лигачева и М. Соломенцева.
Особо следует рассказать о заседании ПБ, на котором Горбачев расправился с советским генералитетом. К 1987 году Горбачев понял, что его односторонней «миротворческой политике» мешают военные во главе с неуступчивым министром обороны, кандидатом в члены ПБ Маршалом Советского Союза Сергеем Леонидовичем Соколовым. Известно, что министр и его окружение были противниками планов Горбачева по ликвидации Организации Варшавского договора, поспешному выводу советских войск из стран Восточной Европы, одностороннему сокращению стратегического военного потенциала СССР и подписанию Договора о ликвидации ракет средней и малой дальности (РСМД).
Тогда и была задумана грандиозная акция по обновлению советского генералитета. В качестве примера был использован инцидент, произошедший в мае 1941 года. Тогда германский военно-транспортный самолет «Юнкерс-52», проверяя советскую систему ПВО, беспрепятственно пролетев свыше 1200 километров, приземлился на Тушинском аэродроме Москвы. В итоге советское военное командование и, прежде всего, военно-воздушные силы накрыла волна репрессий и оно было практически все заменено.
28 мая 1987 года на Васильевском спуске Красной площади приземлился спортивный самолет, за штурвалом которого сидел немецкий летчик-любитель Матиас Руст. 30 мая в Кремле состоялось заседание ПБ по поводу пролета Руста, на котором была предпринята тотальная чистка советского генералитета. Вооруженные силы СССР были фактически обезглавлены. Но главное, президент убрал неугодного министра обороны СССР С. Соколова.
В нашем случае интерес представляет не столько полет Руста, сколько события, предшествовавшие этому полету. Генерал-полковник Леонид Ивашов 8 января 2009 года сообщил мне, что в феврале 1987 года министр обороны Сергей Соколов был вызван к Горбачеву с двумя картами противовоздушной обороны северо-западного направления СССР. После встречи генсек ЦК КПСС попросил оставить ему эти карты!
После истечения разумных сроков хранения генсеком карт, как рассказывал Л. Ивашов, ответственный в 1987 году за сохранность секретных документов, в т. ч. и карт, в Генштабе МО СССР пришлось создать специальную комиссию, официально подтвердившую факт передачи сверхсекретных карт М.С. Горбачеву. Акт этой комиссии должен храниться в архиве МО РФ. Второй экземпляр должен находиться в бывшем архиве ЦК КПСС, а ныне Архиве Президента РФ.
Об этом можно было не вспоминать, если бы не выяснилось, что Руст летел так, как если бы ему было досконально известно расположение советских станций радиолокационного слежения на северо-западе СССР. Но на ПБ об этом никто даже не заикнулся.
Странно, что на заседании ПБ по пролету Руста, состоявшемся 30 мая 1987 года, никто также не вспомнил о том, что после скандальной ситуации в сентябре 1983 году с гибелью южнокорейского «Боинга» СССР подписал дополнение к Конвенции о международной гражданской авиации, категорически запрещавшее сбивать гражданские самолеты.
На заседании Политбюро все послушно озвучили лишь то, что было нужно генсеку Горбачеву. Так, член ПБ, председатель КГБ СССР В. Чебриков на заседании ни словом не обмолвился о том, что перед посадкой Руста на Большом Москворецком мосту по неустановленной причине были срезаны троллейбусные провода, а на Красной площади КГБ установил профессиональные телевизионные камеры!
Никто из членов ПБ также не поинтересовался, почему при подлете Руста к столице на командный пункт Московского округа ПВО вдруг поступило указание о внеплановом отключении АСУ РЛС для проведения профилактических работ.
Не было выяснено, почему самолет Руста после пересечения границы СССР на 3 часа 20 минут пропал с экранов радиолокаторов и приземлился с достаточно полными баками, чего не могло быть в случае беспосадочного перелета. Впоследствии утверждалось, что Руст совершал посадку в районе Старой Руссы, где его ожидали сотрудники Первого Главного управления КГБ СССР (внешняя разведка, нач. В.А. Крючков), обеспечившие заправку топливом самолета.
Генерал-майор Сергей Мельников, дежуривший в день пролета Руста на Центральном командном пункте ПВО, давая интервью тележурналисту Андрею Караулову (Момент истины. 15.08.2011), утверждал, что ему зам. председателя КГБ В. Крючков в доверительном разговоре сообщил, что по указанию Горбачева он обеспечивал операцию пролета Руста.
Через полгода после заседания ПБ по Русту, 8 декабря 1987 года, как говорилось, М. Горбачев и Р. Рейган в Вашингтоне подписали ранее упомянутый Договор РСМД, который сегодня считается фактической капитуляцией СССР перед США.Члены Политбюро это восприняли как должное.
Особого рассказа заслуживает заседание ПБ, на котором обсуждалась письмо преподавателя Ленинградского технологического института Нины Андреевой «Не могу поступиться принципами». Оно было опубликовано 13 марта 1988 года в газете «Советская Россия». Сегодня, с высоты прошедших лет ясно, что Андреева правильно ставила вопрос о том, что перестройка превращалась в «катастройку».
У членов ПБ в ходе обсуждении этой статьи была возможность поставить на место потерявшего чувство реальности генсека. Ведь первоначально значительная часть членов ПБ была склонна поддержать письмо Андреевой. Но Горбачев, почувствовав неладное, решил дать бой несогласным с его линией и внес письмо Андреевой на рассмотрение ПБ.
Обсуждение продолжалось два дня, 24 и 25 марта. Это заседание вновь продемонстрировало конформистскую позицию членов ПБ. В первый день Лигачев хоть и поддержал письмо, но виновато отметил, что он к нему не имеет никакого отношения. Громыко озвучил что-то невнятное, «ни нашим, ни вашим». Воротников стал оправдываться за то, что поначалу поддержал статью. И только А. Яковлев на фоне этого смятения высказался однозначно – письмо Андреевой является «манифестом антиперестройки».
На следующий день первым выступил председатель СМ СССР Н. Рыжков. Он, видимо, по просьбе Горбачева, резко осудил письмо. Его поддержали министр иностранных дел Э. Шеварднадзе и секретари ЦК КПСС В. Медведев, Н. Слюньков, Г. Разумовский, а также председатель Госплана Ю. Маслюков. К ним присоединился министр обороны Д. Язов. В защиту письма и позиции Лигачева выступили только М. Соломенцев, В. Никонов и А. Лукьянов.
Но в итоге ПБ приняло единодушное решение – осудить письмо Андреевой. Вот так высший партийный орган КПСС дал зеленый свет предательским действиям Горбачева по дальнейшему навязыванию стране его перестройки. Это при том, что СССР действительно нуждался в Перестройке, но подлинной.
Окончательно члены Политбюро ЦК КПСС капитулировали перед генсеком ЦК КПСС на заседании, посвященном итогам поездки Горбачева в Нью-Йорк и его заявлению в ООН, состоявшемся 27–28 декабря 1988 года. Напомню, что 7 декабря 1988 года на 43-й сессии Генеральной ассамблеи ООН Горбачев без согласования с Политбюро, Министерством обороны и КГБ СССР заявил, что в «рамках политики нового мышления » СССР пойдет на одностороннее сокращение стратегических вооружений на 50 % и армии – на 500 тысяч человек и 10 000 танков.
Начиная обсуждение на Политбюро своих международных «инициатив», Горбачев, как бы между прочим, упомянул о рекомендациях, подготовленных экспертами американского исследовательского центра «Heritage Foundation» («Фонд наследия») для вновь избранного президента США Дж. Буша-старшего, называемых «Мандат на руководство-3 ». В этой связи генсек задал вопрос недавно назначенному председателем КГБ СССР В. Крючкову о том, сколько времени, по мнению западных СМИ, продержится нынешнее советское руководство и, прежде всего, он сам?
Крючков ответил уклончиво: «Говорят по-разному », хотя был информирован о содержании «Мандата» для Буша. В этой связи следует рассказать об этом документе. Он предписывал Бушу и его Администрации «разработку долгосрочной стратегии относительно деколонизации советских национальных республик», то есть стратегию развала СССР.
Эта стратегия должна была продолжать реализацию целей, поставленных в трех директивах по национальной безопасности (National Security Decision Directive) – «NSDD-32», «NSDD-66» и «NSDD-75», подписанных Рейганом в марте, мае 1982 и январе 1983 года соответственно. В них заявлялось, что целями политики США в отношении СССР является «нейтрализация» советского влияния в Восточной Европе, подрыв советской экономики методом атаки на ее «стратегическую триаду», т. е. на базовые отрасли советского народного хозяйства, и достижение «фундаментальных изменений советской системы», т. е. отказ СССР от социализма.
Но Горбачев счел лишним обременять членов ПБ обсуждением американских планов, которые представляли реальную угрозу для СССР. Он предпочел, чтобы ПБ оценило его «прорывное» заявление в Нью-Йорке. Члены ПБ не возражали и высоко «оценили» вклад генсека в дело мира.
Рыжков отметил, что выступление Горбачева в ООН – это крупнейший политический шаг во внешней политике Союза ССР. Шеварднадзе также полностью поддержал линию генерального секретаря. Секретарь ЦК КПСС В. Медведев заявил, что «выступление Михаила Сергеевича на Генеральной ассамблее – это крупнейший акт в области внешней политики ».
Идеолог А. Яковлев утверждал, что теперь «Буш в основном и главном пойдет по линии перемен, деваться ему, собственно, некуда ». Он также отметил, что главное достижение Горбачева – «это исчезновение у американцев образа врага» в отношении к СССР.
Министр обороны СССР Д. Язов, опережая вопрос Горбачева, бодро доложил, что «уже разработаны планы вывода войск из ГДР, ЧССР, ВНР и ПНР». Также сообщил, что в Группе советских войск все с одобрением отнеслись к этому. Язов при этом умолчал, что вывод 6 тыс. танков полностью менял структуру вооружения всей Группировки советских войск в Восточной Европе и СССР лишался своего основного преимущества. Министра также не обеспокоило, куда будут выводиться войска из Восточной Европы.
Сегодня известно, что уже в конце 1991 года, то есть на три года раньше срока, из ГДР была выведена треть советского воинского контингента, который, в том числе и семьи офицеров, был выброшен палаточные городки, наспех развернутые в полях. Те, кто пережил это предательство, рассказывали, что если бы собрать слезы жен и детей офицеров, замерзавших в палатках, то их хватило бы для того, чтобы утопить Горбачева и Язова. Кстати, никто на Западе не настаивал на мгновенном выводе советских войск. Этот процесс мог длиться и 20 лет.
Вероятно, в администрации президента Буша от души порадовались, читая протокол заседания Политбюро от 27–28 декабря 1988 года. Насущные политические вопросы, а точнее вопросы выживания СССР, членов ПБ интересовали значительно меньше, нежели желание понравиться генсеку. Буш мог надеяться на беспрепятственную реализацию «Мандата на руководство-3 ».
Вот так решались судьбоносные для СССР вопросы на ПБ. В дальнейшем члены ПБ без особых возражений поддержали решения генсека о сдаче ГДР, о роспуске Варшавского блока, о согласии на вступление объединенной ФРГ в НАТО, о поспешном выводе советских войск из стран Восточной Европы, о развале социалистического содружества и т. д. и т. п.
Сегодня бывшие соратники Горбачева утверждают, что противостоять генсеку было невозможно, так как этого не позволяла партийная дисциплина. В этой связи напомню байку, которую мне рассказали в аппарате ЦК КПСС. Якобы, если бы генсек предложил членам ПБ коллективно повеситься, то у них возник бы лишь один вопрос. «Веревки мылом смазывать или нет?» В этой ситуации возникает и другой вопрос: «Неужто повесились бы?»
При такой ситуации генсек счел возможным вообще не советоваться с членами ПБ. Известно, что весной 1991 года Политбюро не собиралось три месяца. По этому поводу Юрий Прокофьев, первый секретарь Московского ГК КПСС, заявил: «Если Политбюро в ближайшее время не будет созвано, я потребую на Пленуме ЦК ликвидировать этот орган. Мы – члены Политбюро и не должны нести ответственность за единолично принимаемые Горбачевым решения ». Об этом написал В. Болдин в книге «Крушение пьедестала…».
Напомню, что в 1991 году Горбачев обладал поистине диктаторскими полномочиями, которыми его наделил IV съезд народных депутатов СССР в декабре 1990 года, в рамках которых места для Политбюро не предусматривалось.