Я уже говорил о роли Политбюро в организации и проведении горбачевской перестройки. Но в КПСС был еще и Центральный комитет, насчитывавший четыре сотни членов, который в ходе перестройки имел полное право в любой момент заменить правящую партийную верхушку во главе с генсеком. К сожалению, мне известен лишь один член ЦК, первым посмевший на Пленуме ЦК дать заслуженную объективную оценку политике генсека и Политбюро. Это был посол СССР в Народной Польше Владимир Игнатьевич Бровиков.
Он был одним из когорты партийных работников, выпестованных первым секретарем ЦК Компартии Белоруссии Петром Мироновичем Машеровым. По его рекомендации Бровиков был избран вторым секретарем ЦК КП Белоруссии. В 1983 году он стал председателем СМ БССР.
Именно Владимир Игнатьевич претворял в жизнь озвученные Машеровым принципы социалистической инициативы и предприимчивости. Социально-экономические достижения Белоруссии в этот период были впечатляющим. Но в 1986 году Горбачев, спеша избавиться от машеровца Бровикова, направил его послом в Польшу, оставив, правда, членом ЦК КПСС.
К 1990 году Бровиков хорошо осознал значение движения «Солидарность», которая командовала антисоветским и русофобским парадом в Польше. Страшным для него оказался вывод, что польская ситуация стала один в один повторяться в СССР. Поэтому 5 февраля 1990 года Владимир Игнатьевич решил выступить на Пленуме ЦК КПСС, обсуждавшем платформу партии «К гуманному демократическому социализму».
В своем выступлении Бровиков поставил вопрос о перестройке, «которая за неполных пять лет ввергла страну в пучину кризиса, подвела к черте, у которой мы лицом с разгулом анархии, деградацией экономики, гримасой всеобщей разрухи и падением нравов». При этом Владимир Игнатьевич прямо назвал виновников – это руководители партии и государства и их личные ошибки.
|
|
Бровиков в своем выступлении заявил, что большинство принятых в период перестройки законов дали противоположный эффект. В качестве примера он привел антиалкогольное законодательство, Законы о кооперации, о госпредприятии, об индивидуальной трудовой деятельности.
С горечью Владимир Игнатьевич констатировал: «Мы все мечемся и ищем панацею от всех бед, надеясь, что возведенная в абсолют демократия все расставит по своим местам в политической сфере, а рынок – в экономике… Но в итоге страну из державы, которой восхищались в мире, превратили в государство с ошибочным прошлым, безрадостным настоящим и неопределенным будущем. И все это на потеху Западу, который славословя в наш адрес, умиленно улюлюкает по поводу краха “колосса на глиняных ногах”, гибели коммунизма и мирового социализма».
В заключение Бровиков предложил убрать из обсуждаемой платформы «предложения о президенте страны, председателе и заместителях в партии, так как не в этих должностях суть дела », а в том, как будет действовать партия.
Выступление Бровикова членами Пленума было встречено одобрительно, но и только. Выступивший на следующий день председатель КГБ СССР В. Крючков о нем даже не обмолвился. Он лишь посетовал на то, что в стране ведется «целенаправленная дискредитация партии, органов власти, вооруженных сил, правоохранительных органов». Однако о главном виновнике подобного положения – Горбачеве – Крючков промолчал. Вот так работал тандем Горбачев – Крючков.
|
|
На мартовском 1990 года Пленуме ЦК КПСС Бровиков выступил еще более резко и аргументированно. Говоря о предложениях Пленума по статьям 6 и 7 Конституции СССР (о роли партии в советском обществе) для внесения на внеочередной III съезд народных депутатов СССР, Владимир Игнатьевич отметил: «…Вместо ускорения социально-экономического развития (а именно в этом состояла квинтэссенция XXVII съезда) идет его замедление. Вместо повышения уровня жизни людей труда наблюдается его снижение. Вместо реформирования системы государственного и хозяйственного управления во многом происходит ее деформирование. …Словом, весь наш реформаторский пар уходит в гудок, в лозунги и бесконечные дебаты в этом зале и в смежных с ним.
В крайне тяжелом положении оказалась сама партия, и мы это все понимаем. Ее поносят самыми последними словами… Создается впечатление, что наши руководители спешат поставить крест на партии, как ведущей силе общества, а функции ликвидируемого Политбюро передать Президенту. Но надо ли так спешить? …Но где, товарищи, гарантия, что президентская власть спасет от свалившихся на нашу голову бед?
… Считаю, что за кризис в стране и партии обязаны лично отвечать не только товарищ Лигачев, которого здесь называли, но и товарищи Горбачев, Медведев, Слюньков, Яковлев, Лукьянов. Они, мне кажется, не совсем оправдали оказанное им доверие и не полностью справились с порученными участками работы».
После выступления в ходе обмена репликами с Горбачевым стоящий на трибуне Бровиков добавил, что «было бы нелишне, если бы члены Политбюро, каждый по своей компетенции, отчитались за те провалы, которые допущены после XXVII съезда».
|
|
Горбачев крайне болезненно воспринял выступление Владимира Игнатьевича. Но он негодовал бы еще больше, если бы знал, что концовка того выступления должна была быть следующей: «Во имя спасения Родины предлагаю: за измену интересам советского народа и предательство партии генерального секретаря ЦК КПСС Горбачева М.С. из членов КПСС исключить. Партийной группе КПСС на Съезде народных депутатов СССР солидарно выступить за освобождение Горбачева М.С. от должности президента СССР. Политбюро ЦК КПСС в нынешнем его составе распустить».
Но перед своим выступлением Бровиков прозондировал настроение членов Пленума и понял, что его поддержит максимум треть, а то и меньше. Так впоследствии и произошло на апрельском (1991) Пленуме ЦК КПСС, когда рассматривался вопрос отставки Горбачева. И свою концовку Владимир Игнатьевич не озвучил.
Но даже в усеченном виде выступление Бровикова было впечатляющим. Оно произвело эффект разорвавшейся бомбы и было одобрено шквалом аплодисментов. Как писал советский классик Максим Горький: «Безумству храбрых поем мы песню…» Но тогда большинство в ЦК КПСС предпочли отсидеться в окопах.
Уважаемый читатель может задать вопрос: а что вы, уважаемый автор? Ведь вы были на февральском и мартовском Пленумах ЦК КПСС и даже выступали? Правильно. Но я тогда не был членом ЦК КПСС и был приглашен только для участия в обсуждении вопросов, касающихся Компартии Литвы. Регламентация в ЦК КПСС была жесткой.
Добавлю, что Горбачев весьма оперативно решил вопрос с Бровиковым. Его в том же 1990 году отправили на пенсию и вывели из состава ЦК КПССС.
Генсек кровавый
Горбачева «Генсеком кровавым» назвал В. Легостаев, бывший помощник секретаря ЦК КПСС Е. Лигачева. Он в 2001 году опубликовал в газете «Завтра» статью под таким названием. Я продолжу тему Легостаева, так как трагические кровавые события, которые произошли в период правления Горбачева, наиболее ярко показали предательскую и подстрекательскую суть его политики в национальных регионах СССР и ее способствование нарастанию сепаратистских настроений.
Михаил Сергеевич упорно отрицает свою причастность к этим событиям. Однако к настоящему времени выявлено достаточно доказательств о том, что это не так. Более того, выясняется, что именно его позиция, как главы государства и партии, во многом обуславливала трагическое развитие ряда ситуации.
Как ранее говорилось, одними из первых массовые публичные волнения в СССР на национальной почве произошли в декабре 1986 года в Алма-Ате после замены на посту первого секретаря ЦК Компартии Казахстана Д. Кунаева на русского Г. Колбина. Тогда, по официальным данным, погибли три человека, десятки были ранены, а 99 человек были осуждены и приговорены к различным срокам заключения.
Далее националистические выступления со странной периодичностью стали происходить в разных уголках многонационального Союза. Возникает вопрос: а может быть, Михаил Сергеевич и его советчики хорошо знали, как инспирировать националистические волнения? Возможно также и то, что уже тогда кто-то с помощью Горбачева пытался создать на территории СССР ситуацию «управляемого хаоса»!
…
Ясно одно: Горбачев сознательно шел на действия, подрывавшие авторитет советской власти, армии и КГБ. А в его окружении не нашлось тех, кто обнародовал бы предательскую позицию главы партии. Ну а то, что гибель людей в Тбилиси во многом была следствием выжидательной позиции Горбачева, не вызывает сомнений.
Отмечу лишь, что при рассмотрении на Политбюро ЦК КПСС тбилисских событий (20.04.1989) Горбачев заявил Крючкову и Язову: «Я на тебя смотрю, Владимир Александрович! (Крючков)… Дмитрий Тимофеевич ( Язов )! Запомни навсегда и сегодня же отдай приказ: отныне без решения Политбюро армии в гражданских делах запрещаю участвовать».
...
Далее кровавое колесо межнационального насилия покатилось по Союзу. Но по указанию Горбачева правда о межнациональных разборках скрывалась. Они не стали предметом серьезного разговора и на XXVIII съезде КПСС, состоявшемся в июне – июле 1990 года. Уголовные дела на эту тему, как правило, «спускали на тормозах». В результате националисты уверовали в свою безнаказанность. Это особенно ярко проявилось в Литовской ССР.
Известно, что сращивание партийных, советских и государственных органов в сталинский период и после него приобрело глобальный характер. Партийное руководство в СССР фактически подменило государственное управление. Партийное мнение при решении любых вопросов жизни и деятельности Советского государства стало определяющим и окончательным.
Влияние партия осуществляла через своих членов, которые занимали руководящее положение во всех советских и государственных структурах. Эти члены, в свою очередь, как правило, входили в те или иные выборные руководящие партийные органы. В итоге решения, провозглашаемые от имени партии, были, по сути, решениями достаточно узкой группы лиц Политбюро), которые со временем уверовали в собственную непогрешимость и исключительность.
Эта группа сосредоточила огромную власть. При этом любая, даже конструктивная, критика членов Политбюро исключалась. Это разрешалось делать только одному человеку – генеральному секретарю ЦК КПСС. Он имел право критиковать всех и всегда бывал прав. Как в той бюрократической притче: «§ 1. Начальник всегда прав. § 2. Если начальник не прав, то смотри параграф первый».
В результате конкретная личность во главе партии встала над политической системой управления Советским государством, подстраивающейся под одного человека. Персона главы КПСС стала олицетворять и представлять высшую власть в СССР. Это стало тем слабым звеном достаточно эффективной советской системы управления, которое во многом предопределило ее гибель, когда к власти пришел дилетант, говорун и предатель Горбачев.
Политбюро ЦК КПСС не могло противостоять генсеку по весьма простой причине. Оно не было коллективом единомышленников. До 1930 года противоречия в Политбюро были гласными, но впоследствии каждый член Политбюро и Оргбюро публично предпочитал придерживаться мнения генерального секретаря партии. Эта практика продолжалась до 1991 года. Она во многом также предопределила крах Союза, так как огромная страна, сотни миллионов людей стали зависимыми от воли, степени подготовленности, настроения и состояния здоровья одного человека.
Замечу, что столь сверхцентрализованнаяи персонализированная структура управления КПСС и СССР не являлась изобретением Сталина. По принципу безоговорочного подчинения «первому или верховному» в мире построены армии и религиозные конфессии. В условиях враждебного окружения, когда следует противостоять внешнему и внутреннему врагу, эта структура являлась наиболее эффективной. Однако помимо положительного начала персонализация власти несла в себе большой негатив, который в полной мере проявился при Горбачеве.
К сожалению, ни Хрущев, ни Брежнев не решились критически пересмотреть систему взаимоотношений, сложившуюся между партийными и советскими органами. Не были подвергнуты критическому анализу и внутрипартийные отношения, прежде всего, довлеющая роль первых секретарей партийных комитетов различного уровня. Эта роль существенно возросла, так как систематическая ротация партийных кадров, имевшая место при Сталине, канула в прошлое. Как известно, со временем довлеющая роль любого «первого» в регионе только возрастала.
Следует отметить, что Сталин осознавал несовершенство созданной им авторитарной системы власти в партии и государстве. Да, она сумела мобилизовать советское общество на выживание в условиях вражеского окружения и сделать СССР второй державой в мире. Но после смерти вождя она дала сбой, так как была рассчитана на человека жесткого, с непреклонной волей, способного добиваться поставленных целей, и для которого интересы социалистического государства были превыше всего.
Добавлю, что, что любая система управления создается под конкретные условия существования и функционирования государственного механизма. Со временем она требует существенной модернизации. И если своевременно ее не осуществить, система даст сбой. К сожалению, постсталинские руководители Союза ССР в этом направлении ограничились малоэффективными полумерами. И сталинская система управления дала губительный сбой.
О возрасте и власти
С годами Леонид Ильич стремился как можно реже обновлять и свое окружение. Политбюро старело на глазах. Советская партгосэлита фактически при Брежневе закостенела, так как прекратилось ее пополнение снизу. Сменяемость кадров в СССР сократилась в три раза. Система номенклатуры (со своими правами, привилегиями, иерархией) стала крайне замкнутой. Часть Политбюро в силу возраста не могла эффективно работать и адекватно воспринимать явления, происходящие в стране.
Дело дошло до того, что секретаря ЦК КПСС Андрея Павловича Кириленко (1906 г.р.), многолетнего друга генсека, курировавшего промышленность и впавшего после 70 лет в старческий маразм, смогли отправить на пенсию только в 1982 году, после смерти Брежнева. Кириленко к этому времени деградировал до того, что не смог самостоятельно написать заявление о выходе на пенсию.
Достаточно точно брежневский период правления охарактеризовал лидер Панамы генерал Омар Торрихос: «Ваш лидер заснул за рулем, не сняв ноги с тормозной педали, а вы, вместо того, чтобы вытащить его из кабины или разбудить, прикладываете палец к губам и шепчете «тс-с-с», призывая к тишине». При этом Торрихос был убежденным социалистом и сторонником СССР. (Леонов Н. Секретные миссии. Лихолетье. М.: Терра, 1997).
Однако нельзя согласиться с тем, как уверяют некоторые исследователи, что причиной всех проблем в СССР являлись старцы во власти.
Напомню, что Иосиф Виссарионович Сталин до своей смерти в марте 1953 года (в 74 года) сохранял ясность мышления. За год до смерти он сумел подготовить фундаментальный научный труд «Экономические проблемы социализма в СССР», представляющий собой сборник статей и ответов Сталина с замечаниями по проекту создания нового учебника политической экономии социализма.
Ясным умом до самой смерти отличался 76-летний Алексей Николаевич Косыгин (1904 г.р.). Под стать Косыгину был его преемник Николай Александрович Тихонов (1905 г.р.), ставший председателем Совмина СССР в 75 лет. 80-летний главный идеолог КПСС Михаил Андреевич Суслов (1902 г.р.) сохранил работоспособность до самой кончины. 76-летний Андрей Андреевич Громыко (1909 г.р.) при жизни считался дипломатом «всех времен и народов».
Мировой опыт свидетельствует, что старики во власти – это не всегда плохо. Возьмем, к примеру, Ватикан. Средний возраст кардиналов, входивших в конклав, избиравших в 2013 году папу римского Франциска, составлял 72 года. Самому Франциску в декабре 2016 года исполнится 80 лет и, судя по его визиту на Кубу и встрече с патриархом Кириллом, он чувствует себя бодро.
Еще более преклонным возрастом отличаются известные мировые финансисты. Так, Дэвиду Рокфеллеру, известному не только капиталами семьи, главой которой он является, но и тем, что ему приписывают пост главы негласного мирового правительства, в июне 2016 года исполнится 101 год. Тем не менее Д. Рокфеллер цепко держит в своих руках бразды правления не только семьей, но и миром.
…
Все это постепенно превратило КПСС в политическую систему, которая обуславливала выдвижение не самых умных, деловых и творческих, а самых верных ее жрецов. Точнее, тех, кто наиболее убедительно и умело демонстрировал эту верность ради получения доступа к привилегиям. Это ускоряло идейную деградацию руководящего ядра КПСС.
Ситуация в Компартии Литвы ярко подтвердила этот вывод. После того как в Литве взяли верх сепаратисты, многие из ярых защитников социалистических и коммунистических ценностей поменяли «окраску» и стали не менее ярыми защитниками националистических ценностей. С тех пор к людям, которые слишком рьяно и безапелляционно отстаивают какие-либо идеологические или патриотические ценности, я отношусь недоверчиво.
Причем система стала отторгать людей инициативных и способных отстаивать собственное мнение. Ключевые позиции в партии остались за исполнителями, которых устраивала ситуация бесконфликтного движения по течению к новым должностям, а также за «инициаторами» и «говорунами» типа Горбачева.
Стремление к бесконфликтности в КПСС также привело к тому, что живой обмен мнениями в партии по актуальным проблемам на всех уровнях был подменен заранее срежиссированными партийными форумами. Список выступающих на съездах, пленумах, партсобраниях был предметом особой заботы узкого круга партийного актива и партийного аппарата. Критика, как правило, заранее согласовывалась. В результате восторжествовала практика огульного «одобрямс!», позволявшая демонстрировать «единодушную» поддержку линии, проводимой партией и ее генеральным секретарем.
Широкое распространение получили показушные партсобрания, на которых заранее предусматривалась каждая мелочь, каждое критическое замечание. На такие собрания в регионах обычно водили партийных гостей из Москвы. Подобная практика выхолащивала саму суть собраний и сводила роль коммунистов до уровня заранее запрограммированных роботов. Но московских проверяющих такая практика устраивала, так как позволяла рапортовать о единодушии, царящем в партийных организациях страны.
Негативное влияние на советских граждан и на многих коммунистов оказывало неумеренное славословие в адрес КПСС. Лозунги, восхвалявшие мудрую политику КПСС в плакатном виде, висели в СССР к месту и не к месту. Благодарность за то, что партия сделала для людей, сыпалась из уст каждого выступающего не только на партийных форумах, но и других официальных мероприятиях. Между тем партия и существовала для того, чтобы сделать жизнь советских людей лучше. Можно ли представить себе, чтобы дети регулярно благодарили родителей за то, что они их воспитали и выучили?! Это была обязанность родителей и их долг.
Особенно странно было слышать подобное на съездах КПСС. В зале сидела элита, представляющая КПСС, а с трибун звучали здравицы в адрес той самой КПСС. Получалось, что партия сама себя хвалила. Абсурд. При этом на партийных форумах ряд высокопоставленных выступающих пытались отождествить себя с партией в целом, говоря о том, что партия указала, партия решила, партия требует и т. д. Мне не раз приходилось в Литве слышать едкие замечания по этому поводу.
При этом следует не забывать, что партия была тем организующим звеном, которое, взяв в 1917 году в России власть, начало строительство общества социальной справедливости. Партия также явилась цементирующим ядром советского общества, которое позволило одержать победу над германским фашизмом. За эту победу в землю легли 3 миллиона коммунистов, то есть два довоенных состава ВКП(б). Это так, но превращать партию в некую икону было лишним. Хотя для партийных бюрократов это было удобно, так как позволяло им вещать от имени партии и беззастенчиво прикрываться ее авторитетом.
Тем не менее, невзирая на сверхцентрализацию, бюрократизацию, показушность и ритуалистику, партия долгие годы успешно справлялась с задачей быть направляющей и руководящей силой советского общества. Но в конце концов эти явления стали теми причинами, которые не только позволили «горбачевцам» навязать свои гибельные решения 19-миллионной партии, но и привели к ее «тихой» гибели осенью 1991 года.
….
Проблема в системе высшего политического управления СССР была не в возрасте управленцев, а в самой системе политического управления. Неслучайно ранее упомянутый философ А. Зиновьев считал, что Горбачев и другие руководители КПСС ошибочно приняли кризис управления за кризис самого советского строя. Правда, Александр Александрович, видимо, не знал, что Горбачев не ошибался, а сознательно осуществлял меры, усугублявшие социально-экономическую ситуацию в СССР.
Тем не менее Зиновьев в интервью альманаху «Восток» (№ 5, 2003) дал интересный совет, как следовало бы остановить горбачевскую «катастройку». По Зиновьеву, надо было взять «Горбачева, Яковлева и других и повесить в 24 часа, как предателей. Повесить как предателей по закону военного времени, поскольку шла война».
Но вернусь к системе политического управления в СССР. Ее ущербность состояла в том, что руководитель, потеряв свое кресло, лишался привычного образа жизни, к которому привыкли он сам и его близкие. Известно, что вышеупомянутого Кириленко, после того, как он перестал быть членом Политбюро, на носилках вынесли из государственной дачи, которую он должен был срочно освободить. Аналогичная ситуация повторялась в разных вариациях со многими высшими советскими руководителями.
Неслучайно Юрий Владимирович Андропов, попав в больницу и полагая, что выйдет из нее на пенсию, позвонил председателю Совмина СССР Николаю Ивановичу Рыжкову и спросил, какое содержание определит ему, как пенсионеру, Совмин. Эти вещи хорошо понимали советские номенклатурщики, у которых формировалось твердое убеждение, что старость надо обеспечивать, находясь на «хлебном месте». Так перерождалась советская элита, которая без возражений приняла новшества Горбачева, так как они сулили возможность создать солидный капитал еще до выхода на пенсию.
…..
Большое влияние на перерождение советской элиты оказала ситуация хронического дефицита, царившего в СССР. Однако эта проблема мало касалась правящей партгосэлиты, которая отоваривалась в спецраспределителях и спецотделов в магазинах. Это породило у представителей правящей элиты, особенно их отпрысков, чувства превосходства над рядовыми советскими гражданами. Возможность без проблем покупать импортные вещи и курить заграничные сигареты, как бы возвышала их над другими, делало людьми «первого сорта». А это в свою очередь ударяло по социалистическим ценностям, в которые многие граждане СССР переставали верить.
Была и вторая сторона этого процесса. Дефицит породил в СССР систему вторичного перераспределения дефицитных товаров. При их отсутствии в магазинах так называемые «деловые» люди умудрялись эти товары «доставать» и перепродавать с хорошим «наваром». Об организаторах этого «доставания» в свое время поведал с экрана телевизора советский сатирик Аркадий Райкин. Соответственно, «нужные люди» – завмаги, завбазами – считали прямой обязанностью придержать «немного» дефицита. Известно, что многие наши олигархи сколачивали первичный капитал, на который они затем приобрели ваучеры, путем перепродажи дефицита.
Сложилась странная ситуация. При хроническом дефиците некоторых товаров и видов продовольствия в СССР никто не голодал, холодильники, как правило, два на семью (чтобы можно было загрузить дефицитом), были забиты продуктами. Раздетыми никто не ходил, квартиры получали бесплатно, правда, за легковыми автомашинами и колбасой приходилось постоять в очереди. Рассказы о пустых полках в магазинах касаются лишь периода конца
перестройки, когда Горбачев довел страну до экономического коллапса.
Но дефицит имел третью сторону, вызвавшую к жизни теневую экономику и так называемых цеховиков. Если в период Хрущева и Брежнева цеховики свой образ жизни стремились не афишировать, то при Горбачеве, особенно после принятия в 1988 году Закона о кооперации, преобразовав свои подпольные производства в легальные кооперативы, цеховики могли не стесняться и открыто демонстрировать, как они умеют жить. Все это происходило на глазах советских людей, которые все больше утрачивали веру в социальную справедливость и социализм.
…
Одним из условий, позволивших Горбачеву прочно сидеть в кресле главы партии и государства, было то, что информация о его преступных деяниях была недоступной даже для большинства членов ЦК КПСС. Историки будущего, изучая протоколы пленумов и съездов КПСС, будут поражены, сколь скудно в них говорится о реальной кризисной ситуации, сложившейся в СССР в период перестройки. Михаил Сергеевич в своих докладах вместо анализа допущенных ошибок упор делал на перспективы и «громадье планов», которые предстоит решать партии и стране. Его окружение только поддакивало этому.
Первый «звонок» для Горбачева прозвучал в декабре 1990 года на IV съезде народных депутатов СССР (17–27 декабря 1990 г.). Перед началом работы съезда депутат Сажи Умалатова, чеченка по национальности и женщина, мужеству которой могут позавидовать мужчины, предложила поставить первым в повестку дня съезда вопрос о недоверии президенту СССР, заявив: «Менять надо не курс, но курс и главу государства».
Я помню это выступление Умалатовой (на съезде присутствовал в качестве приглашенного). Она волновалась, но достаточно четко изложила, по каким причинам Горбачев потерял право быть президентом СССР. Умалатова прямо сказала, что в стране нет хозяина, что полномочия, предоставляемые президенту, Горбачев не использует, в результате страну захлестнула волна насилия и ненависти, а СССР живет на подачки Запада.
Большинство депутатов в зале слушали Умалатову с каким-то страхом. Ведь все, что было правдой, но о чем предпочитали молчать, вдруг зазвучало с трибуны Кремлевского дворца съездов. Это нарушило то благостное состояние, в котором всегда пребывало большинство народных избранников. Поэтому, когда председатель Верховного Совета СССР А. Лукьянов поставил предложение Умалатовой на поименное голосование, то за включение его в повестку дня высказалось всего 426, против – 1288, воздержались 183 депутата.
Ситуация могла быть иной, если бы в поддержку выступления Умалатовой выступили люди, располагающие информацией о предательской деятельности Горбачева. А такие были. Прежде всего, председатель КГБ СССР В.А. Крючков. Но он предпочел промолчать. Зато во время следствия по делу ГКЧП, отвечая на вопрос, почему участники путча раньше не ставили вопрос об отставке Горбачева, Владимир Александрович ответил: «Ну как же, а в парламенте… Сажи Умалатова просто подвиг совершила… » Одним словом, «мы пахали».
На IV съезде народных депутатов СССР Крючков выступил через неделю после Умалатовой. Он вновь озабоченно заявил «о происках ЦРУ» в отношении СССР. Но безадресно, неконкретно. За 70 лет советской власти люди привыкли к таким сообщениям. Поэтому реакция съезда на выступление главы КГБ была спокойной. Она была бы иной, если бы он рассказал о деятельности двух американских агентов влияния в СССР – М.С. Горбачеве и А.Н. Яковлеве. Конкретными фактами в отношении них глава КГБ тогда уже располагал.
Позиция Крючкова удивляет, так как он весь 1990 год стращал членов ЦК КПСС и народных депутатов СССР происками Запада. 11 декабря 1990 года Владимир Александрович выступил по Центральному телевидению с разоблачением «козней Запада, который, делая ставку на националистов», стремится развалить СССР. И там вновь ни слова о предательской политике Горбачева и его паладинов – министра иностранных дел Шеварднадзе и члена Президентского совета Яковлева.
…
На съезде выступили депутаты В. Алкснис и Н. Петрушенко с резкой критикой Э. Шеварднадзе и А. Яковлева. После чего «белый лис» Шеварднадзе, поняв, что начинает «припекать», объявил о какой-то надвигающейся диктатуре и своем уходе в отставку.
Горбачев, как всегда, попытался смягчить на съезде оценку критической ситуации, сложившуюся в стране. Он как бы не заметил критику, высказанную С. Умалатовой, и выступил с докладом под многозначительным названием «Переходить от слов к делу, решительно двигаться вперед». Одним названием доклада Михаил Сергеевич признал, что 5 лет перестройки прошли в говорильне. Тем не менее президент в очередной раз бодро заявил, что шансы на успех велики. Якобы за год-полтора можно поставить страну на «правильные рельсы».
В результате съезд в очередной раз поверил Горбачеву и согласился с предложенными им мерами по стабилизации ситуации в стране, предоставив ему мыслимые и немыслимые, фактически диктаторские полномочия.
…
В марте – апреле 1991 года на пленумах крупнейших партийных организаций страны – Киевского горкома Компартии Украины (10 марта 1991 г.), Ленинградского обкома КПСС (11 марта) и Московского горкома КПСС (23 апреля) – прозвучало требование об уходе Горбачева в отставку. В канун апрельского Пленума ЦК КПСС 32 секретаря российских обкомов и крайкомов партии из 72, подписали письмо в ЦК КПСС с требованием отставки генсека.
И вот 24 апреля 1991 года в мраморном зале Кремля Центральный комитет КПСС совместно с Центральной контрольной комиссией КПСС рассмотрели вопрос «О положении страны и путях вывода экономики из кризиса». Горбачев на Пленуме ограничился вступительным словом. С докладом выступил новый председатель Совмина СССР Валентин Сергеевич Павлов. После доклада начались выступления. генсек сразу же стал объектом жесткой критики.
После одного из критических выступлений Горбачев неожиданно встал из-за стола президиума и, пробормотав: «Ладно, хватит, сейчас всем отвечу!» – пошел к трибуне. В притихшем зале, не привыкшем видеть такого генсека, раздались возгласы: «Перерыв, перерыв!»
Начал Горбачев так: «Я коротко, у спеете пообедать ». И добавил: «Я должен констатировать, что около 70 процентов выступивших на Пленуме заявляют, что уровень популярности и авторитет генерального секретаря упали чуть ли не до нуля. Считаю, что в таком состоянии оставлять человека и партию нельзя. Это просто преступно. Предлагаю прекратить прения и решить вопрос о замене генсека и о том, кто займет его место между съездами. И кто смог бы к тому же устроить те 2–3 или 4 партии, которые сидят сейчас в этом зале… Ухожу в отставку!»
Среди участников Пленума возникло замешательство. Был объявлен перерыв, во время которого «горбачевцы» организовали сбор подписей в поддержку генсека. Параллельно проходило заседание Политбюро ЦК. Оно предложило пленуму следующее решение: «Исходя из высших интересов страны, народа, партии, снять с рассмотрения выдвинутое Михаилом Сергеевичем Горбачевым предложение о его отставке с поста генерального секретаря ЦК КПСС».
Это решение было принято 322 голосами «за», при 13 «против» и 14 воздержавшихся. Впоследствии «горбачевцы» говорили о якобы заранее подготовленной попытке сместить Горбачева. Это вызывает улыбку. Если бы попытка готовилась заранее, то она, без сомнения, удалась бы. Ведь нетрудно было просчитать реакцию «горбачевцев» и после перерыва выпустить второй эшелон выступающих, а при необходимости и третий, который бы настаивал на отстранения Горбачева от должности. Подобные вещи успешно проделывались даже на уровне райкомов партии.
Причем судьбу Горбачева могли решить несколько выступлений, аналогичные ранее упомянутому выступлению В. Бровикова, или одно выступление председателя КГБ СССР В. Крючкова. Соответственно, в этом случае не надо было устраивать так называемый августовский путч 1991 года.
В этой связи необходимо особо поговорить о главе КГБ СССР В. Крючкове, который в 1991 году мог несколькими словами изменить судьбу Союза. Однако не случилось. Это оказалось результатом кадрового тандема Горбачев – Крючков, прочно державшего Владимира Александровича в своих тисках.
КГБ
Еще раз подчеркну, что в период 1989–1991 годов глава госбезопасности СССР Крючков обладал достаточной информацией о предательской деятельности как Горбачева, так и его ближайших соратников, а точнее подельников, Яковлева и Шеварднадзе.
Но Владимир Александрович занял весьма странную позицию в отношении генсека. Началось все с Александра Николаевича Яковлева. Напомню, что уже в 1989 году советским спецслужбам стало известно, что тот занимал выгодные для Запада позиции, противостоял «консервативным силам» в СССР и Запад мог твердо рассчитывать на него в любой ситуации.
Крючков доложил эту информацию Горбачеву. Но тот лишь предложил главе КГБ попытаться поговорить с Яковлевым. Известно, что разговор Крючкова с Яковлевым, проходивший в финской бане, оказался безрезультатным. Яковлев на вопросы Крючкова лишь вздыхал и молчал. Глава КГБ доложил об этом Горбачеву. Тот, побегав по кабинету, заявил, обращаясь к Крючкову: «Возможно, с тех пор он вообще для них ничего не делал?!» И разрешения на повторную, контрольную проверку Яковлева не дал. Крючков безропотно с этим согласился.
Спустя некоторое время Владимир Александрович вновь доложил Горбачеву о том, что по линии разведки и контрразведки поступили важные материалы о переговорах Горбачева с Бушем-старшим на Мальте. О них я уже писал. Михаил Сергеевич в ответ лишь буркнул: «Ну, мало ли что там пишут…» Странная реакция генерального секретаря ЦК КПСС на две весьма важные и тревожные информации почему-то не вызвала у председателя КГБ сомнений. И даже когда эти информации были подтверждены конкретными действиями президента СССР, Крючков не сделал должных выводов. В этой связи возникает вопрос: интересно, как бы в подобной ситуации действовали директор ФБР или глава ЦРУ?
Замечу, что в 1990 и в 1991 годах у председателя КГБ СССР, как члена Политбюро ЦК КПСС и депутата ВС СССР, было немало возможностей воздействовать на главу Советского государства. Не вызывает сомнений, что если бы Крючков публично озвучил лишь некоторые факты предательской политики генсека и президента, то, возможно, история нашей Родины развивалась бы по-другому. А Горбачев доживал бы жизнь не в роскошном баварском замке, а в тюремной камере.
Несколько слов о публичных выступлениях Крючкова. Он с тревогой, но весьма обтекаемо выступил на XXVIII съезда КПСС (июль 1990 г.), когда вопрос стоял, тем ли путем идет страна. Выступал он и на знаменитом IV съезде народных депутатов СССР, когда стало ясно, что Горбачев не только не справляется со своими обязанностями, но и противодействует выправлению положения в стране. Как говорилось, на этом съезде Владимир Александрович не осмелился поддержать выступление Сажи Умалатовой, хотя потом расценил его как подвиг. ыступал Крючков на апрельском (1991) Пленуме ЦК КПСС, когда стоял вопрос об отстранении Горбачева от должности. Но вновь обошел стороной вопрос ответственности генсека за происходящее в Союзе. Наконец 17 июня 1991 года Владимир Александрович на закрытом заседании Верховного Совета СССР вновь говорил о внешних силах, активно действующих по созданию бедственного положения в стране. Он тогда констатировал, что «наше Отечество находится на грани катастрофы».