ГОТИЧЕСКАЯ ЛОЛИТА (ТЁМНАЯ) 14 глава




Причина, скорее, кроется в ином. Просто метро давно построено, вернее, прорыты ходы. По слухам, за Камой, в Кировском районе, есть своя подземная сеть и даже целый подземный завод, о котором диггеры говорят только шёпотом, с оглядкой. Мотовилиха — вообще разговор особый, там одних только старых шахт штук семьсот; треснувший пополам дом около площади Дружбы тому немой свидетель. Исследовать их невероятно сложно: пустоты заполнены угарным газом, спички уже в верхних ходах на уровне пояса гаснут… Говорят, там чаще всего встречается Хозяйка пермских подземелий — огромная белая крыса без хвоста, после встречи с которой лучше повернуть назад. Вот такушки. Времена дедушки Бажова канули в Лету, и уральская ящерка — Медной горы Хозяйка, видимо, тоже сменила обличье. Мутировала, так сказать.

Ящерица… Белая крыса… Чёрная собака… Куда я угодил?!

Впрочем, пока мне везло. Отчаиваться было рано: туннели, по которым я шёл, были сухи и вполне проходимы — ни воды, ни угарного газа, ни оползней. Пару раз мне показалось, что я слышу над головой шум проезжающего трамвая и почва под ногами еле слышно подрагивает, но проверить, так ли это, у меня не было возможности. А вскоре туннель сделал поворот, я выбрался в другое помещение — и ахнул.

Новый ход, в котором я оказался, был просто огромным: луч фонарика едва доставал до потолка. Здесь было добрых четыре метра в высоту, а что до ширины, тут вполне могли разъехаться две гужевые повозки. Пол завален землёй и битым камнем, обломками ящиков и бочек, прогнившими досками, кирпичами и ржавой арматурой. Чёрный силуэт моей провожатой мелькнул слева и исчез в темноте, но, прежде чем последовать за ним, я посветил по сторонам и огляделся. Здесь явно бывали люди — то тут, то там на стенах виднелись меловые надписи. Кладка опять оказалась очень старая, ещё дореволюционная, «крестовая», хотя на потолок пошёл армированный бетон — а это уже век XIX. Я стоял пень пнём и терялся в догадках. Вспомнилось, что некогда под Пермью проходила сеть купеческих ходов — то ли четырёх, то ли пяти. До революции они принадлежали крупному промышленнику Поклёвских-Козелу, хотя на кой ему понадобились такие циклопические сооружения, можно только гадать. Недавно на остатки одного такого хода наткнулись рабочие, ремонтировавшие здание на улице Кирова. Обычно если строители натыкаются на них, то стремятся поскорее завалить — это у них такой способ борьбы с археологами: кому нужна задержка? У нас и здания-то исторические не щадят при перестройке, чего уж говорить об исторических подземельях. Вообще, отсутствие в городских архивах подземных карт, сомнительные утверждения о невообразимой дороговизне строительства метро, нелепая, но прилипчивая версия о купцах, гоняющих по подземельям бочки с пивом, — всё это нехорошо попахивает.

От всех этих размышлений я разволновался. Всё время, что я провёл под землёй, я находился в состоянии лёгкой паники, но сейчас у меня снова разболелась голова, да и вообще, похоже, я температурил. Я блуждал по подземельям уже больше двух часов, пора было выбираться. Может, я зря пошёл за собакой? Впрочем, этот выбор не хуже другого… Эх, мне б только добраться до первого канализационного люка, а там хоть трава не расти! Даже если он залит асфальтом, прошибу, хоть головой, но прошибу — вот как решительно я был настроен! Я свернул влево и двинулся вперёд, пробираясь меж завалов и светя телефоном. Мельком взглянул на индикатор заряда и с неудовольствием отметил, что из трёх палочек светятся уже только две. Вот тебе и семь часов…

Сигнал SMS, прозвучавший в этот момент, заставил меня подскочить на месте.

— Тьфу ты, господи!..

С трудом попадая по кнопкам трясущимися пальцами, я выгнал сообщение на экран. Там было всего одно слово:

«НАВЕРХ!!!»

Наверх? Я чуть не рассмеялся. У моего информатора было своеобразное чувство юмора! Естественно, мне нужно наверх! Но как? Хотя, погодите…

Как сюда прошёл сигнал?

Я огляделся, заодно ища и собаку, но её и след простыл. А вот осмотр принёс результаты. Не иначе вынужденная остановка пошла мне на пользу, ибо я слегка отупел от усталости, дурного воздуха и темноты. Слева на стене, среди рисунков, ржавых кронштейнов и обрывков коммуникаций я разглядел вмурованные скобы, а посветив выше — уходящую вверх вертикальную шахту. Пробормотав: «Ни фига себе», я взял телефон в зубы, чтоб луч света был направлен вверх, и принялся карабкаться. Лестница была неимоверно старая: скобами давно не пользовались, половина перекладин прогнили, при каждом движении вниз, как бабочки, летели хлопья ржавчины. Мне всё время хотелось чихнуть. Босые ноги соскальзывали. Я лез, наверное, уже минут пять, туннель давно скрылся из виду, а лестница никак не кончалась. Зато она вела всё выше и выше, и уже одно это придавало мне сил. Несколько раз мне пришлось продираться через какие-то доски и торчащие из стен переплетения железок, будто кто-то пытался перегородить колодец. Один раз я чуть не упал, решив опереться на ржавый обрезок трубы, застрявший поперёк шахты: тот поддался и полетел в темноту. Я вжался в стену и застыл, считая секунды. На четвёртой или пятой снизу донёсся приглушённый грохот. Я застыл от ужаса, но потом продолжил подъём.

Наконец мне показалось, что я вижу свет впереди, да и порядком надоевшую мне кирпичную кладку сменил вполне современный бетон. Я утвердился понадёжней, взял телефон в руки, выключил фонарь и присмотрелся. Так и есть! Прямо надо мной, даже не очень далеко, сквозь щели пробивался дневной свет. Без очков я видел неважно, но тут ошибиться невозможно. А сейчас, когда я остановился, даже стал слышен доносящийся снаружи шум машин. Я поднажал и вскоре уже пробовал на прочность обитые ржавым железом доски-сороковки. Вторая или третья поддалась, и в колодец хлынули потоки солнечного света и восхитительно тёплого воздуха. Я высунулся наружу и зажмурился.

— Ну, наконец-то! — с облегчением сказал кто-то за моей спиной. — Где тебя носило так долго?

Я чуть не сверзился обратно. Обернулся и долго моргал. Глаза отчаянно слезились. Впрочем, мог бы и не смотреть: этот голос я и так узнал.

Сзади стояла Танука.

Я снова посмотрел направо, налево, вверх и наконец сориентировался.

Два часа блуждания под землёй привели меня на пустырь возле стадиона «Динамо». Шахта, из которой я вылез, оказалась горловиной колодца, выступающего над землёй примерно на полметра. Сверху бетонное кольцо было основательно заложено досками и кровельным железом.

— Ты что здесь делаешь? — прохрипел я. Танука пожала плечами:

— Тебя жду. Что ж ещё-то?

— Нет, как ты тут оказалась?

— Пришла я, — ядовитым тоном сказала девушка и окинула меня взглядом с ног до головы. — Ну и видок у тебя! На кого ты похож…

Свой облик я уже описывал, однако к нему теперь для полноты картины следовало добавить пыль, которой я был припорошен с ног до головы, и пятна от ржавчины и рыжей глины. К тому же от пережитого и от летнего тепла меня всего трясло. Я не думал даже, что так сильно промёрз. А вот Танука выглядела очень даже ничего, хотя оделась в высшей степени странно: зелёные камуфляжные брючки, толстая водолазка с рукавом, кроссовки и… тёплый стёганый жилет, крытый серебристым винилом, который девушка носила нараспашку. Жилет меня просто убил. Раскатал в блинчик. Так, отстранённо подумал я. И чего теперь мне ждать? Тайфуна? Снегопада? Заморозков на нервной почве?

Я задрал башку: на небе ни облачка. Стояла жарища, с тополей гроздьями летел пух и комками катался по асфальту.

Может, мы на полюс отправляемся?

— Чего ты хочешь от человека, который полдня ползал под землей? — огрызнулся я, вылез целиком и принялся отряхивать штаны. — Скажи спасибо, что я вообще жив. Блин, если б ты только знала, что со мной было…

Танука мотнула головой:

— Потом расскажешь. Тут недалеко колонка, пошли, умоешься.

— Переодеться бы…

— Хорошая идея. Если останется время, заглянем на рынок.

— Останется время? — Я выпрямился и нехорошо прищурился. — А… мы куда-то торопимся?

— Подальше от Перми, — отрезала Танука и развернулась. — Идём.

— Подальше от Перми? — растерянно обронил я, но девчонка уже быстрым шагом шла к воротам и не удостоила меня ответом. Я не придумал ничего лучшего, кроме как поспешить за ней. Сторож отсутствовал. Вслед за девушкой я еле протиснулся в щель между створками ворот, запертых на цепь и висячий замок, и долго плескался под струёй воды из колонки. Танука всем весом повисла на рычаге, болтала ногой и давала советы:

— Шею сзади вымой… Да не там, справа… И вообще, мылся б ты сразу до пояса! А то от тебя несёт, как от бомжа.

И впрямь дельный совет. Я стянул футболку, доверил телефон своей спутнице и в меру сил, без мыла, вымыл волосы и подставил под тугую струю шею и плечи. Вокруг меня искрились радужные брызги, я фыркал, как тюлень, и изо всех сил тёр себя руками. Пассажиры в проезжающих мимо автобусах косились на меня не то с завистью, не то с сочувствием. Видимо, колонкой пользовались давно: вода шла тёплая, прогретая. Никогда ещё мытьё не доставляло мне такого наслаждения. Катакомбы казались страшным сном, как и милиция… Кстати, о милиции. Несомненно, сбежав из-под ареста, я нажил себе дополнительные неприятности, но сейчас предпочитал об этом не думать.

Вскоре я снова начал подмерзать, торопливо схватил футболку и стал растираться. Танука критически осмотрела меня со всех сторон и кивнула.

— Сойдёт, — сказала она. — Не очень гламурно, но вполне готично. На, держи. — Она протянула мне мои очки.

— О! А я думал, потерял их. Молодец. Давай сюда.

Пока я мылся, что-то смутно беспокоило меня, какая-то деталь на грани восприятия, будто я забыл о чём-то и не могу вспомнить, помню только сам факт, что забыл. Так бывает, когда в твоей комнате внезапно исчезает какой-нибудь маленький, но привычный предмет обстановки: ты входишь и не можешь понять, что не так. Тренировка памяти — занятия по психологии, второй курс. Только сейчас-то что не так? Я исподтишка взглянул на Тануку — вроде выглядит как обычно, если не считать безумного прикида… Может, в городе какие неполадки? Вполне возможно, только разве их разглядишь, когда без очков не видишь дальше собственного носа! Да и в очках всё нормально: идиллическая картина — птички поют, ветер дует, солнышко светит… Я тоже в порядке, если не считать следов побоев. Руки-ноги гнутся, сердце стучит, а голова — кость, там болеть нечему.

Я надел мокрую футболку, потянулся расправить один рукав, другой — и замер. Моя наколка!!!

Плечо было девственно чистым. Ни следа рисунка, ни точечки, ни шрамчика. Пару секунд я ошеломленно пялился на свою незагорелую, покрытую веснушками кожу, потом торопливо задрал второй рукав, будто наколка могла перескочить с одного плеча на другое, но и там её не было. Буквы «ЦГВ» и танк «Т-80» в ракурсе три четверти — гордость Серёги Адокова из Барнаула, нашего лучшего ротного кольщика, исчезли без следа.

Ничего не понимая, я, как дурак, вытаращился на девушку.

— Пропала? — сочувственно спросила она.

— М-м… — растерянно выдавил я.

— Ты что, так дорожил ею?

— Нет, но… я не понимаю! Слушай! Может, всё-таки ты объяснишь мне, что происходит?

Я был в состоянии, близком к панике, и почему-то был уверен, что девчонка в курсе всей этой белиберды. В конце концов, все странности начались, именно когда я её встретил, а верней, когда она попросила меня «побыть с ней».

— Не сейчас, — уклончиво сказала она.

— Не сейчас? — переспросил я и повторил: — Не сейчас? А когда?

Танука вздохнула. Поправила бейсболку.

— Жан, ну ты чего тупишь? Я же сказала: сейчас нет времени. Я всё расскажу, дай срок, всё, что знаю. Хотя я не уверена, что тебе станет легче. Я даже не уверена, что ты всё поймёшь. Пока просто прими всё как есть.

— Да не собираюсь я ничего принимать! — возмутился я. — И вообще, может, мне лучше пойти сейчас и сдаться, а то мне ещё срок влепят за побег из-под стражи. С места не сойду, пока не скажешь, что ты затеяла!

— Нет уж, придётся сойти, — глядя мне в глаза, серьёзно сказала Танука. — Тебя сейчас вся городская милиция ищет… меня, кстати, тоже. Но срок за побег тебе точно не «влепят». Ты хоть знаешь, что участок сгорел?

— Ка-акой участок?

— Милицейский, где тебя мариновали.

— Как сгорел? Ничего не понимаю… Когда сгорел?

— Да в общем-то недавно. Может быть, ещё горит даже… — Она посмотрела направо, приподнялась на цыпочки. — Хотя, наверно, нет… Уже, наверно, потушили. Дым даже отсюда было видно.

— А точно это он горел? Откуда знаешь? Уж не ты ли подожгла?

— Ты что, совсем дурак? — Танука повертела пальцем у виска. — Я ж не террористка!

— Кто тебя знает… — проворчал я. — Так меня поэтому ищут?

— Не совсем. Пошли. Нам ещё надо купить билеты и чего-нибудь поесть. У тебя есть деньги?

— Нету. Ни копейки нету, всё забрали — вещи, деньги… Всё.

— Как всё? А телефон?

— Ну, вот только телефон и оставили. Друг приехал, замолвил словечко.

— Хорошие у тебя друзья.

— Да уж, не жалуюсь…

Мы разговаривали, а сами уже шли в сторону автовокзала. Одежда на мне быстро высыхала. Шёл я босиком, и народ на меня откровенно таращился. Как только Танука заговорила о еде, мне сразу захотелось есть. В ларьке с кавказской выпечкой мы взяли две самсы, но слоёное тесто с пряной, пересоленной начинкой буквально застревало в горле. В отчаянии я вспомнил про лежащие в кармане карамельки, торопливо развернул одну и запихал за щёку.

— Мог бы даме предложить, — укоризненно сказала моя спутница.

— Извини, — пробормотал я и полез за второй. — Держи.

— Спасибо, не хочу.

— Что ж тогда ругалась?

— Слушай, Жан, — возмутилась Танука, — ты в какой берлоге сидел тридцать лет? Положено так: если парни что-то едят или там покупают — сигареты, конфеты, то всегда сперва предлагают девушке. Возьму я или не возьму — это дело десятое, твоё дело предложить. Понял?

— Ну извини, извини!

— Да ладно, проехали.

— Куда хоть едем-то?

— Пока в Березники.

— «Пока»? Как это «пока»? А потом куда?

Танука пожала плечами, дожевала последний кусок и скомкала бумажку.

— Там видно будет. На месте решим.

Похоже, спорить было бесполезно. Я вздохнул и решил отдаться на волю течения.

— Денег-то хватит?

— Туда хватит.

У касс толпился народ. Мы приобрели билеты и, поскольку до отправления автобуса оставался без малого час (пятьдесят пять минут), пошли через подземный переход на рынок. В подземном переходе мне едва не сделалось дурно, но я сдержался.

— Нас будут искать, — говорила Танука, змейкой протискиваясь в толпе, я едва за нею поспевал. — Наверно, нас и так уже ищут. Вот, возьми. Зайди в секонд-хенд, на развал, купи себе что-нибудь из обуви и куртку, а лучше жилет, как у меня. По утрам холодно.

Я пересчитал бумажки.

— Этого мало.

— Сегодня пятница, скидки. Бери что подешевле, на один раз, не шикуй. И купи еды в дорогу, а то я могу не успеть — надо кое-куда зайти.

— Где встретимся?

— Дурак, да? У тебя билет есть или нет? Вот у автобуса и встретимся. Да, и ещё: купи мне рыбы.

— Рыбы? — растерялся я.

— Ну да. Какой-нибудь хамсы в пакете, вяленой. Обязательно в пакете! Только сам не ешь.

Я совсем перестал что-либо понимать.

— Ладно, не буду.

Девчонка потолкалась у лотка с шампунями, приобрела какую-то мелочевку вроде прокладок, засунула всё в рюкзачок и быстро удалилась. Я купил на лотке две пары носков и трусы-боксёры и двинул в секонд-хенд, где, как советовала девушка, выбрал мокасины и куртку потеплей. На оставшиеся деньги я взял колбасы, пирожков и бутыль минералки. Куртка оказалась настоящая South Pole, совершенно новая, только с пятном белой краски на рукаве и животе. От неё разило одорантом. Бесполезно было надеяться, что запах скоро выветрится, и я сложил её в другой пакет. В последний момент я вспомнил о рыбе и купил пакетик сушёной ставридки. К ставридке полагалось бы пивка, но денег уже не оставалось, впрочем как и времени. Автобус ещё не подали. С пакетами в руках я стоял на перроне, смотрел на часы и вертел головой, высматривая в толпе Тануку. Однако как я ни старался, девчонка подобралась незаметно. Тронула меня за плечо, я даже испугался — решил, что это милиция. Я обернулся и остолбенел.

— Йохан бэ…

Чёрной помады и подведённых глаз ей, видно, показалось мало: Танука выкрасила волосы. В вишнёвый цвет.

Да… Современная химия творит чудеса. Но вот у девки определённо не все дома. Немудрено, что я не разглядел её в толпе!

— Ну, как? — спросила она, поворачиваясь в профиль. — Нравится?

— Ты что, совсем с ума сошла? — поинтересовался я. — Это называется «сменила приметы», да?

— Не кипятись: они ищут тебя и блондинку. Кстати, у них есть твоя фотка?

— Есть, как не быть! Я же работал там, фотокарточка осталась. Достаточно поднять личное дело.

— Какое дело? Постой… где ты работал? В ментуре?! Вот это новость… — Девушка казалась ошарашенной, однако быстро взяла себя в руки. — Ну, всё равно. Это было давно, а тебя сейчас родная мама не узнает после вчерашнего.

— Да по синякам опознают, если захотят, — отмахнулся я. — Ты не могла выбрать что-нибудь менее броское?

— «Хочешь остаться на тёмной улице незамеченным — встань под фонарём», — наставительно процитировала Танука. — Вот увидишь, никто и не посмотрит мне в лицо. И уж если ты меня не узнал… Об остальном я позабочусь. Дай мне пять минут, я всё замажу. Ты всё купил?

— Вроде всё…

Танука посмотрела на мои кроссовки, на пакет, где лежала куртка, и на второй — с провизией, и тронула меня за футболку:

— Майку сними, да.

— Зачем? — не понял я. Танука поморщилась:

— Грязная же!

— А другой нету, — огрызнулся я. — Что мне, голым ходить? Я б купил, да уже денег не оставалось.

Танука скинула с плеча рюкзачок и вытащила из него какую-то тряпку:

— На мою.

Я развернул. Это оказалась футболка, белая, хлопковая, без рукавов, моего размера. На груди красовался рисунок — море, пляж, песок. И солнце в синем небе.

И над всем этим великолепием надпись: «SUN OF THE BEACH».

— Ну, блин… У тебя хоть одна нормальная футболка в гардеробе есть?

— Бери, бери. А то и этого не будет…

Мы отошли за угол, Танука извлекла коробочку с тенями, и через пять минут, как она и обещала, синяк и ссадина скрылись под тяжёлым макияжем. Я посмотрелся в зеркальце. М-да, видок что надо: хоть сейчас в семейку Адамс…

Напоследок она сняла и повесила мне на шею свой увесистый дырчатый крест на цепочке.

— Смотри не потеряй, — пригрозила она. — Он серебряный.

— Что это за штука вообще?

— Анкх. Египетский крест. Символ вечной жизни.

— И что, все готы его носят?

— Ага. Это, наверно, из-за фильма «Голод». Смотрел? Там его вампиры носили, с ножичком внутри.

— Этот тоже с ножичком?

— Дурак, да?

Пока мы возились, объявили посадку. Наступал вечер пятницы, народу было много, свободные кресла в салоне отсутствовали. Мы сели на свои места (Танука у окна, я возле прохода), автобус тронулся и начал пробираться по запруженным улицам к выезду из города. Был час пик. Огромная тётка впереди нас мгновенно заснула и принялась храпеть. Я молчал. В предшествующие часы я собирался задать Тануке сто вопросов, а как только выдалась такая возможность, растерялся. Мысли разбегались. Я подумал так и этак и решил подождать, когда девчонка сама пойдёт на контакт. В конце концов, она обещала, а главный вопрос — что происходит, я ей уже задал.

— Сколько нам ехать? — спросил я вместо этого.

— Три с половиной часа.

Три с половиной, прикинул я. Ага. Что ж, вполне можно соснуть, а то я зверски устал — за последние несколько дней у меня совершенно не было возможности отдохнуть. Я откинул спинку кресла и постарался расслабиться. Однако сон не шёл. Автобус миновал Комсомольскую площадь, дамбу, Мотовилиху, улицу 1905 года, выехал на Соликамский тракт и резво покатил к Чусовской переправе, а я всё не спал, наоборот: стоило закрыть глаза — и мною сразу начинала овладевать неясная тревога.

Куда мы едем? Зачем? Что мы забыли в этих Березниках? Из неясных намёков, обмолвок и недоговорок девчонки я понял, что Березники — временная остановка. Если ехать туда три часа (почти четыре, строго говоря), мы прибудем около семи. И вряд ли собираемся там ночевать. Куда в такое время можно ехать, на чём? Вряд ли куда-то далеко. Я стал припоминать, какие поблизости есть города, посёлки, городки, но толку было мало: названия вспоминались, а вот местоположение их я представлял довольно смутно и вскоре окончательно запутался.

— Ты обещала рассказать, — напомнил я, когда мост остался позади и автобус начал одолевать подъём.

— Не мешай. Я думаю, — сосредоточенно глядя в окно, ответила Танука.

— Тоже мне удав Каа… О чём?

— С чего начать. — Она повернулась ко мне. Я всё никак не мог привыкнуть к её малиновым волосам. — Не хочу играть в одни ворота. Расскажи сперва ты.

— Я? А я-то что должен тебе рассказывать?

— Ты ведь что-то пережил в последние дни. Необычное, странное что-то… Я права?

— Ну… — неопределённо протянул я. — Я вообще-то не обязан тебе докладывать. И вообще, мало ли что мне померещилось!

— А ты всё равно расскажи. Даже если померещилось.

Я провёл ладонью по лицу.

— Танука, я не знаю. До встречи с тобой, до этого случая с Игнатом я жил спокойно. Может, скучновато, но спокойно. Не задумывался ни о чём таком. Ага. И уж тем более не бегал от ментов и меня не преследовали глюки. А сейчас мне всё время мерещится всякая чушь. Первый раз это случилось в кинотеатре — помнишь, я отрубился? Я списал всё на усталость, отравление, но те следы… Да и после эта хрень накатывала, раз за разом. И что-то странное было, когда ты подговорила меня выйти с «Кабинетами». А вчера, когда я был в ментовке… Знаешь, я просто не могу объяснить, не понимаю, как я очутился под землёй, в тех переходах. Но ведь объяснять ничего не надо, верно? Ты же заранее знала, что я там, даже знала, где я вылезу, и ждала меня. И ещё… — Я помедлил, собираясь с мыслями. — Да, ещё. Дурь, конечно, ты только не смейся: мне всё время чудится какая-то собака. Ага. Чёрная. Чуть только начнётся заварушка, она тут как тут. Я, правда, ни разу не смог её разглядеть. Скажи, это с тобой как-то связано?

— Как-то связано, — подтвердила девушка, по-прежнему глядя в окно.

Я ожидал подобного ответа, но всё равно похолодел.

— Танука, — тихо спросил я, — кто ты?

— Давай пока не будем об этом, — ушла от ответа она. — Во-первых, долго объяснять. Во-вторых… ну, ты пока не готов.

— К чему не готов? Ты оборотень?

Танука поморщилась.

— Оборотней не бывает. Ты читал Кастанеду?

— А при чём тут Кастанеда?

— Не увиливай. Читал или нет?

— Ну, читал, — неохотно признался я. — Не помню сколько. Первые тома. И, если честно, думал, что это бредятина.

— И сейчас так думаешь? — Я промолчал, и Танука продолжила: — Так вот, если ты помнишь, там сказано, что человек своей волей может изменять реальность вокруг себя, переходить в другие миры, меняться сам и всё такое.

— Сказано-то сказано, — согласился я, — только они там полкниги были укуренные в дрова и кактусы жрали. А по обкурке чего не примерещится! Написать можно всякое. У меня двое друзей на этой книжке съехали потом. Набрали дури, заперлись в подвале и неделю там сидели, кумарили. Расширяли, блин, сознание. Один в итоге в дурку загремел, другой в тюрягу — вёз пакован травы из Самары, его и сцапали. Пять лет получил. Вот тебе и Кастанеда. А ты говоришь…

Девчонка на это только хмыкнула.

— Вот сразу и видно, что ты читал только первую книгу. А даже там, между прочим, сказано, что трава, кактусы и всякое такое — это только первая ступень. Инициация. И без наставника этим нельзя заниматься. А тот старый индеец, дон Хуан, просто хотел «пробудить» ученика побыстрее. Вот и дал ему пинка, устроил встряску.

— Зачем?

— Затем что старый был уже, боялся, что не успеет обучить его всему, что нужно! А в других книгах Кастанеда пишет, что психоделики на самом деле вовсе не нужны, что это лишнее и даже опасное, а главное — в медитации, в особых упражнениях. И вообще, учение дона Хуана — практика духовная. И путешествовать по другим мирам можно без всяких там кактусов. Между прочим, там написано, как он в ворону превращался. Только фишка в том, что дальше третьей книжки его обычно никто не читает, и все наши придурочные наркоты прутся от Кастанеды, типа он за наркоту, а главного не понимают. И Кастанеда тоже многого не понимал.

— Постой, постой… Так ты хочешь сказать, что галлюцинаций вообще не бывает?

— Почему не бывает? Бывают. Просто есть вещи, которые реальны, а их всё равно принимают за галлюцинации. Главное — это уметь их различать.

— А ты различаешь?

— Иногда, — призналась девушка. — Но мне нужно, чтобы ты их научился различать.

— Тебе нужно?

Танука заглянула мне в глаза.

— Да, мне, — твёрдо сказала она. — Извини, но у меня не было другого выхода. Потому что только ты сейчас можешь мне помочь.

Тут в голове у меня что-то щёлкнуло, и до меня медленно стало доходить.

— Ты что-то дала мне, — ошеломленно произнёс я. — Тогда, в кинотеатре. Бог мой, как я сразу не догадался… Подсыпала в попкорн. Или в пепси. Какую-то дрянь — псилоцибин или ещё чего-нибудь. Так?

— А в фотик Михалыча я что подсыпала?

Я не нашёл, что на это ответить. Танука тоже умолкла. Автобус ехал с прежней скоростью. Тётка впереди храпела, маленький ребёнок позади нас непрерывно повторял «пука-кака» и после этого хохотал, будто его щекотали, да ещё водитель запустил кино по видео, и пассажиры вперились в экран. На нас никто не обращал внимания, мы говорили тихо, и всё равно в этот миг мне казалось, будто все к нам прислушиваются. М-да. Думаю, самый правильный диагноз относительно меня — это паранойя. Плохая новость. Но с другой стороны, есть и хорошая: у меня паранойя, потому что меня преследуют!

Я с силой потёр лоб. Соображай, голова, соображай…

— Ну, ладно. Допустим, я не в обиде, что ты решила поскорей «инициировать» меня, допустим. Но на фига тебе это? Ради чего?

Танука долго кусала губу, я уже решил, что на этот вопрос ответа не будет, как вдруг он последовал.

— Я хочу найти Игната, — объявила она. — И вернуть его.

— Вернуть Игната? — тупо повторил я. — Как это? Я не понял. Как это — вернуть? Куда вернуть?

— Сюда, — простодушно пояснила она. — Обратно. К нам.

— Ну, знаешь! — фыркнул я и откинулся в кресле. — У тебя с головой всё в порядке? Всякое я слыхал, но такое… Извини, но он в морге лежит, как ты его вернёшь? Зомби, что ли, из него сделаешь? Нет, Танука, тут ты чего-то недопоняла. Давай лучше сразу разберёмся, чтобы после не тупить.

— А ты на мгновенье допусти, что в морге Игната нет, — предложила она.

Ага, подумал я. Тепло, тепло… уже совсем горячо. Сделаем-ка морду чайником, изобразим удивление и посмотрим, что будет дальше.

— Как нет? А кто там?

Танука пожала плечами:

— Какой-то неопознанный трупак.

— С белыми волосами?

— А хоть бы и с белыми.

— А где тогда Сорока?

— Я не знаю. Но ты забудь, что его нет. Постарайся забыть. А то вы все его уже заранее похоронили: Хельг, Дрын, ребята… сестра его… все! А ты допусти, что он просто где-то заблудился. И ждёт помощи. Нас ждёт.

Я не сдержал усмешки.

— Слушай, Танука, хватит рассказывать сказки. Не верю я в такую дурь, не могу и не хочу. Это бред какой-то… В конце концов, это просто невозможно!

— Не ори. — Теперь уже моя спутница усмехнулась и откинула спинку сиденья. — Невозможно ему… А через пол провалиться — это возможно? А играть как бог, когда ты первый раз вылез на сцену, — это возможно? Тоже мне, Эрик Клэптон… Или ты уже забыл тот концерт? Сам же удивлялся: «И как это у меня получилось?» Чего замолчал? А, Жан? Давай, возрази мне. Или ты в натуре такой виртуоз?

Вот тут она меня уела, нечего сказать. Любые доводы разума разбивались о факты. Да мне достаточно взглянуть на собственное плечо, чтоб убедиться, что это не сон!

Танука тоже долго молчала и отводила взгляд. Потом заговорила опять.

— Ты извини, что я так… Ты же, наверное, сам уже всё понял.

— Что я должен понять?

Танука сложила ладони меж колен и снова глянула в окно.

— Сорока… был на рубеже, — медленно, осторожно подбирая слова, начала она. — На границе. Он гениальный. Когда я его встретила, он уже раскопал эти дела. Я ж неспроста водила тебя к Севрюку и всё такое… Ты же знаешь, как Игнат серьёзно ко всему относился. Я прямо-таки чувствовала: ещё чуть-чуть — и он прорвётся. Блин, да все это чувствовали! Только он не хотел ждать. Видишь ли, я… — Тут она замешкалась, потом махнула рукой. — Впрочем, это не важно. Я только успела нарисовать ему собаку… ту, на стенке… чтобы он запомнил — так, на всякий случай… Я не думала, что это случится так скоро.

Собаку, растерянно подумал я. Чтоб запомнил… Честно говоря, я ничего не понимал.

— Та-ак… Ну-ну. И что он замыслил? Уйти в лес и нажраться грибов?

— Не знаю. Может быть. Не знаю… — Танука подняла взгляд. — Ты ведь понял уже, что рок-н-ролл — это не только музыка?

— А что же?

— Транс, — без тени иронии сказала Танука. — Вуду. Разговор с духами. И это не от бога и не от дьявола, просто такие люди всегда «на грани». Ты не смотри на меня так. Это всегда было, даже очень давно, в каменном веке. Только раньше шамана в племени готовили с детства, под присмотром старого — посвящали, учили камлать, разговаривать с духами, лечить больных, «летать» в астрале, всё такое. А сейчас, если появляется такой человек… Чего лыбишься? — неожиданно рассердилась она. — Небось думаешь, такие уже не рождаются? Фиг тебе: рождаются, ещё как!



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: