– Вы хотите знать, хорошо ли я сплю по ночам? – Патрисия усмехнулась. – Я никогда не была чувствительной особой, и всегда считала, что не стоит бояться прошлого, – она приподняла свой бокал и посмотрела на янтарную жидкость. – Я привыкла к тому, что все эти истории про прадеда и его чудовищные деяния – всего лишь развлечение для туристов, – осушив бокал одним большим глотком и даже не поморщившись, словно заправский выпивоха, Патрисия сдавленным голосом добавила:
– Но вы правы, с некоторых пор у меня действительно проблемы со сном.
Я заглянул ей в глаза и увидел в них страх, тень которого еще вчера мелькала на её лице. На самом деле эта девушка была очень напугана происходящим. И, пожалуй, больше всего её ужасало то, что она не могла себе объяснить то, что творилось в ее отеле.
– Я уверен, что мы сумеем вам помочь, – попытался я успокоить её.
– Надеюсь, – промолвила она, глядя на пустой бокал, но уже в следующее мгновение, вскинула голову, спросила спокойным голосом, – и как вы думаете, кто это может быть? Какой‑нибудь очередной психопат, возомнивший себя продолжателем дела моего прадеда?
– Пока еще трудно сказать, – уклончиво ответил я. Я чувствовал, что рано или поздно нам, возможно, придется её во все посвятить, но сейчас был не самый подходящий момент. Пусть для начала она начнет нам доверять.
Патрисия как будто не ожидала от меня других слов и лишь удовлетворенно кивнула в ответ. Протянув руку к графину с бренди, она снова наполнила свой бокал. Я же не притронулся к своему.
– Знаете, – доверительным голосом начала она, опрокинув в себя вторую порцию бренди, – я где‑то читала, что прадед считал, будто его поступками управляет сам дьявол.
– Да что вы, – вяло откликнулся я.
– Именно. Он так и сказал на одном из заседаний суда: «Я родился с дьяволом в душе», – процитировала Патрисия, а потом замолчала, наблюдая за произведенным эффектом. Я постарался изобразить ужас, но актер из меня никудышный. – Вы не верите в сатану? – с обидой в голосе за весь дьявольский род спросила она.
– Не очень, – признался я. Мне не хотелось обсуждать эту скользкую тему, поэтому я решил притворить закоренелым скептиком.
– Реалист, – констатировала девушка с некой завистью. – Я тоже когда‑то была такой.
– А сейчас?
– Сейчас, а что сейчас? – Патрисия пожала плечами и выпила очередной бокал, который успела наполнить за разговором. – Сейчас я пью с вами, кстати, давайте перейдем на «ты», – предложила она. Я кивнул, и она продолжила:
– И уже не знаю, чему верить.
Девушка снова взглянула в сторону графина, но, поморщившись, отодвинула его подальше, видимо, решив, что для одного раза выпитого более чем достаточно. Я видел, что она уже пьяна.
– Люди ведь не пропадают просто так, Влад. Бесследно. Фьють, – она щелкнула пальцами, – и нет человека.
Это движение показалось мне смутно знакомым, но звук её голоса мешал мне сосредоточиться, и я так и не смог вспомнить, где же видел нечто подобное.
– Пожалуй, я пойду, прилягу, – пробормотав это, она встала на нетвердые ноги.
Какую‑то долю секунды я был уверен, что она упадет. Она и правда пошатнулась, но, схватившись за край стола, удержалась на ногах.
– Ваш новый помощник может занять любую спальню на третьем этаже, – с этими словами она пошла к выходу. На секунду мне показалось, что её походка не была такой уж нетрезвой, как она хотела показать. Но не успел я проверить свое наблюдение, как она скрылась за дверью, оставив меня одного в кабинете.
Вначале я выпил до дна бренди из своего бокала. Оно обожгло мне горло и горячей волной прокатилось по желудку. Как ни странно, это помогло сосредоточиться. Отель, да и весь город, действовал на меня разлагающе, и дело вовсе не в том, что я начал выпивать с утра. Я постоянно чувствовал – от меня ускользает что‑то важное, краеугольное. На периферии сознания постоянно вертелась какая‑то мысль, но я никак не мог её уловить, словно передо мной лежали фрагменты мозаики, и я не знал, как правильно сложить их. Это тревожило, но пока я ничего не мог с этим поделать. Возможно, следующий пазл прояснит ситуацию.
С этой мыслью я поднялся и пошел в гостиную. Была еще одна вещь, которую я хотел бы проверить. Зайдя в зал, где только вчера мы узнали историю отеля, я сразу направился к камину. Дрова догорели, но золу и угли еще не успели убрать. Я взял из подставки кочергу, чтобы разворошить их и проверить, действительно ли внизу есть решетка, или мне померещилось. Но стоило мне присесть на корточки перед камином и протянуть кочергу к углям, как за спиной раздался голос, от звука которого я невольно вздрогнул.
– Я могу вам помочь, мистер Климентьев? – в дверях стояла миссис Гридл, и вся её поза выражала крайнюю степень неодобрения.
Вздохнув, я положил кочергу на место и отряхнул руки. Стало понятно, что в присутствии этой старой ведьмы из моей затеи вряд ли что‑то выйдет. Интересно, выходит ли она из дома, подумал я с неприязнью.
– Нет, спасибо, все в порядке, – я постарался улыбнуться. – Просто захотелось вам помочь, – я кивнул в сторону камина, но старуха осталась неподвижна. Она все так же сверлила меня своими маленькими глазками, увеличенными толстыми линзами очков.
Почувствовав неловкость, я, пробормотав какие‑то слова извинения, предпочел покинуть гостиную. Даже поднимаясь по лестнице к себе на второй этаж, я ощущал спиной её буравящий взгляд. В этот момент я понял: что бы ни говорила Патрисия насчет миссис Гридл, я вряд ли смогу относиться к ней с теплотой. В ней было что‑то отталкивающее, а эта её способность постоянно оказываться рядом, когда я пытался что‑то разузнать, будила во мне массу подозрений. Я чувствовал – милая старушка, бесспорно, является еще одним кусочком этой большой головоломки.
Глава 6. Ксения
К обеду я предпочел не спускаться, так как был уверен, что Патрисия все еще отлеживается в своей комнате после утренних возлияний, а снова встречаться со старухой, тем более наедине, мне не хотелось. Примерно двадцать минут назад Дима сказал мне по телефону, что уже едет назад. По довольному голосу брата я заключил, что ему удалось узнать место захоронения Холмса или, по крайней мере, обнаружить какие‑то зацепки. Я вспомнил, что Дима не знает о приезде Ксюши, и представил, как он обрадуется, когда я ему об этом сообщу. Брат умел ладить с людьми лучше, чем я, и с Ксенией у него были прекрасные дружеские отношения.
Я стоял в своей комнате и смотрел в окно, которое выходило не на центральную улицу с аптекой, а на задний двор. Небольшой участок земли, видимо, принадлежащий отелю, был обнесен забором из досок. Я рассчитывал увидеть здесь садик или хотя бы ухоженный газон, но кроме двух мусорных баков сбоку от запасного выхода и пожухлой прошлогодней травы смотреть было не на что. Правда, в дальнем конце двора стоял небольшой покосившийся сарай. Вначале я подумал, что он давно уже никем не используется, но, присмотревшись, заметил на прогнившей двери амбарный замок, а на единственном крохотном окне – белые кружевные занавески. Это натолкнуло меня на мысль, что в сарае кто‑то живет. Вряд ли кто‑нибудь стал бы вешать занавески в месте хранения, например, инвентаря. Но в данный момент там точно никого не было, об этом красноречиво говорил замок, висевший снаружи на толстых петлях.
Дом в очередной раз содрогнулся от удара гонга, и я подумал – надо иметь стальные нервы, чтобы привыкнуть к этому звуку. Судя по всему, Дима вернулся из библиотеки. Для этого было как раз самое время.
Услышав шаги на лестнице, я понял, что не ошибся. Через минуту в дверь постучали. Я попросил брата, чтобы, вернувшись, он сразу поднялся в мою комнату; не хватало только, чтобы он в одиночестве разгуливал по дому. Может, отель и не проглатывал людей, но определенно делал с ними что‑то нехорошее, и до тех пор, пока мы не выясним, что именно, нам лучше не забредать в его отделенные коридоры. Особенно это касалось моего брата, который вечно умудрялся попадать в разные передряги.
Я впустил Диму в номер. Он победно улыбнулся мне и заявил, что с ума сойти как голоден. Я знал, что брат не станет ничего рассказывать, пока его не покормят. Поэтому, тяжело вздохнув, я поднял трубку телефона, благо, ими были оборудованы все номера. Телефон был стилизован под старину: его трубка состояла из двух частей, одна из которых прикладывалась к уху, а вторая крепилась к корпусу. Так как на телефоне не было ни циферблата, ни кнопок, я решил, что он предназначен только для внутренней связи, например, чтобы сделать заказ в номер. Именно этим я и собирался заняться. Приложив круглую трубку к уху, я несколько раз нажал на рычаг. Через минуту мне ответили.
– Слушаю, – произнесла миссис Гридл на том конце провода. Телефон еще больше исказил её голос, и если бы я не знал, что говорю со старой леди, я бы решил, что попал на сталелитейный завод, и мне ответил здоровый мужик с пудовыми кулачищами.
– Я бы хотел заказать обед в номер, – как только я замолчал, миссис Гридл сразу повесила трубку; я даже не понял, принесет ли она то, что я просил. Но с другой стороны я был даже рад, что старуха была столь немногословна, все‑таки лучше не слышать лишний раз её чудесный голосок.
В ожидании заказа мы с Димой болтали о всякой ерунде. Между делом я рассказал ему о звонке Ксюши и о её скором приезде. Как я и думал, он обрадовался. Правда, услышав эту новость, Дима в первый момент пристально посмотрел на меня, будто ожидая какого‑то продолжения. Я был уверен, что он подумал об Амаранте и, возможно, даже прикидывал, не едет ли она вместе с Ксенией, но, заметив мой подчеркнуто отстраненный вид, промолчал. Как я уже отмечал, Дима легко сходился с людьми, и с вампирами, оказывается, тоже. Они с Эмми сразу нашли общий язык, поначалу это даже вызывало у меня ревность. Я думаю, что он был единственным человеком на земле, который искренне обрадовался, если бы мы воссоединились с Амарантой. Впрочем, подумал я, у нас никогда не будет возможности это выяснить.
Минут через пятнадцать в дверь постучали. Дима впустил миссис Гридл, которая несла поднос, полный еды. Пользуясь случаем, я заказал обед и себе, так как тоже с утра ничего не ел. Старуха расставила на столе тарелки и удалилась, захватив поднос. Перед дверью она обернулась и бросила на меня убийственный взгляд, от которого у меня по телу побежали мурашки. Я утвердился в мысли, что она меня люто ненавидит. За это говорило несколько фактов. Во‑первых, её взгляд был красноречивее любых слов, и, во‑вторых, так она смотрела только на меня. Я недоумевал, что могло вызвать у неё неприязнь, ведь я ничем не обидел её, а мысли в счет не идут. Ведь не могла же она, в конце концов, проникнуть мне в голову!
От раздумий на эту невеселую тему меня отвлек обед. Еда, как обычно, была приготовлена со знанием дела. Все было более чем просто вкусно, и я в которых раз смог убедиться, что Патрисия не преувеличивает талантов своей поварихи.
– Ты видел сегодня Патрисию? – спросил Дима с набитым ртом.
– Да, мы немного поговорили с ней о её прадедушке.
– Она спрашивала обо мне? – Дима старался говорить непринужденно, но сам весь напрягся в ожидании ответа.
Я медлил с ответом, так как не знал, что ему сказать. Мне не хотелось его огорчать, но и обманывать его тоже было неправильно
– Не помню, – не очень убедительно соврал я.
– Значит, нет, – сделал он вывод из моих слов.
– Она просто тебя не знает, – постарался я его подбодрить. – К тому же, зачем тебе американка? В России девушек хватает.
– Может, ты и прав, – пробормотал он, а я почувствовал, что мои слова не очень‑то его убедили.
Больше мы на эту тему не разговаривали. Доев жаркое и салат из тунца, мы наконец перешли к делу.
– Я еле нашел эту библиотеку с архивом, – издалека начал брат. Пожалуй, я предпочел бы услышать лишь концовку его рассказа, потому что меня интересовали только результаты поисков, но я знал, что это его обидит. К тому же до возвращения отца заняться все равно было нечем, поэтому я откинулся на спинку кресла и приготовился внимательно слушать все, что мне поведает Дима.
– Я всегда считал, что библиотеки, тем более с архивом, должны располагаться в больших зданиях с заметными вывесками. Поэтому, даже когда местные показали мне, куда надо идти, я несколько раз проскочил библиотеку. Наверное, я так бы и бродил там до сих пор, но одна сердобольная старушка смилостивилась надо мной и подвела меня к самым дверям библиотеки. Представь, я трижды проходил мимо неё, – Дима усмехнулся, вспоминая свои злоключения. – Небольшой такой домик, одноэтажный, и табличка на двери незаметная. Правда, подвал там большой, и в нем находится хранилище архива. В общем, я представился репортером, благо корочки у меня есть, – он похлопал себя по левому карману рубашки. – Сказал, что пишу для одного чикагского издания статью про этого Холмса. Не поверишь, но со мной обращались, как с королем. Короче говоря, основные документы по этому делу находятся в Филадельфии, где, как ты помнишь, он был казнен. Но все же мне удалось найти одно упоминание в кладбищенской книги регистрации, – Дима потянулся к своей ветровке, висящей на спинке кресла, достал из внутреннего кармана лист формата А‑4, и протянул его мне.
Это была ксерокопия какого‑то старого документа, на которой были видны разрывы по краям страницы, которые присутствовали на оригинале. Записи были сделаны от руки обычными чернилами и не очень хорошим почерком.
– Что это? – спросил я, приподняв лист.
– Копия страницы из журнала регистрации могил, – пока я изучал листок, Дима успел приступить к чаепитию, и теперь его рот был набит печеньем так, что я даже не сразу понял, что он сказал. Прожевав и проглотив десерт, Дима потянулся к бумаге и указал мне на предпоследнюю строчку, на которой значилось чье‑то имя. – Это запись указывает на то, что Холмс похоронен именно здесь.
– Почему это? – переспросил я, недоверчиво вглядываясь в каракули.
– Потому что здесь написаны его имя и дата захоронения, – ответил Дима так, будто это было чем‑то очевидным.
Я поднес лист еще ближе к глазам и внимательнее присмотрелся к витиеватым закорючкам, но так и не смог однозначно прочесть фамилию.
– А ты уверен? – с сомнением произнес я.
– Конечно, – брат пожал плечами, и снова принялся было за печенье, но, заметив мой суровый взгляд, добавил, – так мне сказала библиотекарша. У неё здорово получается читать трудные для понимания почерки.
– Понятно, – ответил я, чувствуя, что начинаю злиться. – Если это сказала сама библиотекарша, то, конечно, никаких сомнений быть не может.
– Ты чего? – Дима недоуменно посмотрел на меня, мигом позабыв про печенье. – Все равно там больше ничего нет. Так что для начала сгодится и этот лист. Всего‑то и нужно поехать на кладбище и спросить у сторожа, где находится могила под номером, – тут он заглянул в листок, – сто восемьдесят один.
– Всего‑то и что нужно было нормально выполнить свою работу, – передразнил я брата. – Когда ты уже повзрослеешь? – я вздохнул.
– Я с тобой в таком тоне разговаривать не буду, – с этими словами Дима встал и, захватив тарелку с печеньем, направился к двери. – И, кстати, если у кого‑то плохое настроение, то совершенно не обязательно портить его остальным.
– А если кто‑то будет есть много печенья, то скоро совсем в дверь не пролезет, – я не смог удержаться от колкости, так как знал, что проблема лишнего веса в последнее время довольно остро встала перед моим братом.
Стоя в дверях, Димка обернулся и обиженно посмотрел на меня.
– Ну и кто из нас ведет себя, как ребенок? – задав этот риторический вопрос, он вышел из номера.
Как только дверь за ним закрылась, я почувствовал угрызения совести. Не стоило говорить о еде, для Димы это больная тема. Теперь придется побеспокоиться о заключении перемирия. Но когда мой взгляд упал на распечатку, я снова почувствовал раздражение. Как можно быть таким доверчивым? Мало ли что могла сказать ему библиотекарь? Может, она просто хотела от него отвязаться и поэтому подсунула ему первое, что попалось под руку.
Я еще раз внимательно взглянул на лист. Насколько я мог разобрать, дата действительно подходила: напротив фамилии, на которую указал Дима, стояло 10 мая 1896 года. Я напряг память и вспомнил, как Патрисия говорила, что её прадед был казнен седьмого мая 1896 года. Это обнадеживало. Присмотревшись к самой фамилии, я сделал вывод, что вполне возможно она начинается с буквы «Х», большего я добиться не смог. Что ж, если Дима окажется прав, мне стоит перед ним извиниться.
Остаток времени до приезда отца и Ксюши я провел, гуляя по жилой части дома и разглядывая картины. Все они были по‑своему хороши, особенно женские портреты, но у меня из головы не шло полотно из моего номера. Не знаю, почему эта картина произвела на меня такое впечатление; она не была написана лучше остальных, и девушка на ней мало чем отличалась от прочих. Наверняка это полотно принадлежало той же кисти, что и остальные портреты, и было создано в тот же период. Но меня не покидало ощущение, что я где‑то уже видел эту пастушку; черты её лица были мне удивительно знакомы. И это была еще одна странность, разобраться в которой у меня не получалось.
Отец приехал ближе к вечеру. Я увидел в окно гостиной, как мерседес поворачивает на стоянку. Видимо, Дима тоже следил за дорогой, так как почти сразу спустился вниз. Миссис Гридл тоже заранее подошла к входной двери.
Несмотря на то, что я ждал, когда раздастся звук гонга, я все равно вздрогнул, услышав его, и от меня не укрылось, как ехидно усмехнулась при этом старуха, прежде чем открыть дверь. Что‑то в последнее время я слишком часто пугаюсь, должно быть, дело в нервах.
Я не знал, чего мне ждать от встречи с Ксенией, и поэтому был напряжен и немного нервничал. Когда она вошла, мне сразу бросилось в глаза, что ее рыжие густые волосы подстрижены под каре. Не то, чтобы ей не шла такая стрижка, но мне стало жаль, что она безжалостно обрезала свои длинные шикарные косы. Следом за Ксенией шел отец. Он нес Ксюшин чемодан и сразу же поинтересовался, где она будет жить. Старуха что‑то недовольно пробормотала насчет третьего этажа и важно удалилась, поджав тонкие губы, а я понял, что теперь занимаю в её списке личной неприязни лишь вторую позицию. Первым местом с этого момента единолично завладела Ксения.
Дима сразу бросился обнимать Ксюшу. После того, как прозвучали приветствия, она подошла ко мне поздороваться.
– Привет, – сказала она.
– Привет, – ответил я так же односложно, не зная, что еще мне сказать.
– Я тоже рада тебя видеть, – добавила она, сделав ударение на слове «тоже», намекая, что мне первому следовало это сказать, и улыбнулась. А я вдруг почувствовал, что соскучился по ней. Она неловко обняла меня и почти сразу отступила.
Ксюша хотела сказать что‑то еще, но тут на лестнице появилась Патрисия Блэйд. К этому времени она успела переодеться, и сейчас на ней было длинное темно‑синее платье с глубоким вырезом, выставляющим на всеобщее обозрение её высокую грудь.
– Я смотрю, вы тут не скучаете, – пробормотала Ксюша себе под нос, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Это и есть еще один ваш помощник? – спросила Патрисия у отца, неприязненно поглядывая на Ксению.
– Верно, – спокойно ответил папа, предпочтя не обращать внимания на тон хозяйки. – Это Ксения Маслова.
Отец представил Ксюше хозяйку отеля. Патрисия, спустившись в холл, встала неподалеку от меня. Взгляды девушек встретились, и то, как они смотрели друг на друга, вызывало у меня плохое предчувствие.
– Боюсь, она не может здесь остаться, – наконец нарушил тишину холодный голос Патрисии.
– Это еще почему? – с вызовом спросила Ксюша.
– Не помню, говорила ли я вам, – на этот раз хозяйка обращалась к отцу, – что маньяк, похищающий людей, предпочитает женщин.
Ксения открыла рот, чтобы ответить, и я почувствовал, что еще немного, и она загубит нам все дело, поэтому решил вмешаться.
– Именно поэтому она здесь, – как можно более беззаботно произнес я. Патрисия повернулась и внимательно посмотрела мне в глаза. – Ксюша должна будет играть роль приманки, – краем глаза я видел, как отец пусть и неуверенно, но все‑таки кивнул, подтверждая мои слова.
Несколько минут все молчали. Все это время Патрисия не отрываясь смотрела на меня немигающим взглядом, а я изо всех сил пытался не отводить глаз, чтобы не вызвать у неё подозрений.
Наконец она первая отвела взгляд и сказала:
– Хорошо, пусть остается, но не говорите потом, что я вас не предупреждала, – с этими словами она одним движением развернулась на сто восемьдесят градусов и удалилась в сторону своего кабинета.
– Кажется, этот раунд за нами, – весело прокомментировала ситуацию Ксюша. Её нисколько не смутили мои слова насчет приманки, думаю, она просто не восприняла их всерьез.
Один только Дима выглядел подавленным. Я подозревал, что теперь из‑за своих симпатий к Патрисии он будет не на нашей стороне в любом спорном вопросе. Но я не мог сердиться на него, так как сам когда‑то был в подобной ситуации. В отношении Амаранты я тоже не слушал никаких доводов рассудка.
Голос за нашими спинами заставил всех вздрогнуть.
– Ужин подан, – провозгласила старуха в духе камердинера старого дворца.
Так как отец и Ксения проголодались с дороги, мы сразу же направились в столовую. За дружеской беседой ужин пролетел быстро, его омрачало только отсутствие Патрисии. В перерывах между блюдами, пока миссис Гридл не было в столовой, Дима рассказал отцу, что ему удалось найти в библиотеке. Папа отнесся к сведениям, добытым братом, не менее скептически, чем я. Это было видно по выражению его лица, когда он рассматривал распечатку, которую Димка прихватил в моей комнате. Однако папа предпочел воздержаться от комментариев, бросив лишь, что не мешало бы заехать на кладбище. Дима воспринял это как победу и весь остаток ужина то и дело бросал на меня взгляд под названием «я же тебе говорил».
Я тоже рассказал о своих маленьких наблюдениях, но они состояли в основном из непроверенных догадок, замешанных на шестом чувстве, поэтому отец, выслушав меня, сказал, что и их тоже стоило бы проверить. На этом обмен информацией закончился.
Дальше говорила в основном Ксюша. Она рассказала о том, как обстоят дела в России. Оказалось, за прошедшее время кое‑что успело измениться. Данил, программист, который вечно витал в облаках и щелкал по клавишам, оказывается, успел жениться. Впрочем, ему было около двадцати пяти, когда я видел его в последний раз, так что это был вполне своевременный поступок. Его избранницу я не знал, хотя не отказался бы посмотреть на эту героическую женщину. Теперь они вместе жили при баре Оксаны. У самой Оксаны и Глеба было все в порядке, без особых изменений. Ну а Ксения была занята подготовкой к поступлению в колледж. Школьные экзамены она, как одна из лучших учениц, сдала досрочно, поэтому её и отпустили на каникулы пораньше. Но вместо того, чтобы поехать домой к маме, она прикатила к нам, так как, по её собственным словам, страшно соскучилась. При этом она, конечно, не посчитала нужным известить об этом мать, и та считала, что дочь все еще учится. На вопрос Димы, как она узнала, где мы, Ксения напомнила ему, что она все‑таки белый маг, пусть пока еще и слабый.
В общем, к концу ужина я чувствовал себя так, словно этого полугода и не было, и мы расстались с Ксюшей только вчера. Когда все поднялись из‑за стола, отец сказал, что пойдет спать, так как шесть часов за рулем его измотали. Ксюша предложила мне прогуляться, и я ответил согласием, рассчитывая, что наедине она сможет ответить на несколько интересующих меня вопросов. Диме было нечем заняться, но он все еще дулся на меня и поэтому не стал навязывать нам свое общество, а поднялся наверх вслед за отцом.
На улице я почувствовал себя так, будто с моих плеч упал тяжеленный камень. Поразительно, но я только сейчас понял, что за целый день так ни разу и не вышел из дома. А ведь большую часть времени я провел, ничем особо не занимаясь. Так что же мешало мне выйти пройтись? Но эта мысль даже не пришла мне в голову.
Мы немного прошлись вдоль улицы, прежде чем я решился задать главный вопрос, который волновал меня с тех пор, как я узнал, что скоро увижу Ксюшу.
– Ты её видела? – спросил я, глядя в звездное небо. К тому времени, как мы пошли на прогулку, уже успело стемнеть.
Ксюша резко остановилась.
– Вот уж не думала, что у тебя хватит наглости спросить меня об этом, – она фыркнула и снова пошла вперед, только на этот раз её шаг уже не был прогулочным.
Я тоже пошел быстрее, еле поспевая за ней. Конечно, она права, мне не следовало заговаривать с ней об Амаранте, ведь, в конце концов, именно из‑за неё я отверг чувства Ксении. Но искушение было слишком велико, чтобы его можно было преодолеть. Видимо, Ксения тоже это поняла, потому что через пару минут она снова остановилась и повернулась ко мне.
– Все еще плохо? – поинтересовалась она, заглядывая мне в глаза.
– Терпимо, – ответил я, отводя взгляд, чтобы она не догадалась, что все несколько хуже, чем я стараюсь показать.
– Пойдем лучше назад, – предложила Ксюша, и я согласно кивнул.
Большую часть обратного пути мы проделали молча. Мне было жаль, что даже спустя столько времени мы не можем разговаривать, как друзья. Она заговорила, только когда над нами уже навис темный силуэт отеля.
– Я с ней не встречалась, – она сказала это так тихо, так что я еле её расслышал. – Но Глеб, кажется, еще раз виделся с ней. Она заходила к нему через несколько недель после твоего отъезда. Больше её никто из наших не видел.
Я представил, как беседуют Амаранта и Глеб, и это меня позабавило. До того, как она помогла нам найти и уничтожить стаю оборотней под предводительством сильнейшего темного мага, Глеб не думал, что возможны мирные отношения между вампиром и человеком. Но мы с Эмми сумели его переубедить. Думаю, вместе мы много еще чего смогли бы сделать, но теперь это все можно перенести в категорию «что было бы, если…». Мысль о том, чего я лишился по собственной вине, причиняла мне острую, почти невыносимую боль.
– И если тебе интересно, – добавила между тем Ксения, – у неё все было в полном порядке.
Повернувшись, я взглянул на неё. Мне показалось, или в её голосе действительно послышались ехидные нотки? Возможно, она пыталась отомстить мне, рассчитывая причинить боль тем, что Амаранта не сильно переживает из‑за моего отъезда. Жаль её разочаровывать, но я был бы только рад, если бы дела обстояли именно так. Достаточно того, что я каждый день своей жизни мучился из‑за решения расстаться с ней.
Я собирался сказать Ксюше, что так даже лучше, когда заметил мелькнувшую сбоку тень, которая свернула за угол отеля. Не раздумывая, я последовал за ней, на ходу бросив Ксюше, чтобы она шла в дом. Но она, конечно, меня не послушалась, пробормотала «ни за что» и направилась следом за мной.
– Тогда, по крайней мере, не шуми, – прошептал я ей.
– Из нас двоих шумишь пока один ты, – заметила она, намекая на то, что я заговорил первым.
Бросив на нее убийственный взгляд, я свернул за угол как раз вовремя, чтобы заметить, как тень, отворив калитку, проскользнула на задний двор. Переглянувшись, мы последовали за ней.
На дворе не было ни души, зато в сарае, который я разглядывал еще днем, горел слабый подрагивающий свет. Я решил, что его источником была свеча, и подумал, что неплохо будет заглянуть в окно сарая. Мы начали медленно красться в его сторону; это оказалось непросто, потому что спрятаться нам было негде. Ксюша держалась сбоку и чуть позади меня. Вдруг в неверном отблеске света из окон гостиницы я краем глаза заметил, как кто‑то метнулся к ней и схватила её за руку. От неожиданности Ксения вскрикнула, а я, резко повернувшись, перехватил нападавшего за горловину рубашки.
Я скорее почувствовал, чем узнал человека, который так испугал нас своим неожиданным появлением. Этот запах немытого тела и сгнивших зубов ни с чем нельзя было перепутать.
– Лени?! – я был немало озадачен, увидев странного человека, с которым до этого познакомился в баре «Пьяный боцман». А ведь я уже почти успел забыть о его существовании.
– Не бей меня, – мужчина, защищаясь, вскинул руки к лицу.
– Никто не собирается тебя бить, – сказал я, отпуская его рубашку и отступая назад в первую очередь для того, чтобы меньше чувствовать его запах. Ксения к тому времени уже отошла на пару шагов и теперь стояла позади меня, прикрывая нос рукой. – Что ты здесь делаешь?
– Я здесь работаю, – объяснил пьяница, немного успокоившись. Похоже, наша встреча напугала его больше, чем нас. – Это мой дом, – он указал на сарай. – Я – ночной сторож.
– Понятно. Вот значит, откуда ты знаешь эти истории про отель.
– Это гиблое место, – снова завел он свою шарманку, а я начал жалеть, что вообще пошел сюда.
– Мы здесь живем, – вмешалась Ксюша, и Лени, замолчав на полуслове, шагнул в ее сторону.
– Бегите отсюда прочь, – дрожащим голосом прошептал он. – Она вас уничтожит, – сторож поднял голову и посмотрел на отель. – Она, – в каком‑то экстазе произнес, указывая на дом крючковатым пальцем.
Я невольно обернулся и взглянул в том направлении, куда он показывал. Мне почудилось, что на третьем этаже колыхнулась штора, как если бы за ней стоял человек и наблюдал за нами, а потом резко отошел от окна. Впрочем, возможно, мне это просто померещилось под впечатлением от слов Лени. Я пригляделся повнимательнее, но весь третий этаж был погружен во тьму, и сказать что‑то наверняка было невозможно.