– Чего тебе? – с присвистом спросил он.
– Меня зовут Влад Климентьев, – я представился и протянул ему визитку частного детектива. Старик бросил на неё беглый взгляд и произнес:
– Ну и?
– Я ищу могилу под номером сто восемьдесят один, – с надеждой глядя на него, пояснил я.
– Желаю удачи, – ответил мне сторож и попытался закрыть дверь.
Представив себя вечно бродящим среди всего этого многообразия могил в поисках заветной сто восемьдесят первой, я ужаснулся, так как точно знал – самому мне никогда не справиться с этой задачей. Моя нога сама собой скользнула между косяком и дверью, не давая последней закрыться.
Старик сначала посмотрел на мою ногу, потом на меня, а затем заявил не терпящим возражений голосом:
– Сто долларов.
Опешив от такой наглости, я целую минуту молча смотрел на него. Я даже было подумал сказать, что неправильно требовать такие чаевые за работу, которая оплачивается государством. Но, заглянув в непреклонные глаза сторожа, я понял: либо я сейчас же заплачу ему, либо и вправду проведу оставшуюся жизнь, ища могилу Холмса.
– По рукам, – ответил я и полез в карман куртки за бумажником.
Получив стодолларовую бумажку, старик улыбнулся. При этом вокруг его глаз образовалось множество мелких морщинок, которые на мгновение сделали его похожим на доброго и мудрого Хоттабыча из детской сказки. Он отошел вглубь дома, движением руки приглашая меня следовать за ним.
Как только я вошел в сторожку, мне в нос ударил запах сигаретного дыма и старых окурков; похоже, хозяин домика давно и основательно курил. В пользу моей догадки говорили расставленные повсюду консервные банки, доверху наполненные бычками. Как я и думал, комната была всего одна. Она совмещала в себе и спальню, и кухню (в углу стояла переносная электрическая плитка), и кабинет.
|
|
– Говард Шипман, – представился старик, и мы пожали друг другу руки. Его ладонь оказалась на удивление теплой и гладкой, а кожа на ощупь напомнила вощеную бумагу.
Он прошел к столу, стоявшему справа от двери, и вывалил на него кипу бумаг из несгораемого шкафа.
– Какой, говоришь, номер тебе нужен? – переспросил он, надев очки и склоняясь над стопкой документов.
Я повторил ему номер могилы Холмса. Пока он искал её точное местоположение, мы молчали, тишину нарушало лишь его тяжелое, с присвистом, дыхание.
– Родственник? – неожиданно спросил Шипман, приподняв голову от бумаг и пристально посмотрев на меня.
– Нет, – не задумываясь, выпалил я.
Старик удовлетворенно крякнул – видимо, мой ответ пришелся ему по душе (ведь он не мог не увидеть, кому принадлежала могила под номером сто восемьдесят один) – и поднялся со стула. Из‑под кровати он достал большой фонарь со следами ржавчины на железном корпусе, и указал мне на дверь. Мы снова пошли в старую часть кладбища, но добрались туда гораздо быстрее. Старик шел более коротким путем, известным, по видимости, только ему одному. В старой части он так уверенно петлял между могилами, выбирая свободный от поваленных деревьев путь, что у меня создалось впечатление, будто мы идем по какому‑то древнему лабиринту.
Меня не переставало поражать молчаливое очарование этого места. Раньше я не любил кладбища, считая, что, находясь в подобных местах, можно думать только о смерти. Но сейчас мне казалось, будто я очутился в музее под открытым небом. Все здесь – и природа, и мраморные фигуры – идеально сочеталось друг с другом, создавая неповторимую гармонию. Спокойствие – вот каким словом я назвал бы ощущение, которое навевало старое кладбище.
|
|
Я так увлекся созерцанием необычного памятника – две руки держат кроваво‑красный камень, который, по‑видимому, символизирует сердце – что не сразу заметил, как старик замер. Чуть не натолкнувшись на него, я все же успел вовремя остановиться.
Мы стояли перед входом в небольшое здание из красного кирпича. Дверь заменяла ажурная решетка, но внутри была кромешная тьма. И как я не вглядывался, так и не смог разобрать, что там находится. Порывшись в кармане, Шипман извлек огромную связку ключей на медном кольце, быстро нашел нужный и открыл замок. Когда он толкнул решетку, старые петли жалобно заскрипели, и на какое‑то мгновение мне показалось, будто дверь не откроется. Но она медленно отодвинулась в сторону, продолжая издавать душераздирающие звуки, и нам открылся проход. Старик включил фонарик и первым зашел внутрь странного сооружения.
Я последовал за ним; чтобы войти, мне пришлось нагнуться, так низок был дверной проем. Выпрямившись уже внутри гробницы, я поежился от сырости. Здесь было гораздо прохладней, чем на улице, и темно, хоть глаз выколи. Если бы не фонарик смотрителя, света, падавшего сюда через дверь, не хватило бы даже на то, чтобы оглядеться.
Помещение имело прямоугольную форму; насколько я мог видеть, здесь было совершенно пусто. Пол у меня под ногами был выложен плиткой, и каждый шаг отдавался гулом. Вообще строение было намного больше, чем мне показалось сначала. Старик ушел куда‑то вглубь; он светил фонариком на стены, как если бы что‑то там искал. Вдруг он остановился и жестом подозвал меня к себе.
|
|
Ориентируясь на свет его фонаря, я на ощупь пошел вперед. Пол был ровным, так что я быстро и без потерь добрался до того места, где стоял Шипман.
– Вот, – сторож качнул фонарем в сторону стены, и я проследил за его движением.
Вся стена была испещрена квадратными углублениями диаметром не больше пятидесяти сантиметров, в которых за стеклом стояли разной формы вазы. Над каждой из таких ниш находилась табличка, на которой витиеватыми буквами было что‑то написано. Я подошел поближе и, все еще слабо понимая, что происходит, спросил:
– Что это?
– Захоронение номер сто восемьдесят один, – невозмутимо пояснил старик. Он продолжал держать фонарик так, чтобы я мог как следует рассмотреть стену, при этом второй рукой он уже прикуривал сигарету. Запах табака быстро рассеивался в этом сыром и холодном месте, так что я даже не почувствовал дискомфорта от того, что кто‑то рядом со мной курит.
Я внимательнее присмотрелся к центральной нише в круге света. За грязным стеклом я еле смог различить какой‑то сосуд с крышкой. Над ним крепилась медная табличка с каллиграфической надписью. Я немного напряг зрение и прочитал «Генри Говард Холмс. 1861–1896». В это время старик у меня за спиной закашлялся, фонарь задрожал в его руке, и на секунду я даже подумал, что мне все это мерещится. Но как только свет снова выровнялся, я смог убедиться, что верно прочел надпись.
Сделав шаг назад, я потрясенно замер. Надо отдать Шипману должное – свои сто баксов он отрабатывал по полной. Пока я молча таращился на табличку, он невозмутимо освещал стену, курил, и даже не пытался меня поторопить. Выйдя, наконец, из ступора, я огляделся по сторонам. Та часть стены, которую я мог видеть, была вся в подобных нишах. Что‑то подсказывало мне, что и остальные три были такими же.
– Где мы? – немного хрипло спросил я.
– В склепе, – таков был ответ
Какая‑то часть меня уже понимала, что это был за склеп, но другая никак не желала в это поверить. Ведь если моя догадка верна, то наше расследование с самого начала было бессмысленным, и мы ни на йоту не приблизились к пониманию того, что происходит в отеле.
– Чье это захоронение? – я решил уточнить у смотрителя, действительно ли здесь похоронен Холмс.
– Я думал, вы знаете, – сторож выглядел удивленным. – Разве вы не турист, который решил взглянуть на местную достопримечательность? – его голос стал подозрительным, и я решил его успокоить.
– Да, но я считал, что он был похоронен несколько иначе.
– Ах, вы об этом, – Шипман облегченно вздохнул и снова расслабился. – Имелись у него кое‑какие пожелания на этот счет, но только кому до них было дело? У города и так хватало забот, чтобы еще беспокоиться о могиле этого психа Холмса, вот его и кремировали. Так дешевле.
– Ну, конечно, – пробормотал я. – Дешевле.
Мы находились в склепе, который в прошлом служил для захоронения кремированных останков. Но я все еще не мог поверить, что тело Генри Говарда Холмса было сожжено в 1896 году. Ведь это означало только одно: призрак Холмса не мог быть похитителем и убийцей постояльцев отеля, так как его кости уже давно были превращены в пепел. А для того, чтобы уничтожить приведение, именно это и нужно.
Постояв еще пару минут перед прахом одного из самых кровожадных маньяков мира, я развернулся к выходу. Приняв это за намерение покинуть склеп, смотритель двинулся к двери. Обратный путь я проделал в глубокой задумчивости, не обращая внимания на окружающее. У сторожки я еще раз спросил Шипмана, уверен ли он, что в той нише находится именно прах Холмса. Он ответил, что иначе и быть не может, а потом вернулся в сторожку, бормоча на ходу о том, что люди нынче пошли странные и сами не знают, чего хотят.
В полной растерянности я направился к машине. Выходило, Дима не ошибся, и Холмс действительно похоронен на местном кладбище. Это – хорошая новость, а вот плохая состояла в том, что он не имел никакого отношения к происходящему, и Лени тоже убил не он. Но кто тогда? Оставались только Патрисия и миссис Гридл. Само собой, я ставил на последнюю. Легко было представить себе старуху с тесаком в руках и злобной усмешкой на лице. Но, к сожалению, одного моего воображения было недостаточно, чтобы обвинить её в убийствах. И потом, нельзя исключать возможность того, что убийца не входит в список наших знакомых.
Оставался открытым и вопрос потустороннего вмешательства. Ни у кого из нас не вызывало сомнений, что в этом убийстве замешаны сверхъестественные силы, и дело тут не только в профессиональном чутье. Есть несколько способов определить, относится ли гибель человека к разряду обычных убийств, или к ней приложил руку кто‑то из мира тварей. Во‑первых, многие представители нечисти, например оборотни или вампиры, оставляют характерные следы, вроде клочков шерсти или следов укуса. А демон или призрак создают на месте преступления специфическую ауру, очень похожую на ту чертовщину, которой был пропитан отель после убийства. Загадочные исчезновения людей, никто из которых так и не был найден, тоже выглядели, по меньшей мере, странно. А самое главное – Ксения почувствовала в «Замке» присутствие чьей‑то злой воли, а она в таких вопросах не ошибается. Можно, конечно, проверить ее ощущение при помощи приборов, которые измеряют общий электромагнитный фон помещения, или амулетов, чувствующих присутствие нечистой силы, но я не видел в этом особой необходимости. Показания приборов зачастую были субъективны, а их поведение зависело от множества факторов, которые никак не сказывались на способностях Ксении.
Итак, уверенность в том, что похитителем и убийцей (а то, что все пропавшие постояльцы были мертвы, я не сомневался) являлся не человек, была стопроцентной. Но у Холмса оказалось алиби, и теперь я даже не мог представить, в каком направлении нам вести расследование.
Глава 9. Исчезновение
В отель я приехал лишь под вечер. Оставив машину на стоянке, я направился в «Замок», теша себя надеждой, что моим близким удалось продвинуться в расследовании хоть чуть‑чуть дальше, чем мне самому. Я догадывался, какой фурор произведет моя новость, но восторга от этого не испытывал.
Немного задержавшись перед крыльцом отеля, я посмотрел на его фасад. Что ни говори, а место мрачное. Некоторые эзотерики считают, что бывшие владельцы каким‑то образом могут передавать свою энергию вещам. Не знаю, насколько это соответствует истине, но этот дом явно излучал тяжелую ауру. То, что произошло в его стенах два века назад, оставило на нем неизгладимый след, который ощущался до сих пор.
Я передернул плечами, пытаясь избавиться от чувства безысходности, охватившего меня при взгляде на отель. Огромным усилием воли я заставил себя подняться на крыльцо. Готов поклясться, что, как только я ступил на лестницу, ведущую к порогу, звуки улицы стали приглушенней. Я обернулся, чтобы проверить, не исчезло ли все, что находилось за моей спиной. Но нет, дорога и аптека на той стороне улицы были на своих местах, но только выглядели они так, как если бы они находились в другом мире, и меня отделяла от них прозрачная, но прочная стена. Это было похоже на черно‑белый фильм без звука. Мне даже показалось, что если сейчас я захочу повернуть обратно и спуститься с крыльца, у меня это вряд ли получится.
Видение длилось лишь долю секунды, спустя которую все вернулось на свои места. Проявились краски, звук проезжающих машин снова стал таким громким и четким, что я чуть не подпрыгнул на месте от неожиданности.
Какое‑то время я продолжал стоять, глядя на дорогу, то ли ожидая повтора видения, то ли просто боясь повернуться к улице спиной. Но ничего не происходило. Наконец я отвернулся от проносящихся мимо машин и поднялся к входной двери. Я списал увиденное на расшатанные нервы и плохой сон, так как другого объяснения у меня все равно не было.
Удар гонга, разнесшийся по дому и прекрасно слышный снаружи, вернул меня в реальность. Дверь открыла миссис Гридл. Она недовольно поморщилась, увидев меня, как если бы всерьез рассчитывала, что я больше не вернусь, но посторонилась и дала мне пройти. Прежде чем удалиться, она сообщила мне, что остальные сейчас ужинают.
Я посмотрел на большие напольные часы, украшавшие холл и будившие меня каждую ночь своим звоном. На них было полседьмого: это означало, что ужин, который начинался ровно в шесть, уже подходил к концу. Но я был голоден и направился в столовую. Я рассчитывал, что, несмотря на опоздание, меня все же не оставят голодным.
Компания была в полном составе. Даже Патрисия вышла к ужину. Надо заметить, выглядела она, как всегда, отлично. Вчерашнее недомогание никак не сказалось на ее внешности. На щеках Патрисии играл румянец, а ее карие глаза сияли, выгодно оттеняемые светло‑зеленым атласным платьем. Увидев меня, она улыбнулась и тут же попросила миссис Гридл принести еще один столовый прибор.
За ужином мы так и не заговорили на серьезные темы. Никто не спросил у меня, удачна ли была моя поездка, и я тоже предпочел не задавать вопросов. Дело было в присутствии Патрисии. Не то чтобы отец хотел что‑то от неё скрыть, но если бы девушка узнала, что я ездил на кладбище и был на могиле Холмса, она завалила бы нас вопросами. Пока что мы были не готовы посвятить её в настоящую причину нашего присутствия в отеле. А если все пройдет хорошо, то, возможно, нам вообще не придется ничего ей рассказывать. Ради её же блага, разумеется.
После ужина Патрисия, сославшись на плохое самочувствие (в которое мне с трудом верилось, так цветуще она выглядела), ушла к себе в комнату, а мы разместились в гостиной. Я заметил, что брат больше не сердится на меня, так велико было его желание поделиться со мной своими успехами и, конечно, узнать, что удалось выяснить мне. Правда, Ксения все еще выглядела обиженной, но уже не так серьезно, как накануне. Я чувствовал: чтобы быть окончательно прошенным, мне достаточно первым заговорить с ней. Решив уладить этот вопрос, как только представится случай, я успокоился.
Так как к вечеру снова похолодало, в гостиной растопили камин. Дрова еле слышно потрескивали в огне. Этот звук расслаблял, и я удивился, что еще недавно считал атмосферу отеля зловещей. Сейчас «Замок» походил на уютный приют для уставших путников. Аромат горящих дров напоминал мне какие‑то благовония, но никак не запах древесины. У меня вдруг мелькнула мысль, что неплохо было бы задержаться здесь подольше после того, как мы раскроем это дело.
Я посмотрел на отца. Он стоял у камина и хмурился, глядя в огонь. Рядом с ним в одном из кресел сидела Ксюша, и вид у неё тоже был отнюдь не безмятежный. Даже Дима выглядел встревоженным. Это немного обеспокоило меня, так как, по всей видимости, чувство умиротворения испытывал только я один.
Я поднял глаза на дверь, ведущую в холл, и увидел старуху. Она смотрела на меня с довольной усмешкой, и именно взгляд её маленьких злых глаз вернул мне способность критически мыслить. Я резко выпрямился на тахте и почувствовал, как спадает пелена окутавшей меня неги. На смену спокойствию и удовлетворенности снова пришла тревога, но я был этому даже рад. Странный сладковатый аромат пропал, сменившись запахом горящей сосны. Я увидел, как старуха недовольно поморщилась, что‑то пробормотала себе под нос и ушла.
По всей видимости, мой транс продлился не больше нескольких минут, потому что никто его не заметил. Но меня взволновало мое состояние. Сначала – видение у крыльца, теперь – это, не слишком ли много для одного дня? К тому же окружающие не испытывали ничего похожего. А ведь у меня не было никаких особых способностей мага; логичней было бы, если бы нечто подобное происходило с Ксюшей. Но, судя по всему, она ничего не заметила. Могло ли это означать, что все эти странности предназначены именно для меня?
– Влад, расскажи нам о своих успехах, – голос отца вывел меня из задумчивости. Только сейчас я заметил, что все смотрят на меня.
– Скорее уж о неудачах, – вздохнул я.
Я пересказал им кладбищенские новости, главная из которых заключалась в том, что тело Холмса кремировали еще в конце девятнадцатого века. Озадаченный этим известием, отец надолго задумался, отвернувшись к камину. Ксюша казалась вполне спокойной. Она заметила, что и без того была уверена, что в отеле нет призраков. Об этом ей говорило чутье мага. Но больше она ничего сказать не могла. Ну а Дима просто обрадовался, что добытые им сведения оказались верными, и Холмс действительно похоронен на местном кладбище. Он не сразу осознал, что мы по‑прежнему понятия не имеет, кто виновен в убийствах туристов.
После того, как все немного успокоились и переварили информацию, слово взял младший брат.
– Нам удалось найти несколько потайных ходов в стенах третьего и второго этажа, – с ходу заявил он, словно боясь, что его кто‑то может опередить. – Правда мы так и не догадались, как их открыть, – добавил он уже более сдержанно.
Я вопросительно посмотрел на отца.
– Эхолокатор уловил пустоты почти за каждой стеной в коридорах, – пояснил тот. – Вероятно, они полые. Мы не успели проверить номера и первый этаж, но думаю, там та же картина.
– Но вы так и не смогли попасть внутрь, – закончил я за него.
Отец кивнул в ответ:
– Сколько мы ни пытались, нам не удалось найти механизм, который бы отпирал вход в секретные лазы.
– А что, если двери, ведущие туда, открываются только изнутри? – предположил я. – Это вполне возможно, – согласился отец. – Но хотя бы один вход в подвал все же должен существовать.
Это было абсолютно верно. Холмс мог передвигаться по своим тайным ходам и лестницам, пускать газ в номера туристов, спускать их тела вниз по желобам, но ведь он должен был как‑то попадать в подвал. А значит, где‑то в отеле существовал, по крайней мере, один вход, по которому можно туда войти. Но дом слишком велик, и вход было не так просто найти. К тому же теперь, когда мы не знали, с каким врагом имеем дело, все еще больше осложнялось.
– Возможно, нам следует предложить мисс Блэйд на время покинуть отель, – задумчиво произнес отец.
– Вряд ли она на это пойдет, – сказал я без всякой посторонней мысли, искренне считая, что Патрисия скорее погибнет, чем бросит свое детище. Но мое замечание вызвало бурю негодования.
– Когда это ты успел так хорошо её узнать? – ехидно спросила Ксения. Дима тоже напрягся и внимательно посмотрел на меня.
Обескураженный такой реакцией, я даже не знал, что ответить. Но отец пришел мне на выручку:
– Честно говоря, мне тоже так кажется, – вмешался он, глядя на Ксюшу, отчего та тут же сникла. – Кстати, – добавил он, – мне звонил шериф. Он сказал, что им не удалось найти никаких улик.
– Мы на это не особо и рассчитывали, – напомнил Дима.
– Что верно, то верно, – пробормотал папа в ответ. Он выглядел подавленным и уставшим, и я вспомнил – он тоже не спал прошлую ночь. – Ну и кто же здесь забавляется, как думаете? – обратился он ко всем одновременно.
– Вампир, – тут же предположила Ксюша. Поймав мой свирепый взгляд, она в ответ лишь посмотрела на меня невинными глазами.
– Тогда где тела? – спросил отец.
– Но ведь вампиры едят подальше от людей. Возможно, где‑то недалеко есть заброшенное здание или пещера в горах, – выкрутилась девушка.
– Возможно, – Отец произнес это, растягивая гласные, чтобы выкроить время на раздумья, но потом покачал головой, – но вряд ли, – добавил он уже более уверенно. – Пропадали только постояльцы отеля. Будь это и в самом деле вампир, он бы не стал так привередничать.
Ксюша от досады закусила нижнюю губу, но промолчала, так как возразить ей, по сути, было нечего.
– Это может быть демон? – я спросил это, вспомнив рассказ Патрисии о предсмертном признании прадеда. Что если Холмс был не так уж неправ, когда говорил, что его душа принадлежала дьяволу?
Папа заинтересовано посмотрел на меня. Я видел – он мысленно взвешивает такую возможность.
– Это больше похоже на правду. Но демон должен в кого‑то вселиться, – наконец, ответил он на мои слова.
– Только не в Патрисию, – незамедлительно отреагировал Дима. – Я уверен, она ни при чем.
– Пожалуй, я с ним согласен, – поддержал я брата, так как искренне полагал, что девушка не имеет к убийствам никакого отношения.
– Мужчины! – фыркнула Ксюша еле слышно.
– Остается только миссис Гридл, – подытожил отец.
Я снова мысленно попытался представить старуху в роли беспощадного, одержимого бесами убийцы и, надо сказать, у меня это получил без труда. Было легко поверить, что именно она расправилась со всеми этими беднягами. И я видел: на лицах остальных отражаются схожие мысли.
– Что ж, это похоже на версию, – удовлетворенно кивнул отец. – Будем работать.
– Может, нам стоит питаться где‑нибудь в другом месте? – нервно хихикнув, предложил Дима.
– Не думаю, что это необходимо, – успокоил его папа. – Мы уже несколько дней живем в отеле и, как видите, все целы и невредимы.
– Кроме сторожа, – напомнил я.
Отец посмотрел на меня и добавил:
– Будьте осторожней.
На этом наша беседа закончилась. Так как уже было около девяти вечера, а мы практически не спали прошлой ночью, было решено разойтись по комнатам.
Я догнал Ксюшу у дверей её номера. Мне не хотелось провести еще один день в ссоре с ней, так что я решил извиниться.
– Ксения, – окликнул я её, – постой.
Она обернулась ко мне, её брови были нахмурены, а взгляд – суров. Похоже, помириться будет несколько сложнее, чем я предполагал.
– Я хотел извиниться перед тобой, – пробормотал я, втайне надеясь, что на этом все и закончится. Но не тут‑то было.
– За что? – спросила она, скрестив руки на груди.
Я почувствовал, что попался. Я понятия не имел, за что просил прощения, а Ксюша была убеждена, что, извиняясь, нужно осознать свою вину и искренне в ней раскаяться. В противном случае, по её мнению, извинения превращаются в ничего не значащую формальность.
– За все, – попытался я выкрутиться.
Но это, как я и подозревал, её не удовлетворило.
– Ты даже не знаешь, чем меня обидел, как же ты можешь просить прощения? – она отвернулась и открыла дверь номера, собираясь уйти.
– Ксюша, ты ведь приехала сюда не для того, чтобы ссориться со мной. К чему это все? – попытался я воззвать к её разуму.
Она снова обернулась ко мне.
– Я приехала, потому что думала, что за прошедшее время что‑то могло измениться, – ответила она шепотом, выглядя при этом скорее подавленной, чем сердитой.
– Мне жаль, но то, чего ты так ждешь, вряд ли когда‑нибудь случится, сколько бы времени не пришло. Если ты хочешь, мы можем быть друзьями. Я буду этому только рад. Но ничего другого я тебе предложить не могу, – я специально говорил твердым голосом, чтобы она, наконец, осознала, что это серьезно.
– Я знаю, – ответила она, прежде чем скрыться в комнате, – но ведь ты не можешь запретить мне надеяться.
Когда дверь за ней закрылась, я понял, что должны чувствовать люди, бьющиеся головой об стену. Никакие мои слова не могли поколебать желание Ксении добиться взаимности. Правда, говорят, что вода камень точит, но пока я не испытывал от её упрямства ничего, кроме раздражения.
Я спустился в свой номер. Дверь за моей спиной еще не успела толком закрыться, как я услышал стук.
– Войдите, – откликнулся я, и в комнату зашел мой брат.
Меня удивил не столько его поздний визит, сколько то, как подчеркнуто отчужденно он себя вел. Брат даже не стал садиться, так и оставшись стоять посреди комнаты.
– Что‑то случилось? – спросил я встревожено.
– Ничего, – ответил Дима, и я уже было успокоился. Но, как выяснилось, преждевременно. – Кроме того, что ты, похоже, решил, что все девушки должны непременно принадлежать тебе одному.
Я в недоумении уставился на него. Мне понадобилось некоторое время, чтобы понять: он говорит о Патрисии.
– Не говори глупостей, она мне совершенно безразлична, – это было чистой правдой, и я постарался придать своему голосу максимум убедительности.
– Может и так, но она определенно питает к тебе какие‑то чувства.
– Ну, знаешь ли, я не могу отвечать за всех, кто, как ты выразился, питает ко мне чувства, – я раздраженно отвернулся от него и принялся демонстративно развязывать шнурки кроссовок, давая понять, что разговор окончен.
– Она действительно очень мне нравится, – в голосе Димы появились просящие нотки.
– А она не старовата для тебя? – я попытался перевести разговор в шутку.
Дима промолчал, и я почувствовал укол совести.
– Я обещаю, что не стану добиваться расположения Патрисии. Более того, я буду стараться избегать её. Такой вариант тебя устроит?
– Вполне, – Дима довольно улыбнулся и развернулся к двери. – Спокойной ночи, – бросил он на ходу, прежде чем закрыть за собой дверь.
Я задумчиво посмотрел ему вслед. Неужели его увлечение этой девушкой было настолько сильным? Шестое чувство подсказывало мне, что это может обернуться для нас большими неприятностями.
Горячий душ помог мне расслабиться и забыть о влюбленном брате, и я погрузился в сон, как только моя голова коснулась подушки.
В следующее мгновение я открыл глаза, не понимая, что могло меня разбудить. Протянув руку, я взял с тумбочки свои наручные часы. В свете луны стрелки отсвечивали белым, и я увидел, что сейчас уже четверть второго. Мне показалось, что прошли секунды, тогда как на самом деле я спал уже несколько часов.
Меня охватило легкое беспокойство. Я был уверен, что проснулся не от того, что мне приснился дурной сон. Я настолько устал, что мне вообще ничего не снилось. Так что же меня разбудило?
Некоторое время я лежал, глядя на балдахин над кроватью. Глаза снова стали закрываться и я, пожалуй, даже задремал, когда вновь услышал разбудивший меня звук. Прямо над моей головой послышался еле различимый шум, или, скорее, возня, как если бы что‑то тащили по полу. Я мгновенно открыл глаза, а недавняя дремота тут же испарилась без следа. Пару минут я полежал без движения, прислушиваясь и ожидая повторения шума. Он не повторился, но я был уверен – это мне не приснилось.
Я почти сразу вспомнил, что над моей комнатой находится спальня Ксюши. Что она могла делать в такое время? Я предположил, что, возможно, после нашего разговора она не могла уснуть. Но ведь не мебель же она там двигала, в самом деле!
Я сел на кровати, потому что понял – все равно не засну, пока не узнаю, что там у неё происходит. Непонятная тревога заставила меня действовать. Быстро одевшись и старясь как можно меньше шуметь, чтобы не разбудить остальных, я вышел в коридор.
В доме было тихо. Единственным источником звука были напольные часы с маятником на первом этаже. Их тиканье доносилось даже сюда. Ступая как можно более осторожно, я поднялся на третий этаж. Из того, что у меня под ногами не скрипнула ни одна половица, я заключил, что дом неплохо отремонтирован.
Тихонько постучав в дверь Ксюшиной спальни, я замер в ожидании ответа. Скорее всего, она удивится, увидев меня на пороге своей комнаты и, возможно, неправильно поймет причину моего визита. Неприятно, конечно, но с этим недоразумением мы разберёмся, лишь бы с Ксенией ничего не случилось. Прошло несколько секунд, а ответа все не было. Предположив, что девушка просто крепко спит, я постучал еще раз, а потом еще и еще. Каждый раз я стучал все громче, но дверь мне так и не открыли. Вот тогда я заволновался по‑настоящему. Продолжая барабанить в дверь, я несколько раз позвал её по имени, пока не понял, что это бесполезно.
Уже не беспокоясь о том, что могу кого‑то разбудить, я сбежал на второй этаж и принялся стучать в дверь отца. Он открыл мне через пару секунд. У папы был сонный вид, но, увидев мое встревоженное лицо, он сразу совершенно проснулся.
– Что? – только и спросил отец.
Я коротко объяснил ему причину, заставившую меня разбудить его. Даже не дослушав меня, он скрылся в комнате и почти сразу вышел оттуда уже одетым.
– Буди Диму, – бросил он на ходу, направляясь к двери Патрисии.
Пока я расталкивал брата, отец успел рассказать Патрисии о создавшейся ситуации и попросить у неё запасной ключ от номера Ксюши. На наше счастье, она хранила все ключи прямо у себя в комнате, и за ним не пришлось далеко идти.