— Больше людей? — предположил Верт.
— Нет, гораздо важнее. — Аргонианин сделал многозначительную паузу. — Нам нужно хорошенько представить, что получится, если некоторые из Выгребных Ям прекратят действовать. Привлечет ли это чье-то внимание?
— Наконец-то! — губы скроу растянулись в широкую улыбку. — И с каких начнем?
— Тебе решать, — разрешил Мир-Глим. — Мне нужно внимательнее рассмотреть еще кое-что.
Все уходят в Клоаку Сущности, но она так же и производит множество полезного. На рассвете Мир-Глим цотправился к деревьям Спирали Края.
Летающий остров Умбриэль представлял собой корявый конус, острием направленный книзу. Внутренняя полость его называлась Клоакой Сущности, но большинство населения жили все-таки в каменных стенках. Обиталища, изысканные дворцы из металла и хрусталя, лордов располагались по верхней кромке. Но по внешней кромке раскинулся совершенно иной мир — огромные деревья, чьи корни пронизывали насквозь каменное основание, где жидкость из Клоаки питала и увлажняла их, чьи сучья и ветви раскинулись в стороны от острова наподобие огромного кружевного воротника, извиваясь прихотливыми завитками. Они стали прибежищем для удивительных птиц и необычайных садов, в которых выращивали плесень, орехи, плоды, где верещали напоминающие обезьян твари.
По сравнению с Клоакой аргонианину это место нравилось больше любого другого. Частично это объяснялось чувством свободы, которое охватывало его здесь, частично дружелюбной обстановкой, воспринимаемой неосознанно, но дававшей ощущение сопричастности, утраченное им много месяцев тому назад.
Открывавшийся вид, тем не менее, доставлял беспокойство. Если устремить взгляд к горизонту, то красота природы завораживала — бескрайняя равнина, заросшая лесом, невыразимо прекрасным издали. Однако если смотреть прямо вниз, то приходили совершенно иные чувства. На любой открывшейся поляне шагали тысячи мертвецов, оживленных личинками Умбриэля.
|
|
Как раз сейчас остров летел над безлесной равниной. Летающий город поменял направление, устремляясь к горам, возвышавшимся на востоке. Теперь под ним раскинулись снега и голые осыпи. Немногочисленные деревья не могли укрыть армию «немертвых». Они казались неисчислимыми, и что, возможно, причиняло наибольшие мучения, шагали, разбившись на отряды, словно сохраняли какое-то подобие разума.
— Давно тебя не видела, — проворковал нежный женский голосок.
Мир-Глим повернулся, уже зная, кого увидит.
— Здравствуй, Фена, — сказал он.
Если принимать во внимание темно-серый цвет лица и красные глаза, она могла бы считаться женщиной-данмером, лет эдак двадцати от роду. Только данмером она была не больше, чем Верт — человеком. И, поскольку обитатели Умбриэля рождались взрослыми, аргонианин прикинул, что вряд ли ее возраст насчитывал больше пяти или шести лет. Одевалась она в широкую рубаху, сегодня зеленую, и короткие штаны до колен желтого цвета.
— Ты принес мне еще орхидейных креветок? — спросила Фена с надеждой.
— Нет, — ответил Мир-Глим. — Но может быть, тебе понравится вот это?
С выражением незамутненного восторга на лице, она взяла протянутую сумку. Но заглянув в нее, в замешательстве отвела глаза.
— Личинки кальмара, — объяснил аргонианин.
Фена вытащила из холщового мешка блестящую зеленую тварь, величиной не больше акульего зуба. С более широкой части трубки свисали влажные щупальца.
|
|
— Крепкие, — сказала она, попытавшись раскусить раковину.
— Дай сюда. Я покажу тебе, как с этим управляться.
Мир-Глим крепко сжал моллюска пальцами, да так, что треснула раковина, а потом осторожно извлек мягкое содержимое. Фена взяла личинку из его рук, прожевала, а потом широко улыбнулась.
— Вкусно, да? — обрадовался Мир-Глим. — Они живут в море рядом с Лилмотом — моей родиной. Наверное, собиральщики поймали несколько штук внизу и запустили в Клоаку для выращивания.
— Просто восхитительно! — согласилась она. — Ты всегда чем-нибудь удивляешь меня.
— Рад хоть чем-то помочь, — кивнул аргонианин.
— Жаль, что я не могу отплатить тебе за заботу, — вздохнула Фена.
— Сегодня сможешь. Расскажи мне побольше о деревьях.
— О деревьях?
— Да, — он постучал кулаком по ближайшей ветви.
— Я не знаю, что именно нужно рассказывать о них, — пробормотала она.
— Ну, ладно, — ответил он, размышляя, с какой стороны лучше подступить. — Я заметил, что на них растут орехи, плоды, даже зерно, во всяком случае, что-то похожее. А что еще?
— Что еще?! — Фена захлопала в ладоши. — Соль и сахар, уксус и вино, кислота и сера, железо и стекло. У наших деревьев — дар создавать, только нужно объяснить им, что от них хотят.
— Кто с ними разговаривает?
Она задумалась.
— Ну, я не могу точно сказать... Большинство того, что они создают, делается уже очень давно. Они, наверное, уже и забыли, кто их научил. Или, как мне кажется, просто не говорят об этом. Они только сообщают, когда закончат выращивать и пора собирать урожай, или когда что-то им не нравится и нужно дать знать в кухни, чтобы устранили причину.
|
|
— Постой-ка! — воскликнул Мир-Глим. — Деревья говорят с тобой?
— Конечно! А разве ты их не слышишь?
— Еле-еле... — согласился аргонианин. — Едва заметно. Но что же это значит?
Ее глаза внезапно расширились. Мир-Глим осознал вдруг, что встопорщил спинной гребень и испускает боевой запах. Он постарался взять себя в руки.
— В чем дело, Глим?
— Все дело во мне. И в моем народе, который уничтожили.
— Не понимаю. Но я вижу, как ты расстроился. Может, объяснишь мне?
Он надолго задумался. Аннаиг советовала ему не доверять девочке, она не доверяла никому на Умбриэле. Но Фена всегда ему помогала.
— Я попытаюсь объяснить, — начал он, наконец. — Объясню, поскольку это может помочь тебе. Не бойся прервать меня, если мои слова натолкнут тебя на какие-то мысли.
— Я готова, — отозвалась она.
— Кое-что я рассказывал тебе раньше. Я родом из местности под названием Чернотопье. Мой народ называет себя саксхлил, а все остальные — аргонианами.
— Я помню. Ты говорил, что все твои соплеменники одни и те же,
— Одни и те же? Ну да, по сравнению с вашим народом. У нас у всех чешуя, все мы умеем дышать под водой, другие способности. Когда вы рождаетесь, ваше обличье выбирает сам Умбриэль. А наше предается... э-э-э... по наследству.
— Что ты имеешь в виду?
— Сейчас это не столь важно. Поговорим когда-нибудь потом. А важно то, что в Чернотопье живет еще одна раса — Хист. Они — разумные деревья, а мы с ними связаны. Их много, но они — едины, поскольку связаны корнями. И мы тоже соединены с этим корнем. Есть мнение, что Хист создали аргониан, чтобы иметь возможность видеть те уголки мира, куда не могут дотянуться сами. Они могут призывать нас и отсылать нас. Когда нас нарекают, то дают пригубить сок Хист и мы изменяемся. Иногда чуть-чуть, а иногда и очень сильно.
— Что ты подразумеваешь под «изменяемся»?
— Несколько десятилетий назад в наш край вторгся Обливион. Хист предвидели, что это произойдет, и сообщил моему народу, живущему в Чернотопье. И тогда многие из нас изменились, подготовились к грядущей войне. Стали быстрее, сильнее, получили возможность противостоять ужасным тварям.
— Я начина. понимать, — призналась Фена. — Ты хочешь сказать, что Хист во многом похожи на деревья Спирали Края.
— Да. Но они не одно и то же. Они не обращаются ко мне, как это делали Хист. Но ты утверждаешь, что они говорят с тобой.
— Не словами, — покачала головой она. — Они чувствуют, испытывают потребность в чем-то и сообщают об этом. Я не могу вообразить, чтобы они замышляли борьбу, как ты рассказываешь о Хист.
— Но их сок меняет предметы и существа подобно соку Хист.
— О, да. Но, как я уже упоминала, их нужно попросить. — Фена положила ладонь Мир-Глиму на плечо. — Все еще не могу понять, почему это так тебя заинтересовало?
— Как предполагается, Хист объединены, — пояснил аргонианин. — Но иногда некоторые деревья словно сходят с ума, разрывают связь с остальными. Это происходило и раньше в моем городе, произошло и опять, незадолго до вторжения вашего летающего острова. Отрекшиеся деревья духовно близки с Умбриэлем, ты понимаешь? Они помогли уничтожить множество моих соплеменников, чтобы они служили в армии «немертвых» ваших лордов. И сейчас мне пришла в голову такая мысль — а не могли они призвать Умбриэль в наш мир? Ты можешь вспомнить...
Фена глубоко задумалась, взгляд ее стал рассеянным и мутным. Ящер терпеливо ждал.
— Мы плыли в пустоте, — заговорила она. — Ничего вокруг. И вдруг деревья запели странную песню — ничего подобного я никогда не слышала. Они все пели и пели. Никто не мог припомнить, чтобы подобное происходило раньше. А потом мы оказались здесь. Они и сейчас поют, но теперь уже очень тихо. Прислушайся.
Она прижала ладонь Мир-Глим к коре. Шершавая поверхность дерева и мягкая теплая рука на мгновение оставались его единственным ощущением. Но когда Фена замурлыкала простенькую мелодию, в его голове будто что-то отозвалось, негромкое воркование, казалось, было всем, что он услышал от Спирали Края перед тем, как провалился в тысячеголосую песню, согласную с мелодией Фены. Словно каждый лист, каждое зернышко выпевали свой звук или последовательность звуков. Аргонианин узнал эту песню, он знал ее еще до своего рождения. Ее пели Хист.
Но песня деревьев Спирали Края слегка отличалась, будучи проще, без затей. И, тем не менее, она втянула аргонианина в себя, лишила дара речи, заставила забыть обо всем. Долго, очень долго он стоял на коленях, ладонь Фены лежала на его ладони. Он чувствовал себя новорожденным, опустошенным, одиноким.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Большинство ловушек очень просты, — размышлял Колин. — Именно поэтому они срабатывают».
Жилье Делии Хьюэрк выглядело простым. После ее смерти там поселился новый владелец — торговец коврами, каджит по имени Лвеф-Дин, так что инспектору пришлось дожидаться, когда он уйдет. В старом доме, наполненном тенями, воспоминаниями и утраченными надеждами, Колин легко сумел открыть магическое зрение. И там была она — легкий призрак поджидал его. Обычно духи умерших уходят далеко, за исключением мест силы, способных удержать и подпитывать их. Дом с первого взгляда походил на такое место и не разочаровал посетителя.
Но, присмотревшись, он понял, что перед ним не Делия. И даже, если разобраться, не привидение. Это было нечто, оставлено нарочно против таких, как он. Оно отвело Колину сверхзрение своим переменным кошмарным обликом, а потом, полностью ворвавшись в мир Мундус, нанесло удар. Инспектор не сумел избежать прикосновения и, несмотря на то, что атаковавшее его создание не являлось материальным, нестерпимая боль пронзила подставленную руку — каждую мышцу, каждое сухожилие, каждую косточку. Сперва Колину показалось, что руку ему оторвали, но она оставалась на месте, разве что скрученная невероятной судорогой.
Не раздумывая, он кинулся на пол, одновременно выхватывая нож — навыки, привитые за время обучения, сработали сами собой. Когда тварь придвинулась, он полоснул ее блеснувшим клинком. Призрак, задрожал и издал высокий, на пределе слышимости звук, от которого в доме задребезжали стекла.
Значит, добрая сталь тебе не нравится? Колин намотал на ус, что сможет хотя бы отгонять призрака. Кем бы тот ни был, но его отпугивали заклинания, вплетенные в клинок.
Но инспектор не был уверен, что нанес противнику хоть какой-то ущерб, а потому отступил, стараясь сосредоточить на нем все внимание, забыть ощущение пожирающей руку смерти, и понять, наконец-то, с чем ему довелось столкнуться.
Тварь атаковала вновь, но Колин успел заметить нечто похожее на сердцевину и ткнул туда острием. Но ощутил сопротивление. Призрак завизжал, содрогаясь, но его мучения не передались болью в руку инспектора, который нанес удар снова и снова. Желтоватый туман хлестнул его по голове, пронзая мозг, будто бритвенной остроты лезвие. Мельтешащие цветные пятна, потекли через него. Колин перестал чувствовать руки и ноги и понял, что опять валяется на полу.
Привидение нависло над ним.
Разум парня словно отделился, воспарил над телом. Колин отвел глаза от твари и устремил взгляд внутрь себя, обнаружив крошечный огонек, не из этого мира и даже не из Обливиона, а из Этериуса, царства чистого света и магии.
Когда боль и холод заполонили его душу, Колин превратил звезду в солнце.
Сила и свет рванулись через стиснутые веки, через рот и ослепительное сияние разнесло привидение в клочья, как сильный ветер рассеивает дым. Не издав ни звука призрак мгновенно исчез, не оставив и следа.
Некоторое время Колин лежал, наблюдая лишь, как слабо вздымается и опадает его грудь, стараясь вспомнить, зачем сюда забрался. Место он тоже не узнавал. Не мог даже пошевелиться.
Он испугался бы, если бы не устал так сильно.
Из противоположного угла комнаты на него смотрела молчаливо и неподвижно незнакомая женщина.
Колин вспомнил себя мальчиком в городе Энвил, который смолил лодки и мог часами вглядываться в морской горизонт, рисуя в воображении дальние земли. Вспомнил мать, чья спина ссутулилась от постоянной стирки чужой одежды.
Колин вспомнил, как убил человека. Он не знал, как его зовут. Дело было на мосту, где незнакомец любовался игрой бликов на водной глади. Увидев нож, он попытался защититься голой рукой. Он умолял Колина о пощаде, но парень вонзил в него клинок и отнял жизнь.
Колин вспомнил, что убийство стало заключительным испытанием перед назначением его на должность инспектора.
А вместе с вернувшейся памятью пришло ощущение собственных рук и ног. В них будто воткнулся миллион острых иголочек.
Когда он поднялся с пола, то уже полностью осознал себя. Уставился на по-прежнему безмолвную женщину. По густым вьющимся волосам и волевому красивому лицу в ней без труда угадывалась редгардка. На глазок лет пятидесяти от роду.
— Вы — Делия Хьюэрк? — спросил Колин.
Ее глаза дернулись при звуках имени, но не более того.
Некоторые призраки помнили все, некоторые все забывали. Кое-кто даже не осознавал, что умер.
— Вы ездили в Чернотопье с первым министром Хьеремом. Вы помните это?
Голова приведения слегка повернулась. Глядя сверху вниз, она приподняла руку.
Проследив за ее движением, Колин увидел, что Делия указывает на плинтус. Подойдя к стене, он нашел тайник, вытащил из него сумку из мягкой кожи, внутри которой обнаружил тетрадь.
— Я могу это прочесть?
Призрак махнула рукой, но не ответила. Поэтому инспектор раскрыл находку. По большей части страницы были исписаны на тамриэлике с некоторыми вставками на йоку, языке редгардов, который Колин немного знал. Записи представляли собой дневник и, перелистав его до конца, парень обнаружил строки о путешествии в Чернотопье. Но едва он углубился в чтение, как услышал шаги в соседней комнате. Только теперь он понял, что провел на полу большую часть дня.
Колин выпрыгнул в окно, захватив с собой тетрадь. Делия молча следила за ним, не возражая.
Солнце садилось и почти не давало света, но Колину не хотелось расставаться с его лучами, чтобы попытаться забыть ту тварь в доме. Проходя через рыночную площадь, он купил яблок, пирог со свининой и лимонную воду у разносчика, а потом нашел укромное местечко на крыше дома с видом на переулок позади жилища Летины Арес. Там он перекусил, читая дневник, изредка прерываясь, чтобы отогнать голубей, претендующих на крошки.
Из подробного описания подготовки к путешествию, сделанного Делией, Колин понял, что женщина считала, будто император знает об их поездке. Хьерем пояснил сопровождающим, что строгая тайна и окольный путь призваны помешать врагам Империи разгадать их планы. На тайную встречу с Ан-Зайлиль Делию не пригласили, но она решила, что договоренности были достигнуты. При этом она пребывала в уверенности, что Хьерем предложил ящерам союз против Талмора, но о подробностях переговоров министр не распространялся. Наибольший интерес представляло описание некоего тайного ритуала с Городским деревом, в котором принял участие Хьерем.
Вот, что она писала:
«Дерево воистину огромно. Выше него я видела только в лесах Валенвуда, но Хист толще и раскидистее. И я постоянно ощущала чье-то незримое присутствие. Никогда особо не доверяла рассказам аргониан, что их деревья мыслят, но тут, в непосредственной близости, я перестала сомневаться в их правоте. И еще... Мне показалось, что я чувствую определенную недоброжелательность, хотя, вполне возможно, виной тому разыгравшееся воображение. Ведь обстановку в целом можно было назвать какой угодно, но только не дружественной. Все до единого ящеры, входящие в Ан-Зайлиль, отличались высокомерием и грубостью манер, а сам город — сплошная гниль и трущобы. С того мига, как я вошла в Лилмот, самым горячим моим желанием стало — покинуть его, как можно скорее.
Но министр, напротив, пребывал в приподнятом состоянии духа, едва не ликовал.
Ан-Зайлиль пели дереву. Ужасная мелодия, беспорядочное сочетание звуков, которое длилось столь долго, что я устала и отошла в сторону. В некоторое мгновение министр Хьерем присоединился к хору, но в совершенно иной тональности. Он разжег небольшую жаровню, так что уверена — он свершал некое колдовство. В ранние годы он входил в верхушку Гильдии Волшебников, пока она не развалилась окончательно. Поэтому я знала о его способностях к магии и, тем не менее, удивилась.
Согласно моим впечатлениям, министр к кому-то обращался, так как слово «Умбриэль» он повторил много раз. По-моему, это имя, хотя на каком наречии — не знаю. Хотя, вполне возможно, я и ошиблась. Ведь никто не появился, хотя все участники выглядели довольными донельзя.
Завтра мы плывем обратно, моему счастью нет конца и края».
Колин продолжал читать, обнаружив еще один, достойный интереса отрывок. В нем Делия упомянула, что начала размышлять — знал ли император о путешествии министра в Чернотопье и отдавал ли соответствующие распоряжения? Поломав голову, она решила напрямую задать вопрос Хьерему. Последние несколько строк инспектор пробежал глазами, ощущая озноб:
«Сегодня за обедом Хьерем продолжал убеждать меня, но сомнения мои не развеялись. Назавтра я испросила встречи у императора. Придется задать вопрос лично его величеству. Надеюсь, с утра буду чувствовать себя лучше. Кишки мои скручены в узел, суставы нестерпимо ломит. Должно быть, мне не подошел этот суп».
Колин перелистал дневник к началу, но уже смерклось и буквы сделались неразличимыми. Он уселся спиной к дымоходу, глядя на темное окно Летины Арес. Луны не взошли, но ярко сияли звезды, не закрытые ни единым облачком. Парень расслабился, позволяя ночной прохладе окутать себя. Вдалеке кричали козодои, трепетали крыльями летучие мыши, раздался одинокий вопль совы-сипухи. Квакали древесные лягушки, трещали цикады. На рыночной площади залаяла собака, ей отозвалась другая, поблизости, и вскоре к ним присоединился целый хор ото всех уголков города. Неподалеку парочка спорила по поводу цены за моллюсков, купленных на обед, а ночной бриз нес нежные звуки, напоминающие лютню.
Сейчас Арес навещала сестру. Колин располагал несколькими часами спокойного ожидания. Не слишком-то много, чтобы решить — показывать Летине дневник или нет? В самом ли деле она работала на императора?
Не так давно Колину приказали отыскать принца Аттребуса. Его высочество, тайно и вопреки воле отца, отправился, чтобы найти летающий город и противостоять его угрозе. Далеко он не ушел. Инспектор обнаружил место, где всех его телохранителей безжалостно перебили — изначально предполагалось, что Аттребус пал вместе с ними. Героический образ принца, следует заметить, возник исключительно благодаря кропотливому труду его отца и министров. Все сражения и поединки, которые он выигрывал, были подстроены, сказители и певцы, восхвалявшие его подвиги, оплачивались государством. Сам же Аттребус об этом и не догадывался, лишь несколько человек из его ближайшей охраны были посвящены в подробности обмана. Всякий раз, когда его высочество намеревался свершить очередное славное деяние, его помощник Гулан спешил сообщить в канцелярию первого министра.
Но в этот раз... В этот раз все пошло наперекосяк. Принц угодил в засаду. Именно расследование этого дела навело Колина на Летину Арес. Он узнал, что Гулан, не изменяя привычкам, явился к ней с докладом, а после выяснил, что именно она стояла за нападением на отряд Аттребуса. Установив слежку, инспектор прошел за женщиной до того дома, где она — чему он был свидетелем — убила главаря шайки преступников, помогавшего ей, вместе с телохранителями и домочадцами. Но Колин до сих пор не знал, вызвала ли она заклинанием какое-то чудовище или сама превратилась в тварь, учинившую бойню.
И все-таки Летина Арес отпустила его живым...
Большинство ловушек очень простые.
Он вздохнул, пригладил волосы пятерней, ощущая на щеке легкий ночной ветерок.
Сперва Колин услыхал странный шорох, так или иначе выбивающийся из привычных звуков, а потом открыл глаза.
Приблизительно в пятнадцати ярдах от него в тени прятался человек, одетый черную, простеганную безрукавку, какую носили многие из Темного Братства, действующего в последние годы довольно скрытно. Его напарник виднелся на фоне звездного неба, стоя на коленях на крыше дома через переулок. На глазах Колина он скользнул вниз по веревке, слишком тонкой и вдобавок выкрашенной в темный цвет, чтобы быть различимой ночью. Подобно пауку человек завис напротив окна Летины. На мгновение стекло отразило звездный свет, когда створка раскрылась, а через пару удар сердца вновь закрылась.
Озябнув под порывом ветра, Колин понял, что вспотел.
Кто-то хотел смерти Арес.
Инспектор, решая что же ему делать, колебался достаточно долго, чтобы устыдиться. Если она умрет, у него появлялась надежда выйти сухим из воды.
Но с другой стороны, не разгадав загадку, он мог стать свидетелем гибели Империи, осознавая, что мог вмешаться, но побоялся.
И кроме того, в Летине он ощущал светлое начало и некую незащищенность...
В этот миг он постиг ее сердце. Она была тем, кем он, скорее всего, станет через несколько лет. В ее душе плескалась усталость и пустота. Хотя он все еще не решил, верит ли он ей, на одной ли они стороне в этой борьбе?
Летина Арес не должна умирать сегодня.
Колин глянул на небо. Как раз подошло время ей возвращаться домой. Убийца, наверняка тоже это знал.
Веревку инспектор с собой не носил. Попытаться прыгнуть в окно? Главный довод против такого поступка заключался в том, что сделать это бесшумно невозможно. Перебраться на соседний дом, спуститься на мостовую и встретить женщину у дверей, чтобы предупредить ее и избежать таким образом схватки?
Но в следующий миг он увидел свет в окне — не в самой комнате, а рассеянный, попадавший из другого помещения.
С проклятиями, Колин отошел от края крыши на несколько шагов, прикинул расстояние и прыгнул с разбега.
Пальцы ног коснулись подоконника и парень подался вперед, прикрывая глаза локтем. Стекла разлетелись вдребезги, но деревянная рама выдержала удар и отбросила Колина, который повис над переулком на высоте тридцать футов. Выбив ногой остатки стекла, он сумел зацепиться за створку, распахнувшуюся настежь. Ударившись спиной о каменную кладку, парень охнул, но оттолкнувшись, вернулся назад и забросил ноги в комнату.
И в этот миг, когда Колин не помышлял о защите, что-то ударило его.
Кувыркнувшись мимо неясного пятна, Колин потянул из-за пояса нож, запоздало заметив, что его ладони скользкие от крови.
С глухим стуком на пол упал кинжал, когда инспектор вскочил и увидел прямо перед собой спину убийцы, который держал в левой руке темное лезвие, а правой тянул нечто сверкающее из-под полы безрукавки. Воздух со свистом ворвался в легкие Колина и в следующий миг время замедлило ход. Золотой свет затопил комнату. Его руки двигались, но слишком медленно. Потом инспектор ударился о стену, сполз, едва не закричав от резкой боли, но сдавленное горло не слушалось.
Его противник привалился плечом к книжному шкафу у противоположной стены. Он издал горлом звук, похожий на рычание и двинулся к Колину. Шаг, второй... На третьем его колени подкосились и убийца рухнул на пол лицом вниз. Между его лопаток торчала окровавленная рукоять ножа, принадлежавшего инспектору.
Застонав, Колин поднялся на подкашивающиеся ноги. Шепотом вознес молитву Дибелле, хотя сомневался, что она услышала. Он сомневался даже в том, что сможет долго простоять. Подойдя к лежащему человеку, парень вытащил темный кинжал из его руки, воткнул острие между первым и вторым позвонком у основания черепа и хорошенько придавил. Только после этого оглядел себя.
Его руки были иссечены битым стеклом, но не настолько, чтобы раны представляли угрозу для жизни. Хуже, что клинок убийцы вспорол ему мышцу на груди и разрез дошел до плеча. Осознание реальности вернулось к парню и он понял, что кинжал должен был проткнуть сердце, но, очевидно, соскользнул по кости. Ну, в любом случае, если лезвие не отравлено, то он выживет.
Неожиданно боковым зрением он увидел второго убийцу, запрыгивающего в окно. Колин попытался развернуться к нему, но понял, что не успевает.
Раздался подобный грому хлопок, человек отшатнулся, а в следующий появилось нечто ужасное. Инспектор успел заметить зеленый блеск чешуи и серповидные когти. Человеку почти удалось закричать до того, как его внутренности разлетелись по комнате. После тварь, порыкивая, обернулась к Колину.
— Стоять! — раздался решительный голос, и дейдра замер на месте, тяжело дыша.
Это Летина Арес остановила чудовище. Ее глаза распахнулись шире, чем когда бы то ни было, придавая ей удивительно юный вид. Рукав белой рубахи пропитала кровь, а красноватое пятно на скуле под глазом, по всей видимости, вскоре должно было превратиться в синяк.
— Ищи и охраняй, — приказала она дейдра и тот неохотно повернулся к окну.
— Откуда ты... — начала, тяжело дыша, Летина, и Колин насторожился.
— Подойдите ко мне, — попросил он. — У вас есть еще раны?
— Я не заметила его, — отвечала женщина, оглядывая себя. — И не услышала. И не успевала защититься.
— Позвольте мне осмотреть рану. Поднимите руку, — проговорил Колин, внимательно изучая ее запястье. К счастью, порез оказался неглубоким.
— Я услыхала звон разбитого стекла, оборачиваясь, вскинула руку, но он уже был рядом.
— Стекло разбил я, — признался инспектор, продолжая высматривать более-менее опасные порезы.
— Не поняла...
— Я сидел на крыше на той стоне переулка и видел, как они забирались в дом.
— Они пришли убить меня. — Ее дыхание оставалось учащенным, а кожа казалась гораздо горячее, чем должна быть.
— Это и так понятно, — пожал плечами Колин.
— И убили бы, если бы не ты.
— Ну, второй запросто мог убить меня.
— О, боги, ты же истекаешь кровью...
— Ничего серьезного, — ответил он. — Но, кстати о кровотечении. Ваша рука...
Она взглянула на свое запястье, а потом подняла глаза на Колина. Только теперь он осознал, что одна его ладонь лежит у нее на плече, а вторая на талии. Он почувствовал, как ее тело вздрогнуло, а потом что-то изменилось в выражении глаз.
«Глупо, — подумал парень. — Как глупо»...
Ее кожа напоминала расплавленный металл. Когда их губы соприкоснулись, Летина со свистом потянула воздух в себя, будто пыталась опустошить его легкие. Колин обонял запах жженой гвоздики и почувствовал стремительный прилив сил, какого никогда прежде не знал, в особенности после двух схваток на пределе возможностей. Крепко обнявшись, они упали на ковер, торопливо расстегивая пуговицы и распутывая завязки на одежде.
Соленый пот жег их порезы, но какое это имело значение?
ГЛАВА ШЕСТАЯ
— Остановимся здесь, — выкрикнул капитан Фолкус. — Бреннус, Мазгэр! Возьмете еще троих и проверите поселок!
— Слушаюсь, капитан, — ответила Мазгэр, стараясь скрывать усталость в голосе.
Потом, осознав, что нарушила субординацию, оглянулась на Бреннуса.
— Меня учили другому, — сказал тот. — И мы оба это знаем. Можешь выбирать солдат.
Он кивнула.
— Мертун, Тош, На-Наша, ко мне!
Ее спутники тоже ужасно устали, но орка больше всего переживала за Бреннуса. Он был ученым, а не воином и не боевым магом, хотя его знания и умения спасали ей жизнь несколько раз только за истекшую неделю. Но его подготовка не предполагала долгих пеших переходов, что начинало сказываться.
Им удалось вырваться на юг из окружения, в которое они угодили на хребте, но все лошади и едва ли не половина людей погибли. С тех пор они опережали «немертвых» тварей, но совсем немного. Поэтому, отряд угодил в довольно сложное положение, не имея возможности охотиться или рыбачить для пропитания. Их преследователи широкой волной катились через горы в графство Чейдинхол.
Разведчики наполовину сбежали, наполовину скатились по склону к поселку, если подобное наименование уместно было использовать по отношению к десятку хижин, кольцом охвативших площадку с утоптанной землей и колодцем посредине. На сруб Мазгэр глянула с тоской, понимая, что, прежде чем напиться, придется немного поработать.
На площади слонялись человек семь, но к тому времени, как пришельцы поравнялись с ними, из домов подтянулись еще люди. Ни один из них не держал в руках оружия, так что опасности поселяне не представляли.
— Мы — солдаты Империи! — громко объявила Мазгэр. — Кто из вас здесь старший?