От толпы отделилась пожилая редгардка с курчавыми седыми волосами.
— Полагаю, что я. Меня зовут Сэрия. Я — назначена сюда поддерживать порядок от Горной Стражи.
— Сэрия! — обратилась к ней Мазгэр. — Задержи своих людей еще немножко. Мы не собираемся причинять вреда.
Несмотря на возмущенные выкрики Сэрии и остальных, кто собрался на площади, они быстро обошли все дома, один за другим, только подтвердив первоначальное предположение, что здесь жили фермеры и охотники. Потом орк свистнула — один короткий, один длинный, два коротких.
Через некоторое время с холма спустился капитан Фолкус с остальным отрядом.
— Капитан! — доложила Мазгэр. — Это — Сэрия, блюститель порядка.
— Что здесь происходит, капитан?! — возмутилась редгардка. — С каких это пор имперские солдаты обыскивают дома без дозволения?
— Согласно приказу его величества или во время боевых действий, сударыня, — ответил Фолкус. — Вы и все ваши люди находитесь примерно в половине дня пути от смерти. Безжалостной и неумолимой.
— О чем идет речь? — удивилась Сэрия.
— Горная Стража? Ну-ну... — Фолкус сплюнул. — Не очень-то надежно вы сторожите. — Он повысил голос. — Слушайте сюда. У вас есть не больше четверти часа, чтобы собрать пожитки. Берите с собой только пищу, еду и оружие. Всех лошадей, которые у вас есть, я приказываю привести сюда и немедленно передать моим людям.
— По какому праву вы изгоняете нас из жилищ? — возмутилась Сэрия.
— Просто я не хочу, чтобы вы все погибли, — устало ответил Фолкус. — Я намерен привести вас к воротам Чейдинхола до того, как твари нас настигнут. Но если вы собираетесь задерживать меня дурацкими спорами или еще чем-то, то, по всей видимости, вы все хотите умереть. Даже сейчас, беседуя с вами, я теряю драгоценное время. Поэтому, выполняйте приказ! Немедленно!
|
Глаза блюстителя порядка расширились, но она держала язык за зубами. Никто не смел возражать Фолкусу, когда в нем прорезался командный голос. В этом он ничем не уступал самому императору.
Они по очереди подошли к колодцу, напившись волю, а также заполнив фляги, а тем временим жители поселка привели полдюжины лошадей — всех, которые нашлись. Четверых из них запрягли в крытые повозки, чтобы везти детей и стариков, а на оставшихся взгромоздились Фолкус и Куур, боевой маг.
Снова поднялся ропот, из-за чего общий сбор занял куда больше четверти часа, но вскоре они вели сорок человек, возрастом от двух месяцев до шестидесяти лет, вниз по размытой дождями тропе, которую лишь с большой натяжкой можно было назвать дорогой.
Мазгэр и Бреннус пристроились около одной повозки. Ученый выглядел замучено.
— На телеге есть еще место, — предложила орк.
— Я отлично себя чувствую, — проворчал он. — Спасибо Акатошу, мне не приходится тащить столько костей и мускулов, как тебе.
— Ну, конечно, главная твоя тяжесть в голове, — усмехнулась она и добавила. — Я серьезно. Небольшой отдых тебе не помешает.
— Он может сесть на мое место, — раздался детский голос. — Я хочу пройтись.
Заглянув в повозку, Мазгэр увидела ребенка в коричневых полотняных штанах и желтой суконной рубахе.
— Видишь? — сказала она. — Мальчик готов уступить тебе свое место.
— Готов, — подтвердил ребенок. — Но я не мальчик.
Мазгэр внимательно оглядела каштановые локоны, вздернутый нос и хрупкое телосложение.
|
— Значит, девочка, — поправилась она.
— У меня все в порядке, — упрямо повторил Бреннус.
— Залазь! — воскликнула девочка, спрыгивая на тропу. — Мне уже семь лет. Я могу идти так же быстро, как и любой взрослый. А может, и быстрее.
Ученый покачал головой, но на следующем шаге споткнулся.
— Ну, ладно, — нехотя согласился он. — Если подумать...
— Вот это правильно, — заметила Мазгэр. — Ты нам нужен свежим и отдохнувшим, когда «червивые» попробуют подобраться ближе. И это самая истинная правда.
Она ожидала ответную остроту, но Бреннус только кивнул и попытался вскарабкаться на бортик телеги. Орк помогла ему легким толчком.
— Туда! — А потом повернулась к девочке. — Думаешь, что сможешь не отстать от меня?
— Я могу угнаться за кем угодно.
— А вот поглядим.
— Ты — орк? — спросила девочка.
— Это она-то? — подал голос слегка оживший Бреннус. — А я сижу и думаю, не живут ли где-то в любви и согласии медведь и свинья.
— О чем ты? — удивилась девочка.
— Не обращай на него внимание, — ответила Мазгэр. — Он просто уговаривает меня расквасить ему нос.
— Зачем?
— Некоторым людям это нравится.
— Ух, ты! Я хотела бы посмотреть!
— Может быть, позже. Когда ему немного полегчает. Тебя как зовут?
— Лорцетта. Но все называют меня Гоблином.
— Почему?
— Не знаю. Просто называют и все тут. Матушка говорила, что у меня уши, как у гоблина.
— Ха! — крякнула Мазгэр. — Теперь, если приглядеться, и я вижу. Которая из них твоя мамаша?
— О, ее нет больше. Умерла, когда мне исполнилось шесть лет.
— А моя умерла, когда мне было семь, — поделилась воительница. — Погибла при осаде Орсиниума. Говорят, перед смертью она убила тридцать врагов.
|
— Моя матушка не погибла в сражении. Просто заболела. — Девочка подняла голову. — А с кем билась твоя матушка?
— Редгарды и бретонцы.
— Ты из-за нее пошла в имперскую армию?
— Из-за нее я стала воином. А в имперскую армию пошла потому, что если бы не седьмой и пятнадцатый легионы, гораздо больше наших умерло бы. Они прикрыли наше отступление, чтобы немногие уцелевшие сумели добраться до Скайрима.
— Навроде того, что сейчас делаете вы?
Мазгэр вспомнила ужас их недельного перехода — растерянность, лютый холод и постоянный голод.
— Будем на это надеяться.
— А кто такие «червивые»? — Спросила Гоблин после недолгого молчания.
— Что?
— Ну, ты говорила про каких-то червивых, которые гонятся за нами.
— А! Ну, я просто так их называю. Когда-то давно они были людьми. Потом умерли, и колдовство особого свойства подняло их. Сейчас в них полно личинок и все такое... Поэтому я называю их червивыми.
Она думала, что девочка испугается, но та, на удивление, казалось, задумалась.
— Моя матушка похоронена там, — кивнула она назад. — Как ты думаешь, они смогут ее поднять?
— Нет, они предпочитают более свежие тела. Но в любом случае, если что-то похожее произойдет, это будет не твоя матушка, а всего лишь ее тело с дейдра внутри.
— А зачем они это делают?
— Чтобы завоевать Тамриэль, я полагаю, — ответила Мазгэр. — Но мне хотелось бы, что бы тот, кто это задумал... кто бы это ни был... выбрал не таких вонючих солдат.
— То же самое я могу заметить и о выборе его императорского величества, — подал голос Бреннус.
Мазгэр открыла рот, чтобы дать отповедь, но заметила, что глаза ученого закрыты.
— О, Малакат! — пробормотала она. — Даже когда спит...
Она продолжала шагать рядом с девочкой, без умолку болтающей, но не отстававшей. И все же, когда спустилась ночь, Бреннус уступил ребенку место на повозке. К тому времени он успел хорошенько отдохнуть, а уставшая Гоблин тут же забылась сном.
— Ты позволила, чтобы это дитя весь день жужжало тебе в уши, — сказал он. — И ни разу не замахнулась для оплеухи. Не похоже на тебя.
— Да ты что?
— Вспомни о том ребенке, который слонялся вокруг нашего лагеря в дороге... Ну, у того крошечного городка в горах. Помнишь ты обещала привязать его к дереву его же кишками?
— Да ладно! Он меня раздражал.
— Так же, как и это дитя. Это в тебе что-то изменилось.
— Во мне? — фыркнула орк.
— Мне кажется, ты начинаешь подумывать, чтобы завести нескольких маленьких не то поросят, не то медвежат. Вот что мне кажется.
— Ты сегодня безумен больше, чем обычно, — пожала плечами она. — Дети? У меня?
— Я только наблюдаю, — возразил он. — Ты не становишься моложе, ты потеряла много товарищей по оружию. Это вынуждает задуматься.
— Это ты все время задумываешься. И, похоже, чересчур.
— Да, еще...
— Помолчи! — прикрикнула она, и, по всей видимости, громче чем следовало, так как к ним повернулось сразу несколько голов.
Трудно сказать, светилось лицо Бреннуса раскаянием или самодовольством.
Люди!
На другой день, вскоре после полудня, Мазгэр увидела показавшийся над кронами деревьев высокий шпиль часовни, посвященной Аркею. Пешком они смогли бы добраться туда довольно быстро, но отряд задерживали громоздкие повозки. Мазгэр все сильнее ощущал спиной предвещающий опасность зуд, и часто оглядывалась через плечо, хотя тыл прикрывали Коэлс и Мертун, воины достаточно опытные.
Но первыми тревогу подняли не Мертун и Коэлс. Предупреждение донеслось с севера, с левого фланга походной колонны, где несли службу На-Наша и Главиус.
Оба солдата появились через миг после зова.
— Они отрежут нас от Чейдинхола, если не поторопимся! — отрывисто бросил На-Наша, подергивая своими пальцами ящера, как поступал обычно при сильном волнении.
— Все из-за повозок, — нахмурился Фолкус и повернулся к беженцам. — Если хотите спастись, придется пробежаться. Бросайте все пожитки. Слышите меня? Чейдинхол у подножья этих холмов, не далее чем в половине мили.
Мазгэр сбросила заплечный мешок и потянулась к Гоблин, но девочка покачала головой.
— Я же говорила тебе, что быстро бегаю. Понеси Рифа Беланкура — у него слабые ножки.
Воительница кивнула, и подхватила мальчишку годков шести, который весил, пожалуй, вдвое меньше, чем ее мешок. Лошадей выпрягли, перерезав постромки, и усадили на них по двое самых дряхлых стариков. Матери покрепче сжали младенцев.
Фолкус побежал первым, задавая скорость — что-то вроде неспешной трусцы. Малыш на плечах Мазгэр хихикнул, очевидно, приняв происходящее за некую игру. Верная своему гордому заявлению Гоблин, семенила рядом, не отставая.
Когда они выбежали в поле, капитан слегка прибавил ходу. Стены Чейдинхола виднелись уже за следующим перелеском.
Но «червивые» появись слишком рано. Они вышли из лесу слева от беженцев, создав некое грубое подобие военного строя. Мазгэр могла бы с легкостью сосчитать их, если бы собиралась тратить время и силы на такую ерунду. Кое-кто из поселян заорал от ужаса, но большинство, увидев живых мертвецов, рванул вперед с неимоверной скоростью.
Фолкус выкрикивал приказы, но Мазгэр не могла их расслышать. Мгновение спустя, На-Наша, Коэлс, Кэйшн и Сладкоежка отделились от остальных и образовали полукруг с Кууром позади строя.
— Капитан! — гаркнула орк. — Разрешите присоединиться!
— Не разрешаю! — обернулся Фолкус. — Выполняй свой долг. Вперед!
Мазгэр и Бреннус переглянулись.
— Я с тобой, — сказал ученый. — Что бы ты не собиралась учудить.
Орка покосилась на Гоблин, усадила поудобнее мальчика на плечах.
— Я приказов не отдаю, — прорычала она.
И они побежали.
Она оглянулась всего лишь один раз, у самой опушки услыхав позади глухой хлопок и почувствовав волну жара, обдавшую спину, но не увидела ничего, кроме жирного черного дыма и ревущего пламени.
Миновав деревья, они выскочили на чистую вырубку вокруг городских стен. Ворота, оказавшиеся справа, стояли нараспашку, а перед ними выстроился отряд из пятидесяти солдат.
До спасения оставалось не больше тридцати шагов, когда Гоблин взвизгнула. Мазгэр обернулась и увидела, что шестеро «червивых» стремительно нагоняют их.
Опустив Рифа на землю, орк вытащила Сестру из ножен.
— Проведи их за стену, — рявкнула она Бреннусу, а потом хорошенько оттолкнулась ногами и кинулась в схватку.
Первым под удар клинка попал наполовину обугленный мужчина-данмер. Клинок вонзился между шеей и ключицей, наполовину погрузился в грудную клетку и там застрял. Взревев, Мазгэр ткнула кулаком в лицо следующего, уже занесшего тяжелый кривой меч. С радостью ощутила, как хрустят хрящи под ее костяшками. Высвободив Сестру, она успокоила еще двоих мертвяков, оттолкнув их, обрушилась на следующего, безоружного. Из горла Мазгэр рвался боевой клич ее матери, когда та принимала свой последний бой. Багровая пелена застилала взор, ярость захватила душу воительницы.
Внезапно она осознала, что Гоблин зовет ее. Мазгэр глянула под ноги и увидела груду изрубленных тел. В одном из них торчала Сестра. А в двадцати ярдах приблизительно шестьдесят червивых скорым шагом направлялись к ней.
Наступив на грудь мертвеца, Мазгэр вытащила меч, а после развернулась и бегом припустила в сторону ворот, где ее ждали товарищи.
Никто не возражал, когда Фолкус приказал всем поесть и отдохнуть. «Червивые» не привезли с собой осадные орудия, а в Чейдинхоле имелся собственный гарнизон, которому придали смешанный отряд имперских сил. Примерно час потребовался, чтобы соорудить лагерь у подножья цитадели, возвышавшейся над северной частью города, а потом Мазгэр впервые за много дней поела горячего и запила восхитительным прохладным пивом.
Вскоре усталость взяла свое, и орка заснула и не открывала глаз до тех пор, пока легкий ветерок, шевеливший полотнище у входа в палатку, не разбудил ее.
Оставив доспехи там, где спала, Мазгэр выбралась наружи и, чтобы размяться, прошлась до берега реки, протекавшей через город. Солнце еще не поднялось над краем стены, но обитатели города уже бодрствовали. По мосту через реку, поскрипывая, перебиралась груженая корзинами и мешками телега, которую тащила откормленная крепкая лошадь. На том берегу женщина-данмер вытаскивала шевелящуюся сеть. Если обоняние не подводило Мазгэр, где-то рядом поджаривали колбаски.
Но большинство увиденных ею горожан толпились на стене.
Какое-то время воительница любовалась бегущей водой.
Бреннуса она узнала по звуку шагов.
— Хорошее местечко, — проговорил он. — Бывала здесь когда-нибудь?
— Нет, — покачала она головой. И кивнула на противоположный берег — Дома кажутся странными.
В увиденных ею строениях деревянные части были выставлены напоказ. Если на первых этажах их еще могли облицевать камнем, то стены верхних представляли собой скрещенные рейки, иногда образовывавшие довольно причудливый рисунок, пространство между которыми перекрывала штукатурка. Скаты кровель плавно изгибались, а покрывавшая их черепица напоминала чешую.
— Это называется фахверк, — пояснил Бреннус. — Архитектура Морровинда... Вернее, это была архитектура Морровинда.
Мазгэр швырнула в реку веточку и проводила ее взглядом вдоль по течению.
— Что-нибудь слышно? — спросила она, наконец.
— Ничего. Но я могу посмотреть при помощи своих приборов.
— Значит, поднимемся на стену?
— Выше, — ответил ученый, указывая на строение из камня и витражей, которое превосходило все окружающие здания города.
— Я пойду с тобой.
— Не думаю, что меня нужно будет там охранять.
— А когда ты об этом думал?
Часовню Аркея наполняла тишина и мягкие цветные блики от окон. Найденный ими священник после недолгих расспросов показал винтовую лестницу, ведущую на самый верх.
Отсюда люди на стене выглядели не больше муравьев. Мазгэр оглядела сперва лес, холмы, видневшиеся вдалеке горы Валус, а только потом опустила взгляд на местность поблизости.
«Червивые» собирались в нескольких сотнях ярдов от ворот.
— Вне досягаемости баллист и катапульт, — заметила орк. — Он не такие тупые.
— Совсем не тупые, — согласился Бреннус. — Колдуны-некроманты умеют создавать подобных существ, но, как правило, они неразумны. И очень медленные. А здесь мы имеем дело с чем-то совершенно новым. Ты слышала, что произошло нынче ночью?
— О чем ты?
— Один человек умер своей смертью, а потом поднялся, подобно одному из них. Часовые вовремя заметили, подняли тревогу. Его упокоили. Но позже было еще три случая.
— Так же, как Джарроу и другие, кто пал на холмах.
— Точно! Какой бы дух их не оживлял, он воздействует на расстоянии больше, чем несколько шагов. Теперь это ясно.
— Значит, всякий раз, как кто-то из нас погибнет, увеличивается риск появления армии живых мертвецов внутри городских стен?
Бреннус кивнул.
— Тогда, как ты видишь их дальнейшие действия? Попробуют заморить нас голодом?
— Нет, — ответил мудрец. — Я думаю, они дожидаются подкреплений. — Он указал на небо.
Проследив за его пальцем, Мазгэр увидела нечто, издалека похожее на облако, но все же узнаваемое безошибочно.
На них надвигался сам Умбриэль.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Аннаиг сломала скорлупу орехоподобного плода и бросила в рот сердцевину. Неторопливо разжевала, ощущая легкое жжение, похожее на вкус черного перца, которое отдавалось в носу запахом огненной горчицы и зеленого лука. Сама мякоть напоминала жареный орех кешью.
— Это великолепно, — сказала она Мир-Глиму. — А что это?
— Что-то новенькое, — ответил тот. — Возможно, из Морровинда.
— Может быть, — недоверчиво согласилась девушка.
— Верт рассказывал, что иногда Клоака Сущности может годами не создавать ничего нового, потом начинает, а в это время что-то другое исчезает навсегда.
— А как это происходит? — Аннаиг размышляла вслух. — «Собиральщики» Умбриэля где-то находят новые семена или яйца?
— Не думаю. Мне кажется, все дело в деревьях.
Мир-Глим издавал острый запах, свидетельствующий о волнении, и, похоже, с трудом сдерживался.
— Деревья? — переспросила Аннаиг.
— Деревья Спирали Края. Ты их видела, когда мы пытались убежать.
— Ладно, предположим. Но я не совсем поняла. И потом, когда я убегала, я не слишком-то смотрела по сторонам.
— Полагаю, они кузены Хист.
— Интересно. Хотя смысл я все равно не улавливаю.
— Ну, ладно. Вспомни водяные дубы и белые дубы в Чернотопье. И те, и другие — дубы. У них похожие, волнистые по краям, листья, их плоды — желуди. Но многие другие признаки в них разные. Они не братья, а кузены.
— Ладно. Я слежу за твоей мыслью, хотя сама никогда об этом не думала. Значит, ты утверждаешь, что деревья Спирали Края мыслят подобно Хист?
— И да, и нет. Они могут передавать мыли, как и Хист, но делают это немного по-другому. Я не научился их слышать, пока Фена не показала мне, а потом...
— Фена?
— Да. Она — одна из садовников, которые ухаживают за деревьями. Она помогала мне найти тебя. Разве я раньше не упоминал о ней?
— Могу с уверенностью сказать — не упоминал.
— Ну, хорошо. Я с ней просто беседую, — сообщил Мир-Глим, рассчитывая, что его слова звучат достаточно убедительно.
— Женщина?
— Да, она — женщина.
— Ага...
Он издал низкое горловое рычание, которое Аннаиг поняла, как выражение смущения.
— Это не то, что ты подумала, — проговорил аргонианин. — Она не... Я имею в виду, она с Умбриэля. Хотя и похожа на данмера.
— Замечательно! Меня терзает один вопрос — если ты так дружен с ней, почему ничего мне не рассказал?
Мир-Глим растеряно моргнул и Аннаиг поняла, что сболтнула глупость. Ревность это что ли? С каких это пор она начала ревновать друга?
Но вот как быть с тем, что после стольких лет дружбы у ящера появились тайны от нее?
Девушка заставила себя не думать об этом.
— Деревья, — напомнила она.
— Да! — с облегчением ответил Мир-Глим. — Кое-кто из моего народа всерьез полагают, что Хист прибыли в Тамриэль из Обливиона. Умбриэль тоже из Обливиона. Так что, не думаю, что близкое родство этих деревьев высосано мной из пальца.
— Может быть. А может быть, это просто совпадение.
— А мне это не кажется совпадением. Я думаю, Городское Дерево каким-то образом обратилось к Умбриэлю или деревья Спирали Края вступили в мысленную связь с Хист. Все равно, наверняка имел место некий тайный сговор.
— Деревья что-то злоумышляют?
— Вряд ли. Они более непостижимы, чем Хист. Не столь разумны или, возможно, их разум проявляется по-другому. Проще. Но подобно Хист, они способны преобразовывать свои жизненные соки в различные вещества. Что-то похожее на то, что ты делаешь со своим оборудованием. И они могут создавать жизнь, менять ее формы.
Аннаиг ненадолго задумалась.
— В этом есть разумное зерно, — сказала она. — Одна из моих задач — взять сырье, необработанные составляющие из Клоаки, и преобразовать их в питательную смесь для деревьев. Но часть этой работы заключается в том, чтобы привлечь к ней и сами корни, испускающие некие вещества. Я не работала в самых больших бродильных чанах, но заметила, что в них всегда привлекают на помощь корни.
— По-моему, это именно деревья помнят все виды жизни на Умбриэле, — произнес Мир-Глим. — Насколько я понял, они создают обличья умбриэлиан — маленькие личинки, с которых зарождаются здесь все. А потом инжениум дает им душу. Младенцы подрастают согласно какого-то, своего рода, замысла, который хранится в памяти деревьев.
— А вот это в самом деле интересно! — воскликнула Аннаиг. — Значит, если мы сможем отравить деревья, уничтожить их, то мы, в сущности, уничтожим и весь Умбриэль?
Взгляд аргонианина забегал.
— Но ведь ты не станешь... — начал он, потом замолчал. Наконец, заговорил опять. — Это же займет очень много времени. А может, вообще неосуществимо.
— Осуществимо, если они, как и Хист, имеют общие корни. Вне всякого сомнения, именно так они получают питание из Клоаки.
Странное выражение, какого девушка не видела раньше, исказило черты ящера. Почему-то ей показалось, что он разъярен.
— Глим, — мягко напомнила она. — Ты же сам сказал, что деревья повинны в убийстве всех, кого мы знали.
— Я не говорил. Мне кажется, их использовали. Кто-то использовал их в грязных целях.
— Глим, ну нельзя же так... Я понимаю, ты подружился с некоторыми из живущих здесь, но...
— Вряд ли ты понимаешь, — ответил он. — Ты ненавидишь здесь всех и каждого.
— Потому что единственная женщина, с кем я пыталась подружиться, покушалась убить меня.
— Я знаю, — кивнул он. — Но скроу не такие. И Фена.
— Ладно, Глим, — вздохнула она. — Давай пока не будем об этом. Что ты узнал о кухне Фмер? Я смогу туда проникнуть?
— Далеко пройти не сможешь. Не дальше, чем любой смог бы пробраться в твою кухню.
— Но мы же здесь сейчас.
— Нет, не в этом дело. Я смог добраться до кладовых твоей кухни, как сумел бы, при должной осторожности, и к кладовым любой другой. Но если попытаться пойти дальше, то сработают все возможные виды тревожных сигналов и защитных заклинаний. Некоторые из них упрятаны в стену — живые существа, выглядывающие и вынюхивающие незваных гостей. Другие, насколько я понимаю, имеют магическое происхождение. Вот что я разузнал. Совсем недавно люди из другой кухни пытались ворваться на кухню Фмер. Два десятка, самое малое. Всех их либо убили на месте, либо схватили. Точно так же многие пытались прокрасться на кухню Тоэла с тех пор, как ты начала там работать.
— Не слышала об этом ничего.
— Это так. Все они отправились в выгребные ямы.
— Ха! И все же ты думаешь, что я могу добраться хотя бы до кладовой.
— Только ночью. И если будешь очень осторожна.
— Это значит, я должна быть невидима, не обладать никаким запахом и не издавать никаких звуков? — уточнила Аннаиг.
— Тогда, возможно, тебе удастся пройти шагов на пятнадцать дальше, чем твоим предшественникам.
— Ну, раз так... — протянула она. — Спасибо, Глим, ты мне очень помог.
— Ты собираешься покончить жизнь самоубийством, — возразил ящер. — Ты помнишь, что случилось последний раз, когда ты пробовала на мне зелье невидимости? Тогда каждый мог полюбоваться моими внутренностями через прозрачную кожу.
— С тех пор я многому научилась.
— Хочется верить, что так. Когда ты собираешься?
— Сегодня ночью.
Легкое прикосновение к руке разбудило Аннаиг. Открыв глаза, она увидела Дулджа, взгромоздившего свое маленькое, лягушкообразное тело на табурет, стоящий у кровати.
— Что еще? — спросила она.
— Повар Тоэл зовет тебя.
Девушка приподнялась, протирая глаза.
— Что он хочет?
— Тебе запрещено спрашивать.
— А где Слир? — удивилась Аннаиг, оглядевшись по сторонам.
— Ее вызвали раньше, — бесстрастно сообщил Дулдж.
— Она надела мое черное с золотом платье?
Тварь выглядела озадаченной.
— Ты же разрешила мне отдать его...
— Верно! Я разрешила. Ну, тогда обряжай меня в черное.
Дулдж кивнул и приступил к работе.
Спустя час, должным образом одетая и уложившая волосы, Аннаиг предстала перед Тоэлом на балконе его покоев. На сей раз он был не один. По обе стороны от повара стояли его ближайшие помощники — Интовар и Йеум. Первый — долговязый парень с сальными желтыми волосами и крысиной мордочкой. Вторая — темнокожая упитанная женщина с привлекательным лицом, очертания которого напомили сердечко. Ни один из них никогда не заговаривал с Аннаиг, только отдавали распоряжения.
Само собой, Слир находилась тут же.
На противоположной от них стороне балкона, словно не решаясь преступить некую невидимую черту, стояли незнакомые Аннаиг люди. Их явным предводителем казалась высокая тонкокостная женщина с большими изумрудно-зелеными глазами и коротко подстриженными волосами. Её сопровождали двое мужчин — один с кирпично-красной кожей и рожками, а второй — похожий на мера с удивленным выражением лица.
— Повар Тоэл, — учтиво поклонилась Аннаиг.
Он загадочно улыбнулся и указал на зеленоглазую женщину.
— Я хотел бы представить тебя повару Фмер, а также ее помощникам Джоле и Эгрену.
— Это честь для меня, повар, — ответила девушка.
Фмер улыбнулась, вызвав в памяти Аннаиг воспоминания об оскалах пираний, обитающих в речных заводях.
— Я полагаю, — произнесла повар, — это тебя мы должны быть благодарить или ругать за множество хитростей, родившихся на этой кухне. — Ее голос напоминал шелк, свитый в веревку, которая завязана в петлю.
— Ну, не знаю... — ответила девушка. — Наверное, это я.
— И все же, твоя изобретательность, похоже, имеет свои пределы.
— Все имеет свои пределы, — осторожно согласилась Аннаиг.
— И оказавшись лицом к лицу с пределами возможностей, ты решилась на поступок, за который придется дорого заплатить, — продолжала Фмер.
Девушка оглянулась на Тоэла, который сохранял бесстрастное выражение.
— Я не понимаю, — пожала плечами она.
Лицо Фмер изменилось, мгновенно пройдя путь от явного ироничного настроя к едва сдерживаемой ярости.
— Ты отрицаешь, что проникла минувшей ночью на мою кухню, пытаясь украсть тайну девятого вкуса?
— Повар, — заверила ее Аннаиг. — Я отрицаю. Конечно же, я отрицаю.
— И все-таки у меня есть свидетельства, что это была именно ты. И другие доказательства.
— Свидетельства?
Краем глаза она уловила выражение торжества, озарившее серое лицо Слир.
— Если ты, в самом деле, совершила такой проступок, — сказал Тоэл, — Я буду вынужден отдать тебя ей. Таков закон.
— Но если разрешено толпой врываться на чужую кухню и учинять там поголовную резню, то почему нельзя одиночке тихонько пробраться, чтобы украсть что-нибудь?
— Я получил разрешение перед набегом на кухню Куиджн, — ответил он. — Но есть и еще одна мелочь. Ты — не глава кухни. Ты сделала это? Ты пыталась обокрасть Фмер?
— Я уже говорила, что нет, — с нажимом ответила Аннаиг.
— Хорошо, проверим твои слова, — заявила Фмер.
Она указала пальцем на сундук, стоявший на полу. Ее помощник — тот, который из-за красноты кожи напоминал заживо ободранного, — наклонился и откинул одну из стенок. Оттуда выползло странное существо.
Вначале девушка приняла его за паука. Потом поняла, что ноги твари не такие жесткие, хотя и не столь мягкие, как щупальца осьминога, скорее, нечто среднее. А когда существо развернула крылья, Аннаиг поняла, кого оно напоминает ей больше всего. Москита, если бы он по размерам был бы больше ладони.
Крылья затрепетали, выпущенная тварь поднялась в воздух, три усика или стебелька с любопытством зашевелились, когда она подлетела к девушке. Аннаиг оставалось только размышлять — не будет ли пущено в ход жало, чтобы сделать любую ошибку последней. Она попыталась усилием воли смирить бешено стучащее сердце, но нисколько не преуспела.
Щупальца легко пощекотали ее лицо, скользнули по платью, по оборкам на левом рукаве, но вдруг тварь кинулась к Слир и зажужжала на высокой ноте с примесью раздражения. Фмер нахмурилась, но губы Тоэла изогнулись в улыбке.
Серокожая выглядела сперва удивленной, а затем ошеломленной.
Тоэл указал вначале на Фмер, а потом вкрадчивым движением на Слир. Двое из его стражи взяли женщину, дико глянувшую на Аннаиг, за плечи.
Фмер проверила один за другим все карманы Слир. Из второго по счету вытащила маленькую бутылочку. Откупорила, понюхала, капнула немного на палец и поднесла к языку.
— Это оно, — сказала зеленоглазая повар. — На ее платье запах моей кухни, в кармане — девятый вкус. Нужны еще доказательства?
— Нет, — ответил Тоэл. — Меня и эти вполне устраивают.
— Как тебе это удалось? — спросила обворованная у Слир. — Я нашла твои следы на моей кухне, но моя самая лучшая защита, вокруг хранилища девятого вкуса, ничего не обнаружила. Я должна знать, как тебе это удалось?
— Это не я! — заорала Слир. — Это все Аннаиг! Она все подстроила, чтобы казалось... Зачем мне было предупреждать вас, если бы это я крала?! Зачем мне это?.. Это все она подстроила! — Женщина безумно рвала одежду, будто та жгла ее. — Это ее платье! Она обманула всех нас каким-то образом!