Личность политического преступника: понятие, характерные особенности и соотношение со смежными категориями




Общественные науки, изучающие сложные социальные явления, связывают предмет своего познания в большей или меньшей степени с проблемой человека. Не составляют исключения из этого правила и юридические науки криминального цикла, в том числе и криминология.

Как справедливо отмечает профессор А.И. Долгова, ни один криминолог, какую бы научную школу он не представлял, не может обойти проблемы, связанной с человеком, совершающим преступления.

Значение личности преступника определяется тем, что преступление, будучи результатом сознательной волевой деятельности человека, не только не мыслимо вне лица, его совершившего, но и в большей мере обусловлено сущностью и особенностями этого лица. Кроме того, без изучения личности преступника не могут быть поняты ни причины отдельного преступления, ни причины преступности как массового социального явления. Хотя имеется круг весьма авторитетных учёных, которые отрицают существование особой личности преступника.[2]

При достаточной изученности личности преступника в целом в отечественной и зарубежной криминологии следует отметить то обстоятельство, что личность отдельных категорий преступников описана и объяснена еще недостаточно полно и всесторонне. К числу таких малоизученных категорий личности преступника, в силу различных объективных и субъективных причин, относится и личность политического преступника и её различных видов или типов.

Для того чтобы обратиться к научному осмыслению и объяснению личности политического преступника, необходимо сначала определиться с содержанием более общего термина – «личность преступника». Традиционно в отечественной криминологической науке личность преступника рассматривалась как совокупность социально значимых свойств личности, образовавшихся в процессе взаимодействия с другими людьми и обуславливающих ее преступное поведение.[19] Содержание этого определения позволяет раскрыть сущность данного понятия. Поэтому необходимо использовать общий подход и для выработки собственного операционного понятия «личность политического преступника».

Здесь следует иметь в виду, что свойства человека, участвующего в политике, приобретаются в результате его общественной или политической деятельности, и именно эта деятельность, а точнее, прошлый политический или общественный опыт, подсказывает ему наиболее доступные и результативные способы приобретения, сохранения, распределения или утраты власти. При этом отдельные неоднократно апробированные из этой массы способов и приемов хотя и подтверждают свою эффективность, однако запрещены нормами национального и/или международного права. Поэтому выбор средств достижения власти – это всегда выбор лица, претендующего на эту власть. Это обстоятельство и делает личность политического преступника предметом научного криминологического интереса.

С учётом изложенного можно предположить, что личность политического преступника – это совокупность социально значимых свойств личности, образовавшихся в процессе её общественной либо политической деятельности и обуславливающих использование ею для достижения политических целей средств, порицаемых с позиции действующего национального и/или международного уголовного законодательства.

Здесь мы видим необходимость уточнения своей позиции по поводу избранного нами термина «личность политического преступника», поскольку этому термину мы даем лишь операционный характер. В данной работе мы обозначаем им криминологическое понятие лица, совершившего, с нашей точки зрения, политическое преступление, независимо от того, привлечено ли оно к уголовной ответственности, понесло ли за его совершение наказание и вступил ли в законную силу приговор суда. Представленное определение не является идеальным и универсальным. Оно носит инструментальный характер в контексте проведения данного исследования для познания и описания сущности личности политического преступника и криминологической характеристики политической преступности.

При изучении личности политического преступника целесообразно выяснять круг тех характеристик, которые позволяют выявить ближайшие к преступлению и преступности причинные связи, причинные комплексы и цепочки. Наиболее распространенным в общей теории отечественной криминологии является выделение шести групп признаков, которые относятся к двум основным видам характеристик преступников: «объективным» или социальным, позициям и ролям; деятельности личности и «субъективным»: потребностно-мотивационная сфера; ценностно-нормативная характеристика сознания.[20] Такое деление следует позаимствовать и для исследования личности политического преступника, поскольку ее изучение невозможно без познания социальных позиций, ролей деятельности и мотивационной сферы деятельности человека или социальной группы.

При изучении личности политического преступника необходимо обратить внимание в первую очередь на мотивацию ее поведения, поскольку мотивационная сфера является «центром внутренней структуры личности, интегрирующим ее активность»,[21] в том числе и криминальную политическую активность.

Так, для исследования личности политического преступника необходимо выделить однородные группы целей и мотивов совершения политических преступлений, на которые указывается в некоторых работах, посвященных изучению личности политического преступника либо их отдельных видов.

Так, А.И. Салахова, не разделяя субъективные характеристики политических преступников на мотивы и цели, выделяет следующие из них:

1) приобретение власти;

2) сохранение власти;

3) укрепление власти;

4) распределение власти;

5) утрата власти;

6) создание нового независимого государства или автономной территории в рамках того же государства;

7) изменение внешних или внутренних границ национального государства или группы государств;

8) национальная, расовая, этническая или религиозная нетерпимость;

9) нетерпимость к политическому инакомыслию;

10) изменение системы управления в государстве;

11) прекращение политической деятельности. [22]

 

По мнению профессора С.В. Дьякова и других криминологов, наиболее часто встречающимися мотивами политических преступлений являются недовольство проводимой действующим правительством политикой и обида на органы государственной власти за допущенную несправедливость (мнимую или реальную).[23] На их долю приходится 21% от общей совокупности всех зарегистрированных государственных преступлений в Российской Федерации в конце ХХ века.

Согласно воззрениям Л.М. Прозументова и А.В. Шестлера, преступников с политической мотивацией характеризует несогласие с существующим политическим режимом.[25]

По мнению профессора С.М. Иншакова, политически мотивированными выступают деяния, направленные на:

а) изменение социальной и политической системы;

б) захват власти;

в) удержание власти;

г) ослабление политического противника (как внутри государства: на уровне отдельного политического деятеля, политической партии, так и на международном уровне – как инструмент геополитики.[26]

Так, предложенный учёным подход отражает не мотивы, а целеполагание противоправной деятельности политических преступников. Подобный подход требует одобрения, поскольку политическая мотивация, в отличие от целеполагания, – трудно исследуемая категория. Как справедливо указывает автор, в чистом виде она просматривается достаточно редко, как правило, к ним примешивается мотив корыстной или иной личной заинтересованности.[27]

Действительно, в реальной жизни политические мотивы довольно редко проявляются в чистом виде, в одних случаях они проявляются достаточно ярко и рельефно, в других они искусно маскируются или находятся глубоко «в тени». Поэтому для криминологического познания личности политического преступника, на наш взгляд, целесообразнее использовать его целеполагание, которое более очевидно, а иногда находится на поверхности политического события и легко может быть уловимым не только исследователем, но и правоприменителем. Однако такой подход не означает отрицания автором исследований политически мотивированного преступного поведения криминологической наукой.

Как отмечалось выше, личность политического преступника – сложный объект для научного исследования различными отраслями знаний. Это обусловлено как социальными стереотипами, так и отсутствием крупных исследований по этому вопросу. Данное обстоятельство дополнительно усугубляется еще и тем, что при исследовании личности политического преступника и его противоправного поведения приходится сталкиваться с большим количеством смежных понятий и неоднозначно воспринимаемыми научными, публицистическими и бытовыми терминами.

К числу таких терминов, словосочетаний и категорий относятся: «политический заключенный», «политэмигрант», «политкаторжанин», «политический ссыльный», «враг нации», «враг народа»,[29] «враг государства», «противник перестройки», «враг демократии». Эти термины несут в своем содержании негативный политический оттенок деятельности того или иного человека независимо от его правового или социально-политического статуса.

Дать однозначную оценку содержания этой группе терминов практически невозможно, поскольку они появились на разных временных этапах развития общества и вводились порою различными субъектами политической деятельности, как для характеристики своих политических оппонентов (противников), так и своих политических сторонников или союзников. В современном российском обществе одна часть понятий, такие как «политзаключенный», «политэмигрант», «политкаторжанин», «политический ссыльный» в большинстве случаев отождествляются по своей смысловой нагрузке с жертвами политических репрессий со стороны государства, его органов и должностных лиц.[30]

Например, именно так рассматривали депутаты Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации второго созыва лиц, осужденных за преступления, имеющие политическую окраску к лишению свободы судами Литовской Республики.[31]

Действительно, в большинстве случаев применительно к деятельности советского тоталитарного государства вторая категория лиц («враги народа») – скорее жертвы политических репрессий, чем политические преступники. Это в первую очередь относится к лицам, судимым за антисоветскую агитацию и пропаганду, лично не поддерживавших большевистский политический режим и большевистскую (коммунистическую), а в последующем социалистическую, «единственно верную», идеологию. Однако среди этой категории могут быть не только мнимые, но и действительные политические преступники, о чем свидетельствует отечественная правоприменительная практика.

Исследование личности политического преступника было бы не полным, если бы мы не рассмотрели вопрос о соотношении этой категории преступников с общеуголовными преступниками. К рассмотрению этой проблемы обращался немецкий криминолог Мерген, который выделил четыре характерных признака, отличающих политического преступника от общеуголовного преступника. По его мнению, для криминологии представляют интерес следующие характерные особенности личности политического преступника:

1) политический преступник не скрывает свое намерение совершить политическое преступление и признается в этом публично, тогда как общеуголовный, как правило, скрывает свои намерения и отрицает совершение преступления;

2) политический преступник оспаривает легитимность нарушаемых им норм, в то время как обычный преступник признает это в принципе;

3) политический преступник преследует цель изменения установленных в государстве и обществе норм права и морали, тогда как обычный преступник таких целей не преследует;

4) политический преступник действует (совершает политическое преступление – примечание наше – П.К.) бескорыстно, а обычный преступник преследует эгоистический интерес.[36]

Нельзя согласиться полностью с выделенными Мергеном признаками личности политического преступника, поскольку при изучении личности отдельных преступников, совершивших общеуголовные преступления, особенно «случайных» убийств против собственных родственников, большинство из них действовали так же бескорыстно[37] и, как правило, сразу же признавались в совершенном ими преступлении. Тогда как многие профессиональные преступники, совершающие общеуголовные преступления, оспаривают легитимность нарушаемых правовых предписаний и преследуют цель изменения установленных в обществе норм права и морали, в соответствии с традициями преступной среды. Поэтому предложенные Мергеном признаки политического преступника не могут относиться к числу обязательных признаков, то есть они могут быть, а могут и не проявиться у определенного лица, скорее всего это дополнительные (вспомогательные) признаки, которые встречаются, хотя и в меньшей степени, и у других категорий преступников. Мы полагаем, что главным и обязательным (атрибутивным) признаком политического преступника является политическое целеполагание преступной деятельности и/или её политическая мотивация.

Поэтому, принципиальная разница заключается в том, что в идеале «политический преступник» действует в интересах части общества, покушаясь на интересы правящей политической элиты (политической партии, социальной группы или политического клана). Поэтому для одной части населения он – политический преступник, а для другой – жертва политического режима. Общеуголовный преступник, как правило, совершает преступление, которое порицается всеми слоями общества и поэтому не вызывает у них сочувствия и сострадания.

 


Глава 3. Детерминация политической преступности и ее предупреждение…



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-08-20 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: