Так хрупко под линзой росы,
Когда этих дней небывалых
Явление не доказать,
И мир, что в зеркальных овалах,
Не в силах себя досказать…
Лишь чудом моторикой мелкой
Структуру предметов ловлю,
Лишь чудом слежу я за стрелкой
И мысли свои шевелю,
Лишь чудом Вселенную тронув
Нутром, я поверить готов
В усталость и скуку лимонов,
В терпение терпких грунтов,
В свою ненадежную нишу,
Хоть звездам – гореть и гореть…
Всему, что я вижу и слышу, –
Во мне и со мной умереть.
Лишь чудом «валенье» и «сафор»,
Как в детстве, и в тучу закат
Меняю на влагу метафор,
На ток и томленье цикад…
Лишь чудом абстрактная фраза
Тотчас обретает сверхсмысл,
И вкус ее с первого раза,
Скорее, насыщен, чем кисел.
Как в памяти феноменальной
Лишь чудом маршрут ни черти,
Удар ожидает финальный –
У свода миров взаперти.
Мой опыт подробный – на что мне,
Ведь вмиг улетучится он?
Но чудом внушение «помни»
Со всех долетает сторон,
Но чудом забит холодильник
И дело любимое есть,
И ставишь на восемь будильник,
А сам – просыпаешься в шесть.
2015, Новгород
ДОРОЖНЫЙ АНГЕЛ
По городу ночному
Метет метель, сквозя,
Но ангелу ручному –
Воздушная стезя.
По берегу речному –
Ледышек говорок,
Но ангелу ручному
Молчать велел Пророк.
Стреляет снег снарядом,
В ушах – растущий звон…
Мой ангел где-то рядом,
Но недоступен он.
Мой ангел без ответа
Едва ли постижим –
Сплошной источник света,
Что льется, недвижим.
И как ни трепещи ты,
Сердечко за ребром,
А я ищу защиты,
Что можно звать добром.
И тут же – ключ в кармане,
И хочется за руль!
По городу в тумане
Мотается патруль –
Всё пьяненьких он ищет,
Что сбились с полосы,
В сигнальный рупор свищет
В полночные часы…
Но есть иная сила
Иного патруля –
Чтоб жизнь в окно сквозила
И грезила Земля!
Водителю снится дорога:
Грусть – сердцу, и радость – уму.
Он знает, скучая немного,
Как свет превращается в тьму.
И ангел-хранитель с порога
Вдогонку сигналит ему.
Водитель забывшийся – тише,
Чем вечером воздух сырой…
Законов физических выше
Закон возникает порой.
Так, ангел дежурный, услыша
Своих, за своих же – горой.
Небесная трасса – другая,
Сам ангел берется за руль.
На участь иных посягая,
Молю этот тайный патруль:
«…И все-таки, изнемогая,
Ты каждого покарауль!»
2014–2015, Новгород, СПб
* * *
Боюсь смотреть стеклянными глазами,
И слышать мимо, и ходить без дела,
И в темноте зимой сидеть часами,
Теряя чувство разума и тела…
Бывало, раньше, будучи подростком,
На улицах я плакал в полный голос.
Теперь смягчился, редко – в ритме жестком,
Хоть и не всё во мне переборолось.
Так жаль мне, что не с полною отдачей
И дни, и годы, и века беру я!
Всё тлеет лед в крови моей горячей,
А мне бы жить, играя и пируя.
Когда бы мог я оставаться чутким,
От чуткости своей – не уставая!
Не обернется ль безразличьем жутким
И жизнь моя, и речь моя живая?
Не обернется ль чуткость чепухою,
Которую насобирал по нитке?
Пускай за мной, как за стеной глухою,
Мир тяжелеет в вековом избытке!
2015, Новгород
* * *
Песня грусти разлилась по свету.
До меня домчался этот зов.
Хаос вечный рвется из низов,
Разум тянет к хрупкому сюжету.
Волны крыш, и волны крыл – над ними.
В местности неясных перспектив
Время в полувремя обратив,
Маюсь над виденьями своими,
Маюсь над телесностью своей…
И не в шутку нынче каламбурю.
Поднимает ледяную бурю
Вмиг пустынный ветер-суховей.
Бурям, как плотинам, – свой резон.
Улеглось бы – зажили бы ранки…
Всё живое требует огранки,
Пусть такой огранкой служит сон.
2015, Новгород
СЕНТЯБРЬ
Персика расколешь косточку –
Даже в ней таится яд.
Вновь свою отыщешь звездочку:
«Спи и ты, как люди спят!»
Густо виноград дичающий
Нам крыльцо обвил лозой.
День, застывший и скучающий,
Обрывается слезой.
Ночь – по-зимнему лиловая,
Рвется облако-лоскут.
В суп пойдет крупа перловая…
Перлы грусти ввысь влекут.
Меж печалей – утешители:
Наши цели, планы, сны.
Мы еще земные жители,
А уже дома тесны.
И не то чтоб упивание
Нарастающей тоской,
Но и в этом – упование
На движенье и покой.
Какой тяжелый ветер поднимается!
С ним поднимается и лай, и крик.
Вот-вот как будто что-нибудь сломается,
Разломится как будто материк.
Небесная уходит в землю трещина,
Глухое в ад прорублено окно.
Неужто мне иная жизнь завещана,
И на душе, а не вокруг темно?
Тревога, хуже трепета, смертельная,
Не просто мрачный атмосферный фронт.
Так даже не дымит зимой котельная;
Слепою зоной смотрит горизонт.
Сентябрь, так странно: тьма – позднеосенняя.
Хоть страхом Божьим сердце изнури,
Но, дай нам Бог, в надежде на спасение
И в черный час светиться изнутри!
…Всё обошлось, пусть время и расколото.
Дождь – груб, а почвы без дождя – черствы.
Но вот уже в просветах солнца золото
Качается на золоте листвы.
2015, Новгород
* * *
Цикламен зацветает.
Малооблачно вроде,
Но тепло, что витает, –
Как душа на исходе.
Не летуче – крылато
Было ж! В озере синем
Пело-плакало злато…
Тяжелеем и стынем.
Золотую минуя
Пору, резко в провалы
Сна. Себя обману я
Прямо до Сортавалы
И до Петразоводска –
И названья суровы.
В поле дремлют не скотско,
Но печально коровы.
И спокойны, и тихи
Волны грусти пастельной.
Пестрой неразберихи
Меньше в дымке метельной.
То и делай, что слушай
Сушу перед отплытьем –
Наблюдение, случай
Может статься событьем.
Расширяются воды
И сужаются воды,
Расширяются годы
И сужаются годы,
И то больше свободы,
То меньше свободы.
2015, Новгород
* * *
В июле поэтическом,
Пусть жаркий воздух – тяжек,
Пьют в ритме гипнотическом
Сок из цветочных чашек.
Льнут в танце неожиданном
К нектару – и без дудки
Поют о чудом виданном,
О виданном за сутки –
О травах и растениях,
Что жизнью их питают,
О тратах, обретениях,
Что смертью их пытают…
Неуловимо движутся,
Но ветер хлынет мощно –
И крылышки, что книжицы,
Сомкнутся. Разве можно?!
Поэзия-красавица
Порой, хоть мир и ширит,
Свой дар, чтоб позабавиться,
Как бабочек, транжирит.
2015, Новгород
* * *
Казалось бы, куда нам миллионы
Упущенных из поля зренья строк?
Но вот уже, перешагнув порог,
К нам просятся стихи-хамелеоны.
И без искусств – нагроможденье формы.
Неочевидным смыслом наделив
Мир, что и так – подробен, суетлив,
Включаемся в разноголосый хор мы.
Заносит нас, когда в машинах едем:
Глядишь вперед – и словно бы парим.
По-русски – «дрема», по-английски – «dream»,
И нет границ меж миром тем и этим.
Всю щедрость красоты, что служит книгам,
Нам пробовать дано на цвет и вкус.
Так однодневка и не дует в ус,
Рождаясь долго и сгорая мигом.
Копнешь, а там – несметный клад вопросов.
Могу пополнить мелочью казну…
Но от ответа разве улизну:
Зачем я здесь, зачем и я – философ?
Быть может, лишь затем, чтоб, постигая
Невыразимый замысел Творца,
Которому начала нет, конца,
Я знал, что глубже музыка другая.
Я говорю и тяжелей, и проще,
То чувством заслоняясь, то умом.
Ни в косвенном значеньи, ни в прямом
Не выразить той милости и мощи!
2015, Новгород, СПб
* * *
Наталье Медведевой
Люблю я краски акварельные:
Они способны передать
Не то чтобы штрихи отдельные,
Но плавность черт – волненье, гладь.
И в цвете что-то есть наивное –
На грани осени, весны,
Мгновенное и неизбывное –
Мечты, что переходят в сны.
Светло, свежо, легко, естественно
Могу запечатлеть мираж –
Не так фактурно и торжественно,
Как масло на холсте, гуашь.
Но с грустной и неподражаемой
Улыбкой раз и навсегда –
Творимый мир и разрушаемый,
Как на поверхности вода…
Материю выводят тщательно.
Душа – поверх частиц – волна.
А грустно то и замечательно,
Что плотью стать душа вольна!
2015, Новгород
* * *
Я жив, пока есть дело у меня,
И пусть я обрастаю этим делом,
И, что ни время, голову склоня,
Цветное черным вывожу на белом.
С покоем, равным полному нулю,
Бороться – так ли, этак – призван каждый.
Но разве жажду жизни утолю,
Когда пустыня смерти мучит жаждой?!
Я – дилетант: дела – лихи, глухи,
То скучно, то беспечно мне живется.
Одиннадцатый год пишу стихи:
А много ли под старость отзовется?
Мечтаю жить всем телом, всей душой
С великим вдохновением в кармане –
Судьбы же искрометной и большой
Боюсь, и снова маюсь в глухомани…
Но внутренняя эта глухомань,
В ней рядом сиротеют домочадцы.
Как тут ни шарлатань и ни шамань,
Весь труд мой – уточняться, утончаться.
Не порвалась бы ниточка меж мной,
Глядящим в мир, как в вековую бездну,
И жизнью всей – небесной и земной, –
В которой растворюсь – или исчезну…
2015, Новгород
* * *
Временами – печальней некуда!
Так печаль беспризорно жжет,
Что пора б ее под опеку да
В дом сирот на казенный счет.
Как собаку – злую, сварливую –
Посадить бы ее на цепь,
Как кобылу отправить сивую
В ледяную ночную степь…
Но от этой въедливой, вкрадчивой
Не избавиться госпожи –
Хоть ты руки ей выворачивай,
Хоть все мысли узлом вяжи!
Та – бессвязная, будто пьяная,
Глушит уши, слепит глаза,
То разгонится, окаянная,
То надавит на тормоза.
Может быть, найдешь утешение
В том, что домик ей смастеришь,
Загорится – начнешь тушение,
А иначе – дотла сгоришь.
2015, Новгород
* * *
Одна из тех ночей тревожных
С надеждою за рубежом,
Когда не сплю от дум ничтожных,
Барахтаясь во сне чужом:
Или в молитве упомянут,
Или моих друзей сердца
Ко мне нечаянно заглянут…
Мы все – в видениях Творца!
Плыви, плыви же, мой кораблик,
Мчи, мой спасительный ковчег, –
На поэтический ли паблик,
На прозаический ли брег…
На прозаический ли паблик,
На поэтический ли брег…
С неистовой и темной силой
Ночное море бьет о борт,
И, вместо: «Господи, помилуй!»,
Из горла вылетает: «Черт!»
2015, Новгород
* * *
Я вышел на балкон – парит.
Тепло, движение не стихло.
Оно, конечно, не Париж –
Живет наш город смутно, рыхло,
Особенно когда темно,
И свет огней вдали – мгновенный,
Но всё рассчитано умно
На жизнь и смерть в моей Вселенной.
О, если бы не первый миг
С рожденьем времени и массы
Материи! – так напрямик,
Что физики боятся классы
В соседней школе, где одно,
Чуть освещая в каплях иву,
Горит вечернее окно.
Всё это – дань Большому Взрыву.
Вот инвалида без ноги
Везут грохочуще в коляске,
Вот чьи-то пьяные шаги…
Так предается жизнь огласке.
Свой город слышавший не раз,
Скучаю, радуюсь, тоскую,
Пытаюсь по лазейкам фраз
Проникнуть в душу городскую.
То ли досужий интерес,
То ли насущная задача –
Понять, хоть сил и средств – в обрез,
Мир, хохоча, молча и плача!
2015, Новгород
* * *
В аду – зима, и души замерзают,
И, слабые, в сугробах увязают,
А льдины так массивны и крепки,
Что их не могут проломить скребки.
Ад – ледяной, от холода – ожоги,
Морозят черти адские чертоги,
Копаются рабы в глухом снегу,
Жуют его, как мел, и ни гугу.
Забвение такое, может, слаще,
Чем труд, что в райских кущах, настоящий,
Где души, в слове чистом и благом,
Пылают в полушарии другом.
Два полушарья мозга головного:
Одно, которому ничто не ново,
Иное, тягу к хаосу храня,
Спешит гармонизировать меня.
Связь полушарий – ценная закалка,
Под стылой коркой – жизнь, ее и жалко.
Поймать бы в вихре, в языке спасти
Все эти тени… Господи, прости!
2015, Новгород, СПб
* * *
Какая-то распутица,
Дождливая пора.
А на уме всё крутится
В созвучия игра.
Игра или служение
Иллюзиям, словам?
Творение? Сложение?
Я обращаюсь к вам,
Цветные, бело-черные,
Серьезные и вздорные –
То плакать, то «хи-хи», –
Мои тропинки торные,
Мои поляны сорные,
Далекие и близкие,
Высокие и низкие,
И прочие стихи.
Как гости, вы приходите,
Своих знакомых водите,
Шумите вразнобой,
Все заняты собой,
Вы хоть шутите, балуйтесь,
Вы хоть нудите, жалуйтесь –
На улице сумбур
И дома каламбур!
2015, Новгород – СПб
* * *
Сохраненье дождей в природе,
Сохраненье идей в Сети
Или «тело», что также «body», –
Может, главный залог пути,
На котором, живописуя,
Чередуются свет и тьма,
Но не в полном хаосе, всуе,
Чтобы все не сошли с ума.
2015, Новгород
* * *
Откуда в нас свой голос недоверия
К единому, казалось бы, письму?
Не всё язык – тюрьма да жандармерия,
И мы, хоть редко, чуем жизнь саму.
И мы – на пограничной территории:
Лишь под стеной гуляем, но уже
С частичным осознанием истории
И тайнописью воли на душе…
2015, Новгород
* * *
Памяти Галины Сергеевны Гампер
Первая огромная утрата
В прожитую мною четверть века.
Странно: провожаю без возврата
Встреченного чудом человека.
Осенью – богатой, золотою –
В комнате прощальной сумрак жуток,
И меж голосом и немотою
Мертвых уст – громадный промежуток.
Голос замер в записях и книжках
С нами говорившего поэта –
Мало мне его и в строчках-вспышках…
Как же сопоставить то и это?!
Мы еще весной в ЛИТО встречались,
А потом расстались на всё лето,
Ни о чем особо не печалясь…
Невозможно сопоставить это.
Помню, попросила напоследок:
«Приезжай к нам, миленький, почаще!
Приезжай, а то ты как-то редок…»
Вечер четверга теперь – пропащий.
На ветру у морга два котенка,
Слышу, но безмолвья не нарушу,
Плачут за людей суровых тонко –
Ангел скорби забирает душу…
И свою невольно чую участь
Смертную и первый смертный холод.
Цепенею, и в ногах – летучесть,
Как бы ни был я горяч и молод.
Хороню осознанно впервые.
Все – потенциальные мишени,
И со мною говорят живые,
А уже – как будущие тени…
30.9.2015, Новгород, СПб
* * *
За миром еле поспевая,
Ловлю себя на мысли той,
Что жизнь, помимо нас, живая,
А мы – не в клетке золотой,
Но в поле темном, что влияет
На массу кварков, на предмет.
Частица хвостиком виляет,
И всё пышней хвосты комет…
2015, Новгород
* * *
Рыжина да серь.
В абсолютной сырости,
Сколько мрак ни мерь –
Оптимистом вырасти.
«Светит свет во тьме…», –
Нас бодрит Писание,
И горит в уме
Мир – в одно касание.
2015, Новгород
* * *
Откладываю на потом
Слова, дела и проч. –
Весь растворяюсь в прожитом.
Но вот уже и ночь.
Уснул – проснулся. Вечный день.
Я в нем кручусь-кручусь,
Верчусь-верчусь – и думать лень,
Что умирать учусь.
2015, Новгород
* * *
Что за властное чувство потока?!
Я ныряю в него – и плыву.
Хоть порою стихия – жестока,
Это – слаще, чем жизнь наяву.
Словно в азбуке буквы учу я
По картинкам, приложенным к ним, –
И, от первой к последней кочуя,
Сам не знаю, чьей волей гоним.
2015, Новгород
* * *
На бумагу электронную
Электронными чернилами
Лью табличку похоронную
И несу по-над могилами.
А в могилах – дни вчерашние.
Тыщи слов твердят о верности,
И смотрю вперед бесстрашнее,
Потому что – на поверхности.
Что ни стих – то эпитафия,
Поневоле трагикомики.
Жизнь теряю в книжном шкафе я.
Томики – гроба и домики.
Пережив стихотворение,
Чувствую его сгорание –
Строчек, ритмов, рифм борение.
Жду других стихов заранее.
И на каждого землянина –
Кладбище библиотечное.
Жизнь словами затуманена,
А сквозь них – яснеет вечное…
Иные поколеблем души,
И тех окажется поштучно.
Вся наша речь, да Богу в уши, –
Ему, Всезнающему, скучно.
Поэты пишут для поэтов.
Стихи пестры, как бы плакаты.
А цвет печали фиолетов –
Такие зимние закаты.
Поэты пишут для себя лишь,
Аплодисментов и не слышат.
А ты на них глаза всё пялишь
И видишь, как они чуть дышат,
Читая голосом дрожащим –
Певуче или монотонно.
В порыве, голову кружащем,
Парит макулатуры тонна.
Так много пролетает мимо,
И публика – лишь подглядела
То, что и трепетно, и мило,
Но где-то посредине дела.
И в золотом, и в каменном
Поэзия веках
Живет в порыве пламенном
На разных языках.
Поэт не обязателен,
Как к ней нас ни влекло б.
Стих часто описателен,
А вывод – слишком в лоб.
Но та – себя же радует
В задумчивой тиши,
За обретенье ратует
Возвышенной души
С потерей человеческой,
Во сне иль при ходьбе
К шаманской или жреческой
Призвав тебя судьбе.
Лишь чудом с ней мы связаны
Сквозь горечь всю и чад…
Еще слова не сказаны –
Уже стихи звучат!..
2015–2016, Новгород, СПб
* * *
Ночью двери скрипят, открываясь неведомой силой.
Ночь безветренна, в комнатах тихо и ни сквознячка.
Но какой-то бесплотный зверек в атмосфере унылой
Тащит сахар у нас по ночам, не снимая крючка.
Одиночества призраки. Сумрак едва проницаем.
Домовой ли, бесенок играется: чур, меня, чур!
Так всё то, что нам страшно узнать, мы, скорей, отрицаем
Или сводим до знаков наивных и карикатур.
Так на земли спускается смута, небесная кара –
Потому ли, что вера всегда суеверью сродни?
В ночи больше язычества – меньше в ней Божьего дара.
И телесней ночей, и родней, и естественней дни.
2015, Новгород
* * *
Чем связано мое нутро и тело?
Имеет ли оно свой план и срок?
И, как во мне ужившись, жгло и тлело,
Что на бумаге тлеет между строк?
Частица Бога дремлет в поле Бога,
И держится весь мир не на китах,
А смутным ожиданьем эпилога
И полнотой души в пустых местах.
В который раз я озадачен краем
Хорошей книги, где обрыв строки.
И хоть мы, истончаясь, умираем,
Но вечен атом, клетке вопреки.
2015, Новгород
ГОЛОСА
В каждое сердце по тайной лесенке
Пробирается маленький гном.
Владислав Ходасевич
Редуцируюсь до слов,
До кривых, до плоских знаков.
Как на лестнице Иаков,
Ввысь спешу – и всех делов.
Возгоняюсь в небеса,
Параллельные буквальным, –
Турбулентным вихрем шквальным, –
Где одни лишь голоса
Входят в самое нутро
Бога, мира, человека –
Смыслов аудиотека,
А не гул, не гуд метро.
Но обычный голос мой,
Теплый, звонкий и певучий
(В нас приметы нет живучей)
Всё влечет меня домой.
Те же голоса – вне глосс.
Так они едины, слиты
В чистый голос, монолиты,
Мироздания колосс,
Что молчанию сродни.
Плыть и плыть по океану
И ловить небесну манну,
В прошлое прессуя дни.
Все пять тысяч языков –
В прапраобразах Вселенной.
Постоянный, переменный
Ток – от звезд до облаков…
Сеет смуту дождь –
Гонит смуту ветер.
И опять галдеж
Пьяненьких под вечер.
Осознать пора б
Отчий дом, отчизну.
Ночь – в начале. Раб
Длинных мыслей, висну.
В подсознаньи – чу! –
Спор ведут, беседу,
Как я ни молчу
И куда ни еду.
В снах меняю речь,
В снах меняю внешность.
Ум бы мне сберечь –
Стольких слов поспешность!
Если б диктофон
Выдал, что я думал, –
То ли дождь, как сон,
То ли ветер дунул…
Как мир меняется! И как я сам меняюсь!
Лишь именем одним я называюсь…
Николай Заболоцкий
Бескрайний мир – ничтожно мало тех,
С кем можно разделить и плач, и смех,
И споры о политике, и тайны,
И фантасмагорические сны…
Семейные объятия тесны,
А в город выйду – лица все случайны.
Нет абсолютно одиноких душ.
Не только тем, что я и брат, и муж,
Не одинок я полностью на свете:
Во мне, как в каждом встречном, легион
Людей, быть может, целый регион –
За внутреннюю речь они в ответе.
То на чердак, то в погреба зовут,
Частенько за меня во мне живут.
Молчанье, болтовня – два рода пыток.
Зову гостей невидимых за стол
Переговоров, объясняю: мол,
То мне всё мало вас, то вас избыток.
«Сквозь жизнь твою и сквозь характер твой
Бог сеет зерна музыки живой –
Черт сеет смуту, раб у Господина», –
Из побуждений всяких – злых, благих –
Один во мне решает за других:
«Всё в мире – и раздельно, и едино».
Другие – хором: «Мы тебя храним,
Как место наших встреч: дом-аноним,
Без нашего ты пуст разноголосья!»
Развертывают карту для меня,
И карта оживает, мир храня:
Еще не разлетелся вкривь и вкось я,
Хоть всем ветрам открыт. А те, вовне, –
Те не со мной не по своей вине:
Своими голосами каждый занят.
В вихреобразном море голосов
(От них ведь не запрешься на засов!)
То внешние, то внутренние манят.
Так мной манипулируют они:
Желают мне удач и благ одни,
Несут расстройства нервные другие.
Не лицедейство и не маскарад –
Живым и снизошедшим душам рад,
Но и по мертвым – приступ ностальгии!
2015, Новгород
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Снегопад, снегопад, снегопад
Листопаду приходит на смену.
Отчего же я гибели рад,
Драму жизни смакую, как сцену?
Наблюдая цветную игру
И раскидываясь алфавитом,
На великом осеннем пиру
Пьян я воздухом чуть ядовитым.
Апельсинными корками моль
Выгнать, снять с потолка паутину.
Атмосфера и кроны – под ноль.
В небо всматриваюсь, как в картину.
Потому что творенья следы
Чаще, чище в особое время
На границе подвижной среды, –
Так ведут аллофоны к фонеме.
Перед сном вся природа – в мечтах,
И мечта меня тешит одна лишь –
Петь среди улетающих птах,
Но опять мою песню финалишь.
2015, Новгород
* * *
Да, я тоже люблю заунывный звон,
Злобной зауми звук, зверя зимний зов.
Запетляешь в лесу – совы гонят вон:
Лишь успей уйти с территории сов.
Так и мы свои уголки стережем,
Ворошим угольки и боимся тьмы.
А в тарелке чужой, а в краю чужом
То ли сироты, то ли подкидыши мы.
2015, Новгород
* * *
Жизнь, измеренная в байтах,
Виртуально-сидиромная,
В папках теплится, на сайтах,
А, казалось бы, огромная.
Всё в ней было – впечатленья,
Грандиозные и малые.
Пламя пикселей и тленье
Ест пространства небывалые.
2015, Новгород
* * *
Такое чувство, что уснуло пламя
В моей печи, а с ним – и плоть, и снедь.
Хоть обратись к востоку, к Далай-ламе –
Не прояснеть и не воспламенеть.
«Вы будьте ледяны или горячи».
Я ж – теплюсь, и не этот, и не тот.
Решает Бог надмирные задачи,
И что Ему мой опыт, ропот, пот?
2015, Новгород
ОСЕННИЙ ЦИКЛ
Нынче разве что снег этой ночью не выпал!
Звезды выпали – небо украсить, как купол.
В одеяло я крошек, голодный, просыпал,
Взял котов, уложил, как дитя – своих кукол.