* * *
Еве казалось, что каждый раз, когда она выглядывает из окна, Сэнди Лейк пялится на нее с блаженной улыбкой. Эта женщина портила Еве вид.
Ранее тем вечером Ева выругалась и спросила Александра:
– Эта терехнутая вообще когда-нибудь спит?
– Даже во сне она держит глаза открытыми, – ответил Александр. – Но не беспокойся, я в соседней комнате. Если понадоблюсь, просто постучи в стенку.
Глава 56
В конце февраля, вернувшись в Лидс, близнецы с облегчением вошли в свои комнаты в Сентинел-тауэрс – на Боулинг-Грин-роуд было совершенно невозможно заниматься серьезными вещами. По подсчетам Брайана-младшего, в дверь звонили со средней частотой 9,05 раз в час.
Близнецы решили, что с этих пор станут работать вместе и помогать друг другу с эссе и прочими заданиями, тем самым оставляя себе больше времени на СпецПроекты.
Брайан-младший и Брианна начали новую жизнь с финансов и продали подаренные матерью украшения в ломбард в центре города. Они договорились, что впредь не позволят сентиментальности влиять на свои планы.
На второй неделе второго семестра брат с сестрой успешно взломали базу данных университетского общежития и изменили статус своих учетных записей с «Задолженность за проживание с…» на «Проживание полностью оплачено до 2013 года». На следующий день после этой победы, принесшей каждому по четыреста дополнительных фунтов в месяц, сообщники отправились по магазинам.
Они сели на диванчик напротив примерочных кабин в «Дебенхэмс» и долго беседовали о жизни и о том, чего ждут от будущего.
Брианна призналась, что если ей не суждено быть с Александром, то она не захочет больше никакого другого мужчину.
Брайан-младший заявил, что никогда не женится.
– Меня нисколько не привлекают физически ни женщины, ни мужчины, – сказал он.
Брианна улыбнулась и спросила:
– Получается, нам суждено всю жизнь быть не разлей вода?
– Ты единственный человек, чье общество я могу выдерживать дольше четырех минут, – согласился Брайан-младший.
Надев новую одежду, близнецы вышли из примерочных кабин и удивились тому, насколько похоже выглядят. Оба предпочитали черное, и после недолгих обсуждений и прогулок между рядами вешалок, остановились на одинаковых костюмах – черных, с ремнями леопардовой расцветки – и на черных ковбойских сапогах с серебряными пряжками.
Помня о своем новоприобретенном и растущем богатстве, они бросили старую одежду в примерочных. Следуя рука об руку по торговому центру, напарники начали тренироваться ходить нога в ногу.
Парикмахер в салоне «Тони энд Гай», следуя их указаниям, выкрасил волосы двойняшек в пурпурно-красный цвет. После того как стилист сделал обоим строгие геометрические стрижки, близнецы вышли из парикмахерской и направились в лучший тату-салон в Южном Йоркшире.
Когда мастер поинтересовался, не приходятся ли они родственниками женщине в кровати по фамилии Бобер, брат с сестрой хором заверили, что нет.
Мастер даже расстроился.
– Она прикольная, – заметил он.
Близнецам провели первичный тест на аллергию, и они в ожидании результатов присели на веранде кофейни, чтобы покурить. Став нигилистами, они чувствовали, что просто-таки обязаны пускать клубы дыма.
Благостно сделали несколько затяжек, и Брайан-младший спросил:
– Как думаешь, мы когда-нибудь вернемся на Боулинг-Грин-роуд, Брианна?
– Зачем? Чтобы встретиться лицом к лицу с этими ужасными людьми, которых мы звали мамой и папой? Теперь, когда мы знаем, что их правильнее называть Гнусный Изменник и жена его, Лжепророчица?
– В детстве я их очень любил, и ты тоже, Брианна, нельзя это отрицать.
– Маленькие дети сплошь идиоты и верят в гребаную Зубную фею, Санту и Бога! И очень-очень их любят.
– Я верил в них, – повинился Брайан-младший. – Верил, что они всё и всегда делают правильно. Говорят только правду. Сдерживают животные страсти.
– Животные страсти? – усмехнулась Брианна. – Ты точно перечитал Ветхого Завета или Дэвида Герберта Лоуренса. «Любовник леди Чаттерлей», верно?
– Мысль о Диснейленде причиняет мне боль, – посетовал Брайан-младший. – Подумать только, что пока мы с мамой стояли в очереди на «Маленький мир», папа в отеле оплачивал своей кредиткой услуги проститутки…
– Но мы же устроим церемонию прощания с ними, да? – предложила Брианна.
Ни у кого из них не было с собой листка бумаги. Да и кто нынче пользуется этим реликтом? Близнецы собрали в один каталог в облачном дискохранилище все файлы с упоминаниями о родителях со своих ноутбуков, а затем Брианна поместила на рабочий стол изображение огня и напечатала в нем «Ева Бобер» и «Брайан Бобер». Брайан-младший положил указательный палец сверху пальца сестры, и близнецы вместе нажали на клавишу, дающую сигнал костру сжечь имена их родителей и заодно стереть из памяти все воспоминания о них.
Потом напарники обсудили татуировку, которую готовились сделать: стилизованные экспоненту и логарифм, две стороны одного целого. Покинув тату-салон, близнецы вышли на улицу, и тут же привлекли всеобщее внимание – но никто, даже люмпен, слоняющийся по городу в разгар рабочего дня, не осмелился что-нибудь вякнуть.
Брайан-младший черпал у сестры силу и уверенность. Раньше он ходил по улицам, глядя на тротуар, а теперь смотрел прямо перед собой, и люди сторонились, отходя с его пути.
Глава 57
Ева смотрела, как распускаются листья клена. Впервые за долгое время наконец-то можно было оставить окно открытым. Лежа на спине, она занималась в кровати зарядкой: медленно поднимала прямые ноги, пока не чувствовала, как пресс напрягся до предела, и плавно опускала. Она знала, что Александр стоит у входной двери — в открытое окно залетали клубы сигаретного дыма.
С утра пораньше она слышала, как он ворчал на Венеру и Томаса. Дети запамятовали, куда подевалась их школьная обувь. Ева усмехнулась, когда Александр строго спросил:
– Куда вы в последний раз поставили ваши ботинки?
Ева отметила, что он следует неофициальному сценарию поведения родителей в данной ситуации.
Сколько тысяч лет малышне задают один и тот же вопрос? Когда люди начали носить обувь и из чего изначально ее делали? Из кожи животных или из переработанного растительного сырья?
В мире существовало очень много такого, в чем Ева не разбиралась.
Еще она услышала, как Александр сказал:
– Доедайте полностью, помните, что в Африке дети голодают.
«В моем детстве голодали китайские дети», – подумала Ева.
На вопрос Томаса, почему им обязательно нужно идти в школу, последовал традиционный же короткий ответ: «Потому что».
Не толпись на улице любопытные, Ева бы с радостью посмотрела, как постояльцы выходят из дома: Александр с живописными дредами, невероятно элегантный в своем синем пальто, и ребятишки в серо-красной школьной форме.
Руби как-то пожаловалась дочери, что детские рисунки и прочие каляки-маляки «заполонили дом к чертям собачьим» и добавила: «Против красивых картинок я бы не возражала, но таланта в них ни на грош».
Ева догадалась, что сегодня мать занялась выпечкой: в комнате приторно пахло пирожными, которые Руби позже понесет продавать уличной толпе.
Ева просила мать этого не делать.
– Ты поощряешь их здесь торчать и эксплуатируешь эту несносную ситуацию.
Но Руби уже купила себе новый ковер в гостиную на доходы от продажи чая и выпечки и отказалась прекращать свой бизнес, сказав:
– Если тебе что-то не нравится, вставай с кровати. Эти чудики надолго не задержатся, когда увидят, что ты самая обычная женщина.
Разминая шею, Ева повернула голову и заметила, как мимо окна пролетели две сороки с соломинками в клювах. Они вили гнездо в дупле клена. Ева уже неделю с большим интересом наблюдала, как птицы снуют туда-сюда.
«Неразлучники», – подумала она, и тут же задалась вопросом, могут ли мужчина и женщина быть абсолютно счастливы вместе.
Когда они с Брайаном (по его инициативе) устраивали званые ужины, женатые пары обычно поначалу общались между собой относительно вежливо. Но ко времени, когда Ева подавала собственноручно испеченные профитроли, хотя бы двое из женатиков успевали превратиться в воинствующих педантов, которые подвергали сомнению байки своих супругов и донимали тех по поводу всяких несущественных мелочей. «Нет, это было не в четверг, а в среду. И ты был в синем костюме, а не в сером». Такие пары уходили рано, и выражения их лиц напоминали истуканов с острова Пасхи. Или же наоборот сидели долго-долго, бездонно поглощая крепкие напитки и погружаясь в болото пьяной тоски.
Ева улыбнулась и с удовольствием подумала: «Мне больше никогда не придется устраивать званый ужин или идти в гости».
Потом попыталась угадать, счастливы ли сороки, или ощущение счастья присуще только людям?
Кто настоял на включении «стремления к счастью», как одного из неотъемлемых прав человека, в американскую конституцию[33]?
Ева знала, что всеведущий Гугл подскажет ей ответ спустя секунду после запроса, но не торопилась его ввести. Возможно, она вспомнит сама немного погодя.
В дверь постучал Александр:
– Готова к беседе с дальнобойщиком, живущим на две семьи? Одна у него в Эдинбурге, а другая – в Бристоле.
Ева застонала.
– Все еще хуже, – предупредил Александр. – На следующей неделе ему исполняется пятьдесят, и обе жены устраивают благоверному праздник, каждая – на своей территории. Смех и грех.
Они рассмеялись, и Ева сказала:
– А здесь мой праздник, и я буду плакать, если захочу…
– Я ни разу видел тебя в слезах. А ты любишь поплакать?
– Нет, я не умею плакать… – за вздохом последовал вопрос: – Что я здесь делаю, Александр?
– Даешь себе второй шанс, разве нет? Ты хорошая женщина, Ева.
– Но это не так! – возразила она. – Я ненавижу этих зануд за то, что они нарушают мой покой. Я прямо-таки чувствую, как их страдания закупоривают мне сосуды. Не дают дышать. Как я могу быть хорошей женщиной? Мне стало на всех наплевать. Мне надоели люди, которых я вижу. Я хочу лишь лежать здесь и ничего не говорить и не слышать. И не переживать, кто там следующий в твоем списке.
– Думаешь, мое бремя намного легче? – спросил Александр. – Я стою на холоде у двери и морожу себе яйца, целыми днями болтая с разными психами.
– Они не психи, – запротестовала Ева. – А просто люди, которые запутались.
– Да-а? Тебе стоило бы посмотреть на тех, кому я отказываю во встрече с тобой. – Александр сел на кровать. – Я не хочу стоять там на морозе. Я хочу лежать здесь, с тобой.
– По ночам я думаю о тебе. Как ты спишь от меня через стенку.
– Я знаю, что сплю в полуметре от тебя.
Оба сосредоточились на своих ногтях.
– Итак, сколько времени ты отведешь двоеженцу?
– Как обычно, десять минут – больше я не выдержу, – раздраженно бросила Ева.
– Слушай, если ни в какую не хочешь его видеть, так и скажи, и я от него избавлюсь.
– Я – шарлатанка. Они думают, что я им помогаю, но это не так. Почему они верят всему, что пишут в газетах?
– Забудь о газетах. Дело в интернете. Ты даже не представляешь, да? Совсем не представляешь, насколько они чокнутые. Лежишь себе здесь, мы носим тебе еду, а ты в буквальном смысле прячешься под одеялом, если сталкиваешься с чем-то неприятным, с чем-то, способным расстроить малютку-Еву. Но не забывай, что настоящая работа происходит внизу, и она очень опасна. А я ведь не профессиональный телохранитель. Я читаю твою почту, Ева, и отдаю тебе далеко не все письма. Удается ли мне порисовать? Нет. Потому что я безотлучно защищаю Еву от маньяков, которые рвутся ее расчленить. Еву-деву.
Ева резко села.
Ей хотелось встать с кровати и положить конец неудобствам, которые она всем причиняет. Но когда начала свешивать ноги, пол показался не твердым. Ева чувствовала, что если встанет, то увязнет в паркете, будто тот сделан из желе.
У нее закружилась голова.
– Прошу, дай мне минуту, а потом веди двоеженца.
– Хорошо. И давай-ка поешь. Ты похожа на мешок с костями. – Александр вышел и плотно закрыл за собой дверь.
Еве показалось, будто ее ударили кулаком в грудь.
Она уже некоторое время подозревала, что ведет себя плохо: эгоистично и требовательно, и к тому же почти уверовала, будто является центром своей маленькой вселенной. Наверное, стоит попросить Александра освободить соседнюю комнату, забрать детей и переехать обратно в свой дом.
Ева гадала, сможет ли выжить без любви и заботы Александра. Ей необходимо было как-то защитить себя от жуткой боли, вызванной мыслями о существовании в добровольном заключении без него.
Она продолжила зарядку, перейдя к сгибанию-разгибанию ног. И-раз, и-два, и-три, и-четыре, и-пять, и-шесть, и-семь…
Глава 58
Родители Хо, мистер и миссис Лин, шли по узкому пыльному тротуару вдоль восьмиполосного шоссе.
Они не разговаривали: шум транспортного потока заглушал все прочие звуки.
Два года назад никакого шоссе здесь не наблюдалось, а был плотно застроенный район одноэтажных домиков, лавочек и мастерских, переулков и крошечных проулочков, где люди жили на виду у соседей. Ни о какой уединенной частной жизни и речи не было. Если человек кашлял, его слышали многие, а праздники отмечали всем миром.
Мистер и миссис Лин свернули и миновали блочную новостройку, а потом и автосалон, в котором продавались сверкающие новые машины. Затем дошли до внешнего дворика, где выстроились электрические скутеры, сгруппированные по цвету. Мистер Лин всегда хотел иметь скутер. Он провел рукой по рулю и сиденью мотороллера своего любимого колера – аквамаринового.
Шагая дальше, миссис Лин воскликнула:
– Ты только посмотри, как берегут эти старые велосипеды.
За забором-сеткой с прожекторами наверху теснились сотни подержанных велосипедов.
Супруги рассмеялись, и миссис Лин сказала:
– Кому бы пришло в голову красть такую рухлядь?
Завернув за угол, чета Лин оказалась на своей старой улице. Строительный мусор до сих пор не вывезли.
Они прошли мимо места, где раньше стоял их дом, в котором они прожили девятнадцать лет. Хо тогда спокойно играл в переулках, свободных от дорожного движения. Жилыми остались лишь пять зданий. Одно из них принадлежало ростовщику, мистеру Чу. Ходили слухи, будто у мистера Чу имелись связи в туристическом бюро Пекина, и что он дал взятку водителю бульдозера, сносившему застройку, чтобы тот не доехал до его дома. Мистер Чу боялся перебираться в район новомодных банкиров-кредиторов, которые отнимали у него работу.
Мистер Лин негромко крикнул в открытую дверь:
– Вы здесь, мистер Чу? Это мистер Лин, ваш бывший сосед.
Мистер Чу вышел на порог и поздоровался с гостями.
– Ха! – сказал он. – И как вам живется в небе, с птицами?
Лины были гордыми людьми.
– Спасибо, хорошо, – ответила миссис Лин, – всяко лучше, чем на земле, с собаками.
Мистер Чу вежливо улыбнулся.
Мистер Лин всегда недолюбливал ростовщика. Он считал, что мистер Чу дерет со своих заемщиков буквально грабительские проценты. Но он посетил множество банков, и ни в одном не одобрили необходимую ему ссуду. Мистер Лин напрасно объяснял менеджерам, что устроится на вторую работу, будет трудиться по ночам, помогая возводить новый Пекин. Но он был таким худым и морщинистым, что со стороны казалось, будто старик в любую минуту может присоединиться к предкам на небесах. Ни один банковский служащий не рискнул поверить, что мистер Лин проживет достаточно долго, чтобы полностью выплатить кредит.
– Как дела у Хо в Англии? – любезно спросил мистер Чу.
– Очень хорошо, – сказала миссис Лин. – Усердно учится и получает на экзаменах только высшие баллы.
– Вы пришли просто в гости или по делу? – уточнил ростовщик.
– По делу, – кивнул мистер Лин.
Мистер Чу проводил супругов в свой маленький домик и предложил сесть, знаком прося мистера Лина продолжать.
– Нам предстоят непредвиденные расходы. Семья. Наводнение в деревне.
– Какое невезение, – промурлыкал мистер Чу. – И какие же именно расходы?
– Замена пола, матрасов, кухонной плиты, одежда для восьми человек и телевизор, – перечислила миссис Лин. – И еще…
– В общем, пятнадцать тысяч долларов, – подвел итог мистер Лин.
Ростовщик радостно усмехнулся:
– Недурная сумма! А что предложите в залог?
Мистер Лин был готов к этому непростому вопросу.
– Самого Хо. Через шесть лет он станет врачом. С дипломом английского университета. Он и вернет вам долг.
Мистер Чу задумчиво кивнул:
– Да, но сейчас он всего лишь первокурсник… Многие бросают учебу, позорят родителей…
– Только не Хо, – яростно возразила миссис Лин. – Он знает, чем мы для него пожертвовали.
– С учетом длительного срока возврата… под тридцать процентов, – сказал ростовщик.
– Вам будет принадлежать часть зарплаты Хо в течение десяти лет, – уточнил предмет залога заемщик. – Как только сын начнет работать, пойдут перечисления с банковского счета Хо прямо на ваш. – Мистер Лин надеялся затронуть в мистере Чу азартную жилку.
Тот покачал головой.
– Нет. Что самое ценное в вашей жизни, сосед?
Мистер Лин отвел глаза и сказал:
– Моя жена, для меня она бесценна.
* * *
На обратном пути миссис Лин присела на уцелевшее крыльцо когда-то принадлежавшего им снесенного дома. Покраснев, она прошептала мужу:
– Какой позор, какой позор!
Мистер Лин вытащил из кармана бланк денежного перевода за границу и пробормотал:
– Это лишь деловая операция.
– Но Чу нас страшно унизил, – возразила жена.
– Как?
– Не предложил нам выпить с ним чаю!
Глава 59
На Евином клене распустились листья, образовав трепещущий лаймово-зеленый балдахин между окном и толпой людей на тротуаре через улицу. Ева не видела Сэнди Лейк, но слышала, как та день и ночь скандирует свои возмутительные послания. Действовало предписание, по которому Сэнди не разрешалось приближаться к дому номер пятнадцать по Боулинг-Грин-роуд ближе чем на пятьсот метров. Но та регулярно нарушала закон и, воодушевившись задержкой в прибытии полиции, даже пыталась прорваться в дом и спровоцировать Александра, чтобы тот вышел из себя.
Сэнди толкала его и пихала, крича:
– Уйди с дороги, самбо! Мне нужно поговорить с ангелом для пожилых людей Евой!
Когда по Евиному настоянию Александр наконец официально пожаловался констеблю Хоуку, полицейский занизил «индекс вредности» Сэнди.
– Да, она малость перегибает палку, но лично мне в женщинах это вполне симпатично. Мне случалось ходить на свидания с настоящими буками, которые спустя несколько минут вообще переставали разговаривать и как-то на меня реагировать.
Александр возмущенно парировал:
– Так пригласите эту реактивную говорунью в пиццерию. Гарантирую, вы не продержитесь даже до добавки в салат-баре. Она на самом деле психически нездорова. И вам следует знать, насколько оскорбительна кличка «самбо» для чернокожего. Мне-то уже не суть важно, но если поблизости, когда она такое вопит, окажется парочка скучающих чернокожих юнцов, вам, констебль Хоук, придется подавлять мятеж.
– Нет, я мигом затушу градус ситуации, – возразил констебль. – Я проходил специальный курс межрасовых взаимоотношений. Мистер Тейт, почему бы вам не попробовать поддразнить ее? В следующий раз, когда мисс Лейк обругает вас «самбо», попробуйте назвать ее «жирной». И тогда, узнав вас получше, она поймет, что вы такой же человек, как она. Скажите ей между прочим, что в венах у вас обоих течет одинаково красная кровь.
Александр посмотрел на невинное невежественное лицо констебля и понял, что не сможет изречь ничего, что произвело бы на того впечатление. Констебль Хоук еще подростком закрыл свой разум, а в полицейской академии и вовсе его запечатал. И этот ларчик больше никогда не откроется.
* * *
Ева лежала поверх одеяла лицом к двери. Стоял жаркий летний день, и ее бесили жара и жужжание мух, роящихся под потолком. Когда же хоть кто-нибудь принесет ей поднос с едой и напитками?
От голода Ева запаниковала. В последнее время она несколько раз оставалась одна, когда Александр уезжал подработать.
Что она станет делать, если к ней неделю никто не зайдет? Встанет ли с кровати и спустится ли на кухню, или же будет лежать здесь и медленно умирать от голода – ожидая, пока органы один за другим откажут, сердце со вздохом остановится, мозг после нескольких предупредительных сигналов умрет и впереди наконец покажется туннель с ярким светом вдалеке?
Ева подумала о своем организме, о триллионах клеток, размером меньше толщины человеческого волоса. Об иммунной системе, которая в случае угрозы болезни соберет все хорошие защитные клетки на кризисное совещание. О том, как клетки выберут лидера-стратега, который примет решение, заболеть ли организму или побороться. Совсем как в демократии древних Афин, где граждане на народном собрании все вместе управляли городом.
Вспыхнула мысль: «Если внутри каждого из нас существует целая вселенная, неужели боги – это мы и есть?»
Александр постучал и вошел в комнату, держа в руке лист бумаги формата А4. Увидев изнемогающую от жары и голода Еву, он спросил:
– Сегодня приемный день?
– Не знаю. А кто там?
– Обычная солянка. Новички здесь, в списке. – Он посмотрел на лист бумаги, пытаясь расшифровать собственный почерк. – Продавец семян, который говорит, что его никто никогда не любил.
– Да, с ним встречусь, – кивнула Ева.
– Вегетарианец, который работает на скотобойне, потому что больше его никуда не взяли. Стоит ли ему уволиться? Я, кстати, обязательно обыщу его на предмет ножей.
Ева приподнялась на локте и взяла список.
– Я ужасно проголодалась, Александр.
– Чего бы ты хотела?
– Хлеба. Сыра. Джема. Чего угодно.
Он остановился у двери и выпалил:
– А ты не могла бы добавить «пожалуйста»? Тогда я не до такой степени буду чувствовать себя евнухом-лакеем.
– Хорошо. Пожалуйста, – ворчливо добавила Ева.
– Спасибо, мэм. Это все?
– Послушай, если тебе есть что сказать…
– Я много чего хочу сказать, – перебил ее Александр. – Мне надоело смотреть, как ты тратишь свою жизнь, копошась в своей берлоге и решая, кому повезет лицезреть великую Еву, а кому дать от ворот поворот из-за минутного каприза. Ты понимаешь, что я ни разу не видел тебя стоящей на ногах? Я даже не знаю, какого ты роста!
Ева тяжело вздохнула. Мысль о предстоящем выслушивании рассказов о человеческих горестях вгоняла ее в уныние. Ее домочадцы, казалось, постоянно чувствовали себя несчастными, и теперь начал срываться даже Александр.
– Александр, я сейчас не могу думать ясно, – взмолилась она. – Я очень голодна.
Александр наклонился к ней поближе и посоветовал:
– Отлично, вставай с кровати и топай-ка на кухню сама.
– Мне казалось, ты меня понимаешь. Мы же понимаем друг друга, верно?
– Не думаю. Мне кажется, что мы увязли ногами в бетоне и ни один из нас не может пошевелиться.
Он вышел, оставив дверь открытой, словно не хотел утруждаться ее захлопыванием.
Ева взяла список и прочитала. Она рассердилась, увидев, что к некоторым пунктам Александр написал свои комментарии.
«Женатый мужчина – имеет любовника-гея. (И что такого?)
Помощница в буфете – показала синяки, оставленные мужем.
Сержант отдела по борьбе с наркотиками – амфетаминовый наркоман. Вогнал себя в панику метамфетамином.
Рабочий по листовому металлу – игровые счета в интернете. Проиграл полторы тысячи фунтов и лимит по кредитной карте (пять тысяч). Жена пока не в курсе. Продолжает делать ставки, пытаясь отыграться.
Домохозяйка, мать шестерых детей из Ипсвича – ненавидит пятого ребенка.
Кузнец, которого завтра выселят из дома.
Помощница учителя – часто и успешно ворует в магазинах. Хочет перестать.
Каменщик на пенсии – отказывается озвучить проблему.
Мальчик-подросток – жесток к насекомым, собакам и кошкам. «Нормален» ли он? (Вполне, для психопата).
Водитель автобуса – пьет за рулем.
Личный помощник – стоит ли выходить замуж за нелюбимого? (Нет! Нет! Нет!)
Пекарь – плюет в тесто. (Узнай, где именно он работает).
Четырнадцатилетняя школьница – забеременеет ли она, если после секса примет душ? (Да).
Женатая пара, обоим сильно за шестьдесят. У жены рак матки. Не согласишься ли ты ввести им обоим смертельную дозу инсулина? (Дорогая Ева, прошу, не соглашайся убить их, это уже слишком, с любовью, Алекс).
Тринадцатилетняя школьница – подвергается сексуальному, физическому и эмоциональному насилию в семье. (Телефон доверия: 0800 11 11. Полиция).
Мусульманка – ненавидит паранджу. Чувствует, что в ней «задыхается».
Стенографистка – замужем за А, по-прежнему любит Б, но завела интрижку с В.
Неудавшийся финансист, бывший растафарианец, борющийся с трудностями художник, взятый в плен прикованной к кровати женщиной чуть постарше. Хочет делить с ней постель и водить ее на прогулки по полям (Проблема срочная, предлагаю дать аудиенцию этому несчастному как можно скорее) ».
Ева улыбнулась, читая последнюю строку, но замерла, услышав вопли Сэнди Лейк:
– Я вернулась! Я здесь! Я умру за тебя, ангел Ева! Я никогда тебя не оставлю! Им нас не разлучить! Ты – моя вторая половинка!
Ева всерьез желала Сэнди Лейк смерти. Необязательно, чтобы та умирала в мучениях, достаточно мирной кончины во сне. Еве хотелось сказать кому-то, что Сэнди Лейк ее пугает, но не хотелось показаться слабой и нуждающейся в помощи.
* * *
Когда Александр вернулся с тарелкой бутербродов, Ева взяла один, откусила кусочек и тут же выплюнула.
– Я просила хлеб с сыром или хлеб с джемом, а не все три ингредиента одновременно! Кто же ест сыр с джемом в одном бутерброде? – закричала она.
– Возможно, эксцентричные люди? – тихо предположил Александр. – Кто-то, не способный или не желающий встать с постели? Кого осаждают такие же эксцентрики?
Ева вытащила из бутербродов ломтики сыра и набросилась на хлеб с джемом. Она не остановилась, пока тарелка не опустела. Потом Ева облизала испачканные джемом пальцы.
Александр не сводил с нее взгляда.
– Поеду за детьми в школу, а оттуда к себе домой. Я зашел попрощаться, – сказал он.
– Такое впечатление, будто ты прощаешься навсегда, – заметила Ева.
– Я так больше не могу, Ева. Я словно забочусь о капризном, неблагодарном чаде. – Александр наклонился и поцеловал ее в щеку.
Ева повернулась к нему спиной. Она слышала, как он выходит из комнаты, топает по полу вестибюля, как открывается и закрывается входная дверь, как кричит и свистит толпа, пока Александр идет мимо, как заводится двигатель, как ускоряется машина, завернув за угол… А дальше – тишина.
Ева осталась одна.
И тут же поняла, что Александра ей сильно не хватает.
Глава 60
Сараи Брайана оказались переполнены вещами Титании. Он запретил любовнице приносить что-либо еще из дома, где она раньше жила с мужем, но то и дело находились какие-то прибамбасы, без которых она не могла обойтись: осенний и зимний гардероб, купленная во Флориде уэльская прялка, постмодернистские часы с кукушкой из магазина «Обитель» и викторианский шезлонг, приобретенный у наивного с виду старьевщика за пятьдесят фунтов (впоследствии, правда, выяснилось, что шезлонг весь изъеден жучком, и в итоге реставрация обошлась в пятьсот фунтов плюс НДС).
Брайан протискивался между барахлом Титании в дополнительном сарае, который они называли «кухонькой». Титания сердито подняла глаза от книги «Адроны и кварк-глюонная плазма». Она только что оставила на полях пометку: «Проф. Яги не согласен. См. его статью в “Журнале о космологии и космических частицах” № 865 (2/2010) ».
– Брайан, ты причитаешь как сельская кумушка. Знаю, неудобно, что мои вещи хранятся здесь, но я же не могу перевезти их в дом, верно? Твой дом теперь он снимает.
Брайан парировал, пытаясь говорить вразумительно:
– Тит, признаю, я действительно немного сержусь, что вынужден делить жизненное пространство с ворохом накопленного тобой за многие годы хлама, но разве я хоть разок пожаловался? Нет. Буду ли я рад, если мусор исчезнет? Да.
– Прошу тебя! Если ты еще хоть разок задашь вопрос и сам же на него ответишь, разозлюсь ли я и ударю ли тебя? Тысячу раз да!
Любовники угрюмо замолчали. Каждый понимал, что если сейчас выдаст пару убойных словечек, то исход будет напоминать вылазку из относительно безопасного грязного окопа на Ипре прямиком на поле битвы при Пашендейле.
В напряженной тишине Титания оценила их отношения заново. Интрижка была временами довольно головокружительной. Да и какой еще мужчина поймет и посочувствует, если она пожалуется на непослушные частицы, которые отказываются подстраиваться под ее теории?