– Этот парень спросил, что бы я сделал в определенной ситуации, и я ему ответил, – возразил Брайан. – Короче, мне тут еще праздничную вечеринку организовывать. Но если вам нужны координаты каменоломни…
– Спасибо, но не думаю, что дойдет до крайних мер, – вздохнул пожилой мужчина. – Но если все же придется, то у нас прямо за домом силосная траншея, да и свиньи всегда голодны.
– Ну, желаю вам всего хорошего. Счастливого Нового года, – резюмировал Брайан. Он протиснулся мимо мужчин, неся покупки, зашел на кухню и принялся выставлять бутылки на стол. Титания уже протирала бокалы.
– Каждый раз, открывая входную дверь, я сталкиваюсь с чьими-то проблемами, – посетовал Брайан.
Наверху Белла говорила по телефону с мужем. Тот вопил так громко, что Ева боялась, как бы телефон не взорвался. Белла дрожащим голосом произнесла:
– Кеннет, я со своей семьей. Мы всего в нескольких домах от нашего и сейчас уже подойдем. – Она отключила телефон и сказала Еве: – Я не могу так с ним обойтись.
– Этим гадам все сходит с рук, потому что они знают – мы их жалеем. Вот и играют на нашем мягкосердечии. Если вы всей командой пойдете туда сейчас, в десять и духу его не будет в вашем доме.
– Но куда он денется? – всхлипнула Белла.
– Его мать жива? – спросила Ева.
Белла кивнула:
– Да, она живет всего в пяти милях отсюда, но Кеннет никогда ее не навещает.
– Значите, этот Новый год она отпразднует не в одиночестве, не так ли?
* * *
Позже Ева наблюдала из окна, как семеро мужчин и Белла разговаривают на улице.
Потом они целенаправленно двинулись в сторону дома Харперов.
Глава 38
Ева поняла, что наступила полночь, по бою церковных колоколов и взрывам фейерверков. Она услышала, как внизу хлопнуло шампанское и Брайан завопил: «С новым годом»!
Она подумала о прошлых празднования Нового года. Ева всегда ожидала от новогодней ночи чего-то большего. Тщетно надеялась, что случится нечто волшебное и необычное, едва стрелки часов сойдутся на двенадцати.
Но раз за разом все проходило одинаково.
Она никогда не пела с общим хором «Старое доброе время». Ей нравились слова «Да здравствует доброта!», и она завидовала тем, кто оживленно и шумно праздновал, но не могла взять кого-то за руки и водить хоровод. Люди разрывали кольцо и приглашали ее присоединиться, но Ева всегда отказывалась.
– Мне нравится смотреть, – уверяла она.
А Брайан, пролетая мимо, говорил:
– Ева не умеет веселиться.
И это было так. Ей даже не нравилось само слово «веселиться». Оно ассоциировалось с натужной жизнерадостностью, клоунами и дешевым фарсом, с северокорейскими парадами, где ряды одинаковых детей синхронно танцевали с приклеенными улыбками.
А сейчас ей хотелось пить и есть. Очевидно, о ней опять забыли.
Ранним утром Брайан прошелся по улице, разнося по соседям листовки с приглашением на день открытых дверей. На флаере было написано (Еву передернуло при слове «заглядывайте»):
«Милости просим, заглядывайте и веселитесь!
Давайте познакомимся.
Приносите выпивку с собой.
Закуски найдутся, но лучше подкрепиться перед визитом.
Воспитанные дети допускаются.
Наши двери будут открыты для вас с 9:30 вечера.
P.S. Доктор Брайан Бобер проведет короткую экскурсию по обсерватории и, в зависимости от ясности (или, как выражаются неастрономы, погодных условий/облачности), возможно, получится увидеть Сатурн, Юпитер, Марс и другие планеты поменьше или подальше ».
Ивонн через интернет купила Еве очаровательный медный колокольчик с Бали в качестве средства связи с остальными обитателями дома, но Ева еще ни разу не позвонила в него. Ей казалось не вполне приличным призывать таким образом других людей, чтобы те ее обслуживали. Лучше подождать, пока кто-нибудь о ней не вспомнит и не принесет что-нибудь поесть. За стенкой близнецы что-то бормотали и со сверхъестественной скоростью барабанили по клавиатурам. То и дело раздавались взрывы смеха и выкрики: «Дай пять!».
Ева услышала, как по лестнице поднимаются Руби и Ивонн.
– Не знаю, идти с этим к доктору или нет, – бормотала Руби. – Это может оказаться безвредной кистой.
– Как тебе известно, Руби, – отвечала Ивонн, – я тридцать лет проработала в регистратуре. Уж я-то смогу отличить кисту от чего похуже.
Ева услышала, как мать и свекровь заходят в ванную.
Руби говорила без привычной уверенности:
– Мне снять жилет, блузку и бюстгальтер?
– Ну, я же ничего не смогу определить сквозь несколько слоев ткани, верно? – отозвалась Ивонн. – Не стесняйся, я в своей жизни тысячи сисек повидала.
Повисла тишина, а затем Руби промямлила:
– Думаешь, у Евы нервный срыв?
– Подними руку над головой и замри… – скомандовала Ивонн. – Да, конечно, у нее нервный срыв. Я это с первого дня твержу.
Снова тишина.
Потом снова голос Ивонн:
– Одевайся.
– И? Что думаешь? – спросила Руби.
– Думаю, тебе обязательно нужно на рентген. У тебя там опухоль размером с лесной орех. Как давно ты о ней знаешь?
– Я слишком занята, чтобы шляться по больницам. – Руби заговорила тише. – Мне ведь нужно приглядывать за ней.
* * *
Ева гадала, верно ли, что у нее нервный срыв.
Несколько лет назад Джил, работавшая вместе с Евой в библиотеке, внезапно начала разговаривать сама с собой, бормоча про то, как несчастлива в браке с Берни Экклстоуном. Потом она принялась швырять на пол все книги в красных обложках, выкрикивая, что они следят за ней и передают сведения в МИ5. Если кто-то отваживался к ней приблизиться, она обзывала доброхота агентом Системы. Какой-то дурак вызвал охрану и попытался выволочь Джил через запасной выход. Она дралась со сторожами как дикое животное — в ход шли зубы, ногти и рык, — а потом вырвалась и побежала в парк, граничащий с территорией университета.
Ева и охранники помчались за ней. Грузные мужчины вскоре запыхались и отстали, и вышло так, что догнала беглянку именно Ева. Джил бросилась ничком на землю и вцепилась в пучки травы, приговаривая: «Помоги мне! Если пальцы разожмутся, меня ветром унесет!».
Тогда Ева подумала, что лучше всего будет сесть Джил на спину и таким образом закрепить ее на земле. Когда подбежали задыхающиеся сторожа, Джил снова начала кричать и вырываться. Через парк на большой скорости проехала полицейская машина со включенной сиреной. Ева больше ничем не могла помочь коллеге. Полицейским и охранникам наконец удалось скрутить Джил и затолкать в автомобиль, тут же умчавшийся прочь.
Когда Ева наконец получила разрешение навестить Джил в психиатрическом отделении, то сначала ее даже не узнала. Джил сидела в безликой комнате на пластмассовом стуле и слегка раскачивалась. Другие пациенты пугали Еву. Телевизор вопил невыносимо громко.
«Это бедлам, – ужаснулась тогда Ева. – Самый настоящий бедлам. – Идя к выходу по территории больницы, она думала: – Я лучше умру, чем окажусь в подобном месте».
Несколько лет спустя она видела любительскую постановку «Марат/Сад»[24]в исполнении студентов и преподавателей. Брайан очень убедительно изображал лунатика. Несколько недель после спектакля Еву преследовала мысль, что безумие таится прямо за углом и выжидает, когда она крепко уснет, чтобы пробраться к ней в голову и поработить ее.
* * *
Ева немного подремала. Проснувшись, она испугалась, увидев на заляпанном супом стуле свою многодетную соседку Джули.
– Я смотрела, как ты спишь. Храпишь довольно громко, – сказала Джули. – Пришла вот пожелать тебе счастливого Нового года, чтобы хоть ненадолго выбраться из того дурдома, который зову своим домом. Я на грани, Ева. Они меня совсем не слушают. Потеряли ко мне всякое уважение! Мы целое состояние истратили на рождественские подарки для мальчишек. Стив купил старшим по приставке, а для Скотта – отдельный телевизор, чтобы малыш мог смотреть мультики перед сном. Еще они получили от Санты большой мешок разных игрушек и половину уже успели поломать. Стиву не терпится вернуться на работу, как и мне.
Обозлившаяся от голода Ева выпалила:
– Бога ради, Джули, если сыновья плохо себя ведут, забери ты у них эти чертовы приставки! Запрети озорникам гулять, пока не научатся уважать старших. И напомни Стиву, что он – давно уже взрослый мужчина. Этот его заискивающий тон на ребятню не действует. Он вообще умеет повышать голос?
– Только когда смотрит по телику футбол.
– Вы со Стивом боитесь приучать свой выводок к дисциплине, потому что думаете, что за строгость дети вас разлюбят, – поставила диагноз Ева и тут же заорала: – Вы ошибаетесь!
Джули подскочила и замахала рукой у лица.
Ева пожалела, что сорвалась на крик, – теперь обе не знали, что сказать дальше.
Соседка критическим взглядом посмотрела на волосы Евы.
– Хочешь, я тебя подстригу и прокрашу корни?
– Когда дети снова пойдут в школу, ладно? Прости, что сорвалась, Джули, но я ужасно голодна. Принесешь мне немного еды, пожалуйста? Домашние постоянно забывают, что я здесь лежу.
– Или забывают, или пытаются голодом выманить тебя отсюда! – хмыкнула Джули.
* * *
Когда Джули отправилась назад в домашнюю анархию, на Еву нахлынул приступ жалости к себе, и она почти раскаялась, что не пасется сейчас внизу у фуршетного стола. До нее донесся крик Брайана:
– «Brown Sugar»! Давай, Титания!
Заиграла музыка, и Ева представила, как муж с любовницей танцуют по кухне, подпевая «Роллинг Стоунз».
Глава 39
Первого января Брайан и Титания большую часть послеобеденного времени занимались любовью. Брайан принял виагру в пятнадцать минут третьего и до сих пор не истощился.
Время от времени Титания поощрительно стонала:
– Боже мой!
Но на самом деле с нее уже было достаточно. Брайан исследовал и заполнил почти все ее отверстия, и Титания порадовалась, что ему, очевидно, приятно этим заниматься, но ее ждали дела и встречи. Она рассеянно забарабанила пальцами по спине любовника, чем только подзадорила его, и не успела опомниться, как Брайан перевернул ее лицом вниз так, что она едва не задохнулась, вдавленная в набитые утиным пером подушки. Ей пришлось буквально бороться за глоток воздуха.
– Боже мой! – воскликнула она. – Ты меня убиваешь!
Брайан на пару секунд остановился, чтобы перевести дух, и сказал:
– Слушай, Титания, можешь кричать что-нибудь другое? «Боже мой» мне ничуть не помогает.
Титания, все еще лежа на животе и упершись ногами в стену, ответила:
– Мы словно два водяных буйвола в одной упряжке, которые без конца крутят чертово колесо. Сколько виагры ты принял?
– Две таблетки, – признался Брайан.
– Одной было бы достаточно, – буркнула Титания. – Я бы уже успела закончить с глажкой.
Брайан предпринял сверхчеловеческое усилие, представляя себе разные образы, которые годами помогали ему возбудиться и кончить дело: декольте мисс Фокс, учительницы физики в школе имени кардинала Вулси, француженок топлесс на пляже близ Сен-Мало, женщину, лижущую рожок мороженого в булочной, и сливки на кончике ее языка.
Но ничего не сработало. Битва продолжалась.
Титания поглядывала на часы. Ее голова и туловище уже свисали с изножья кровати. Она увидела свои скомканные носки, которые считала похороненными под комодом.
– Боже мой на небесах! – воскликнула она. – Да сколько можно?!
– Давай займемся жестким сексом? – прохрипел Брайан.
– Я уже им занимаюсь, потому что до чертиков зла! – рявкнула Титания. – Если ты сейчас же с меня не слезешь, я…
Ей не пришлось заканчивать предложение. Брайан наконец изверг семя, да так яростно и шумно, что Руби, стоявшая в саду над канавой и промывавшая дурнопахнущую щетину старой швабры под садовым шлангом, предположила, что зять поселил в сарае дикое животное.
Но ее больше ничто не могло удивить. Когда-то она думала, что отдавать фунт семьдесят за бутылку воды из Исландии – самая большая глупость в мире, если из крана льется вполне хорошая вода. Но она ошибалась.
В какой-то момент, когда она отвлеклась, весь мир сошел с ума.
* * *
Александр зашел в дом Евы – дверь обычно закрывали только на щеколду – и закричал:
– Привет!
Отозвалась одна Ева.
Он поднялся наверх, мысленно репетируя, что именно скажет. Он уже давно не признавался женщине в любви.
– С Новым годом, – приветствовала Ева. – Выглядишь замерзшим.
– Ага… И тебя с Новым годом. Ездил на Бикон-хилл порисовать. Никогда прежде не писал заснеженный пейзаж. Не знал, что в снеге так много оттенков белого. Чудная мешанина получилась. На обратном пути увидел Руби и подбросил ее домой. Говорит, Брайан и Титания очень шумно изображали животных в его сарае.
– Уже слышу, как соседи вострят перья, готовясь писать петицию о жестоком обращении.
Оба рассмеялись.
– Меня интригуют их отношения, – призналась Ева.
– По крайней мере у них есть отношения.
– Но они, похоже, не нравятся друг другу.
– Мне нравишься ты, Ева, – сказал Александр.
Глядя ему в глаза, Ева ответила:
– И ты мне нравишься, Алекс.
Пространство между ними стало хрупким, словно дыхание замерзло и могло легко разбиться на осколки от неправильного слова.
Ева встала на колени и посмотрела в окно на снег.
– Свежие сугробы… здорово для снеговиков, катания на санках. Я бы с радостью… – Она замолчала, но Александр быстро подхватил:
– И ты можешь, Ева! Можешь съехать с горки, обнимая меня за талию! У меня есть санки в грузовичке.
– Только не начинай пытаться выманить меня из кровати!
– Вот уже несколько лет, как мне приходится напрягаться, чтобы затащить женщину в кровать, – пошутил Александр.
Ева улыбнулась.
– Думаю, моим первым новогодним зароком станет «не пускать в свою жизнь нового мужчину».
– Мне жаль это слышать. Я ведь пришел признаться, что люблю тебя.
Ева перекатилась с середины кровати на край и прижалась к стене.
– Я что-то не так понял?
Ева осторожно произнесла, не желая оскорбить чувства Алекса:
– Возможно, я подавала неверные сигналы, как сказала уволенная работница железной дороги.
– Возможно, мы оба подавали неверные сигналы. Могу ли я просто описать, что чувствую?
Ева кивнула.
– Я люблю тебя, – улыбнулся Александр. – Хочу жить с тобой до конца своих дней. И тебе не придется вставать с кровати. Берусь таскать тебя прямо в ней по Сэйнсбери, а если захочешь, и в Гластонбери отвезу.
Ева покачала головой.
– Нет, не желаю это слушать. Я не стану отвечать за чье-то чужое счастье. У меня плохо получается.
– Я сам буду за тобой присматривать и отвечать за твое счастье. Мы вполне можем быть вместе. Я залягу в кровать рядом с тобой. Сделаюсь Йоко для твоего внутреннего Джона, если пожелаешь.
– У тебя есть дети, и у меня есть дети, – сказала она. – И ты наверняка знаешь, что Брианна в тебя влюблена. Не хочу соперничать за мужчину с ней.
– Это просто детское увлечение. Истинная любовь всей ее жизни – Брайан-младший.
– С меня уже хватит присматривать за маленькими детьми.
Голос Александра от изумления подскочил на октаву:
– Тебе не нравятся мои дети?
– Они чудесные и забавные, – вздохнула Ева. – Но с меня достаточно воспитания подрастающего поколения. Невыносимо смотреть, как разбиваются их иллюзии, когда ребятишки понимают, в каком мире мы живем.
– Бывает, и разбиваются, но мир-то все равно фантастически прекрасный. Если бы ты видела, как сегодня мерцал снег под солнцем… и деревья, с которых серебряным дождем сыплется иней…
– Прости, – повинилась Ева.
– Могу ли я прилечь рядом?
– На покрывало.
Александр снял промокшие ботинки, поставил их на батарею и растянулся рядом с Евой.
Свет не горел, а солнце село, но мерцающий снег на улице позволял видеть очертания предметов в комнате. Ева и Александр держались за руки и смотрели в потолок. Говорили о бывших любовниках, о его покойной жене и о ее живом муже. В комнате было тепло, становилось все темнее, и вскоре они уснули бок о бок, как мраморные статуи на надгробьях.
* * *
Вернувшись после похода в магазин, где она потратила подарочные купоны на альбом для рисования акварелью для Александра, Брианна открыла дверь комнаты Евы и увидела мать спящей на покрывале.
На подушке лежала записка. Брианна взяла листок в коридор и прочитала.
«Дорогая Ева,
Сегодня случился один из лучших дней в моей жизни. Снег был чудесен, а лежа рядом с тобой после обеда я чувствовал себя счастливым, впервые за долгие годы.
Мы любим друг друга, я в этом уверен. Но постараюсь соблюдать дистанцию. И почему все, связанное с любовью, причиняет такую боль?
Алекс».
Брианна отнесла записку в свою комнату, разорвала на мелкие клочки и спрятала их в пустом пакете из-под чипсов, который достала из мусорной корзины.
Глава 40
Любовники поздно ужинали после продолжительного созерцания звезд. Погодные условия были идеальными, и в холодном безоблачном небе удалось пронаблюдать многие чудеса. Брайана и Титанию всегда трогала всамделишность того, что они видели в настоящий телескоп. Мониторы компьютеров на работе не передавали истинной красоты Вселенной.
Жуя холодную баранью отбивную, Брайан сказал:
– Сегодня ты была замечательной, Тит. Большую часть времени держала рот на замке и заметила ту переменную звезду, которая, почти уверен, еще не зарегистрирована.
Титания наколола на вилку фаршированную оливку из банки. Она не могла вспомнить, когда прежде была так счастлива. Ей хотелось, чтобы Брайан двигался вперед и совершал великие открытия. Он ведь всецело отдавал себя работе. Титания догадывалась, что в прошлом Ева тормозила мужа, ожидая от него участия в воспитании детей. Бедный Брайан даже не смог закончить свою книгу о ближайших к Земле небесных телах, потому что Ева без конца требовала уделять ей время. Неужели миссис Черчилль также настаивала, чтобы ее муж накрыл на стол, прежде чем отправиться на войну?
Титания сочувственно протянула руку.
– Что? – не понял Брайан.
– Возьми меня за руку, – прошептала Титания.
– Должен предупредить тебя, Тит, что я все еще наполовину влюблен в свою жену.
Титания отняла руку.
– Значит ли это, что наполовину ты уже влюблен в меня?
– За двадцать с лишним лет мои нервы приспособились к жизни с Евой Бобер. Тебе придется дать им шанс привыкнуть к тебе, Тит.
«Я заставлю его полюбить меня, – подумала Титания. – Я стану идеальной любовницей, коллегой и подругой. И на самом деле буду гладить его чертовы рубашки».
* * *
Позже, лежа в кровати, они разговаривали о своем детстве и о первом сознательном внимании к звездам. Брайан рассказал:
– Это случилось, когда мне было семь и я лежал на спине в бабушкином саду в Дербишире. Сгущались сумерки, и в небе начали появляться звезды, почти одна за другой. Потом небо постепенно стало из темно-синего черным и звезды засверкали. На следующий день в школе я спросил у миссис Перкинс, на чем они держатся и почему не падают. Она объяснила, что все звездочки на самом деле далекие солнышки и держатся на какой-то штуке, которая называется «гравитация». Я погрузился в первые в своей жизни грезы. А когда пришла пора идти домой, учительница дала мне книгу историй «Звездной божьей коровки». Эта книга по-прежнему у меня. И я хочу, чтобы меня похоронили вместе с ней в Долине Смерти в Неваде.
– Чтобы смотреть там на звезды? – спросила Титания. В награду за догадливость Брайан тиснул ее полное плечо и сжал правую грудь. – А я обычно брала в сад обертку от конфеты «Млечный путь» и пыталась сопоставить картинку с участком в ночном небе. Мне нравились эти батончики, потому что в рекламе говорилось, что ими можно перекусывать между основными приемами пищи.
Брайан рассмеялся.
– В редких случаях, когда небо в Лестере было чистым, я видел Млечный путь и был восхищен. О да, я чувствовал себя песчинкой. – Он педантично продолжил: – Хотя по первости я не особо восхищался. Восторг пришел лишь с пониманием того, что Млечный путь – один из спиральных рукавов нашей галактики.
– «Галактика»! – воскликнула Титания, осмелев от дружеского тона Брайана. – Еще один вкуснейший батончик с космическим названием! Но «Млечный путь» находился выше по шкале моральных ценностей. Его одобряли родители. «Млечный путь» стал бы хорошей заменой Белой тропинке твоей жены.
Брайан не слушал то, что называл «журчанием Тит». Он смаковал воспоминания о батончиках «Марс» – боевых конях индустрии батончиков.
– Думаешь, она на самом деле сошла с ума, Бри? – спросила Титания. – Выкладывает из простыней дорожку в туалет, а теперь еще и разговаривает сама с собой. Потому что, если она действительно свихнулась, нам следует озаботиться, чтобы бедняжке поставили диагноз. И, возможно, положили в больницу – ради нее же самой.
Брайану не нравилось, когда Титания говорила «мы». Он раздраженно ответил:
– С Евой сложно сказать наверняка. – Он терпеть не мог жаловаться на жену любовнице. Брайан представил миловидное лицо Евы и посмотрел на Титанию. По внешности та не шла ни в какое сравнение с его женой. – Ева не говорит сама с собой, а декламирует стихи, которые выучила наизусть в школьные годы.
Брайан выключил ночник, и они с Титанией устроились поудобнее, готовясь ко сну.
* * *
Полчаса спустя любовники еще не спали.
Титания мысленно планировала свадьбу с Брайаном. Она думала о традиционном торжестве и собиралась надеть платье из шелка цвета слоновой кости.
Брайан размышлял, сможет ли он ужиться с Титанией, с женщиной, которая каждый вечер съедает большой пакет шоколадных шариков «мальтизерс». Он не ворчал, что она их покупала, но терпеть не мог, когда Титания начинала перекатывать драже во рту.
Неприятно было слышать, как конфетки стучат по ее зубам.
Глава 41
Шестого января, перед возвращением в Лидс, близнецы сидели в здании имени Перси Джи и попивали диетическую колу.
– Ты не знаешь, каково это, – говорила Брианна. – Ты никогда не влюблялся.
Она и Брайан-младший ждали начала межсеместровой математической олимпиады, проводимой в Лестерском университете. Кубок Нормана Ламонта привлекал немногих участников из Великобритании. Для большинства соревнующихся английский язык был неродным.
– Возможно, у меня и нет опыта романтической любви, но я читал о ней в книгах, – возразил Брайан-младший. – И, если честно, не думаю, что это так уж здорово.
– Это настоящая физическая боль, – качнулась Брианна.
– Только если любовь невзаимная, как твоя к Александру.
Брианна стукнулась головой о пластмассовый столик.
– Ну почему он не может полюбить меня?
Брайан-младший довольно долго думал над ответом. Брианна терпеливо ждала. Брат и сестра уважали процесс превращения отрывочных мыслей в четкое мнение.
Наконец Брайан-младший сказал:
– Во-первых, он влюблен в маму. Во-вторых, ты не слишком располагаешь к любви, Брианна. И, в-третьих, ты вовсе не красавица.
– Действительно бесит, что именно тебе достались мамины гены привлекательной внешности.
– А тебе досталась нагоняющая ужас папина мужественность, – кивнул Брайан-младший. – И лично мне ты вполне симпатична.
– Почему бы тебе просто не сказать, что я крупная и мужеподобная? – вздохнула Брианна.
По громкой связи объявили:
– Участники первого уровня, пройдите, пожалуйста, в аудиторию имени Дэвида Аттенборо.
Близнецы остались на местах, глядя, как большинство конкурсантов потянулись к аудитории. Боберы выглядели совсем как пассажиры первого класса, презрительно созерцающие путешествующих в экономическом, которые толпятся у регистрационных стоек с дешевыми чемоданами и хныкающими детьми.
Брат и сестра всегда смаковали подобные минуты. Они синхронно сказали: «Отстой!» и дали друг другу пять.
Оставшиеся оппоненты нервно подняли глаза от ноутбуков. Близнецы Боберы являлись опасными соперниками.
Брианна спросила брата:
– Думаешь, мы найдем кого-нибудь, кто нас полюбит, Бри?
– А это имеет значение? Мы оба знаем, что всю жизнь будем вместе, как лебеди.
Глава 42
Часы показывали три часа ночи – время, когда слабые люди умирают. Ева несла вахту на своем посту. Она увидела лис, неспешно переходящих дорогу, словно зеваки на главной улице деревни. Какие-то мелкие зверьки, видовую принадлежность которых Ева не смогла определить, шныряли туда-сюда.
Ева заметила, как на перпендикулярную улицу свернул черный кэб, тут же снова повернул и остановился у дома Боберов. Из машины вышел водитель – крупный мужчина, который позвонил в дверь.
«И кому в этом доме взбрело в голову вызвать такси в такую рань?» – подумала Ева.
Спустя несколько секунд звонок снова задребезжал.
Ева услышала топот ног по коридору в сторону входной двери и крик Поппи:
– Иду, иду!
Затем до Евы донесся шум перепалки – писклявый голосок Поппи и низкий мужской баритон.
– Нет, вам нельзя войти, она спит! – надсаживалась Поппи.
– Нет, не спит, – стоял на своем незнакомец. – Я только что видел ее у окна. Мне нужно с ней поговорить.
– Приходите завтра, – предложила Поппи.
– Я не могу ждать до завтра, – не уступал мужчина. – Мне нужно встретиться с ней сейчас же.
– Вам сюда нельзя! Уходите! – завопила Поппи.
– Пожалуйста, – взмолился гость. – Это вопрос жизни и смерти. Будьте добры, отойдите с дороги.
– Не трогайте меня, не смейте! Уберите руки!
Ева одеревенела от страха и угрызений совести. Она как хозяйка должна спуститься и лично дать отпор незваному гостю, но, свесив ноги с кровать, она не смогла ступить на пол. Даже ради спасения Поппи. Ева задумалась, а бросилась бы она вниз, если бы опасность угрожала близнецам?
– Простите, простите, но я должен ее увидеть.
Ева услышала тяжелую поступь по лестнице. Она снова сунула ноги под одеяло и натянула его край до подбородка, словно ребенок, проснувшийся от кошмарного сна. И приготовилась к вторжению.
Внезапно незваный гость оказался рядом, в ее комнате, моргая от яркого света. Он был похож на усталого рабочего ночного смены. Мужчине не мешало бы побриться и вымыть сальные волосы, пряди которых он убрал с глаз и заправил за уши. Одежда выглядела мятой и запущенной. Он тяжело дышал.
«Не следует принимать его в штыки, – подумала Ева. – Я должна сохранять спокойствие. Очевидно, он не в себе».
Ева окинула визитера внимательным взглядом, пытаясь рассмотреть, не принес ли он чего-нибудь, что может сойти за оружие. Но незнакомец явился с пустыми руками.
– Вы Ева Бобер, верно?
Ева немного приспустила одеяло и спросила:
– Что вам нужно?
– Другие водители говорили о вас. Они не знают, кто вы, но иногда видели вас ночью в окне. Некоторые думают, что вы проститутка, но я так никогда не считал. А потом один из братьев Беллы сказал, что вы здорово помогли его семье.
– Беллы Харпер? – уточнила Ева.
– Ага, – кивнул мужчина. – Он еще сказал, что вы даете бесплатные советы двадцать четыре часа в сутки. Уверял, что вы святая.
– Ваш информатор ошибся, – усмехнулась Ева.
Между тем Поппи по очереди разбудила близнецов. Они, спотыкаясь, поплелись в комнату Евы. Брайан-младший с вытаращенными от страха глазами сжимал старую крикетную биту. Брианна стояла за спиной брата с мученическим лицом, зевая и моргая.
Брайан-младший угрожающе прошипел:
– Убирайся из спальни моей матери!
– Я не причиню ей вреда, сынок, – успокоил водитель такси. – Мне просто нужно с ней поговорить.
– В три часа ночи? – саркастически заметила Брианна. – С чего бы? Неужели наступает конец света? Или что-то поважнее?
Мужчина повернулся к Еве и посмотрел на нее с таким отчаянием, что она пробормотала:
– Я даже не знаю, как вас зовут.
– Барри Вутон.
– А я Ева. Прошу, садитесь. – Затем Ева обратилась к близнецам. – Все будет хорошо, идите спать.
– Мы никуда не уйдем, – воспротивился Брайан-младший.
Барри сел на заляпанный супом стул и закрыл глаза.
– Не могу поверить, что я здесь.
Поппи, отчаянно пытавшаяся снискать расположение Евы, спросила:
– Принести кому-нибудь чайку?
– Иногда мне кажется, что папа прав, осуждая бесконечные чаепития в этой чертовой стране, – поджала губы Брианна.
– Я выпью чашечку, – кивнула Ева.
– Да, я тоже, – присоединился водитель. – Немного молока и два кусочка сахара.
– Зеленый чай, и я выпью его здесь, – добавил Брайан-младший. Он прислонился к стене и со шлепком перебросил биту из левой руки в правую.
В отцовской пижаме, которая была ей в самый раз, Брианна присела на кровать и обняла мать за талию, словно стремясь защитить.
– Мне сообщить Брайану и Титании? – спросила Поппи.
– Ни в коем случае, – отрезала Ева.