Надеюсь, вы оба счастливы и здоровы,
С любовью и почтением, ваш недостойный сын Хо».
Хо спустился вниз и положил письмо в один из красных пустотелых цилиндров, которые англичане называют «ящиками». Он плелся назад в общежитие, когда врезался в Брайана-младшего, который, как обычно, шествовал по дорожке, одновременно читая учебник и слушая музыку в больших наушниках. До Хо донеслись обрывки мелодии – похоже, Бах.
Брайан-младший показал, что заметил Хо, быстрым морганием и хриплым «Привет».
Хо посмотрел на Брайана-младшего и пожалел, что сам не такой высокий и симпатичный, как сосед. Хо хотелось бы иметь такие густые светлые волосы и ровные зубы. Как, интересно, получается, что дешевая поношенная одежда Брайана-младшего смотрится на нем так шикарно?
Если бы Хо был англичанином, то одевался бы как джентльмен. Твидовые пиджаки «берберри» и рубашки с Сэвил-Роу. Туфли от Черча. Родители купили ему одежду для учебы в английском университете, но выбранный ими гардероб оказался пролетарским. А в Лидсе было ой как нелегко носить футболку с символикой «Манчестер Юнайтед». Незнакомцы приставали к нему и обзывались. Как хорошо, что есть Поппи, которая его любит.
Хо сказал:
– Брайан-младший, могу я поговорить с тобой о деньгах?
– О деньгах? – недоумевающе переспросил Брайан-младший, словно впервые слышал это слово. Он ни дня в своей жизни не беспокоился о деньгах и полагал – был абсолютно уверен, – что однажды непременно станет богатым и независимым.
– Думаю, у тебя есть лишние деньги, – продолжил Хо. – А у меня нет никаких. Значит, если ты уделишь мне немного своих денег, мы оба станем счастливы, верно?
– Круто, – пробормотал Брайан-младший, повернулся и, красный от смущения, зашагал туда, откуда шел. Он не мог видеть унижения Хо.
* * *
Позже тем же вечером в дверь комнаты Хо постучали.
Это оказался Брайан-младший, сжимающий в кулаке банкноты. Он сунул деньги Хо и убежал в свою каморку.
Сев на кровать, Хо пересчитал купюры. Семьдесят фунтов. Это же ничтожно мало, практически ничто!
На эти деньги Хо смог бы купить себе риса и овощей, но что насчет Поппи?
Как ей сказать, что у него больше нет денег на алчных английских врачей?
Глава 21
Ева была очарована своей белоснежной комнатой. Александр работал весь день, с утра до позднего вечера, крася белым потолок, стены и подоконник, а пол – в цвет яичной скорлупы. Ева попросила оставить ее кровать у окна. Оттуда она видела дорогу до самых холмов, топорщащихся елями и оголенными кронами лиственных деревьев.
Когда Брайан наконец вернулся с работы, запах свежей краски витал по всему дому. Брайан обошел особняк, повсюду распахивая окна. Он открыл дверь помещения, которое теперь пытался привыкнуть называть «комнатой Евы», и на мгновение ослеп от сияющей белизны.
– Не входи! – воскликнула Ева. – Пол еще не высох!
Правая нога Брайана зависла над липким от краски паркетом, но он умудрился восстановить равновесие.
– Прости, – извинилась Ева.
– За что? – спросил муж.
– Я не хотела кричать на тебя.
– Думаешь, пара выкрикнутых слов может причинить мне боль, когда ты уже разрушила и мою жизнь, и наш брак? – задыхающимся голосом возмутился Брайан.
Ему представился осиротевший Бэмби, и он чуть было не сорвался.
– Могу ответить тебе одним негромким словом, – отозвалась Ева и начала было произносить «Ти..», но осеклась. Ведь не поспоришь, что в теперешней тупиковой ситуации они оказались частично и по ее вине.
Она близко знала Брайана почти тридцать лет. Он стал частью ее ДНК.
Наконец муж сказал:
– Я жуть как хочу в туалет.
Он тоскливо посмотрел на дверь в санузел, но от вожделенной уборной его отделял поблескивающий слой свежей краски, словно убийственно-ледяная вода между двумя айсбергами. Ева дернула за шнур, выключив свет, а Брайан поспешил в общую ванную на этаже.
Ева повернулась к окну.
Почти полная луна освещала скелет клена, сбросившего листья на излете осени.
* * *
Брайан сидел внизу в гостиной. Что случилось с милым уютным домом, который так ему нравился? Он огляделся. Растения в горшках завяли, как и цветы, торчавшие в вазе из вонючей застоявшейся воды. Лампочки, когда-то золотистым светом озарявшие комнату, поперегорали. Вкручивать новые вовсе необязательно – в такой обстановке, пожалуй, лучше обойтись без света. В камине не горел огонь, а разноцветные вышитые подушки, устроившись на которых он раньше смотрел вечерний выпуск новостей, пылились по обе стороны семейного очага.
Брайан перевел взгляд на семейное фото в рамке на каминной полке. Снимок из Диснейуорлда. Они заехали в Орландо после двух недель в Хьюстоне, и Брайан купил билеты в волшебную страну на целый день. Его немало разочаровал вялый отклик Евы и близнецов на сие известие, сопровождаемое имитацией триумфального марша.
В парке развлечений к ним подошел огромный Микки Маус и писклявым голоском спросил, хотят ли они сфотографироваться на память об этом дне. Брайан с готовностью вручил зверушке двадцать долларов.
Они встали перед камерой и Брайан сказал Еве и детям:
– Улыбайтесь пошире!
Близнецы обнажили зубы как испуганные шимпанзе, а Ева смотрела прямо перед собой, гадая, как Микки Маус справится с фотоаппаратом, не снимая карикатурно больших четырехпалых перчаток.
Когда снимок был сделан, к ним притащился Гуфи, волоча ноги по горячему асфальту. Цедя слова сквозь щель между передними зубами, он обратился к Микки:
– Чувак, я на хрен увольняюсь.
– Эй, парень! Что, черт возьми, случилось? – удивился Микки.
– Эта гребаная сучка Золушка только что опять врезала мне по яйцам.
– Что вы такое говорите? – вмешался Брайан. – У меня тут дети!
– Дети? – пренебрежительно ухмыльнулся Гуфи. – Да ты, на хрен, издеваешься! Это же натуральные старперы, англичашка. Да у них зубы как колотые камни!
– Кто бы говорил, на свои хреновы зубы посмотри! – воскликнул Брайан. – И они мигом окажутся на этом гребаном асфальте, если ты не прекратишь оскорблять моих детей!
Микки вклинился между Брайаном и Гуфи и сказал:
– Тихо, тихо! Успокойтесь, это же Диснейуорлд!
Брайан встал и вгляделся в лицо Евы на снимке. И почему он раньше не замечал, какой несчастной она здесь выглядит? Он вытащил из кармана носовой платок, протер стекло и рамку и поставил фотографию туда, где она стояла уже шесть лет.
С уходом Евы в затворничество дом умер.
Глава 22
Брианна сидела на узкой койке и пялилась в стену напротив. Бесподобный Александр уехал полчаса назад. Он оставил ей книжный шкаф и мамины украшения, но, сам того не желая, забрал с собой прежде не востребованное сердце Брианны. Ее переполняла искрящаяся радость.
Она произнесла вслух:
– Я люблю его. Люблю.
Сейчас она жалела, что не позаботилась обзавестись друзьями. Ей хотелось позвонить кому-нибудь и поделиться чудесной новостью. Брайану-младшему это будет неинтересно, Поппи любую беседу повернет на свою персону, а мама просто разозлится. Брианна могла поведать о своем секрете только ему самому.
Она взяла заветную визитку и потянулась за мобильным телефоном. Александр ответил немедленно и против правил – он ехал со скоростью сто двадцать километров в час по средней полосе трассы М1, направляясь на юг.
– Разнорабочий с белым фургоном.
– Александр?
– Брианна?
– Да, я забыла поблагодарить вас за то, что подняли мамины вещи наверх в мою комнату. Очень мило с вашей стороны. Вы были очень добры.
– Это не доброта, Брианна. Это работа. Мне за нее платят.
– Где вы?
– Только что свернул на скоростную магистраль. Зажат между двумя грузовиками. Если тот, что впереди, затормозит, превращусь в фарш.
– Александр, вы должны немедленно отключить телефон! – воскликнула Брианна.
Перед ней как наяву возник образ его изувеченного тела на автостраде в окружении алчно подвывающих машин скорой помощи. Она представила парящий над катастрофой стервятник-вертолет, выжидающий, чтобы выхватить пострадавшего и отнести в реанимацию.
– Будьте осторожней, ладно? – взмолилась она. – Ваша жизнь бесценна.
Александр послушался мудрого совета и отключился. Он и не предполагал, что девушка столь чувствительна, – она выказала на редкость мало эмоций, принимая от него материнские драгоценности.
* * *
Брианна вышла на улицу и принялась нервно вышагивать вдоль общежития. Ночь была холодной, а Брианна не утеплилась перед выходом, но совсем не ощущала дискомфорта. Предвкушение любви смягчило черты ее лица и выровняло осанку.
Как она могла так долго жить, даже не подозревая о существовании этого мужчины?
Вся эта любовная дребедень, которую она всю жизнь презирала: сердечки, бессмысленные песни, идиотские рифмы «кровь-любовь», цветы… Теперь же ей хотелось, чтобы он подарил ей белого медвежонка с пластмассовой розой в лапах. До этого дня она могла из любопытства встречаться с мальчиками и бесстрастно бросать их, ведь большинство из несостоявшихся поклонников оказывались испорченными инфантильными субъектами. Но он – он бесспорно достоин поклонения.
Он и выглядит как чернокожий принц.
Брианна никогда не позволяла мужчинам трогать ее грудь и места, которые называла интимными. Но, бродя вокруг общежития на холоде, она чувствовала, как ее тело тает, жарко растворяется, обволакивает весь мир в поисках недостающего звена. Она желала его. Жаждала. Без него она была ущербной, незавершенной.
* * *
Поппи выглянула в окно и изумилась, увидев, что Брианна бродит внизу в одной пижаме, а из ее рта, как эктоплазма[15], вырываются облачка пара. Она постучала по стеклу, Брианна посмотрела вверх, помахала и счастливо улыбнулась. Поппи задумалась, что за наркотик принимает подруга, а потом накинула красное шелковое кимоно, украденное из универмага «Дебенхэмс», и поспешила вниз.
Глава 23
До Ночи Гая Фокса[16]оставался еще один день, но отдельные нетерпеливцы уже пускали пристрелочные фейерверки, когда Брайан и Титания присоединились к срочному собранию персонала Национального космического центра.
Муж Титании, Гай Ноубл, известный в кругу друзей под кличкой «Горилла», написал профессору Брэди жалобу, мол, его жена «завела страстный служебный роман с похотливым бабуином, доктором Брайаном Бобером». Титания призналась, что они с Брайаном действительно занимались сексом в Чистой комнате, предназначенной для хранения проб лунного грунта. Чистая комната являлась частью проекта, который назвали «Лунные ходоки» в угоду главному спонсору – местному производителю чипсов.
На собрании присутствовали все сотрудники, включая уборщиков, технический персонал и сторожа. Это было частью философии управления коллективом, неуклонно претворяемой в жизнь профессором Брэди (он же «Кожаные Штаны»), подразумевавшей, что все сотрудники должны быть в курсе происходящего. Заседание проводилось в планетарии, что придавало судилищу эпичный вселенский размах.
Кожаные Штаны сурово сказал:
– Мне все равно, с кем вы крутите шуры-муры, доктор Бобер. Вопрос лишь в том, что вы выбрали для своих грязных делишек Чистую комнату. Вы могли загрязнить атмосферу, сбить настройки, повредить оборудование и подвергнуть опасности весь проект в целом. И тем самым надругаться над поверхностью Луны.
Брайан вызывающе поинтересовался:
– И что, мы действительно это сделали?
– Нет, показания приборов в норме, – признал Кожаные Штаны. – Но потребовалась тридцать шесть часов напряженной работы, чтобы в этом убедиться, а времени у нас в обрез. Мы уже отстали от графика.
Титания, прятавшаяся за длинной рыжей челкой, подняла руку и сказала:
– Будет ли принято как смягчающее то обстоятельство, что нами двигало страстное взаимное влечение? Причем опасность загрязнения была минимизирована: мы оба надели продезинфицированные комбинезоны, и все закончилось за девяносто секунд.
Коллеги рассмеялись и уставились на Брайана.
На его шее и в голове пульсировали жилки.
Доктор Бобер быстро нашелся:
– Это был банальный экспресс-перепих. – Он огляделся в надежде, что присутствующие сочтут реплику забавной.
Все хором вдохнули, а одна из уборщиц сжала руку Титании.
Брайан продолжил, даже не понимая, что сам роет себе могилу:
– Скорее, для характеристики наших нынешних отношений больше подходит слово «несдержанные», а никак не «страстные».
Одна из делопроизводительниц побежала к двери, прижимая к лицу платок.
Кожаные Штаны вздохнул:
– Ладно, ребята, давайте успокоимся, мы же все профессионалы, да? Даже уборщики, верно? – Он улыбнулся группе уборщиков в спецовках, показывая, что ценит и их самих, и их труд.
Титания всхлипнула:
– Секс с Гориллой длился немногим дольше, но когда он задевал мой клитор, хорошо было нам обоим.
Присутствующие ошеломленно смолкли, а уборщица выпустила ладонь Титании.
Один из техников прошептал соседу:
– Мне нравится экспериментировать, но до зоофилии никогда не опускался. Думаю, это просто-напросто опасно. С гориллой.
Титанию удивило очевидное и публичное пренебрежение к ней Брайана. Она поправила челку, чтобы спрятать морщины на лбу, и порылась в сумочке в поисках помады, по ее мнению, молодящей ее лет на десять.
Грозящим сорваться голосом женщина сказала:
– В любом случае, Брайан, зачастую наш секс был вполне достоин слова «страстный». – Повернувшись к собравшимся, она разоткровенничалась: – Только на прошлой неделе он щекотал мне соски расческой своей жены и кричал, что я грязная шлюха и он накажет меня, привязав к телескопу и заставив профессора Брэди взять меня сзади.
Брайан подскочил и завопил:
– Не сзади! Я такого не говорил!
Уэйн Тонкин, сторож, громко расхохотался.
Кожаные Штаны сердито проворчал:
– Послушайте, Бобер, нечего впутывать меня в свои больные фантазии!
Титания оглядела присутствующих и добавила:
– Он всех вас успел перебрать.
Некоторых из коллег Брайана это откровение оскорбило, но большинству втайне польстило.
Профессор Брэди разрывался надвое. Стоит ли объявить выговор или применить иное дисциплинарное взыскание к доктору Боберу за использование сослуживцев в качестве сексуальных стимуляторов? Попадают ли фантазии об участии отсутствующих в половом акте под статью о сексуальных домогательствах на рабочем месте? Имеются ли в трудовых договорах сотрудников Центра пункты, позволяющие трактовать похабные выдумки Бобера как оскорбление чувств товарищей по работе?
Миссис Хордерн выпрямилась и сказала:
– А мне жаль его бедную жену. Готова поспорить, она обыскалась этой расчески.
– Не тратьте время понапрасну, жалея Еву Бобер, миссис Хордерн, – вскинулась Титания. – Она разлеглась кулем в кровати и лежит в ус не дует. Вообще не встает! Брайану приходится каждый вечер самому готовить себе ужин.
– Слушайте, это никак не помогает нам двигаться вперед, – вмешался Кожаные Штаны. – Мы должны сосредоточиться на грядущем запуске «Лунных ходоков».
– Сколько миллиардов гребаных фунтов вы тратите на очередную криворукую попытку добраться до хреновой Луны, а? Разве вы до сих пор не слышали? Янки уже это сделали аж в шестьдесят девятом. А я должен изо дня в день стричь гребаный газон газонокосилкой, которая совсем не режет!
Иногда профессор Брэди жалел о своей антидискриминационной кадровой политике. Сейчас был как раз один из таких случаев.
Инженеры центра управления полетами – упрямые бунтари с левыми взглядами – воспользовались возможностью продолжить давнюю техническую дискуссию о поддержании скорости. В зале зазвучали фразы вроде «регрессивная эллиптическая орбита» и «сходимость дельта-ви».
Кожаные Штаны попытался перекричать технарей:
– Ну же, парни!
Но никто не ревел громче Уэйна Тонкина, который по вечерам легко заглушал блюзы Барри Уайта в местном пабе «Пес и компас». Голос Уэйна сотряс искусственные небеса над головами собравшихся:
– Поднимите руки те, кто хочет новую современную газонокосилку!
Резолюция была вынесена почти единогласно.
* * *
Титания ушла первой в сопровождении сочувствующих сослуживиц. Брайан остался в планетарии один.
Он боялся потерять работу. Ходили слухи, что скоро начнутся принудительные сокращения, а ему было пятьдесят пять – опасный возраст при переизбытке зубастых молодых профессионалов. В научном багаже Брайана начали обнаруживаться пробелы. Доктор Бобер чувствовал, что поезд уходит и, сколь быстро ни беги, догнать его уже никогда не получится.
Глава 24
Ева лежала в постели, глядя в ночное небо, которое расцвечивалось сполохами разных цветов и форм. Она слышала вой пожарной сирены вдалеке и чуяла запах дыма от бесчисленных костров и факелов. Она жалела всех женщин на улице, которые в эту минуту подавали ужин своим домашним и гостям непосредственно у огня. Ева вспомнила Ночь Гая Фокса две тысячи десятого года, имевшую альтернативное название «Катастрофа».
Накануне Брайан повесил на работе плакат, на котором размашисто начертал:
«Внимание, внимание, внимание!
Присоединяйтесь к Брайану и Еве в праздничную Ночь фейерверков!
Берегитесь, католики!»
Утром пятого ноября Ева отправилась по магазинам. Брайан попросил ее приготовить еды на тридцать человек, поэтому она поехала в «Моррисонс» и купила:
60 свиных сосисок,
2 кг лука,
60 булочек для сэндвичей,
35 картофелин для запекания,
головку чеддера,
упаковку печеных бобов «Хайнц»,
30 свежих бисквитов,
большую бутылку кетчупа,
3 пачки масла,
ингредиенты для глазированных яблок на 30 персон,
1 маску Гая Фокса и шляпу,
10 пожаробезопасных китайских фонариков,
6 бутылок розового вина,
6 бутылок красного вина,
6 бутылок белого вина,
1 бочонок пива «Кроненбург»,
2 упаковки пива «Джон Смит».
Она надсадила спину, перегружая «Кроненбург» из тележки супермаркета в багажник машины.
По дороге домой Ева потратила еще почти двести фунтов на две коробки петард и бенгальские огни для детей.
Пообедав на скорую руку, она вытащила из гаража в саду влажный матрас и подволокла его к маленькому кострищу, потом смастерила чучело Гая Фокса, приготовила яблоки в глазури (и наколола лучины для соломинок), вымыла туалет внизу, пропылесосила в гостиной, дочиста надраила кухню, выбрала диски с ненавязчивой музыкой и полила двор из шланга.
Брайан пригласил гостей к шести, поэтому в половине шестого Ева поставила в духовку первый противень картофеля, приготовила холодные закуски и напитки, сполоснула и высушила посуду, закрепила свечи в ветронепроницаемых фонарях и принялась ждать.
* * *
В десять минут восьмого в дверь наконец позвонили, и до Евы донесся голос мужа:
– Миссис Хордерн, как приятно вас видеть. А это мистер Хордерн? – Помогая гостям снять пальто, он спросил: – Вы приехали вместе со всеми? Остальные паркуются?
– Нет, мы приехали сами по себе, – ответила миссис Хордерн.
* * *
Спустя несколько часов, когда гости наконец ушли, Ева объявила:
– Это был самый ужасный вечер в моей жизни – включая тот, когда я рожала близнецов. Что случилось, Брайан? Неужели твои коллеги тебя ненавидят и избегают?
– Сам понять не могу, – вздохнул муж. – Наверное, мое объявление слетело с доски. Я закрепил его всего одной кнопкой.
– Да уж, – сказала Ева. – Наверное, именно так и случилось. Все дело в кнопке.
* * *
Позже за второй бутылкой бургундского Брайан спросил:
– А ты заметила, как я запускал свои ракеты «Боберовские особые»? Хоть бы кто ахнул или охнул. Эти тупицы просто сидели и набивали свои ненасытные рты углеводами и жирами! А я-то целых семь дней делал эти ракеты. Жизнью рисковал, между прочим. Ну, в смысле, работал с нестабильными веществами. В любой момент я мог и сам подорваться, и взорвать сараи к чертям собачьим.
– Очень красивые ракеты получились, Брайан, – похвалила Ева. – Действительно замечательные. – Ей было искренне жаль мужа.
Каждый раз, когда стартовала ракета, она следила за его лицом. Брайан радовался как ребенок и щурился на траекторию и высокий огненный купол каждой запущенной петарды с видом гордого отца, чей сын делает первые шаги.
* * *
А сейчас Ева оглядела свою белую комнату и подумала: «Это было в прошлом и уже прошло, а сейчас есть сейчас и только. И мне совершенно ничего не надо делать, кроме как смотреть в небо на салют».
Глава 25
Ева не вставала с постели уже семь недель и похудела на шесть килограммов. У нее шелушилась кожа, и ей казалось, что волос выпадает слишком много.
Иногда Брайан приносил жене чай с тостом. Протягивал ей поднос с печальным вздохом. Зачастую чай был холодным, а тост – непрожаренным, но Ева всякий раз рассыпалась в благодарностях.
Она нуждалась в муже.
А если утром Брайан забывал о ней или не успевал позаботиться о завтраке, Ева оставалась голодной. Хранение еды в комнате шло вразрез с ее теперешними правилами. А вода из-под крана была доступна в любой момент.
* * *
В один прекрасный день Руби попыталась заставить Еву выпить стакан шипучего лимонада «Люкозад», приговаривая:
– Это средство живо подымет тебя на ноги. Когда у меня приключилась пневмония и я находилась между жизнью и смертью – знаешь, стояла в начале туннеля и видела свет в конце, – твой папа пришел ко мне с бутылкой «Люкозада». Я глотнула и, ну, сделалась чем-то вроде чудовища Франкенштейна после удара молнии. Тут же вскочила с постели и пошла!
– Значит, все эти антибиотики, что тебе тогда кололи, были совсем ни при чем? – поинтересовалась Ева.
– Именно! – фыркнула Руби. – Мой врач, мистер Брайарс, признал, что на тот момент даже не представлял, чем мне можно помочь. Он перепробовал решительно все, даже молитвы, лишь бы не дать мне устремиться дальше по туннелю.
– Значит, тот самый мистер Брайарс, который десять лет учился, читал лекции и написал кучу научных работ о пневмонии, тебя подвел, а пара глотков сладкой газировки вернула тебя к жизни?
Глаза Руби сияли.
– Да! И не просто газировки, а именно «Люкозада»!
* * *
В первые дни Евиного добровольного заточения свекровь готовила ей пищу через день. Ивонн стряпала простые блюда из мяса с овощным гарниром и свято верила, что щедрая порция подливы превращает любую снедь в праздник для желудка. Пустые тарелки Евы никогда не вызывали у кулинарки подозрений, так как Ивонн решила, что невестка наконец-то разлюбила глупые заморские разносолы и обрела вкус к традиционным английским блюдам. Мать Брайана считала себя крупной специалисткой в английской кухне.
Ивонн никогда не должна была узнать, что ее стряпню (приготовленную неуклюже, с мученическими вздохами и грохотом глиняной посуды и кастрюль) подчистую съедало лисье семейство, поселившееся за разросшимся лавром в палисаднике Евы. Эти бесшабашно смелые юркие создания, которым наскучило питаться объедками ризотто, тарамасалаты и прочих подобных изысков, выбрасываемыми представителями среднего класса – основным контингентом домовладельцев на улице, – дрались за добротные отбивные и котлеты Ивонн. Похоже, лисы тоже предпочитали традиционную английскую кухню.
Около семи вечера в дни, когда приходила свекровь, Ева подползала к изножью кровати и выбрасывала содержимое тарелки в открытое окно. Ей нравилось наблюдать, как звери едят и облизываются. Порой ей даже казалось, что одна лисица поднимает на нее глаза и подмигивает из женской солидарности. Но, конечно, это были лишь игры воображения.
Как-то раз Ивонн немало озадачилась, обнаружив на крыльце кусок печенки с беконом, а на тротуаре перед домом Евы – домашнюю сардельку.
* * *
Однажды в середине ноября Александр заглянул к Еве по пути на работу.
– Знаешь, ты полным ходом превращаешься в скелет, – заметил он.
– Я не сижу на диете, – возразила Ева.
– Тебе нужно есть что-то вкусное, что ты особенно любишь. Напиши список, а я договорюсь с твоим мужем.
Еве понравилось обдумывать, какая еда ей по-настоящему нравится. У нее была бездна времени для размышлений, но в конце концов она ограничилась на удивление коротким и скромным списком.
* * *
– Если Еве подпалить задницу, она мигом вскочит, – посоветовала Брайану Руби. – Ты слишком с ней деликатничаешь.
– Я побаиваюсь ее, – признался Брайан. – Помню, как-то поднимаю глаза от книги, а она пялится прямо на меня над разделочной доской для мяса.
Они ходили с тележкой по магазину «Моррисонс», выбирая ингредиенты для ужинов. Список Евы лежал у Брайана в кармане.
– Она всегда так смотрела, – рассеянно сказала Руби, останавливаясь в отделе полуфабрикатов для быстрой обжарки. – Я частенько подумывала сготовить стир-фрай[17], но у меня нет вонка.
Брайан не стал поправлять тещу, что сковорода называется не «вонк», а «вок». Ему хотелось сосредоточиться на Еве и причине, по которой та не хочет покидать кровать, когда-то бывшую «их» супружеским ложем.
А ведь он не был плохим мужем. Никогда не бил ее – ну, не сильно, во всяком случае. Всего пару раз толкнул, а однажды, обнаружив спрятанную за бойлером валентинку с надписью «Ева, уходи от своего кретина ко мне», перебросил жену через перила вниз головой. Но это, конечно же, в шутку. Потом он с огромным трудом втащил ее обратно, в какой-то момент чуть снова не уронив вниз на кафельный пол, но Еве было вовсе необязательно всю дорогу орать так громко. Разве можно так бесконтрольно проявлять эмоции? Бесстыжий эксгибиционизм – вот что это было с ее стороны.
«У Евы вообще проблемы с чувством юмора», – частенько думал Брайан, хотя иногда слышал, как жена смеется с другими людьми где-то за стенкой.
А с Титанией он постоянно веселился. Они оба обожали Бенни Хилла и «Шоу дуралеев» с Питером Селлерсом. Титания очень похоже пародировала Бенни, распевая «Эрни – самый шустрый молочник на Западе». Она вовсе не сердилась, когда Брайан забросил ее в водохранилище Ратленд Уотер. Наоборот, хохотала до икоты.
Между тем Руби настойчиво спрашивала, сколько стоят «вонки».
Брайан наугад сказал:
– Фунтов сорок.
Руби вздрогнула и махнула рукой:
– Нет, я не успею вдоволь попользоваться такой дорогой сковородкой. И так живу на одолженное время.
Брайан вытащил из кармана список Евы. Показал Руби, и оба рассмеялись. Ева написала:
«– 2 круассана,
– базилик,
– большой пакет ореховой смеси,
– ветка бананов,
– коробка винограда (без косточек, если возм.),
– 6 яиц (домашних),
– 2 пачки «смартиз» для детей Алекса,
– красный лестерский сыр,
– упаковка моцареллы,
– 2 твердых мясистых помидора,
– маленький пакет морской соли,
– флакон смеси черного и красного перца,
– 4 большие бутылки «Сан-Пеллегрино» (Н2О),
– 2 пакета грейпфрутового сока,
– нож с зубчиками,
– бутылка оливкового масла первого отжима,
– бутылка бальзамического уксуса,
– большая бутылка водки («Смирнофф»),
– 2 большие бутылки диетического тоника («Швеппс»),
– журн. «Вог»,
– журн. «Прайвет Ай»,
– журн. «Спектейтор»,
– сигареты «Данхилл» с ментолом ».
После приступа смеха Руби пришлось вытирать слезы. Ни у нее, ни у Брайана не нашлось носового платка, но они шли мимо полок с туалетной бумагой, и Руби распечатала пачку рулонов и достала один. У нее не получилось нащупать кончик, поэтому Брайан забрал у тещи рулон и отыскал конец, который, к его раздражению, был намертво приклеен к нескольким следующим слоям бумаги. Спустя несколько секунд бесплодной борьбы Брайан разозлился, вырвал кусок бумаги из середки и поставил искореженный товар обратно на полку.
Руби вновь рассмеялась, когда они нашли воду «Сан-Пеллегрино», и хохотала еще заливистей, узрев оливковое масло первого отжима.
– Я закапывала оливковое масло Еве в уши при отите, – фыркнула она. – А теперь дочка поливает им салат.
В отделе прессы Руби возмутилась, увидев, сколько стоит журнал «Вог».
– Четыре фунта десять пенсов? Да за эти деньги можно купить два пакета картошки-фри! Она над тобой издевается, Брайан. На твоем месте я бы заморила эту паршивку голодом, чтоб бросила дурить и встала наконец.
Круассаны вызвали новый всплеск возмущения.
– Да в этом слоеном тесте сплошной воздух!
– Она всегда относилась к еде со снобизмом, – заметил Брайан.
– Это все началось после школьной экскурсии в Париж, – пояснила Руби. – Вернулась вся себе на уме. Знай сыпала направо-налево «мерси», да «бонжур», да «о, мама, это же хлеб!» И с утра до ночи крутила пластинки этой крохотной певички с хриплым голоском.