– Я не больна, – отозвалась Ева. – Просто отдыхаю от мира… как мне кажется.
– Серьезно? Ну, все мы делаем то же самое – каждый по-своему. Так вы останетесь в постели?
– Иначе никак, – кивнула она.
– И куда мне сложить всю эту одежду и обувь?
* * *
На то, чтобы разобрать ее половину шкафа, ушли часы.
Ева и Александр разработали систему сортировки. Александр принес из кухни четыре огромных мусорных мешка для вещей. Один – для одежды на помойку, второй – для благотворительных базаров, третий – для продажи на онлайн-аукционе, а четвертый предназначался магазину винтажной одежды во вновь модном Дептфорде, принадлежавшему сестре Александра. Для обуви отвели отдельный пакет.
Быстро раскидать не получилось, потому что каждый предмет вызывал воспоминание о каком-то времени и месте. Последняя школьная форма Евы, которую она носила до окончания школы: серая плиссированная юбка, белая блузка и зеленый блейзер с фиолетовой каймой. При виде этого наряда Ева испытала потрясение. Ей снова было шестнадцать, и на одном плече лежала тяжелая рука неудачи, а на другом висела увесистая сумка с учебниками и тетрадями.
Форма отправилась в аукционный мешок.
Александр вытащил из шкафа вечернее платье. Крой на одно плечо, черный шифон, усыпанный стразами.
– Вот это мне нравится, – одобрил он, протягивая платье Еве.
– Мой первый летний бал с Брайаном в университете. – Ева понюхала корсаж, слабо пахнущий пачули, потом и сигаретами. Она не могла решить, в какую кучку отправить наряд.
Александр принял решение за нее – положил платье в мешок для винтажного магазина. И продолжил сам сортировать одежду.
В шкафу были сарафаны с воротниками-хомутами, которые Ева носила на море. Много пар джинсов: прямых, расклешенных, белых, синих, черных. Александр отказывался убрать в пакет кремовое шифоновое вечернее платье, которое Ева надевала на ужин в честь сэра Патрика Мура, пока хозяйка наряда не указала на большое красное пятно на корсаже – печальный результат неловкости оголодавшего Брайана при ночном перекусе сэндвичем с сыром и свеклой.
– Не рубите с плеча, миссис Бобер, моя сестра гениальна в работе с краской и швейной машиной. Она умеет творить чудеса, – сказал Александр.
– Делайте с ним, что хотите, – пожала плечами Ева.
Дальше последовали нарядные туфли от Кристиана Диора, которые Брайан купил Еве в магазине беспошлинной торговли во время их первой поездки в Париж.
– Они слишком хороши, чтобы их выбрасывать, – ахнул Александр. – Вы только посмотрите на стежки! Кто их шил? Стайка эльфов?
Ева поежилась при воспоминании о том, как ей пришлось в тонкой блузке и чулках-паутинках расхаживать взад-вперед по грязной выстуженной мансарде на Правом берегу, разнашивая тесные новые туфли.
– Возможно, я неточно объяснила, – поморщилась она. – Я должна избавиться от всей своей одежды. Начинаю новую жизнь.
– Думаю, аукцион, – вздохнул Александр и продолжил сортировку.
– Нет, отдайте эти туфли сестре.
– Это слишком щедро, миссис Бобер. Я не собираюсь наживаться на вас.
– Я хочу, чтобы они попали к человеку, который оценит их по достоинству.
– А не хотите долю прибыли?
– Мне больше не нужны деньги, – отрезала Ева.
После того, как в основном темная одежда Брайана была сложена в отдельные пакеты и вынесена в коридор, шкаф опустел. Электрической отверткой Александр вытащил шурупы, а затем снял двери и полки.
Поначалу беседа исключалась из-за шума. Когда же вновь стало тихо, Ева сказала:
– Простите, что не могу сделать вам чашечку чая.
– Не беспокойтесь. Я пью только чай на травах, и у меня есть с собой термос.
– Как Брайан вас нашел? – спросила Ева.
– Мы с детьми прошлись по улицам, бросая рекламки в почтовые щели. Вы стали моими первыми клиентами. Я вообще-то художник, вот только никто не хочет покупать мои картины.
– А что же вы рисуете? – поинтересовалась Ева.
– Пейзажи. Зе-Фенс. Лестершир. Люблю английскую глубинку.
– Я жила в деревне в детстве. А на ваших пейзажах есть люди?
– Я пишу спозаранку, когда вокруг еще никого, – ответил Александр.
– Чтобы запечатлеть рассвет?
– Нет, – покачал он головой. – Люди волнуются, увидев чернокожего мужчину в поле. Я уже свел близкое знакомство с лестерширской полицией. Надо полагать, евреи не катаются на лыжах, а чернокожие не рисуют.
– А что вы еще умеете? – спросила Ева.
– Плотничать. Ну и обычные навыки для разнорабочего с фургоном: малярные работы, отделка, уборка в саду, перевозка вещей. Свободно говорю по-итальянски и лет десять пробыл плохим мальчиком, вампиром-банкиром.
– И что же произошло?
– Первые пять лет все шло отлично, – усмехнулся Александр. – Мы жили-поживали в просторном особняке в Айлингтоне, а матери я купил маленький домик с садом на родине, в Лестершире. Ей нравится копошиться в земле. Но про следующие пять даже не спрашивайте – я слишком много нюхал наркоты, мой холодильник был забит до жути дорогим шампанским. Я потреблял все это и убивал себя. Пропустил первые пять лет жизни своих детей. Думаю, я умирал, но никто этого не замечал, потому что со всеми вокруг творилось то же самое. Я работал в «Голдман Сакс». Жена меня больше не любила. Однажды мы ехали домой в новом автомобиле, который я два дня как купил. Машина была для меня слишком большой и мощной. Жена начала ныть, что я уже неделю не видел детей и что никто не работает по шестнадцать часов в сутки. – Он посмотрел на Еву и сказал: – Но я действительно работал. Это было безумие. Я начал орать о домашних расходах, жена закричала в ответ о моих тратах на кокаин, я потерял управление, мы вылетели в кювет и врезались в дерево – не слишком высокое, похожее на кустарник. Жена сидела как живая, только молчала. Потом я прихватил детей и сбежал домой в Лестер.
Повисла напряженная тишина.
Затем Ева попросила:
– Пожалуйста, больше не рассказывайте мне таких печальных историй.
– Обычно я себе такого не позволяю, – вздохнул Александр. – Если вы составите список работ, которые готовы мне поручить, я оценю их стоимость и представлю вам калькуляцию. Единственное, мне нужно забирать детей из школы… – Он замялся. – Миссис Бобер, не возражаете, если я поделюсь своими соображениями? В вашей одежде нет гармонии.
– Да какая может быть гармония в одежде, когда я не знаю, кто я вообще такая? – возмутилась Ева. – Иногда мне жаль, что мы не вынуждены носить униформу, как китайцы во времена культурной революции. Им не приходилось в смятении раздумывать, что надеть с утра. На все про все одна униформа – мешковатые штаны и туника. Мне бы этого вполне хватило.
– Миссис Бобер, знаю, мы только познакомились, – сказал Александр, – но когда вам станет лучше, я с удовольствием пройдусь с вами по магазинам и отговорю вас от юбок-брюк, шаровар и вещей без рукавов.
– Спасибо, – усмехнулась Ева. – Но я останусь здесь, в этой постели, на год.
– На год?
– Да.
– Зачем?
– У меня есть чем заняться. Что разобрать.
Александр присел на краешек кровати. Ева подвинулась, чтобы освободить для него местечко побольше. Она с превеликим удовольствием изучала лицо нового знакомого. Оно светилось здоровьем и жизнелюбием. «Этот мужчина мог бы сделать мир приемлемым для какой-нибудь везучей женщины, – подумала она. – Но не для меня». Один из его дредлоков нуждался в переплетении. Ева на автомате взяла распустившуюся прядь и вспомнила, как каждое утро заплетала Брианне косы перед школой. Она постоянно отправляла дочь в школу с косами и лентами, а днем Брианна возвращалась без лент и с растрепанными волосами.
Александр положил руку на запястье Евы, чтобы бережно пресечь ее инициативу.
– Миссис Бобер, лучше не начинайте того, что не сможете закончить, – сказал он.
Ева выпустила дредлок.
– Это занимает больше времени, чем вы думаете, – тихо объяснил мужчина. – А мне в четыре забирать детей. Они на дне рождения.
– У меня в голове до сих пор этот будильник «пора забирать детей», – понятливо кивнула Ева.
* * *
Позже, когда Александр вынес на улицу все детали разобранного шкафа, Ева спросила, сколько она должна ему.
– О, накиньте пятьдесят фунтов сверх того, что ваш муж уже мне заплатил за вынос двуспальной кровати, и довольно.
– Двуспальной кровати? – переспросила Ева. – Откуда?
– Из его сарая.
Ева лишь приподняла брови.
– Позволите мне забрать доски? – спросил Александр. – Натуральное крепкое красное дерево. Я мог бы из него что-нибудь смастерить.
– Делайте с ним, что хотите, хоть пускайте на растопку.
Перед уходом Александр спросил:
– Могу ли я сделать что-нибудь для вашего удобства?
Отчего-то они оба покраснели. На секунду. Еве исполнилось пятьдесят, но выглядела она лучше, чем о себе думала.
– Можете вынести остальную мебель, – сказала она.
– Всю? – уточнил он.
– Всю.
– Ну… ариведерчи, синьора.
* * *
Ева засмеялась, услышав, как заводится фургон. Однажды она была в цирке, и автомобильчик клоуна заводился очень похоже. Она откинулась на подушки и напрягала слух, пока кашель фургона не затих вдали.
Теперь, когда шкафа не стало, комната казалась огромной. Ева с нетерпением ждала следующей встречи с Александром. Она попросит его привезти с собой какие-нибудь из его картин.
Любопытно посмотреть, стоящие они или нет.
Глава 15
Растянувшись на кровати Брианны, Поппи наносила черную тушь на короткие ресницы. Брианна сидела за столом, пытаясь дописать сочинение до окончания срока сдачи в два пополудни. Часы показывали час сорок семь.
Поппи уронила щеточку, и та прокатилась по ее белой футболке.
– Черт, черт, черт! – прорычала Поппи. – Ну почему ты не купишь себе чертову приличную тушь? – Она примирительно хихикнула, зная, что далеко заходить не стоит. У нее осталось крайне мало друзей на этаже. Особенно после нескольких случаев краж еды и сигарет.
Брианна смотрела в окно, пытаясь придумать последний абзац и эффектное сравнение для окончания эссе на заданную лектором тему: «Бесконечность: разговор без конца?». Из окна открывался вид на одинаковые корпуса общежития, саженцы деревьев и свинцовые грозовые тучи. Она находилась здесь уже две недели и все еще скучала по маме. Во многом потому, что не знала, как обеспечить себе уют без множества милых пустяков, которыми Ева окружала дочь, сколько та себя помнила.
– Косметику мне купила мама, но я никогда всем этим не пользовалась, – сказала Брианна.
– А стоило бы, – не смолчала Поппи. – Ты же уродина. Наверное, большую часть времени тебя бесит, что твой брат такой красавчик. Как же это жестоко, да? Кто-нибудь уже намекал тебе на возможности пластической хирургии?
Руки Брианны замерли на клавиатуре ноутбука. Она знала, что не милашка, но не думала, что выглядит совсем уж уродиной.
– Нет, – пробормотала она, – никто не говорил, что мне необходимо хирургическое вмешательство. – На глазах набрякли слезы.
– Эй, подруга, не включай эмо! Я верю, что из жалости я должна быть жестокой. – Поппи положила руку на плечо Брианны. – Я точно скажу, что тебе нужно.
Срок сдачи сочинения пришел и прошел, пока Поппи увлеченно перечисляла недостатки, которые испортят будущее Брианны, если та не «ляжет под нож».
– Мужикам без разницы, есть ли мозги у женщины в кукундере. Ну, по крайней мере всем достойным мужикам. Их заботит только наша внешность. Ну-ка, со сколькими я переспала с первого дня в универе?
– С кучей, – ответила Брианна. – Их было слишком много.
– Заглохни, не смей меня осуждать! – заорала Поппи. – Ты же знаешь, я не могу спать одна с тех пор, как над моим телом надругался тот одноглазый монстр!
Брианне было неинтересно слушать про мифического «монстра». Она-то знала, что в реальности циклопа не существовало.
Поппи бросилась на кровать и принялась рыдать, как ближневосточная старуха над свежевырытой могилой.
Раньше Брианна думала, что лишь самую малость привязана к своей матери, но в эту минуту ей отчаянно захотелось поговорить с Евой. В расстроенных чувствах Брианна вышла в коридор и набрала затверженный номер мобильного, но абонент оказался недоступен, и поэтому она вошла в комнату Брайана-младшего.
Брат сидел за столом с закрытыми глазами, зажав руками уши.
– Мамин телефон не работает! – воскликнула Брианна. – А мне нужно посоветоваться с ней о Поппи!
Брайан-младший открыл глаза и сказал:
– И мне нужна мама, Бри. Поппи беременна и говорит, что отец – я.
Близнецы посмотрели друг на друга и обнялись.
Они попытались дозвониться на домашний. Гудки все тянулись и тянулись и тянулись.
– Мама всегда отвечает на звонки! – всхлипнула Брианна. – Надо позвонить папе на работу. В любом случае Поппи пока не может наверняка знать, что беременна. Ты же с ней познакомился всего две недели назад!
– Я тоже не думаю, что она беременна от меня, – сказал Брайан-младший. – Хотя она как-то залезла ко мне в постель. Была чем-то расстроена.
Двойняшки слышали истерический плач, доносящийся из комнаты Брианны. В коридоре раздавались обеспокоенные голоса.
После восьми гудков отцовского мобильного включился автоответчик: «Доктор Бобер не может ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала. Или напишите мне на докторбрайан точка бобер собака лест точка ак точка ю-кей. Если я сочту, что разговор с вами достаточно важен, то свяжусь с вами».
Вернувшись в свою комнату, Брианна обнаружила там группу студентов. Хо сидел на кровати, баюкая в объятиях зареванную Поппи.
– Брианна, я думаю, ты нехороший человек! – упрекнул ее Хо. – Ты сказала Поппи, что она шлюха и потаскуха?! В день, когда ее мама и папа попали в авиакатастрофу и сейчас в реанимации?!
Все студенты сочувственно ахнули и осуждающе уставились на виновную.
– У нее нет родителей. Она сирота! – воскликнула Брианна.
– Как ты можешь так говорить? – взвыла Поппи. – Они были для меня лучше любых биологических родителей! Они ведь меня выбрали.
– Пожалуйста, немедленно выйди из комнаты! – приказал Брианне Хо.
– Но это моя комната, а Поппи носит мой браслет и красится моей тушью, – робко возразила Брианна.
Студент-кореец с ровной челкой и американским акцентом подошел вплотную к ней и сказал:
– Поппи так много пережила, ее приемные родители сейчас борются за жизнь, а ты ее без конца оскорбляешь…
Поппи высвободилась из объятий Хо и пролепетала голосом маленькой девочки:
– Я прощаю тебя, Брианна. Я знаю, тебе не хватает эмпатии. Постараюсь тебе с этим помочь, если разрешишь.
Глава 16
Брайан сердито водил группу детей-инвалидов по Космическому центру. Он был уверен, что некоторые из них специально толкают колясками его многострадальные лодыжки. С каждым ребенком приехал сопровождающий. Перед экскурсией Брайан обратился к детям и их проводникам со вступительным словом.
– Я доктор Брайан Бобер, работаю здесь, в Космическом центре, астрономом и математиком. Я собираю всю статистику, связанную с космосом, например, фиксирую расстояния между космическими телами и тем самым защищаю вас от внезапной гибели из-за космических объектов, приближающихся к Земле. Сегодня я буду вашим экскурсоводом. Надеюсь, что хотя бы некоторые из вас достаточно сообразительны и способны воспринимать информацию. Остальным же придется попытаться следить за ходом экскурсии по мере сил. Мне очень поможет, если вам удастся не сильно размахивать руками. И, пожалуйста, постарайтесь держать головы прямо. А те из вас, кто издает странные звуки, пожалуйста, прекратите – это очень отвлекает.
Воспитатели переглянулись. Стоит ли им что-то втолковывать этому пережитку прошлого, который, похоже, понятия не имеет, что нынче используется совсем другая терминология?
Мисс Болль, воспитательница, чей облик отличался от прочих серым вариантом вездесущих валенок-уггов и арафаткой, не смогла промолчать. Она с нажимом сказала:
– Движения детей и издаваемые ими звуки неконтролируемы. У большинства из них церебральный паралич. Боюсь, ваш лексикон совершенно неприемлем!
В свою защиту Брайан ответил:
– Я с самого начала сказал, что не буду особо нянчиться с этими несчастными детьми, и я на самом деле не буду этого делать. И поверьте, мэм, им ни капельки не поможет подушка из политкорректных слов, которую вы пытаетесь им обеспечить. Так что, можно наконец приступать? После вашего ухода меня ждет весьма важная работа.
– Вашему заведению стоит переписать рекламный буклет, доктор Бобер, – парировала мисс Болль. – А то там говорится, будто бы школьные экскурсии приветствуются.
Один из лифтов не работал, и ушло больше получаса, прежде чем все оказались на нужном этаже.
* * *
Вернувшись с работы домой, Брайан обнаружил на кухне двоих чернокожих детей – мальчика и девочку – в форме начальной школы. Они сидели за столом, жевали тосты и делали уроки.
Первым побуждением доктора Бобера было развернуться и помчаться к входной двери – очевидно, он ошибся домом. Потом он заметил свое прогулочное пальто и куртку Евы на вешалке в прихожей. Но кто эти дети? Неужели мальчик – воришка, а девочка – его подельница?
Затем он увидел спускающегося по лестнице подсобника Александра.
– Томас, Венера, поздоровайтесь.
Школьники повернулись и хором пропели:
– Здравствуйте!
Брайан протопал наверх в комнату Евы. Спальня выглядела больше и казалась светлее. Туалетный столик, стул и комод исчезли, как и занавески.
– Эта мебель была фамильной, – сказал Брайан. – Я хотел передать ее детям!
– А я попросила Александра забрать эту рухлядь. Он выкрасит стены, пол и потолок в белый цвет.
Брайан открыл рот, как золотая рыбка. Затем закрыл. Внизу в дом вошла Руби и завопила, увидев негра, намазывающего маслом тост.
– Не бейте меня! – взмолилась она. – Я пенсионерка с ангиной и больными ногами.
– О, как досадно, – сказал Александр. – Не желаете чашку чая?
– Ну, пожалуй.
Руби уставилась на детей. Александр представил их, и старуха грузно уселась за стол.
– Я миссис Сорокинс, мама Евы. А вы «друг» Евы? – поинтересовалась она.
– Новый друг, – кивнул негр. – Я ее человек с фургоном.
– А, так это вы! – воскликнула Руби. – Дочка мне про вас рассказывала. Только не говорила, что вы из цветных.
Александр разрезал два тоста по диагонали и выложил треугольнички на тарелку с геометрическим узором. Нашел белую салфетку и небольшой поднос. Налил чай в фарфоровую чашку и молоко в молочник из того же сервиза.
– Не много ли суеты ради чашки чая и тоста, а? – спросила Руби.
– Стоит уделять основное внимание мелочам жизни, миссис Сорокинс. Ведь с более глобальными вещами мы ничего поделать не можем.
– Справедливо, – кивнула Руби. – Все мы заложники судьбы. Посмотрите, к примеру, на Еву. Неделю назад она была счастлива, как карапуз на пляже. А взгляните на нее сейчас! Разлеглась в постели, как царица Савская, и твердит, что не знает, когда соизволит подняться! Я воспитывала дочку не для того, чтобы она стала ленивой коровой. Моя девочка должна была встать и одеться к половине восьмого в будни и ровно к восьми в выходные!
– Мир был бы скучен, если бы все мы были одинаковыми и оправдывали ожидания, – заметил Александр.
– А меня бы вполне устроило, если бы все были одинаковыми, – отрезала Руби. Она закусила верхнюю губу, не зная, что мать Александра делала в точности такое же выражение лица, чтобы показать свое неодобрение.
* * *
Войдя в комнату Евы с подносом, Александр столкнулся с напряженной тишиной. Брайан и Ева словно фехтовали невидимыми мечами.
Брайан примостился на подоконнике, притворяясь, будто смотрит в окно. Там было не на что смотреть, за исключением гуляющих школьников и изредка проползающих машин, соблюдающих ограничение скорости в пятьдесят километров в час. Еще там росли деревья, но Брайан никогда не причислял себя к любителям деревьев. Он даже подписал петицию за вырубку зеленых насаждений в пользу дополнительных парковочных мест. Тогда он сказал Еве:
– Этим деревьям две сотни лет. Они уже вполне окупили затраченные на них деньги.
Синоптики обещали дождь и сильную облачность, а это значило, что вечером Брайану не удастся посмотреть на звезды. В Англии ненастная погода в порядке вещей, и Брайан часто досадовал, что Ева не соглашается переехать в австралийскую пустыню, где небо всегда чистое и нет докучливых английских туч.
Александр спросил Брайана, не принести ли ему чего.
– Чай? Кофе?
– Нет! – рявкнул Брайан. – Я лишь хочу, парень, чтобы ты и твои исчадия убрались из моего дома.
– Простите его, – обратилась к Александру Ева. – За последнюю пару недель ему многое пришлось пережить.
– Я работаю на Еву, – спокойно уведомил хозяина дома Александр и вернулся к своему делу: принялся выдергивать крепящие ковер скобы.
В комнате был слышен лишь хруст тоста, который жевала Ева. Брайану захотелось выбить хлеб у жены изо рта. Она взяла чашку и вульгарно сёрбнула. Брайан больше не мог сдерживаться. Он заходил туда-сюда по комнате, проносясь мимо Александра, который по-прежнему оставался на четвереньках.
– Во что обходится это чертово помешательство на напитках? Вы знаете, сколько энергии тратится на приготовление одной чашки чая? Вы, естественно, не сможете назвать цифру, но я вам точно скажу – немало! Умножьте это количество на шестьдесят четыре миллиона человек, то есть на население Великобритании, а ведь это только официальные цифры! И я даже не говорю о долгих минутах, потраченных на ожидание того, чтобы чайник вскипел, чтобы напиток остыл, и на само чаепитие! А ведь в это время станки на заводах простаивают, полки супермаркетов некому наполнять, фуры томятся в доках. А как насчет профсоюзных работников? Их перерывы на чай вообще закреплены законом! Кто знает, сколько небесных тел было упущено в нашем Космическом центре из-за того, что какой-то чертов оператор телескопа отвернулся от экрана как раз в тот момент, когда мимо пролетал важный космический мусор! И все это потому, что кому-то приспичило похлебать настой листьев или зерен в рабочее время! Чай – это позор нации!
– Значит, вы не хотите горячего напитка? – перебил лектора Александр.
– Чашка чая – это больше, чем листья и кипяток, – сказала Ева. – Ты кошмарный упрощенец, Брайан. Помню твои слова как-то ночью: «Не знаю, почему людей так волнует секс. Это же всего лишь впихивание пениса в ближайшую вагину».
Собирая инструменты, Александр рассмеялся:
– Приятно убедиться, что романтика не умерла. Завтра мне зайти, Ева?
– Пожалуйста.
* * *
Ева подождала, пока смех Александра не затих внизу, и спросила мужа:
– Брайан, ты все еще любишь меня?
– Конечно, люблю.
– Ты сделаешь для меня что угодно?
– Ну, схватиться с крокодилом, пожалуй, не рискну.
– Схватываться с крокодилом пока не нужно, но я бы попросила тебя некоторое время поспать в сарае.
– Какое время? – агрессивно уточнил Брайан.
– Не знаю, – пожала плечами Ева. – Неделю, месяц, год?
– Год? Я не буду целый год спать в гребаном сарае!
– Я не могу думать, когда ты в доме.
– Слушай, может, перестанешь сотрясать воздух? О чем тебе так необходимо думать?
– Обо всем. Потеют ли слоны? Неужели Луну создали композиторы? Были ли мы с тобой когда-нибудь счастливы?
– Я член Менсы[10], – весомо заметил Брайан. – Я могу подумать за тебя.
– Брайан, мне мешает твой храп за стенкой.
– Итак, если ты не собираешься вставать с постели, то как ты планируешь питаться? – холодно поинтересовался он. – Потому что я тебя кормить не стану. Или ты надеешься, что пушистая наседка-мать будет таскать тебе червяков, когда ты громко зачирикаешь?
Ева пока не придумала, кто будет ее кормить, и промолчала.
Брайан расчесал бороду и вышел из комнаты, захлопнув за собой дверь так сильно, что проем содрогнулся. Спустившись по лестнице, он больше не смог сдерживаться и заорал:
– Да ты с катушек съехала! Тебе лечиться надо! Я записываюсь на прием к врачу! Пора этим мозгокрутам услышать мою точку зрения!
Несколько минут спустя по дому разнесся аромат жарящегося бекона.
У Евы потекли слюнки. Брайан знал о ее пищевой слабости. Именно из-за пристрастия к бекону она перестала быть вегетарианкой. В своем чревоугодии она зашла так далеко, что заказывала бекон по почте у престижной свинофермы в Шотландии. Ева сочинила маленькую речь, которую произносила всякий раз, когда кто-то узнавал, что она платит за бекон путем прямого дебетования – оформив поручение своему банку, позволяющее свиноводам напрямую списывать с ее счета. Она говорила: «Я не пью и не курю (ложь), практически ничего не трачу на себя (тоже ложь), поэтому, полагаю, я заслужила несколько ломтиков качественного бекона».
Ева лежала в постели, глядя на сумерки, и заметила один высохший лист, все еще не опавший с клена. Она решила, что больше не будет декламировать свой спич о беконе. Ведь эта речь банальна и скучна – да и не вполне правдива.
Внизу в кухне Брайан подошел к Александру.
– Пожалуйста, прекратите кормить мою жену. Вы поощряете ее дурацкий каприз не вставать с постели. Заранее могу сказать, эта придурь неизбежно закончится слезами.
Венера и Томас подняли глаза от учебников. Руби, стоявшая у раковины, развернулась, вспугнутая агрессивным тоном зятя.
Александр поднял руки и тихо возразил:
– Но я ведь не могу оставить ее алчущей и жаждущей, так ведь?
– Можете! Да, прекрасно можете! – крикнул Брайан. – Небось тогда она поднимет свою ленивую задницу и спустится на кухню!
– Тихо, тихо, успокойтесь, здесь же дети, – пробормотал Александр. – Ева в творческом отпуске. Ей нужно поразмыслить.
– Но обо мне она ведь не думает? Не знаю, что с ней случилось. Скорее всего, она сходит с ума.
Александр пожал плечами и сказал:
– Я не психиатр. Всего лишь вожу фургон и завтра вывожу отсюда ковер вашей жены.
– Нет, черт возьми, вы этого не сделаете! Если попытаетесь снова войти в этот дом и что-то утащить, я вызову полицию!
– Успокойся, Брайан, – вмешалась Руби. – Этот порог никогда не переступала нога полицейского, и впредь не переступит. – Она обратилась к детям: – На вашем месте, ребятки, я бы надела пальтишки. Похоже, ваш папа готов идти домой.
Александр кивнул и передал сыну и дочери верхнюю одежду. Пока те одевались, он подошел к подножию лестницы и крикнул:
– До свидания, Ева! До завтра!
Не дождавшись ответа, он проводил детей до входной двери.
Брайан не отставал. Когда Александр с Томасом и Венерой вышли из дома, доктор Бобер сказал:
– Никакого, черт возьми, завтра. Прощайте! Всех благ!
Глава 17
Подрастая в Лестере, Брайан сызмальства проявил себя очень умным малышом. Едва научившись двигать двадцать шесть кубиков с алфавитом, он начал расставлять их в определенном порядке. Особенно любил разделять набор на группы по два, четыре, шесть и восемь. Потом он принялся строить – сначала хлипкую башенку из кубиков, которую ни разу не сломал, а всякий раз аккуратно разбирал. А незадолго до своего трехлетия, к изумлению всех, кто это видел, выложил предложение: «Мне скучно».
Его отец, Леонард, попробовал учить Брайана сложению. Вскоре ребенок умел складывать, умножать и делить. Всегда молча. Отец работал в две смены на трикотажной фабрике и приходил домой намного позже того часа, когда Брайан ложился спать. К несчастью, Ивонн практически не разговаривала с маленьким сыном. Она с мрачной решительностью перемещалась по дому с метелкой для пыли в одной руке и влажной тряпкой в другой. Из уголка ее рта всегда свисала сигарета «Эмбасси фильтер». Она редко демонстрировала свои эмоции, но порой бросала на Брайана такой злобный взгляд, что мальчик ненадолго впадал в подобие ступора.
В свой первый день в начальной школе он отчаянно обхватил руками ноги Ивонн. Когда та наклонилась, чтобы отцепить сына, с ее сигареты на голову мальчика упал большой кусок горящего пепла. Ивонн попыталась его сбить, но лишь рассыпала пепел по лицу и шее Брайана. Волосы ребенка затлели, и поэтому первое утро в школе он провел на больничной койке в углу класса в обнимку с аптечкой. Учительница оказалась симпатичной девушкой с золотистыми волосами, которая попросила Брайана обращаться к ней «мисс Найтингейл».
И только в полдень, когда остальные дети принялись рисовать восковыми мелками на цветном картоне, а Брайан взял остро заточенный карандаш и начал чертить правильные геометрические фигуры, мисс Найтингейл и вся школа поняли, что к ним попал настоящий вундеркинд.
* * *
После долгих манипуляций с терминалом электронной очереди, Брайан сумел-таки записаться на личную встречу с доктором Проказзо. Брайан записался на прием под профессиональным именем, как «доктор Бобер». Он давно отметил, что заблаговременное оглашение своего научного статуса часто оборачивалось в его пользу на консультации. С ходу ставило чертовых терапевтов на место.
Он сидел в зале ожидания и читал потрепанный экземпляр медицинского журнала «Ланцет»[11]. Брайана увлекла статья об относительных размерах мозга у мужчин и женщин. Автор приводил убедительные доказательства того, что мужской мозг превосходит женский как минимум в размерах. На полях корявым женским почерком было накарябано: «И почему тогда эти мозговитые ублюдки никогда не пользуются ершиком? »