«Так уж устроен мир, Леон (кто такой Леон?). Как говорит моя мать, большинство людей не живут, а лишь существуют». Ее мать, видимо, отличалась великой мудростью. Я не мог поверить своим глазам. Электрические игрушки? У нас телевизор и DVD‑плейер появились, когда я перешел из начальной школы в среднюю. У родителей были ноутбуки, но не у нас. Каролине подарили подержанный ноутбук совсем недавно. Все. У меня даже приставки не было, и я просил Люка позволить мне пользоваться его приставкой. Каролине пришлось год экономить, чтобы купить себе наушники и проигрыватель компакт‑дисков. Все диски мы приобретали за свои карманные деньги. Джой никак не могла угомониться: «Когда мать привезла нас сюда, Леон (Леон?), то наш отец изменял ей с официанткой. И моя мать решилась на то, чтобы забрать детей (пять дочерей) и уехать в маленький городок в долине Гудзона. Она была первооткрывательницей. И наша коммуна „Долина восхода“ родилась благодаря ей. Она любила нашего отца, но ей пришлось оставить его, потому что он не принимал ее ценностей…» Лео ответил ей, что эта история напоминает ему историю его отношений с Джулианой, которая тоже интересуется только внешней мишурой. Никаких духовных устремлений. Пустая, как ракушка.
Я выругался про себя и назвал его хладнокровным мерзавцем. Ракушка? Это у Лео вместо сердца была пустая ракушка.
В какой‑то момент Кара отправилась спать, а я все не мог оторваться от этих бесконечных писем, адресованных Джой. Постепенно в них стало проявляться что‑то нездоровое. Мой отец начинал представлять себе, как он прижимается к Джой, впервые за долгие годы испытывая чувство безопасности и чистоты. Я хотел читать дальше, но уже внутренне сопротивлялся этому. Есть вещи, которые лучше не знать о собственном отце. Мне было просто тошно. Безопасность и чистота? Он что, находился в клинике для наркоманов? Как он мог назвать Джулиану «амбициозной светской дамой», а ее друзей – тривиальными? Детей он считал материалистами, поглощенными только собой. Да у меня рюкзак один и тот же с пятого класса! На следующее утро Кара спросила меня:
|
|
– Как тебе рассказ об электрических игрушках?
– Я этого не мог понять!
– Он пытался произвести на нее впечатление, ну, знаешь, как бывает, когда тебе надо замутить с новой девушкой. – Кара говорила спокойным тоном. – Ему хотелось представить себя как несчастную жертву.
– Кара, но он ведь женат!
– Мы это слышали на уроках. Все мужчины поступают так. Они всегда обманывают в электронных письмах. Но он не там. Он в «Хрустальной роще». У меня предчувствие. Эта Индия говорила так, как он вещал перед отъездом. Значит, это она промыла ему мозги. Туда надо поехать в первую очередь.
– Если мама обнаружит, что машина исчезла…
– Мы и не собираемся ехать на машине, дурень, – сказала Кара. – Мы поедем автобусом. На это уйдет целый день. Когда…
– Но мама заметит, что нас нет…
– Я все продумала. Я сказала бабушке и дедушке, что мы измучены. Что тетя Джейн пригласила нас провести весенние каникулы в ее летнем домике, а бабушка и дедушка не знают, как связаться с ней, и вообще они завтра уезжают во Флориду. Я написала Джейн, рассказав ей ту же историю и попросив прислать нам долларов шестьсот, чтобы мы могли купить билет на самолет к бабушке и дедушке. Я просила ее не беспокоить маму. Получается, что у нас есть тысяча долларов.
|
|
– Как же мы найдем отца? Автобусы, отели…
– Нет, Гейб, мы будем останавливаться в хостелах. Ты же знаешь, что там специально все придумано для молодежи и для детей, которые сбежали из дому. Там могут дать денег на автобус и чтобы позвонить родителям.
– Но они ведь вызывают копов, если речь идет о несовершеннолетних.
– А мы совершеннолетние.
Кара вытащила из рюкзака два водительских удостоверения на имя Элейн Дроган, восемнадцати лет от роду, и Кевина Дрогана, девятнадцати лет.
– Но никто не поверит, что мне девятнадцать! – сказал я ей.
– Почему? Ты высокий. Посмотри на Кейси. Она выглядит на двадцать пять, а ей на самом деле тридцать пять.
– Откуда ты их взяла?
– От Райана.
– Кто такая Элейн Дроган?
– Она умерла, – заявила Кара с поразившей меня беззаботностью.
Она серьезно рассматривала себя в зеркало, поправляя подводку на глазах.
– Мертва. Как и Кевин. Так это и делается. Если тебе удастся раздобыть свидетельство о рождении того, кто умер, то ты можешь получить документы на его имя. Эти люди погибли при пожаре.
– Это же противозаконно?
– Наверное. Но мы ведь не банки едем грабить. Мы просто хотим разыскать своего папочку, который потерялся в вихре жизни, и привезти его домой, к больной мамочке.
Она молитвенно сложила руки, как певец из церковного хора, и закрыла глаза.
Я увидел, как Бог сотворил Лео.
Глава семнадцатая
Дневник Гейба
За два дня до отъезда я заболел. Я лежал в своей постели и дрожал. Меня охватил жар, и мама сделала куриный бульон с домашней вермишелью. Мне хотелось плюнуть на все и рассказать ей о том, что мы задумали.
|
|
Каролина постоянно заходила и предупреждала меня:
– Ничего не говори… Ты все испортишь.
Но я знал, что должен предупредить о нашей затее хотя бы одного взрослого.
Мы были просто обязаны это сделать.
Если нас арестуют или ранят, что нам светит? Мы останемся лежать бездыханные. Дроганы, которые и так уже мертвы. Кто побеспокоится о нас? Нас ждет незавидная участь. В безымянной могиле где‑нибудь в безлюдном месте в этом проклятом Нью‑Гемпшире. Наша мама найдет нас, когда будет уже безнадежно поздно, и покончит с собой.
Я собирал вещи. Уложив в рюкзак пакетики с арахисом и изюмом, я позвонил Кейси и спросил, может ли она уделить мне несколько минут. Она сразу заподозрила неладное. Я приехал к ней, произнес первые две фразы, и Кейси начала отрицательно мотать головой. Поскольку она была взрослым человеком, то немедленно объявила всю затею бессмысленной и безумной.
– Но тогда ты сама сделай это, Кейси, – честно сказал я. – Ты ее лучшая подруга. Кто‑то должен найти его. Дедушка нанял частного детектива, которому уже отвалил тысячу баксов, но тот две недели занимается тем, что просматривает банковские счета Лео.
Кроме того, ему даны жесткие указания ничего не спрашивать у мамы, чтобы не расстраивать ее.
–Я не могу оставить ее, Гейб. Ты знаешь, как на нее действуют уколы. С другой стороны, твои бабушка и дедушка могли бы приехать, а я бы полетела…
– Куда, Кейси? Ты искала бы его по всему Восточному побережью?
– Я не могу бросить работу, Гейб! Я и так уже многое не делаю из‑за… – Она резко оборвала себя.
– Из‑за того, что мама требует внимания, Кейси, – закончил я за нее. – В этом‑то и смысл наших поисков. И мы не могли бы отправить туда бабушку и дедушку.
– Почему? Теоретически вполне возможный вариант.
Мы обменялись взглядами, которые были красноречивее слов. Мы оба знали ответ на вопрос Кейси. Если они увидят Лео в том окружении, которое он для себя выбрал, то это их убьет. Но я решил сказать что‑то нейтральное:
– Ну, по причинам практического свойства. Они же едут во Флориду забирать свои вещи. Они уже продали свою часть дома. И потом… он их не послушает. У нас есть хотя бы минимальный шанс. Я заранее приготовил несколько писем для ответов. Они в резерве, – перешел я на другую тему.
Я становился настоящим журналистом. Резерв. Такие слова только моя мама говорила.
– О чем там речь? – спросила меня Кейси.
– Одна дама спрашивала, поможет ли спасти ее брак рождение ребенка. Появится ли между ними общее звено.
– И что ты ответил?
– Я сказал, что, конечно, появится, и будет оно длиной в миллион километров, поэтому если она хочет ребенка, то должна думать…
– Гейб, из тебя вышел бы хороший психотерапевт.
– О нет, я чувствую себя съедающим чужие грехи уже на этапе знакомства с письмами.
– Кем?
– Помнишь, ты мне рассказывала историю? О том, что на похороны приглашали голодного человека, который готов был поесть прямо с крышки гроба и помочь душе умершего отправиться прямиком на небеса…
– Но именно этим я и занимаюсь, да и твоя мама тоже.
– Думаю, что ты в большей степени, потому что люди выходят от тебя, чувствуя себя явно лучше.
– Ведь я тоже этого хочу, – настаивала на своем Кейси.
– Но разве ты не ощущаешь себя так, словно из тебя выкачали весь воздух?
– Может, ты и прав.
– Я хотел сказать, что работа над этой рубрикой заставляет меня чувствовать себя именно так. Я не желаю разбираться в их проблемах. Все время одно и то же. Люди редко не повторяют своих ошибок.
– Так часто говорила твоя мама.
– От нее я это и услышал, – признался я.
– Почему ты сделал резерв для нескольких выпусков?
– На всякий случай, вдруг мама почувствует себя хуже? Или нам будет трудно убедить Лео?
– Может быть, – задумчиво проговорила Кейси, касаясь моей щеки, – вероятно, ты это чувствуешь, потому что ты ее сын. Больше ее, чем… Наверное, никто из знакомых мне детей не пошел бы на такие жертвы. Я думаю, что ты и не должен этого делать, но это тебе по силам.
Она провела по длинным волосам Эбби Сан, и ее тонкие изящные пальцы скользили, подобно гребню.
– Тебе надо взять мобильный телефон. Я сегодня же куплю еще один, на свое имя. У тебя будет номер. Моей маме в любом случае нужен телефон. Так, прояви мудрость и не возражай. Будешь звонить мне каждый день. В одно и то же время. Если точнее, то по восточному времени. Прихвати с собой еще денег на тот случай, если придется покупать билеты на самолет. Если хоть что‑нибудь пойдет не по плану, вылетайте домой. Если деньги не понадобятся, ты мне их вернешь. Разве ты не подумал о том, что мама наверняка захочет позвонить вам, пока вы якобы будете гостить у Джейн?
– Мы собирались сказать, что страшно виноваты, но не нашли возможности, и все такое прочее.
– Нет, это отговорка не годится, Гейб, – возразила Кейси. – Вот что мы сделаем. Я позволю ей поговорить с тобой пару раз. Ты скажешь то, что положено в таких случаях: «Привет», «Все в порядке», «Целую». Она и половины не запомнит: после укола ей будет не до того, и скорее всего она запомнит лишь сам факт разговора…
– Кейси, как ты полагаешь, Лео приедет, когда мы найдем его?
– Думаю, что приедет, Гейб, – произнесла она, взяв мою большую руку в свои крошечные ладони. Будь это не Кейси, я воспринял бы жест как странный и неприятный, но для нее я с радостью делал исключение. – Однако я не думаю, что он останется.
– Там было еще одно письмо. Парень закрутил роман, и женщина интересовалась, как спасти их брак ради детей.
Кейси отклонилась назад и попыталась усадить Эбби себе на колено, но у девочки были свои планы, и она побежала за игрушечным бубном, украшенным золотыми рыбками.
– Ты посоветовал отправиться к семейному психологу, но это…
– Не поможет. Обычно это не срабатывает.
– Правда, но зато дает некий бонус по времени для детей, – со вздохом произнесла Кейси. – О, я не должна была позволять тебе делать это, но Лео обязан вернуться. Ему надо тоже немного поучаствовать в жизни семьи и взять на себя хоть какую‑то ответственность. Во всяком случае, пусть убедится, что не имеет права пускать все на самотек. Джули ведь не в безопасности. Лео должен проявить хотя бы минимум заботы.
– Она все равно ощутит себя одинокой. Не имеющей ничего. Словно квартирант.
Мы помолчали.
– Кстати, у Джули может появиться квартирант, – заметила Кейси.
– Она пустит жильцов? По‑моему, это не очень уместно.
– Я говорила о себе, Гейб. Твоя мама сказала, что теперь, когда я сама стала мамой, я не могу продолжать жить с собственной матерью. Конни считает, что для нее одной дом слишком большой. Она хотела бы жить в небольшом доме с хорошими соседями. Джулиана и я обсудили этот момент. Мы бы помогали друг другу.
– Я понимаю, чем бы ты ей помогала, но не вижу, как она тебе сможет помочь.
– Дело не в деньгах, Гейб. Дело в том, что одно ее общество дает мне многое. Джули помогает мне своей готовностью выслушать меня. – Кейси ткнула в меня пальцем. – Ну же, Гейб. Мы тоже организуем свою собственную коммуну, а тебе выделим священную комнату Лео и никому не позволим нарушать твой покой.
– Именно этого и хотел папа. Послушала бы ты о тех коммунах, откуда он получал письма. Кара взломала почту отца и теперь может прочитать любое послание.
– Она расшифровала его пароль?
– Ага.
– Какое‑то из ваших имен?
– Угу. Аврора.
– Понятно. Но, Гейб, относительно тех коммун, о которых ты упомянул. Не все они напоминают сумасшедшие дома. Они становятся все более популярными. И там не обязательно поселяются умалишенные. Просто есть люди, которые время ценят больше, чем деньги. Сейчас не такая уж редкость, когда муж и жена вместе работают или переселяются в дом поменьше специально…
– Я этого не понимаю. Дом, где у тебя нет даже минуты для себя. Слышала бы ты о тех маленьких домиках, где стоят только кровать и стул. А родительская спальня – это единственная комната со стенами.
– Я слышала об этом. Мы с Сарен даже обсуждали…
– О, Бог ты мой, Кейси, уж ты‑то точно не сумасшедшая.
– Конечно, нет. Но в этом много очевидных плюсов. Не надо беспокоиться о содержании дома, и ты знаешь, что люди вокруг тебя разделяют твои взгляды на жизнь.
– Тогда тебе надо поехать вместо нас, – с отвращением произнес я. – У вас бы с Лео появилась общая тема для разговора.
– Подожди, Гейб, но разве не это раздражает тебя больше всего в школе? Я имею в виду количество придурков на один квадратный метр. Представь, что ты ходишь в школу, где не все такие, как ты, но где тебя принимают таким, какой ты есть. – Она порылась в сумочке и вытащила телефон и зарядное устройство. – Вот, бери. Покрытие по всей стране. Это на случай, если я еду на конференцию, на которые выбираюсь раз в тысячу лет. Через пару дней я куплю себе новый телефон. – Она остановилась. – Гейб, ты очень плохо выглядишь.
– У меня, наверное, грипп.
– Тогда вам надо отложить поездку на несколько дней.
– Я бы с радостью, но только сейчас и можно уехать. Мне и так придется умолять маму, чтобы она разрешила. Я скажу, что чувствую себя лучше. Она может что‑нибудь заподозрить. Бабушки и дедушки не будет пару недель. Они завтра уезжают – хотят продать дом в графстве Дор.
– Как грустно, – проговорила Кейси. – Но Штейнеры относятся к числу тридцати семи праведников.
– Что?
– Гейб, ты ведь у нас еврей. Это притча. Говорят, что на земле живут тридцать семь праведников. Так я тебе скажу, что Хана и Гейб из их числа.
Я пошел домой и начал упаковывать вещи: джинсы, брюки на случай дождя, дождевик, футболки, шелковую рубашку с драконом, в которой я всегда потел, шесть пар теплых носков, шорты, плавки, если вдруг придется принимать душ с безумными «коммунарами». Картридж для бритвенного станка (розовый – он был единственный в шкафчике у Кары) и мыло, которым можно вымыть и голову. Две зубные щетки, потому что это был мой пунктик, альбом «Битлз» и еще несколько саундтреков. Я выбежал из комнаты, размышляя, будем ли мы с Карой ругаться из‑за проигрывателя компакт‑дисков. Я позвонил Люку.
– Привет, – сказал я.
– Ты пижон, – ответил он мне.
– Я уезжаю на восток. К Джейн.
– Смотреть, как она бегает?
– Смотреть, как она играет в гольф.
– Ты зачем это делаешь? У тебя ведь права! Весенние каникулы, а ты… Мы могли бы отправиться с тобой хоть на край света.
– Так бы я и отправился с тобой на край света! Четыре месяца ты общался только со своими волосатыми дружками, а теперь вдруг вспомнил обо мне? Я, между прочим, закончил задание по музыке сам.
– Правда?
– Я его даже сдал.
– Ой, герой. Я у тебя в долгу.
– Я тебе сувенир привезу, не плачь. Я не был у тети с тех пор, как мне исполнилось двенадцать.
– Ты там заболел, что ли? – лениво проговорил он.
Я подумал, что по телефону это было бы трудно определить. – Нет.
– Что‑то ты темнишь.
Я держал в руке пистолет отца. Телефон и зарядное устройство я оставил у Кары в комнате. Пистолет я собирался положить на дно рюкзака. Поискав в Интернете информацию о том, что он собой представляет, я выяснил, что это старый «кольт», 38‑го калибра. В нем не было пуль, но даже если бы они у меня имелись, все равно я не умел их заряжать. Я понятия не имел, проверяют ли сумки при посадке в автобус, но если нам надо будет проходить досмотр багажа перед вылетом, мне придется выбросить пистолет в ближайшую урну для мусора. Я не имел ни малейшего представления, зачем он потребовался моему отцу. Единственное, что я помнил, – в переписке упоминалась дама, которая умела стрелять. Может, он пытался научиться стрелять… для общего развития. Или делал это в целях самозащиты. Возможно, он планировал убить нас во сне. Может, мы начали казаться ему ненужным балластом или глупыми овцами.
Я не знал, зачем беру револьвер с собой. Самое большее, на что я мог рассчитывать, это швырнуть его в кого‑нибудь. Он лежал у меня на ладони ощутимым грузом.
– Со мной все в порядке, – сказал я Люку. – Аста ла виста, бейби.
– Пижон, – откликнулся Люк.
– Ну да.
– Моя мама говорит, что Джулиана серьезно заболела. Ужас.
– Спасибо за сочувствие.
– Джулиана хорошая.
– Да.
– Даже мой отец говорит, что чертов Лео должен вернуться. – Он не знает. Он у нас записался в отшельники.
– Черт бы его побрал. Это ему зачтется. – Ну, хотя бы Кейси помогает.
– Могу подстричь траву, пока тебя нет. Я все‑таки тебе должен, за то, что ты сдал тот проект по английскому.
– Апрель на дворе. Снег только сошел. Стричь нечего.
– Ну, тогда я могу убрать во дворе. Или отвести Аори на занятия кружка. Я могу попросить маму, чтобы она отвезла нас. Ты же у нас единственный старшеклассник, у которого есть разрешение пользоваться машиной.
– Хорошо, – дрожащим голосом ответил я, не понимая, то ли это оттого, что я заболел, то ли потому, что врал.
Я положил трубку и написал записку: «Люк, если я не вернусь, сообщи Тиан и отошли ей те сережки, которые я купил ей ко дню рождения. Он будет в июле. Можешь взять себе мои гавайские рубашки. Пижон». Все это звучало, словно в плохом кино, но я не хотел показывать Люку, что ценю его как своего единственного друга, даже если обращаюсь к нему в последний раз. Я подумал и дописал: «Ты был мне хорошим приятелем. Меня нет, Гейб». Я оставил записку на следующем листке календаря, решив, что, когда закончится апрель и старая страница будет перевернута, ее точно заметят. Только спустя два дня я понял, какой я глупый. Если я действительно умру, то никто не удосужится переворачивать страницы календаря в моей комнате.
Так случилось, что я сам не дотронулся до календаря, пока не наступил июнь.
Глава восемнадцатая
Изречения 24
Излишек багажа
От Джей А. Джиллис
«Шебойган Ньюс‑Кларион»
«Дорогая Джей,
За последние несколько месяцев из наших отношений исчезла искорка. Я начинаю думать, что мой муж устал от меня. Он делает мне замечания, постоянно сравнивает то, как я готовлю, с тем, как готовила его мама. А по пятницам предпочитает исчезать из дому и проводить время в обществе друзей. Я думаю, что пришло время подумать о ребенке. Это даст нам общую почву под ногами. У нас появятся общие заботы и общие радости. Мы сможем почувствовать себя более взрослыми. Нам обоим по девятнадцать лет.
Одинокая из Лебартона».
«Дорогая Одинокая,
Конечно, у вас появится общая почва с рождением ребенка. Я бы сказала – размером с большой материк. Парень, который не хочет оставаться дома по вечерам, фактически говорит вам: «ЭЙ! ДОРОГАЯ! Я НЕ ЖЕЛАЮ СЕБЯ ГРУЗИТЬ!» А вы хотите, чтобы он ощутил ответственность сразу за двоих. Возможно, вы втайне собираетесь, стать одинокой матерью, которая живет на пособие. Я бы советовала вам подумать о том, чтобы найти себе хобби, на время, забыв о беременности. Станьте участником марафона. Позируйте в стиле «ню». Грустно, но факт: внимание уделяют, как правило, тем, кому плевать, уделяют ли ему внимание, потому что он уделяет внимание массе других вещей. Главным остается вопрос: а вы хотите его внимания?
Джей».
«Дорогая Джей,
Мне только четырнадцать лет, а ему, моему самому любимому человеку на земле, – девятнадцать. Если вы думаете, что разница в возрасте сказывается на наших отношениях, то я вам твердо отвечу: нет. Мне кажется, что он мой ровесник. Мы – как двое детей, играющих на солнце. Нам нравятся одни и те же вещи, начиная от закатов и заканчивая сортом оливок! Проблема заключается лишь в том, что он хочет секса – как, впрочем, и я, – но я этого очень боюсь. Если мои родители узнают, они сровняют меня с землей. Я больше никогда не увижу его. Помогите мне, Джей. У нас идеальные отношения, и мой любимый говорит, что есть только один способ сделать нашу любовь совершенной.
Мечтательница из Делавана».
«Дорогая Мечтательница,
Если вас беспокоит, достаточно ли вы взрослая для секса, то я вам скажу прямо: вы еще недостаточно взрослая, даже чтобы об этом спрашивать. Я не знаю о вас ничего, но уверена только в одном: если ваш парень действительно отстает в своем развитии, что для той стороны вашего романа, о которой мы говорим, было бы благословением, тогда он просто не может разделять интересы школьницы средних классов. Единственное, что способно превратить вашу иллюзию в несчастье, – это секс. И ваш любимый человек должен стать первым, кто скажет вам об этом. Не могу не согласиться, что спустя десять лет эта разница в возрасте не будет иметь никакого значения, но не сейчас.
Джей».
* * *
– Когда следует оплатить счета? – спросила меня Кейси спустя несколько недель.
Мне только что сделали очередной укол интерферона, но времена, когда меня немилосердно трясло и тошнило сразу после уколов, почти прошли. Я научилась сама делать себе уколы, тренируясь на апельсинах. Мне казалось, что получается довольно хорошо. Если уж мне суждено было пойти на это, то придется довести дело до конца. После уколов я чувствовала слабость, напоминая сама себе надувную куклу, из которой выпустили воздух. Мне хотелось поговорить о том, что дела потихоньку идут на лад, но Кейси в этот день была какая‑то необычайно хмурая. Она перескакивала с темы на тему, пока готовила чай со льдом, и старательно избегала встречаться со мной глазами. Обычно Кейси открыто смотрела на собеседника, но тогда я была слишком утомлена, чтобы заподозрить неладное.
– Как ты думаешь, что Джейн будет делать с детьми восемь дней? – спросила я Кейси. – Она не смогла бы занять их и восемь часов, не говоря уже о восьми днях.
– Наверное, она закупила билеты на все представления на Бродвее и, скорее всего, купит им целый летний гардероб, который окажется… хорошим. – Кейси говорила как‑то туманно. В этот раз она не стремилась анализировать чужое поведение. – Надеюсь, что они не будут слишком скучать, – проговорила я.
– О, я думаю, что смена обстановки им не повредит, – отозвалась Кейси. Она разбирала вещи для шкафа, складывая рубашки по цвету. – А ты сможешь провести время с Аори. Мы отправимся с девочками в зоопарк или еще куда‑нибудь. Кстати, Джулиана, я должна убегать. Надеюсь, у тебя все хорошо? Я перезвоню.
– Да, конечно, – озадаченно ответила я.
Обычно Кейси стремилась побыть со мной подольше, зная, насколько плохо мне бывает после уколов.
Кейси не умела врать.
В тот вечер, как всегда после очередного укола, меня словно окутало туманом. Я хотела спать. Но дети вели себя великолепно. На удивление великолепно. Они принесли мне имбирного эля и оставались со мной в комнате, пока я лежала трупом на кровати, слишком уставшая, чтобы держать в руках книгу. Я была укрыта кучей одеял. Гейб сам искупал Аори и почитал ей.
– Что ты хочешь, мама? – поинтересовалась Кара. – Включить телевизор? Или, может, принести какой‑нибудь фильм?
– Я не смогу смотреть кино, – сказала я. – Вы и так сегодня уделили мне столько внимания, сколько я и не рассчитывала получить. Если хотите, можете пойти погулять с друзьями.
– Нет, мы не хотим оставлять тебя в таком состоянии, – ответила мне Кара, и в тот момент я ей верила. – Давай поиграем.
Я едва не присела от изумления.
Получив разрешение пойти погулять, Кара им не воспользовалась... Вместо этого сама предложила поиграть?
– Знаешь, как мы играли в машине, – продолжала Кара, – по дороге в загородный дом бабушки и дедушки?
– Хорошо, – задумчиво протянула я. Я была очень осторожна, так как не знала, какую игру затевает сама Кара.
В эту минуту вернулся Гейб, чтобы сообщить, что Аори уже спит.
– Так, Гейб, ты начинаешь. Мама, я хочу загонять тебя, чтобы ты заснула, – объявила Каролина, укладываясь рядом со мной на большой кровати.
Оглядываясь назад, я понимаю, что в тот вечер она действительно грустила. Она поняла всю грандиозность того, что затеяла. Очевидно, неосознанно ей хотелось, чтобы мама защитила ее. Ей захотелось снова стать обычным ребенком, хотя бы в оставшиеся несколько часов. Возможно, я ошибаюсь. Но она прильнула ко мне, стирая свои блестящие тени для глаз о мою руку.
– Так, хорошо. Лучший футболист, – начал Гейб.
– Не годится, – сказала я. – Я не могу уследить за игрой.
– Из ныне живущих, из ныне играющих или всех времен и народов? – уточнила Каролина, и Гейб начал поддразнивать ее.
Единственный футболист, которого она знала по имени, – Брэд Фавр. В этот момент меня озарило.
– Джонни Унитас, – произнесла я.
Я полагала, что это имя не может принадлежать реальному персонажу, так как оно звучало, как имя супергероя из комиксов.
– Выиграла, – объявил Гейб. – Твоя очередь.
– Президенты, которые оставались на второй срок, – пробормотала я, думая, что им не удастся ответить.
– Джефферсон, Клинтон, Джонсон, Рейган, – перечислила Каролина.
Мы замолчали от изумления. Я пришла в себя.
– А как же Рузвельт?
– Не многовато ли? – съязвила моя дочь.
– Нет, как раз.
– Он ведь умер во время четвертого срока, – миролюбиво сказала Кара.
– Твоя очередь, – заявила я.
– Имя победителя забега «Тройная корона», – произнесла Кара. – Я имею в виду лошадь, которая выиграла дерби в Кентукки…
– Я знаю, что означает «победитель забега „Тройная корона“», – бросил Гейб раздраженно.
Прикрыв глаза, я наблюдала, как Гейб присел у моего компьютера и что‑то напряженно ищет.
– Секретариат, – выпалила Кара.
– Он был самым быстрым, – заметила я. – Но я бы не назвала его великим победителем.
– Адмирал, – назвал Гейб.
– Вояка, – добавила Кара. Я признала ее победу.
– Хорошо. Твоя очередь выбирать.
– Величайшая пьеса.
– Современная или на все времена? – спросила я.
– Классика, – ответила она.
Мне показалось, что, задумавшись, я заснула, а передо мной шли, как на параде, знакомые названия: «Прошлое лето», «Сон в летнюю ночь», «Убить пересмешника». Я остановилась на последней. Гейб произнес:
– «Иметь и не иметь».
– Кино на букву «Т», – сказала я.
Каролина оставила нас далеко позади, назвав «Трамвай „Желание“».
– Лучшая песня, выигравшая «Оскара», – продолжила Кара. Она сама требовала, чтобы мы признали лучшей песенку из мультфильма «Русалочка». Каролина до сих пор полагала, что «Спящая красавица» – это великая история любви. Я вдруг запаниковала, говоря себе: «Я не имею права подвергать опасности свою дочь. Я ведь уже подумала, что она стала взрослой, но теперь вижу, что она лишь маленькая девочка. Может, не надо мне делать эти уколы и терять время, выпадая из жизни на несколько дней. О Лео, твоя дочь сейчас нуждается в тебе как никогда». Но мы продолжали играть. Я вспомнила, как моя мама всегда повторяла, что ей по душе «Беглец», а не «Три монетки в фонтане». Гейб ответил:
– «Мария».
Я подняла вверх указательный палец и кивнула в знак согласия.
Я заметила, как они посмотрели на меня. Наверное, подумали, что мама наконец‑то заснула. Мне было любопытно, что они собираются делать. Кара прикрыла мне плечи и поцеловала. У меня по щеке скользнула слеза, но она не заметила этого, так как поправляла шнур от прикроватной лампы. У меня все болело, и спина, и шея. Хотелось принять болеутоляющее, но я прислушивалась, как они уходят из комнаты.
Гейб спросил:
– Как так вышло, что ты знала всю эту ерунду? Ты все время выигрывала.
– Гейб, потому что я большой специалист по всякой ерунде. Так‑то. Я все знаю – вот тебе и ответ.
– Ты раньше не тянула в моих глазах на девушку, знакомую с историей президентов, – признался Гейб.
– Конечно, ты думал, что я простушка без мозгов, но это не так. Я опаснее, чем кажусь на самом деле.
Я не успела напомнить им о том, чтобы они не забыли взять крем против угревой сыпи и открытки‑благодарности за подарки ко дню рождения. Я их не поцеловала на ночь. Даже если бы я их поцеловала, то не думала бы, что целую их перед разлукой. Я не спросила, что они планируют делать у Джейн. Не напомнила о том, чтобы они взяли с собой не только джинсы. Им необходим перерыв. Я знала, что даже серое небо над Манхэттеном будет благословением. В тот же момент мне показалось, что поднялась большая волна, огромная, мутная, и я нырнула в нее. Я заснула, а когда проснулась, то мне не суждено было увидеть детей до тех пор, пока Лео не вошел в ту самую дверь, через которую они только что вышли.