Кто не рискует, тот не пользуется услугами гоблинов 11 глава




Этот поцелуй не походил на те прежние, что были у них. Это был поцелуй завоевателя. Защиты от которого не существует, как и не существует слов, чтобы остановить его силу. Гермиона быстро поняла, что в профессоре просыпается зов.

Зов и голод.

Сколько сил ему потребовалось, чтобы резко отстраниться! Он прислонился к ее лбу и закрыл глаза, позволяя им восстанавливать рваное дыхание. Из-под его железного контроля пробиралась дрожь, и Гермиона поняла, что Осирис рвется наружу.

Не зная, как быть, она ласково погладила его по голове и почти с такой же нежностью чмокнула в нос.

Примечание к части

* Дистилляция — перегонка, испарение жидкости с последующим охлаждением и конденсацией паров. Древний способ поучения эфирных масел.

Черт!

«Ох, Северус».

Её нежный голос звучал у него в голове, не давая покоя. Никогда еще Северус Снейп не предполагал, что его имя может иметь вкус сахарных карамелек из детства. Ему до ужаса понравились нотки… — удивления? восхищения? — сокрытые в двух словах.

Северуса окружала ночь. Даже лунный свет скрыли облака. Казалось бы, всё располагало, чтобы заснуть, и он непременно должен уйти к себе, закрыть веки и погрузиться в мир морфея, отдохнуть хоть немного. Но ему не спалось.

Да и как он мог спать, зная, что в нескольких метрах от него спит хрупкая, чистая и неимоверно сладкая Гермиона? Девушка, которая должна стать его женой, его студентка, старше которой он почти в два раза. Та крошка, которую он возьмет далеко не единожды в их брачную ночь. Зов будет требовать развратить невинную девочку. И сказать, что мужчине такая идея не нравилась — ничего не сказать.

Она перевернулась во сне, и Северус вздрогнул, готовясь в любой момент броситься к ней и разбудить. Хоть разум и твердил, что после сегодняшнего поцелуя едва ли Осирис возымеет наглость и силы захватить ее сон, его тело всячески жаждало этого. Оно желало разбудить Гермиону объятиями, накрыть её расслабленное юное тело своим и взять её как женщину, принадлежащую только ему и желающую только его…

Северус выругался, взывая к совести, которая, похоже, ушла вместе с меткой в невиданные дали. Почему-то свой выход эта стерва прошляпила. И будь не ладно с ней, если свою оплошность она не считала грехом. В таком случае можно было бы поверить и в магических партнеров, что Северус, конечно же, не признал бы в трезвом уме никогда.

Встав, без раздумий он направился к выходу, чтобы «проветрить» свой разгоряченный мозг.
Ночи становились холоднее. Дул легкий прохладный ветер, и погода показалась ему как нельзя подходящей. Он вышел в сад, по размерам и красоте который превосходил только сад Семирамиды. И то, Северус там не был и сравнивать объективно не мог, а посему решил хоть на каком-нибудь уикенде сгонять в Вавилон. Времени у него теперь горы…

В горизонте исчезали границы сада, и такие масштабы нравились бывшему шпиону. Признаться, ему не хватало сумеречной тишины запретного леса, в которой его мысли из хаоса преобразовывались в выводы, умозаключения и конечно же нескончаемые схемы стратегий.

Тогда он ломал голову над планами безумцев, в руках которых лежала власть, известность и сила. Один точил зуб на Поттера, чтобы убить во зло, другой — во благо. Темный Лорд привязывал людей болью, кровью и метками, Дамблдор — чувством долга и софистскими* убеждениями опять-таки во имя добра и утопического «мира во всем мире».

Северус устало сжал переносицу. Как же он устал от этих игр в шахматы. Раньше ему казалось, что он был неким черным конем в игре Тома и Альбуса, но после того, как фигурки убрали в коробки, в нем не осталось сомнений, что игрок на самом деле он, а его соперница здесь — судьба. Предлагающая партию за партией.

Единственное, что его никогда не подводило — так это шпионское чутье, заработанное болезненными годами, всеми грехами и долбанным долгом. Поэтому, в очередной раз услышав, как хрустнула ветка, Северус метнулся в тень листвы и спрятался за деревом. Ей-богу, если это снова окажется недоносок Тутмос, он его прижучит за кретинизм не хуже гриффиндорца после отбоя.

К большому счастью для юнца, шагал Тобес. Еще один сердобольный идиот-гриффиндорец. Пятьдесят лет, а ума нет. Вернее, он крался, а на шее стоял зачетный засос.

— И откуда же ты, такой утомленный и довольный идешь? — поинтересовался лениво Снейп, наслаждаясь испугом писаря.

— Вы напугали, друг мой! — воскликнул Тобес. Северус нисколько не изменил своему холодному тону.

— Либо там есть лазейка, — длинный палец Северуса указал в сторону густых зарослей, — либо ты, — прищуривающийся жрец резко развернулся прямиком к смущенному Тобесу, чей румянец не уступал румяным щекам купидона с картин эпохи возрождения, — устраиваешь вечерние прогулки служанкам.

Тобес сложил ручки на круглом от пива животе и нервно хохотнул.

— Да у тебя мания подозревать меня в чем-то, Сэ-Осирис, мне аж страшно. Идем, я покажу…

Северуса повели замысловатыми путями, сквозь сочную траву и хрустящие ветки, опавшие с сухих верхушек. Давненько здесь не проходилась рука садовника. А нужно ли? Наверняка, этим путем пользуется не только Тобес, но и все придворные замка.

— Вот, — указал он на выход в город, — пойдешь вынюхивать следы той шлюшки? Или всё-таки во дворец и спатоньки? — весело спросил Тобес. Снейп подарил ему тяжелый взгляд, и мужчина толкнул его локтем.

— Да брось, шучу же я, Сэ-Осирис. Да и имей совесть! У тебя гарем и невеста-красотка, а я одинокий мужчина.

В ответ Тобес получил презрительный взгляд. И они направились ко дворцу. Снейп молчал, специально создавая гнетущую тишину. С опытом он понял, что молчание — золото. Люди сами начинают говорить обо всем на свете, лишь бы избежать тяжелой неловкости.

— Она гречанка… Ну знаешь, страна на севере. Я там никогда не был…

— И что же она забыла здесь, твоя гречанка? — без особого интереса спросил Снейп.

— Да с братом приехала… В бегах… Кстати, он такой руки-мастер! Что-то выкладывает там из мелких камней. Удивительная работа!

И в этот момент Северус понял, что грек поможет ему в одном коварном дельце.

— Познакомь меня с ним.

***

 

Слабость медленно охватывала ее, словно поднималась температура. Та самая ненавистная грань, когда не плохо — не хорошо. Гермиона медленно встала из ванны, и струйки прохладной воды дорожками скатились с ее тела.

Как только она закуталась в простыню, то разрешила служанке обернуться. К счастью, Фина приняла ее странную манеру. Похоже, её это даже забавляло.

Пока с ее волосами возились, а к слову, дел там было немало, Гермиона пыталась понять, чем таким заболела. Она трогала лоб и не находила жару. Горло не болело, да и глупо было надеяться на банальное ОРВи… Здесь что-то другое. Попытка посчитать пульс тоже не далась. Волшебница отчаянно вздохнула и медленно наколдовала себе стрелки, так как желания краситься не возникало. В посеребренной пародии зеркала ее глаза становились ярче сами собой.

Как же грустно было осознавать, что она лишалась магии. Этот процесс происходил медленно и неизбежно, как старение, ведущее к смерти. Что она будет делать, если станет сквибом и они не успеют вернуться? Об этом Гермиона старалась не думать.

Северус запрещал ей колдовать, веля экономить магический потенциал…

От запутавшихся волос и резкой боли Гермиона вскрикнула, но эта боль, как будильник, пробудила её сонный мозг.

Ну точно!

Осознав ошибку, она резко подскочила и крикнула «Люмос!», удивляя Фину новым волшебством. Служанка радостно воскликнула и с любопытством принялась пожирать яркий свет глазами.

— Чудо-факел! — пискнула египтянка.

В ответ последовала тишина. Гермиона сначала нахмурилась, делая выводы, а затем помчалась к профессору, да в таком виде, в каком никогда бы не вышла к нему даже под страхом смерти. Но девушку потрясло открытие.

Она влетела молнией в его покои, заглянула на террасу, но там обнаружилась пустота.

Ликующее сердце готово было сломать ребра, ведь у нее появилась вполне логичная гипотеза, находящаяся в двух шагах от открытия закона. Магического закона! Она спешила поделиться идеей и увидеть одобрение и гордость в его глазах, которые стали уже родными. Теперь они на шаг ближе к дому!

Но стояла странного рода тишина. Замер и пульс в ушах, когда послышался шелест воды…
В нескольких метрах.

Небо пресвятое!

Щеки окрасил румянец быстро настолько, что она повернулась в сторону ванной комнаты уже пунцовая. Еще никогда Гермионе не удавалось видеть голого мужчину настолько близко. Опасно близко. Ей следовало уйти.

Но Гермиона не двинулась с места, словно обратилась в статую, в то время, как жилка на ее нежной тонкой шее выдавала в ней жизнь.

Северус лежал в ванной, слегка откинув голову назад. Над ним почти физически клубилась тяжелая атмосфера удовольствия, как какое-то существо. Его дыхание оставалось размеренным. В отличии от ее. Гермиона не понимала, почему не может оторвать взгляд от его расслабленного лица, полураскрытых губ, с которых (ей казалось) должен слетать полустон, от его утренней щетины, о которую непременно захотелось потереться щекой…

Он наслаждался прохладной водой, совсем как она несколькими минутами ранее… Вода скрывала его по пояс, но и от вида его подтянутой груди и широких плеч у девушки перехватывало дух. Капли медленно стекали по коже, минуя ключицы, соски, кубики пресса… Невольно ее ладошки сжали простыню, защищающую ее нагое тело.

Он резко открыл глаза и посмотрел прямо на нее. Слишком неожиданно.

Её тело пронзил жар. Стыд и презрение к самой себе. Сейчас профессор только разгневается на нее за то, что она соблазняет его зов. Она бы разгневалась…

— Не желаете ли присоединиться? — неожиданно проговорил он, обегая глазами ее длинную простынь и мокрые волосы.

— Я… — Гермиона отвела взгляд и попыталась плотнее закутаться в ткань, — я уже приняла ванну, сэр…

— Вот как… Жаль, — хриплым довольным голосом протянул он, — уверен, вы бы составили мне отличную компанию.

Северус посмотрел на нее так, будто она лакомый кусочек, который он собирается непременно попробовать сегодня на ужин. И Гермиона, понимая, что стыд охватывает ее полной силой, решила гордо вскинуть голову и посмотреть в глаза будущему супругу.

Внутри напряглись все мышцы от той силы, власти и голода, которыми обладал Северус сейчас.

— Я зайду позже…

И она позорно ретировалась в свою спальню, убегая от хищнического взгляда. В комнате, прыгнув на кровать, она завернулась во вторую простыню и спрятала пылающие щеки в подушку. Надо же было так остолбенеть! Так необдуманно, импульсивно поступить! Гермиона задохнулась от возмущения на саму себя, ведь ей так захотелось к нему…

На завтрак она вышла одетой и совершенно невозмутимой. Даже, когда столкнулась взглядом со Снейпом и его нежной улыбкой, ее лицо практически не поменялось. Внешне всё было обыденно, а вот внутри топился самый последний лед. Еще капля, и ей придется заклеивать рот, чтобы не млеть в открытую от его поведения. Это более чем унизительно. Он не любил её.

— Простите моё внезапное вторжение, — кудри упали ей на плечи, когда она неверяще в утреннее происшествие покачала головой.

Северус подошел к ней очень близко и вручил чашу с молоком как истинный джентльмен.

— Конечно, в следующий раз предупреждайте, когда соберетесь атаковать.

Она не смогла отделаться усмешкой и рассмеялась от комичного представления. Ну прям взятие Бастилии!

— Вы покраснели, — и его голос словно обнял Гермиону бархатным покрывалом, скользнув от ушка по всему телу.

— Вы смущаете меня.

— Вы создаете поводы, дорогая. И мне это нравится.

— Я не специально! — она рассерженно посмотрела на него, чего он и добивался.

— Да ну? Солнышко, раскрой же мне великую тайну, которая привела тебя ко мне сегодня, — не без иронии протянул он с видом глубокого интереса. Хоть он и подтрунивал с легкой насмешкой, черные глаза переполнялись серьезностью.

Северус боялся, что она скажет ему о плохом самочувствие, это было бы началом их конца, и он переживал за нее. Не за магию… К черту её. Он переживал за Гермиону.

— Магия, сэр…

— Северус, Мия. И давай на «ты».

— Северус, — послушно повторила она и резко замолчала.

Так, ну и где ей теперь взять скотч? Прочистив горло, она продолжила и с каждым словом (ей всё-таки удалось!) все больше входила в образ ученого, сделавшего великое изобретение:

— Так вот, что, если магия, как мышцы? Смотрите, нам следует упражняться…

Северус побледнел, из-за чего в Гермионе вспыхнуло отчаяние.

— Мисс Грейнджер… — его тон требовал завершить эту беседу.

— Выслушай! — перебила она его.

— Прошу, Северус! Сегодня мне было плохо, но стоило попробовать элементарный люмос, как боль отступила.

— Что именно ты чувствовала? Симптомы? Головокружение? Усталость? — вернувшийся в своё амплуа профессора Северус стал очень строгим. Его сейчас не волновал и его тон, в котором мелькала холодная строгость. Магия могла навредить ей.

Гермиона растерянно описала.

— Это элементарное совпадение, мисс Грейнджер. Не смейте колдовать. Это не только плохо для вашей магии, но и опасно.

— Даже если так, мы не должны сдаваться! — от его несправедливого тона ей стало так обидно, и это отразилось на её голосе, ставшем отчаянным. Его скептический взгляд сверху вниз задел ее еще больше.

— Нет.

— Но, сэр!

— Я сказал, нет, — сухо отрезал Снейп.

Она закачала головой. Как же тогда они спасутся?

— Гермиона, ты идеалистка. Причем до глупостей упертая. Твоя магия поможет тебе с возвращением, да даже если ты попадешь в другой мир, время, хоть в черную дыру, магия хоть каплей да поможет.

— То есть ты со мной путешествовать по черным дырам не собираешься? — даже ее душа замерла в ожидании ответа. Гермиона пыталась различить за его бесстрастной маской хоть что-то: от надежды вернуться домой до чувств к ней. Но твердость его ледяного взгляда, которым обычно смотрят на несмышленых наивных детей, заставила внутри все сжаться.

— Нет, мисс Грейнджер, и даже презент в виде вашей девственности не убедит меня отправиться назад. Уж простите.

То, как она отшатнулась, как посмотрела на него, ударило Северуса где-то рядом с легкими. Тупой болью. Глухим стуком. Только не это.

Гермиона вскинула голову и сухим голосом проговорила:

— Моя девственность не презент и не жертва, профессор. Я осталась здесь ради себя, чтобы исправить ошибки, испортившие будущее, но никак не ради вас, уж не думайте, — ложь, но Гермиона не могла удушить шипящую гордость. Сказав это, она резко развернулась и умчалась к себе в комнату.

Её душила боль. Как же она ненавидела цинизм. Раньше ей казалось, что они могли бы подружиться… Заключить хоть какое-то перемирие, будучи в одной лодке. Ей даже казалось, что он любит её. Но это было с ее стороны слишком идеалистично, слишком наивно.

Слезы душили, резали глаза и сокрушали размеренность дыхания. И на что она рассчитывала, влюбляясь в него? Он ее не выбрал, как и не принимал решения возвращаться назад. Свадьба и магический брак его не сильно-то и волнуют. Только сейчас Гермиона осознала свою ошибку. Оставшись здесь, она сама привязала себя к Снейпу. Навсегда.

Тяжесть в груди нисколько не успокаивала подрагивающие плечики девушки. У нее, конечно был выход. Сбежать… Но куда? И насколько далеко она сбежит от Осириса?

— Черт! — с глубокой горечью прошептала она. — Черт! — Горячие слезы жгли ей глаза и катились по щекам, медленно капая на руки.

В комнате послышались тихие шаги.

— Я могу его повесить или четвертовать, — голос Хатшепсут затих, и воцарилось молчание. Гермиона подняла на правительницу горестные, заполненные до краев слезами, глаза; затем вскочила, закрыла лицо руками и помчалась из комнаты. И возможно, ей удалось бы спрятаться где-нибудь во дворце, в каком-нибудь одиноком уголке, если бы Хатшепсут не поймала ее за руку и по-матерински не улыбнулась.

Гермиона почувствовала доброту, исходившую от фараона и порывисто обняла ее, как раньше обнимала маму. Если от цинизма и злобы ей удавалось защищаться, то от нежности и доброты нет. Девушка обняла ее и предалась слезам.

Неизвестно сколько они вот так просидели.

— Расскажите мне о том, как у вас проходят свадьбы, — чуть успокоившись, выдохнула Гермиона.

Хатшепсут натянуто улыбнулась и снисходительно на нее посмотрела. В её кошачьих глазах так и читалось, что она собралась поведать какую-то тайную мистерию. Нечто, на что можно было отреагировать по-разному.

— Самая главная часть свершается ночью. Сэ-Осирис, он на самом деле не такой уж и плохой... Хоть я и не понимаю, что он тебе наговорил, но уверяю, ты вызываешь в нем нежность... Он придет к тебе ночью и разденет, а затем уложит тебя в постель…

Гермиона засмеялась, и её звонкий смех промчался по всему дворцу.

— Это мне известно… А какая же не главная часть? Ну там кольца, другие жрецы…– она взмахивала рукой, перечисляя. Фараон фыркнула и отодвинулась.

— Это скучное мероприятие: вы режете руки, даете клятвы, жрецы молятся. Гермиона, — спросила женщина, — а как женятся во втором царстве?

И у Гермионы мечтательно засветились глаза, когда она вспомнила, как же прекрасны современные свадьбы. Она стала рассказывать и о прекрасном здании, и о жреце-священнике, и о фате… О том, что невесту ведет отец и передает мужу…

Хатшепсут удивленно подняла брови, но продолжила слушать.

Примечание к части

*Софисты – условное обозначение группы древнегреческих мыслителей. Первоначально оно было синонимично слову «мудрый» и обозначало человека авторитетного в различных вопросах частной и общественной жизни. С середины Vв. до н.э. софистами стали называть появившихся тогда частных преподавателей красноречия, искусства убеждения и всевозможных знаний, считавшихся необходимыми для активного участия в гражданской жизни и различного рода спорах, в которых истина не всегда являлась целью.



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-08-28 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: