С чашами, похожими на христианское кадило пара пророков скрылись с глаз обычных смертных. Когда же колонны за их спинами скрыли толпы людей, Северус приказал Гермионе уйти в его тайную лабораторию и принести два тюбика с зельями.
То ли повзрослела, то ли нравы древнего Египта так повлияли на взбалмошную гриффиндорку, но принесенное зелье она выпила без раздумий. Сомнений не оставалось: она доверяла исключительно ему. А вот что осталось неизменным, так это ее нетерпение к знаниям. Казалось, будь они в классе, Гермиона бы уселась на своё излюбленное место и затупила бы перо, пока все не записала. Вопросы, вопросы, и еще раз вопросы видел бывший профессор в ее взгляде.
— Мисс Грейнджер, надеюсь, вы не забыли мои уроки? — издалека начал он, разминая затекшие запястья и сжимая кулаки. И только когда Гермиона кивнула в ответ, Снейп продолжил:
— Как и перед каждой практикой, вы должны знать инструкции, — факел, висевший на стене, он снял и лекторским сухим тоном протянул, — поэтому, слушайте внимательно. Терпентин — это горючее вещество, при горении которого вырабатываются токсины, вызывающие галлюцинации. Посему вы уйдете в дальнюю часть Храма и под видом медитации поспите, — губы изогнулись в усмешке, когда огонь с факела перебежал на вещество в чаше и пошел серый дым, — Если что-то пойдет не так, обращайтесь к Сенмуту.
Северус знал, что вот-вот взбунтует гриффиндор, но надеялся, как говорят захудалые оптимисты, на лучшее. Но как Северусу Снейпу никогда не быть оптимистом, так и надеяться на что-то разумное от гриффиндорцев тоже не следует. Его губы скривились в самодовольной усмешке, когда карие — слово «янтарные» подходило куда больше — глаза округлились.
Её вдох сигнализировал о грядущем возмущении, и… Северус понял, что еще не разучился удивляться этой жизни. Девица хоть и сжала кулачки, но и слова не сказала. Кивнула.
***
Дым струился прозрачной тенью над храмом, и засвидетельствовавшие это люди начали праздник. По сигналу поплыли ладьи Амона, его супруги Мут и Хонсу. Целая флотилия виднелась с высоты храма. Нил разлился до небывалых широт, отметила про себя Гермиона.
Ей не спалось, и, играя роль интроверта в период обострения, она изредка посматривала на профессора, размахивающего дымящей чашей. Выходило достаточно забавно. Он вышагивал квадрат, и без своей великой мантии выглядел не таким уж ужасающим. Конечно, когда её ловил за подглядыванием, он вскидывал бровь и дожидался (как это в его стиле!), когда она первая отведёт глаза. Девушка сдавалась на трех шагах, робко улыбалась и смотрела в расписной пол.
Это даже превратилось в подобие игры, когда их взгляды, подобно щенкам, резвящимся на лужайке, по негласному договору встречались в легкой схватке. Хоть и создавалось ощущение серьёзности, Гермиона была уверенной, что профессор подыгрывал, и, казалось, ему это нравилось не меньше, чем ей. Дух захватывал азарт.
А что еще делать, когда душу терзают вопросы, на которые едва ли появится возможность получить ответ. Сон, несмотря на бессонную ночь, так и не шел. Её обоняние обострилось до предела, но никакого запаха, за исключением песчаной глины, не чувствовалось. До девушки просто не доходили токсины терпентина, уносясь гуляющим от колонны к колонне ветром.
Избавляться от бремени переживаний помогала старая, но еще и не зачавшаяся здесь логика Аристотеля. Гермиона рассуждала, что раз праздник ежегодный, то и ритуалы профессору не новы. А следовательно, ему знакомы и последствия. Зелья… Он умел их готовить, и, естественно, приготовил противоядие. К Нагайне же умудрился найти.
Профессор ходил и ходил, рассекая дым, пока не бросил чашу и стремительным шагом не исчез в тени неисследованной части храма.
— Сэр? — протянула Гермиона, с опаской глядя на него. Силлогизмы и умозаключения канули в тар-тарары.
— Не приближайтесь ко мне, — рявкнул мужчина.
Рассёкший воздух приказ заставил её замереть. Гермионе слышалось его ровное глубокое, будто умышленно контролируемое, дыхание. Жуткие ощущения вызывала темнота, в которой исчез Северус. Там был длинный, уходящий вниз коридор.
— Гермиона, оставайтесь здесь, а когда зайдет солнце, запустите патронус, — холодно отдавались слова, — не смейте идти за мной.
— Но, профессор! Мы с вами в одной лодке! — рискнула сказать Гермиона и уже неуверенно посмотрела ему в глаза. Она оказалась совершенно не готовой увидеть в них ненависть и тьму.
Он сделал шаг в её сторону, затем другой. Гермиона почувствовала дрожь во всем теле. Выражение его лица заставило ее испуганно отступить и потянуться к ноге за палочкой.
Профессор Снейп шагнул следом, почти вплотную приблизившись. От ярости его глаза сузились, но самое страшное — это тишина, с которой он преследовал испуганно отступающую Гермиону, заставляя ее пятиться, пока она не почувствовала, что уперлась спиной в холодную каменную стену Храма.
Снейп продолжал хранить молчание: ни гадких резких замечаний, ни приказов — ни-че-го. Гермионе никогда еще в жизни не было так страшно, и непонимание того, что же так вывело его из себя, только усугубляло страх. Ей еще никогда не доводилось видеть Снейпа в таком состоянии: одним своим присутствием он заставлял ее вжиматься в стену и мечтать о побеге. Слезы сами собой потекли по ее щекам: от ужаса. Но взгляд девушка не отводила, не смела и боялась: интуиция кричала, что если сейчас она покорится, то за этим последует нечто жуткое.
Вместо обычной черной холодности в его взгляде, который заставил ее сглотнуть, бурлили эмоции.
— Не будьте идиоткой, — прошипел вкрадчиво Снейп.
Гермиона вздрогнула не в силах произнести и слова. Сердце девушки, и без того бешено колотящееся от страха, пустилось в галоп, когда он опять сделал полшага, придвинувшись настолько близко, что казалось, еще немного — и впечатает ее в стену.
— Ваше безрассудное гриффиндорство рано или поздно загонит вас в могилу, мисс Грейнджер. Еще несколько часов назад мне показалось, что вы повзрослели, и что я вижу. Глупую наивную доверчивость и желание спасти все и всех. Моя лодка имеет пробоину, в отличии от вашей. Не лезьте. Ко. Мне.
Его голос сочился гневом, из-за которого Гермиону охватила крупная дрожь. И наконец, заметя всё это, мужчина сделал глубокий вдох и, с силой сжав кулаки, отошел в сторону темнеющего туннеля.
Гермиона сползла по стене вниз и постаралась унять бьющуюся в груди дрожь объятием колен. Больше мыслей о помощи профессору у нее не возникало. Её бил озноб.
***
Эти два часа прошли не самым лучшим образом. Гермиона не выходила за границы Храма и не особо подходила к тлеющей ядовитой дымке, находившейся у самого выхода. Ей было тяжело, она искусала губы в кровь и почти что не двигалась.
Девушка понимала, что необходимо успокоиться. Патронус дался ей с трудом и несколькими тщетными попытками. Следовало ожидать, что ничего не произойдет. Она спокойно приняла тот факт, что с каждой минутой её магический потенциал теряет силы, однако не переставала надеяться на лучшее. Всё-таки нужно было выполнять указания профессора.
— Экспекто патронум! — повторила она, чувствуя себя слабой и абсолютно беззащитной. Теперь она боялась и самого профессора, единственного, кому доверяла. Его гневный взгляд и голос, скрывающий шквал эмоций, сидели в мыслях, не позволяющих восстановить дыхание.
С конца палочки всё-таки заструился свет, когда она переключилась на знаменательный день победы. Озаряя голубыми тонами окрестность, постепенно магические облака выстроились в фигуру выдры. Та умчалась вдаль, и солнце скрылось за горизонтом.
С темнотой одиночество и тревоги усилились. Тени дрожали от движений факелов, играя с ее воображением. Мерещились странные животные, иероглифы казались движущимися.
Профессор так и не вернулся.
— Жрица! — громко позвал Сенмут, стоя где-то на улице.
Гермиона сглотнула, бросив взгляд в сторону тоннеля, откуда веяло могильной сыростью, и с испытываемыми переживаниями двинулась навстречу доверенному человеку.
Было плохое предчувствие.
Примечание к части
* Культ Диониса — в древнегреческой мифологии младший из олимпийцев, бог растительности, виноградарства, виноделия, производительных сил природы, вдохновения и религиозного экстаза, а также театра. Упомянут в «Одиссее» (XXIV 74). Греки полагали, что выпивая литры вина и веселясь, они приближались к богам.
Знак
Звездные крапины украшали небо, причем намного ярче, нежели в современном мире. Даже не погружаясь в детали астрономии, можно с легкостью распознать созвездие собаки, тигра, а о большой и малой медведицах и говорить не приходилось. Однако, несмотря на всю их яркость, Гермионе они были безразличны, как и веселые танцы с огнем на берегу Нила. Шум толпы заглушал ветер, а посему, когда она вышла к Сенмуту, стало еще тоскливее.
К счастью, Сенмут был без колесницы, и это не могло не радовать. Хоть каплю.
В глубине души поскуливала боль, как от предательства.
Гермиона ведь лишь попыталась помочь ему, ведь считала, что так будет лучше. Да что уж врать, она переживала за профессора и далеко не из эгоистичных побуждений: отправляться домой без него она уже не хотела.
До сих пор от воспоминаний холодного голоса тело охватывал слой льда.
— Что-то случилось?
Сенмут напомнил о себе в мягкой форме и не без присущего религиозному язычнику волнения. Она тут же взяла себя в руки и вынудила свои губы растянуться в улыбке.
— Там же что-то произошло? — подталкивал к разговору милый, но до заката глаз дотошный советник фараона.
Этот прикрытый заботой вопрос был далеко не прост. Любое слово могло испортить всю их затею. Ступая по тонкому лезвию, девушка почувствовала, как пятки прочно врезались в острую сталь, и что назад дороги нет. Ей сказали доверять ему. Но насколько? С осторожным подбором слов, Гермиона всё-таки ответила:
— Произошло, — сглотнула ком в горле, когда на нее уставилась пара внимательных глаз, — жрец ушел в медитацию и сказал, что обо мне позаботитесь вы.
Что именно рассказал профессор, и насколько он доверил их историю кому-либо — Гермиона не знала, но подозревала, что опыт бывшего шпиона и здесь сыграл свою роль. Минимум информации. Во всяком случае она надеялась. От паники, что у них возникнет недопонимание, Гермиона ускорила и без того быстрый шаг.
— Сэ-Осирис попросил напоить вас теплым молоком, — нагнал ее мужчина. Если бы доброта умела улыбаться, то только такой теплотой улыбкой, какая была у Сенмута. От такого простодушия Гермиона немного успокоилась.
Ни одной души не было во дворце, когда они пришли. Даже слуг в этот торжественный день отпускали на гуляния. Их шаги эхом разносились по длинным коридорам, пока они не дошли до летней кухни. Сенмут открыл ящик, служивший местным холодильником, и извлек кувшин, из горлышка которого тянулся тонкий пар.
— Вечерний дой, — с гордостью пояснил мужчина и достал две керамические чаши.
— Вы с ним разговаривали? — долго же она не решалась задать этот вопрос.
Сенмут кивнул и наполнил и свою чашу.
— Конечно, уж простите меня, но я частенько завожу с Сэ-Осирисом разговор о вас. Он же к вам неравнодушен. Вот и сейчас он попросил позаботиться о своей жрице на случай долгой медитации. Ведь это происходит из года в год, как вам известно.
Гермиона кивнула с надеждой, что вышло величественно, как и положено богиням. Она давным-давно поняла, что если ты в сложной и непонятной ситуации, то следует думать прежде, чем твой рот извергнет глупость. Хотя едва ли нашелся бы такой человек, который стал свидетелем опрометчивости мисс Грейнджер. Тем не менее девушка уткнулась в молочное небо, что в кружке.
***
С детства Неферуре снился сон с достаточно частыми повторениями, чтобы запомниться ребенку. Там всегда приходила прекрасная дева в синем платье, а вокруг нее постоянно бегало красивое существо, похожее на антилопу и окапи. Только это животное Неферуре считала более беззащитным из-за отсутствия рогов.
Всегда по пробуждению настроение поднималось до небывалых высот, ведь ей представлялась сказка. Малышка всегда сохраняла свой секрет. По началу получалось само собой. Неумение четко формулировать свои мысли помогало. Чуть позже одна из служанок посмеялась над ее рассказом, и девочка решила более никому не ведать о своих бреднях за исключением одного человека.
Хорошим знаком для Неферуре оказалась Гермиона. Она вызывала доверие у юной царицы, и имела полное на это право хотя бы по причине того, что ее выдра, как сама она выражалась, внешне походила и свечением, и цветом на то игривое существо девушки с огненными волосами. Как одного бамбука папирусы, выразился бы учитель письменности.
В торжественное утро первого праздничного дня во дворце разносились грустные мелодии, напеваемые чудным девичьим голосом. Неферуре любила петь, но эту композицию она раньше никогда не исполняла. Да, сон ей приснился, но в отличие от предыдущих, этот радости не вызывал.
Ночью приходила всё та же детская сказка и улыбалась. Над ней сияли звезды, как и всегда, но стоял густой туман. А рядом, вместо того нежного и безрогого, кружил большой тигр с толстыми мохнатыми лапами. В его глазах не стоял голод, на клыках свет не играл с капельками крови, и в целом, агрессии он не испытывал.
И всё-таки пробуждение для Неферуре осталось особым послевкусием.
Эти перемены ей совершенно не нравились.
Обеспокоившаяся Хатшепсут подглядывала за дочерью и раздумывала о причинах её столь странной смены настроения в праздник. Видимо, на её лице залегла тень, если даже улыбка не помогала избавиться от надоедливых взглядов матери. Неферуре спрятала взгляд в пол. Всё-таки ее мать принадлежал к властолюбивым людям, которые поощряли покорность.
Как оказалось, этот хитрый ход удовлетворил фараона, ибо она переключила своё внимание на служанку.
С шелестом длинной юбки кизилиса Неферуре выскользнула из дворца. Давно место под ветхим желтым рожковым деревом стало её излюбленным. Там веяло свежей листвой. Тень скрывала от лучей беспощадного солнца, когда волшебница решила поведать о своем сне. Этот человек точно знал, что делать.
***
Уже три дня праздника прошло, и для Гермионы они стали периодами волнений. К её большому испугу, профессор не появлялся, и ей приходилось вновь и вновь сочинять, врать, что жрец в медитации, а она носит ему пищу и каждый день возвращается во дворец ради хорошей кармы.
Нервы, нервы и еще раз нервы делали ее игру сложнее. Что такое «карма» в шестнадцатом веке до нашей эры понятия, что собственно логично, никто не имел.
«Да и тем более это Египет, а не Индия. Гермиона, кто тебя за язык тянул?!» — мысленно ругала себя девушка, которой пришлось снова лгать, сочинять и использовать свое уже порядком уставшее воображение.
Люди странно отнеслись к ее словам. Не могло остаться незамеченным и то, что к Гермиониной выдре все со временем привыкли и с радостью встречали на улицах Фив. Некоторые смельчаки пытались гладить. А эрудированные люди, разглагольствовавшие об астрономии, искали в небе созвездия, похожие на волшебный патронус.
Если бы был профессор, он бы уж постарался закатить глаза и вложить в свой вздох смысл «какие-же-все-идиоты».
Гермиона вздохнула.
Ошибочен будет вывод, что она забыла то, что произошло пару дней назад. Всякий раз при этом воспоминании её сущность рвалась назад, в будущее, чтобы там сжаться до молекулярного комочка и посидеть так пару часиков. И ровно на каждый порыв бегства, девушка неустанно продолжала приводить себе аргументы против.
Во-первых, она гриффиндорка. А представители её факультета всегда славились храбростью и отвагой. Страусиная же политика под эти критерии не подходила.
Во-вторых, она лучшая ученица Хогвартса и Высшей магической академии. Неужели ее хваленый разум не найдет решения? Будет непозволительной роскошью оставить Северуса Снейпа здесь, ибо скольких людей он сможет спасти и научить!
В-третьих, мораль требовала выяснить, что здесь происходит, и вернуть своего бывшего учителя в нужное время, ведь не весть что произойдет, если события пойдут не по хронологии, и Гермионе, вспоминавшей сюжеты Герберта Уэллса и других королей маггловской фантастики, еще больше хотелось поскорее вернуться домой. Хотя мысль о том, что Волан-де-морта мог сожрать какой-будь динозавр в далеком юношестве, всё-таки притягивала.
И все же сейчас Гермионе не было никакого дела до истеричных шуток. В ее голове зрел план. Какая у них цель?
«Ну, у меня», — поправила она себя.
Вернуться назад вместе с профессором.
Для этого нужно зелье и ритуал, о котором знаний у нее имелось столько же, сколько у Рона о маггловских сериалах. Почему-то ей казалось, что профессор скрывал эти алгоритмы не просто так.
Мотивы? Возможно, не хотел, чтобы она не лезла во все это. Тогда он безмерно наивен, и от этой мысли нельзя не улыбнуться. Явно же, что здесь было нечто другое.
Допускалась мысль и о том, что он собирался ее просветить, но не успел, и о том, что это темная магия.
Она строила версию за версией, пока не разболелась голова. Ладно, о ритуале еще рано говорить, поэтому над ним она поломает голову позже. Для всего этого ей нужен профессор, которого следует прежде всего найти.
Но не через тот зловещий коридор, от которого веяло сыростью.
Еще чуть позже, после раздумий-которые-так-и-не-прекратились Гермиона пришла к новому выводу.
Точно! И как она раньше не догадалась!
***
Северусу никогда не приходилось бывать под бульдозером и одновременно испытывать круцио от трех волшебников, но он уверен, что это показалось бы ему цветочками по сравнению с тем, что испытывал он сейчас.
Его веки вздрогнули, под ними забегали зрачки, Северус застонал. Когда тело отказалось слушаться, он мысленно чертыхнулся и тут же пожалел об этом. Эхо в голове пронеслось раскатистым взрывом. Судороги пережевывали каждую мышцу.
Он подумал, что умер, если бы так не происходило из года в год.
Вернее, «так» отвратно еще никогда и не было.
Северус чувствовал слабость и колоссальное желание сдаться.
Как и на собраниях Темного Лорда он балансировал на грани. Боль издевалась над ним, как только могла, и лишь жизнь бездушно жалела, не приглашая смерть в его сердце. Северус представил, что это долгожданный конец. Пелена Косой уже укутывала его могильной прохладой.
Летальный исход от передозировки терпентина. Как жаль, что столь эпичная кончина останется незамеченной. Разве что Сенмут об этом расскажет. Но он, конечно, не расскажет. Он человек слова, Северус не сомневался. Даже мисс Грейнджер останется в неведении.
Мисс Грейнджер.
Его глаза резко распахнулись, и Северус дернулся, чтобы сесть. Слишком резко даже для здорового человека. Но на плечо надавила заботливая рука.
— Что с ней? — прохрипел Северус, опускаясь под давлением ладони на жесткую соломенную подушку.
— Конечно, она подавлена, напугана (а что ты хотел?) переживает за тебя, Сэ-Осирис, — к превратившимся в тонкую нить губам жреца поднесли флакончик, — но больше не проводит ритуалов и, скорее всего, не следует за тобой. Как ты и велел. Впрочем, это одним богам известно. Но сейчас тебе нужен покой. Пей.
Северус скривился и отвернул голову. Еще один глоток чего-либо, и его желудок извергнет все своё содержимое.
— Более в Храм ее не води, ясно? — холодно приказал он и прикрыл веки, налившиеся свинцовой тяжестью.
Если Сенмут и встревожился, то не подал вида. Лишь глаза его выдавали тусклый блеск беспокойства, однако в этот раз перечить другу он не стал. Северус почувствовал и это.
И всё же что-то казалось ему иным. Боль приняла другой характер по сравнению с теми девятью разами. Казалось кожа трескается по швам. Не сильно удивился бы Северус, если бы обратился в какую-нибудь тварь, наподобие пародии восточного оборотня.
Флаконы с соблазнительным содержанием остались стоять рядом на столе, и мужчине пришлось собрать все силы разума, чтобы не поддаться искушению и не облегчить свои муки. Неизвестно сколько он еще проваляется в овощном состоянии. Такая роскошь не позволительна сейчас.
Игнорируя раздражающий заботливый взгляд Сенмута, Северус осмотрел своё убежище, в котором прятался на время "медитации". Душно. На стенах следы крови. Северус скривился.
— Это еще что? — он кивнул в сторону красных следов. К услышанному Северус был совершенно не готов. Его друг нахмурился.
— Это сделал ты.
Новая идея
Утром следующего дня Гермионе не спалось. Всем нутром она стремилась осуществить задуманный план.
Ей нужно было осмотреть местность вокруг храма.
Возможно, окажется (Гермиона, будучи разумной, допускала, что может быть не совсем права), что рядом с Храмом имелся запасной выход, а-ля Гремучей ивы с тайным убежищем.
Ведь дело было далеко не в ней… ну частично. Все заключалось в терпентине и раздражающем профессора гриффиндорстве. Ясно же, что зелье не помогло. У него начались галлюцинации, и он ушел в неизвестном направлении, чтобы обезопасить себя и её. Тем более, его несносный характер не позволил бы ей видеть его слабости и беспомощности.
Однажды во время войны она убедилась и в том, что ему не нужно сострадание. Случай совершенно недвусмысленно намекнул об этом. Тогда она плакала в туалете вместе с плаксой Миртл. Поппи после незначительного ранения дала ей зелья, но Гермиона не желала к ним и притрагиваться, боясь, что ком в горле просто не пропустит зелья внутрь. Отчаяние волнами накатывало на нее. Она понимала, что никогда они так не были близки к победе и одновременно к поражению. И хоть разум кричал, что добро всегда побеждает зло, сердце твердило, что это далеко не так.
Наверное, профессор забыл этот случай.
Слезы текли по её щекам, а Миртл сидела рядом и даже пыталась обнимать её. Тщетно, конечно. За окном лил ужаснейший дождь, а гроза угрожала разгромить Хогвартс ко всем чертям. Минерва была бы очень недовольна, если бы её так заботливо поставленная защита не принесла бы пользы.
Близилась решающая битва.
Девушка из-за шума в голове, буйства погоды и своих всхлипов не услышала, как кто-то вошел. Она также не сразу поняла, что шипящая большая фигура в черном была ранена. Он её тоже не сразу заметил, и это позволило Гермионе немного прийти в себя.
— Профессор? — испуганно взвизгнула она. По коже тогда прошелся холодок. Перед ней стоял убийца Дамблдора, одного из сильнейших волшебников, самый приближенный к Воландеморту Упивающийся и её болезненное разочарование. Почему-то она до последнего верила, что Снейп на стороне Дамблдора, пока случай на Астрономической башне не доказал обратного.
Мастер зелий привалился плечом к стене и посмотрел на ее.
— А, мисс Грейнджер, — протянул он елейно, идя в словесную атаку — подите вон, пока не снял все баллы к чертям.
Это прозвучало в его стиле, как пощечина. Оставалось непонятным, чего он добивался таким тяжелым взглядом. Кровь на его бледных руках играла грубым контрастом. Он был слаб. Магический потенциал тратил силы на восстановление иммунитета. Нормально колдовать он не мог.
Какие бы опасения не внушал он ей, студентка не сдвинулась с места. Ранен-то он был серьезно. Благородство не позволило ей оставить его в таком вот состоянии. Да Снейп просто умрет от кровопотери. Гриффиндорка шагнула к нему.
— У вас кровь…
Он оставался верен своему безразличию. Вскинул лишь бровь.
— Да, а на улице идет дождь, — выплюнул профессор с озлобленностью, — Вы и дальше будете играть в глупые очевидности, как и всякий гриффиндрец, или со своей разумностью, о которой госпожа Макгонагалл воспевает оды, вы всё-таки уйдете? Я ведь и заклятья не пожалею, мисс Грейнджер, — мужчина прикрыл глаза, а после того, как результаты его слов не проявили себя продуктивно, выдохнул, — Минус десять баллов с гриффиндора.
Холодный голос вызывал страх. Гермиона пожалела о своей идее помочь ему, когда он выпрямился и оттолкнулся от стены, направляясь именно к ней. Капли крови струились по плечу. Капали на плитку. Но он совершенно не обращал на это внимания. Словно они были на сцене, а эпизод кончился и пора расходиться.
— Мисс Грейнджер, сколько еще вам нужно раз повторить, чтобы до вас дошло, что я убийца. Что такие магглорожденные, как вы, молят меня о легкой смерти, — вкрадчиво протягивал он и тогда, наступая на нее, — я не нуждаюсь в вашей помощи ровно столько же, сколько и не достоин её. Неужели не ясно, что я могу тебя убить?
Тогда Гермиона перестала лить невольные слезы от шока. Она округлила свои большие карие глаза. Видимо, не все её доверие иссякло к нему до этой секунды, ибо именно сейчас она почувствовала настоящий страх за свою жизнь.
— Уйди, — прошептал он так, что стало понятно, еще секунда и произойдет что-то страшное.
Гермиона неверяще покачала головой, а после убежала.
Сумка с восстанавливающими зельями так и осталась лежать около раковины.Тогда они виделись в последний раз перед его смертью…
Поэтому-то она не последует за ним. Благоразумно придумает новый план. Новый, усовершенствованный план.
Перво-наперво в нем фигурировало имя человека, которому можно доверять хоть самую малость.
Сенмут. Он устроит ей экскурсию по праздничному городу! Вот только ни слуги, ни сам он приходить за ней не спешили. Солнце над Нилом уже давным-давно плавало среди синего молока, и это тревожило Гермиону.
День начался. Почему за ней никто не шел?
По звукам где-то вдали народ во всю веселился и танцевал. Гермиона решила не церемонится и представила себя Магомедовской горой, которая пошла к своей цели.
Её встретил длинный коридор колонн. Жрица поспешно вошла во дворец, игнорируя странные взгляды служанки. Она застала архитектора в рабочем кабинете, который более походил на бальный зал — столько здесь было места.
Сенмут мельтешил, собирая чертежи по столу. Он быстро скатывал их в рулоны и подвязывал веревкой.
— О, жрица, — добродушно улыбнулся он, укладывая папирусы в грубой ткани сумку. Торопыга опрокинул перья и чуть не уронил флакончик туши, которая с рокотом прокатилась по столу.
— Вы куда-то спешите?
Его волнение опоздать передалось и ей, после того, как он ей поспешно кивнул.
— Можешь посидеть здесь? Я совсем скоро вернусь! — в его глазах плясала лихорадка, — Нужно утвердить новый чертеж, ибо это лучшее творение Великого Египта! Смотри, какой это механизм, — он как бы оправдывался, и девушке стало совестно.
Архитектор вытащил из сумки сверток папируса и стал развязывать узел, чтобы продемонстрировать ей творение. И Гермиона с округленными глазами выставила руки вперед.
— Стоп-стоп-стоп! Стойте!
Он остановился с неким непониманием.
— Вы же спешили. Я подожду вас здесь… Хорошо?
Сенмут чуть не хлопнул себя по лбу, кивнул и скрылся в длинном коридоре. Гермиона хмыкнула. Она снова и снова начинала понимать Хатшепсут. Её властолюбивая натура не смогла пройти мимо такого непосредственно и совершенно искреннего человека. Они полные противоположности друг другу — в чем и заключалась их гармония.
Огонь хрустел в спиртовых тряпках факелов. Гермиона осмотрелась. Глухие стены с маленькими отверстиями в самом верху почти не пропускали рвущийся сюда свет. Достижением являлось то, что эти окошки выходили из двух противоположных стен — стороны восхода и заката. Получалось так, что свет с вздымающимися крупинками пыли падал куда-нибудь на большой рабочий стол.
Это не могло не восхитить. Гений. Милый и сумасшедший.
К слову, порядком, как и у любого гения, на рабочем столе и не пахло. Хаотично валялись зарисовки, местами не на что не годные пергаменты, кляксы туши украшали практически все.
Подавив жгучее желание прогнать отсюда хаос, Гермиона подошла к столу. В чертежах она ровно ничего не смыслила, поэтому не вдавалась в разбор задуманных линий. И, пока в ее голову не стукнула очередная идея, ведьма нетерпеливо наворачивала круги вокруг стола.
Веревки, служившие линейкой, она не трогала, так как хватило и той, чье движение сдвинуло с места добрую треть инструментов. Повис шелест — упал чертеж. Он растянулся на полу в несколько метров.
Черт!
Гермиона обещала себе не натворить бед с чужим имуществом, и даже этому плану грозил провал. Подняв тонкую шершавую тетиву и накрутив ее на палец, она впала в задумчивость. С какой стороны сматывать и не лучше ли будет дождаться Сенмута?
Нет, не лучше. Стыдливость не позволяла признаться.
Название должно начинаться сначала, значит, заворачивать его нужно с последнего иероглифа.
Гермиона смело прикоснулась к папирусу, как вздрогнула, прочитав слово. Вот она помощь из ниоткуда! Вытерев вспотевшие ладошки о юбку, она разгладила складки чертежа. Ей не показалось!
«Карнак». Это была схема храма!
Девушка облизала пересохшие губы и подняла чертеж. По началу ее глаза ничего не понимали, но стоило привыкнуть, как мелкие помятые линии раскрыли свои секреты. Вот он главный вход. Колонны. Зал. Три жирные точки — статуи.
Всё было, как на ладони. Тихая крадущаяся радость уже вызывала превкушенную улыбку успеха на ее лице.
Гермиона покосилась на коридор. Сенмут еще не вернулся. С жадностью она бросилась в изучение схемы.
Храм Маат. Рядом вход к Осирису, их лабораторию. Её глаза бегали из угла в угол.
Птица, перо, стрелы. Знаки мелькали, словно издеваясь.
«Дыши глубоко», — напоминал внутренний голос. Наконец, Гермионино сердце пропустило удар. Нашлись! Бездонные коридоры. Однако, радость оказалась слишком поспешной. Девушка побледнела, прочитав надпись. Здесь какая-то ошибка! Те две линии, в которых исчез силуэт Снейпа назывались совершенно не правильно...