Джозефина
Мир несправедлив, и я ненавидела это. Последнюю неделю я упорно искала ночную работу, но возвращалась с пустыми руками: без собеседований и ответных звонков. Знаете, кто получает работу в модной индустрии? Сыновья и дочери людей, вертящихся в модной индустрии. Я думала, будет шанс для меня. Думала, начну с самых низов и смогу доказать, что чего-то стою. Оказалось, что даже низы заняты рожденными в Верхнем Ист-Сайде. Если твое имя не украшает вывеску публичной библиотеки или не выгравировано бронзой над крыльцом больницы, скорее всего, у тебя недостаточно связей, чтобы получить достойную работу в Нью-Йорке. Это как самое большое в мире женское общество, и я определенно недостойна поручительства.
После двух месяцев жизни в Нью-Йорке, я так же сломлена, как и была после приезда. Каждая зарплата от Джулиана тратилась на оплату квартиры и студенческих займов, но этого не хватало. Даже близко. Я везде искала подработку. В идеале мне хотелось остаться в индустрии моды, и, работая в розничной торговле, я, по крайней мере, буду оставаться среди одежды. Я отсылала резюме всюду: «J. Crew», «Madewell», «KateSpade», «H&M» — никому из них не нужен был человек, который может работать только по вечерам и выходным(девушки в «Baby Gap» рассмеялись, когда я спросила, смогут ли они подогнать мое рабочее расписание. Коварные сучки).
На моем банковском счете осталось пятьдесят долларов. Арендная плата истекала через три дня, плата за займ через четыре, и я проходила мимо китайского ресторанчика, из которого доносился изумительный запах, но не могла позволить себе зайти туда.
Лапша Ло Мейн за пятнадцать баксов? Люди что, ходят в туалет деньгами? Кто в наше время может себе это позволить?
— Ох, вау, какие красивые платья.
Я посмотрела на женщину, которая сидела рядом со мной в метро.
Ее вьющиеся волосы были распущены и спадали на плечи. Глубоко посаженные глаза были окружены морщинками, но губы были покрыты яркой красной помадой. Она расположила очки на переносице, и уставилась на чехлы на моих коленях.
Я последовала за ее взглядом, и нахмурилась.
Да, красивые. Мои любимые.
Я сжимала в руках пять элегантных дизайнерских платьев, которые собирала последние несколько лет в надежде, что найдется повод их надеть. Золотистое платье из переливающейся ткани практически умоляло меня изменить свое решение. Один раз я даже пыталась.
— Ты чей-то стилист? — спросила она. — Поэтому у тебя так много платьев?
Я покачала головой, пялясь на переливающийся материал в чехле.
— Нет, я собираюсь их продать.
Она ахнула.
— Но почему? Они такие красивые.
В груди все сжалось, и на мгновение я подумала, что вывалю все проблемы на незнакомого человека.
Я не буду плакать. Не буду. Я не буду плакать посреди вонючего вагона метро.
— Нет места в шкафу, — солгала я, чувствуя, что эмоции пытаются вырваться на поверхность.
Она рассмеялась, и покачала головой.
— Ха, жизнь богачки, я полагаю.
Я не потрудилась поправить ее.
Когда поезд остановился на моей станции, я перебросила чехлы с платьями через руку, чтобы они не волочились по бетону. Комиссионный магазин, который я выбрала, имел репутацию коллекционирования винтажных изделий. Я надеялась, что они оценят красоту платьев и предложат приличную цену.
Магазин располагался на первом этаже старинного кирпичного здания. Спереди не было витрины, и, если бы не маленькая табличка на дверях, я бы прошла мимо.
Я осторожно открыла дверь, чтобы платья не упали, и над моей головой зазвенел небольшой звонок, оповещая о моем присутствии. Пройдя через порог, я вдохнула запах парфюма. Оглядевшись, я поняла, что нахожусь в правильном месте. Точно так же, как магазин сладостей наполнен сладкими удовольствиями, комиссионный магазин содержит кропотливо отобранные находки. Целая стена была переполнена винтажными шарфами и бижутерией. Напротив стояла полка, до потолка усеянная дизайнерскими сумками. «Hermès», «Chanel», «Rebecca»«Minkoff», «Gucci» — все они были там, и я истекала слюной.
— Могу я чем-то помочь? — раздался тихий голосок, отвлекая меня от лицезрения рядов желанных сумочек.
Я подняла голову и увидела женщину маленького роста, которая сидела за прилавком на деревянном стуле. Ее ярко-рыжие волосы торчали во все стороны, а на шее висело несколько голубых бус. Черное платье немного скрывало хрупкость фигуры, и, подойдя ближе, я увидела ее морщинистые неухоженные руки, сложенные на коленях. Перед ней рядом с кассой стояла старая потрепанная швейная машинка, которая была виновата в том, как выглядели ее руки.
— Продаете это? — спросила она мягко.
Я перевела взгляд с ее рук к искренней улыбке и затем кивнула.
— Поднеси их сюда и позволь мне увидеть. Посмотрим, чего они стоят.
Когда я положила чехлы на прилавок, сбоку от ее швейной машинки, она сказала:
—Золотистое прекрасно.
Задумчиво встав со стула, она потянулась к стойке, чтобы удержать равновесие. Я тщательно изучала ее движения, задаваясь вопросом, сколько ей лет. Казалось, яркие волосы и добрый взгляд скрывали ее настоящий возраст.
— Могу я? — сказала она, указывая на верхушку пластикового чехла.
— Да, — ответила я, когда она потянулась, чтобы открыть ящик комода.
Она вытащила небольшую пару ножниц и схватилась за конец чехла. Мой желудок ухнул вниз, когда я увидела, как она разрезает пластик сверху-вниз, практически разрезая вместе с ним мое сердце.
— Да, я знала, что оно будет красивым, — сказала она, потянувшись к золотому платью, когда отложила ножницы на прилавок.
— Это «MoniqueLhuillier», — сказала, указывая на ярлычок в доказательстве.
Она хмыкнула и вытащила платье, чтобы рассмотреть его.
— Да, оно красивое, но не в лучшем состоянии.
Верхняя часть лифа была покрыта бисером, и я изо всех сил старалась сохранить его в лучшем виде все эти годы. Оно уже было не в лучшем состоянии, когда я купила его, но у меня не было времени его исправить.
Она хмыкала, когда вертела платье в руках, щупая ткань между пальцами и осторожно осматривая подол. Я наблюдала за ней, молясь, чтобы она увидела ту же красоту платья, что и я. Когда она закончила, то аккуратно сложила платье и посмотрела на меня.
— Почему бы тебе не оглядеться вокруг, пока я проверю остальные, и затем я дам тебе знать, что могу за них предложить, — сказала она с улыбкой.
Я медленно сглотнула и кивнула, хотя предпочла бы остаться на месте, наблюдая, как она обращается с моими самыми ценными вещами.
— Это винтажные балетки «Chanel»? — спросила женщина из-за прилавка.
Я опустила взгляд на обувь, и улыбнулась.
— Да.
— Каковы шансы, что ты расстанешься с ними?
Моя спина напряглась. Мои балетки «Chanel» никогда не будут проданы. Даже если я стану бездомной, то буду единственной бездомной во всем Нью-Йорке, которая носит винтажную обувь «Chanel». Потому что у меня есть приоритеты.
Я покачала головой.
— Не сегодня.
Даже от мысли расстаться с ним в моем желудке скопилось тревожное ощущение. Я засунула руки в карманы и сделала шаг назад, убеждая себя, что не должна коснуться ни одной вещи в магазине, пока жду, что она закончит. Скорее всего я что-нибудь испорчу, и мне придется продать какой-нибудь орган, чтобы покрыть расходы.
Я бродила по магазину, следя за заходящим солнцем через окно, пока она осматривала платья. Я знала, что скоро Джулиан поедет за своей парой для благотворительного мероприятия. Присциллой Кинкейд. Прошлым вечером я гуглила ее, просто посыпав себе соль на рану. Она была симпатичной, как я и помнила. На большинстве фотографий она сидела в первом ряду на показах мод, улыбаясь кому-нибудь из модной индустрии. Ради всего святого, вероятно, последние каникулы в июне она проводила с Карлом Лагерфельдом.
Они с Джулианом составят красивую пару. Их дети буду моделями «J. Crew». Убейте меня.
Я не хотела думать о том, как Джулиан улыбается другой женщине. Не хотела думать о том, как он надевает смокинг, из-за чего совершенно невозможно оторваться от его красоты. Он был идеальным джентльменом, забавным и обаятельным. Присцилла будет дурочкой, если не оценит все, что он мог ей предложить.
— Милочка, я готова, — сказала женщина из-за прилавка.
Я сделала глубокий вдох, и настроилась услышать результаты. Надеясь, что благодаря продаже платьев, смогу заплатить аренду за квартиру на пару месяцев вперед. В этом случае у меня будет достаточно времени найти еще одну работу и перестать беспокоиться о займе.
Она повесила каждое платье на вешалки за прилавком. Золотое, черное, красное, голубое и белое. Каждое было по-своему прекрасно, и было почти жестоко видеть, как они висят: прямо передо мной, но уже не мои.
— Я охотно дам вам пятьсот долларов за «MoniqueLhuillier» и двести за остальные, — сказала она, указывая на оставшиеся четыре платья.
Мой взгляд замер на разноцветных платьях, когда разум пытался обдумать информацию. Я ожидала намного большего. Этого едва хватит покрыть месячную аренду. Я свела брови вместе, пока мой взгляд перемещался между женщиной и платьями.
— Вы имеете в виду двести баксов за каждое?
Она нахмурилась.
— Нет, двести долларов за все. — Она показала на последние четыре платья. — Это не те товары, за которые мои клиенты будут платить. Они прошлых лет, но не совсем винтажные. Большинству из них необходимы большие исправления, прежде чем они будут готовы к выставлению на перепродажу.
Меня почти вырвало. Тревога подняла свою уродливую голову, заполняя мое тело и уничтожая любую маленькую надежду, что у меня была.
К черту этот день. К черту мои старые платья. К черту мою долговую яму студенческих займов.
Я ожидала, что мне заплатят в десять раз больше. Черт, возможно, даже в двадцать. Она могла с таким же успехом ничего мне не предложить. Я стояла напротив нее, пытаясь решить, что делать, зная то, что мой разум уже решил. Я должна их продать. У меня не было выбора.
Я чувствовала себя дешевой шлюхой, когда проходила через двери и шла по оживленной улице. Конечно, в моем кошельке было семьсот долларов, но я чувствовала себя использованной. Продажа этих платьев должна была решить мои проблемы, но вместо этого они просто наслаивались друг на друга прямо по центру моего сердца.
Я была критически близка к тому, чтобы залезть в кредитки. Давление увеличивалось в моей груди, заполняя каждую часть меня, пока мне не показалось, что у меня случится нервный срыв прямо посреди улицы.
Я не могла сорваться, мне нужно было действовать. Мне нужно было сделать фото для публикации, которые должны были оказаться в блоге еще два дня назад. Мне нужно было разослать еще больше резюме и умолять о работе по совместительству. Я бы расширила свой поиски за пределами модной розничной торговли. В Нью-Йорке есть «DairyQueens» (прим.перев. фаст-фуд). Я бы обслуживала клиентов картошкой фри и мороженым всю ночь, если у меня появится возможность прожить один день не думая, где взять денег на аренду.
— Уйдите с дороги, дамочка! — закричал сотрудник службы доставки, как раз перед тем, как мою ногу прострелила мучительная боль.
— Черт, — зашипела я от ощущения, будто тысячи кинжалов вонзились в ногу. — Черт.Черт. Черт.
Придурок проехался своей тележкой по моей ноге и по ощущениям раскрошил мои кости.
Я прыгала вверх-вниз, пытаясь подавить боль, но бесполезно.
— Ты издеваешься? — закричала я, когда он продолжил идти, даже не потрудившись признать, что почти сломал каждую кость в моей ступне.— Кто так делает? — кричала я. — И ты даже не извиняешься?
Он даже не повернулся. Он увеличил скорость своей тележки, заставленной ящиками, которые скорее всего были заполнены крошечными статуэтками слонов из пресс-папье. Тем временем все на тротуаре пялились на меня, будто я сумасшедшая.
Уже в который раз, мне казалось, что Нью-Йорк пытается меня убить. Я имею в виду в буквальном смысле обрушить на меня тяжесть ящиков, просроченной арендной платы и грубости людей. Я пыталась пошевелить пальцами, испытав облегчение, что они не кажутся сломанными, и затем опустила взгляд, чтобы оценить ущерб.
И в этот момент я почувствовала крошечный надрыв в своем сердце, прямо посередине.
ЭТОТ ПРИДУРОК ИСПОРТИЛ МОИ БАЛЕТКИ «Chanel».
Толстое пятно жира растеклось по верхней части леопардового принта, прямо там, где тележка проехалась по моей ноге. Логотип, по которому можно было узнать «Chanel», был оторван, и валялся одинокий и забытый на тротуаре рядом с моей ногой.
Я знала, что выгляжу нелепо. Знала, что люди умирают, потому что им нечего есть. Знала, что у людей есть настоящие проблемы, которые не включают в себя жирные пятна на дизайнерской обуви.Я понимала все это, но тем не менее, не могла остановить слезы, которые бежали по щекам, когда я наклонилась, чтобы поднять логотип. Не могла остановить обрушившийся на меня поток эмоций.
Это стало последней каплей.
Я больше не могла выдерживать это.
Нью-Йорк не для меня. Я не создана для суеты. Не создана занять свою нишу в мире моды.
Все.
ТЫСЧАСТЛИВА, ГРЕБАНАЯ ВСЕЛЕННАЯ?
— Милая, перестань. Ты позоришь себя, —раздался позади меня мягкий голос.
Я почувствовала руку вокруг своего запястья, которая пыталась утянуть меня к тротуару.— Перестань плакать.
Оглянувшись, я увидела владелицу комиссионного магазина, которая изо всех сил тащила меня к своему магазинчику.
Я качала головой и размахивала руками, показывая универсальный жест «оставьте меня в покое». Я знала, что если заговорю, вместо слов будет один лепет.
— Зайди внутрь ненадолго. Зайди внутрь, и мы разберемся с этим, — настаивала она, когда тянула через двери магазина. — Ты расстроена из-за балеток?
Для пожилой женщины небольшого роста она была очень сильной. Не думаю, что смогла бы отбиться от нее, даже если бы попыталась. Вот еще одна причина, почему Нью-Йорк не для меня. Ядаже не смогу отбиться от нападения пожилой женщины.
Над нами раздался звонок, когда мы вошли внутрь, но я едва могла услышать его из-за звука своих всхлипов.
— Перестань плакать. Я могу починить балетки. Ничего страшного. С правильным растворителем пятно сразу же исчезнет, — сказала она.
Я вытерла лицо, пытаясь остановить рыдания. Ее добрые карие глаза осмотрели мое лицо, в основном пытаясь найти причины моего сумасшествия.
Продолжайте искать, леди. Вот они.
— Станет лучше? Это единственная проблема? — спросила она.
Я покачала головой.
— Что я еще могу сделать тогда? — спросила она. — Я не могу дать за твои платье больше денег, но могу исправить балетки бесплатно.
Я уставилась в ее добрые глаза, сделала глубокий вдох и перешла в действие.
— Вам нужен работник?
— Что? — она отстранилась, прищурила глаза, явно ошеломленная вопросом.
— Уверяю, я замечательный сотрудник, — клялась я. — Несмотря на то, что демонстрируют нынешние обстоятельства.
Она улыбнулась.
— У тебя только что был срыв в общественном месте, и ты решила, что я дам тебе работу?
Моя губа задрожала.
Она вытянула руки и покачала головой.
— Хорошо, Господи. Давай разберемся во всем. Я не могу дать тебе работу. В магазине не так много дел для двоих людей, но у меня есть подруга, которая, возможно, сможет тебе помочь. Тебе подойдет ночная работа?
— Да. Да! Конечно.
Она отпустила мой локоть, и отвернулась к прилавку. Я стояла, замерев на месте, наблюдая, как она достает старый серый органайзер и смахивает с него пыль рукой. Должно быть, вещица не использовалась с восьмидесятых. Занимает некоторое время, пока она листает его, и наконец вытаскивает потрепанную визитку.
Она встретилась со мной взглядом, набирая номер, и успокаивающе улыбнулась.
— Все будет хорошо, — сказала она. — У всех случаются подобные дни. Знаешь, как говорят: «Когда кто-то испортил твои балетки «Chanel», сделай лимонад?» (имеется в виду фраза «если жизнь подкидывает тебе лимоны, сделай из них лимонад»).
Я расхохоталась, застигнутая врасплох ее юмором.
— Не думаю, что звучит именно так, — сказала я, вытерев нос, и наконец перестав всхлипывать.
Она собиралась ответить, когда я услышала бормотание на том конце линии. Она подняла палец, чтобы я затихла, затем заговорила в динамик.
— Привет, Марджери. Это Бет. Бет Монтгомери, да, да. Со мной все хорошо.
Раздалось еще бормотание на том конце линии, когда Бет и Марджери обменивались стандартными любезностями. Наконец она улыбнулась, и посмотрела на меня.
— Рада, что у тебя все хорошо. Нам нужно поужинать в ближайшем будущем, — заявила она. — На самом деле я звоню, чтобы попросить об одолжении.
Глава двадцать пятая
Джулиан
Как только я покинул благотворительный прием, я сдернул галстук-бабочку с шеи и запихнул его в карман. Проклятый галстук душил меня последние три часа, и я был рад избавиться от него и набрать полные легкие воздуха.
Служащий отеля поспешил в моем направлении:
— Вызвать Вам такси, сэр, или Вы приехали с водителем?
Я отмахнулся от него, и помотал головой. Мне нужно было пройтись. Я хотел прочистить мозги пока шел домой десять кварталов. Мне было не по себе от того, что я отчитал маму. Она не была злым человеком, просто скучающая женщина с огромным капиталом и еще большей неуверенностью.
По ее мнению, быть хорошей мамой — означало обеспечить ребенка известной фамилией, и тем самым помочь преуспеть в жизни. А что хорошего было в поцелуях и объятиях? Она полагала, что пожатие рук и воздушные поцелуи подходящее приветствие и для дам ее круга, и для собственных детей. Папа был более эмоционален и нежен с нами. Он был романтиком до мозга костей и каким-то образом смягчал характер мамы и сглаживал острые углы. Но после смерти папы прошло пятнадцать лет, и мама постепенно возвращалась к своей истинной натуре, а мое отношение к ней становилось хуже. И сейчас, видя, как она обходится с Лореной и ее проблемами, я не желал иметь с ней ничего общего.
За моей спиной прозвучал велосипедный звонок, и я посторонился, пропуская велосипед с детским сиденьем. Неоновые лампочки на колесах ярко мигали в ночи, освещая девочку. Она сидела на дополнительном сиденье, установленном над задним колесом велосипеда. Ее длинные темные волосы развевались на ветру, в то время как водитель увозил ее все дальше и дальше. Она напомнила мне Джозефину, и я сразу захотел оказаться рядом с ней. Захотелось рассказать ей о разговоре с матерью, и услышать от нее, что я поступил правильно.
Я все еще был на пути в отель, когда остановился на краю улицы, засунув руки в карманы смокинга. Мне оставалось всего несколько кварталов. Я мог бы уютно устроиться в свой кроватке, лаская в руках стакан скотча. Вместо этого, я повернул направо и пошел в сторону Гринвич Виллидж, прямиком к Джозефине. Я не знал ее точного адреса, но в тот момент это казалось незначительным. Просто хотелось быть рядом с ней, даже если это означало, что я бессмысленно буду бродить по соседству с ее домом.
Преследование женщины было для меня чем-то новым. Никогда не оказывался в такой ситуации. Все, что было до Джозефины, четко разграничивалось на черное и белое. Одно из двух: либо я состоял в отношениях, либо это было свидание на одну ночь. Границы этих отношений и ожидания обоих партнеров всегда были ясны обеим сторонам. Ныряя в этот омут, называемый Джозефиной, я напрашивался на проблемы.Но Джозефина другая.Она мой друг.Поправка. Она мой сексуальный друг.Она очень сексуальный, очень недосягаемый друг.
Я все шел по улицам Нью-Йорка без какой-либо цели в голове. К тому моменту как ноги привели меня к старой пиццерии в сердце Гринвич Виллидж, я все еще не мог набраться мужества, и позвонить Джозефине. Я остановился у обочины напротив пиццерии, и сжал в руках телефон, когда наткнулся взглядом на молодую парочку. Они стояли обнявшись, а девушка как раз встала на цыпочки на бордюре, собираясь поцеловать парня в щеку. Он обнял ее и прислонил к себе. Я смотрел на них как больной, они были такие счастливые и такие влюбленные.
Больше не тратя ни секунды на размышления, набрал номер Джозефины.
Прошло три мучительных секунды, затем послышался ее сладкий голос:
— Мистер Лефрей, Вы сбежали с приема, чтобы позвонить мне? — со смешком проговорила она.
Я улыбнулся, а напряжение в груди спало.
Она вила из меня веревки.
— Меня выпустили под залог, — ответил я, отступая вглубь тротуара, чтобы не загораживать дорогу прохожим.
— С девушкой?
Я мысленно чертыхнулся.
— Нет, я один.
— Что ж, Хан Соло (прим. перев. один из главных героев кино-саги «Звездные войны»), ты объявлен победителем в номинации «Самое короткое свидание».
— Вообще-то оно длилось час или даже два, — улыбнулся я.
— Ты придал новое значение слову «быстро», — пошутила она.
— Уверен, без меня ей будет веселее, — рассмеялся я.
Джозефина никак это не прокомментировала, и я уставился на противоположную сторону улицы, от долгого взгляда такси проезжающие мимо меня превратились в желтые пятна с неясными очертаниями.
— Итак, почему ты звонишь? — спросила она.
Я задержал дыхание, и теперь впился глазами в красно-белые полоски навеса над моей головой.
Нужно взять себя в руки.
— Я стою у входа в «Пиццерии Рэя»,
— Где?
— «Пиццерии Рэя».
— О, это в квартале от меня. Что ты там делаешь?
— Я был тут по соседству, — соврал я.
— Хм, попытайся еще раз.
Я постучал костяшками пальцев по кирпичной стене, пытаясь придумать еще какое-нибудь оправдание.
— Мне правда очень нравится их пицца. Рэй мой крестный.
Она рассмеялась.
— Конечно, конечно. Почему бы тебе не быть крестником итальянца, который по счастливой случайности живет в Гринвич Виллидж.
Я прикинулся изумленным.
— Знаю, мир так тесен. Кто-то назвал бы это судьбой.
Джо рассмеялась, доставляя мне наслаждение этим звуком. Светлым, легким, беззаботным. Я хотел иметь возможность смешить ее только для себя. По-моему, я становился ненасытной задницей, когда дело касалось Джо.
Тишина повисла между нами, пока я ждал ее приглашения, а она, в свою очередь ждала, когда я разорву условную линию между нами. Джозефина предупреждала, что она не хочет свиданий с боссом. Я знал, что мне нужно оставить ее в покое. Но не мог оставить.
— Ты неумолим, наверно, мне следует заказать тот шоковый ошейник.
Я не стал спорить.
— Купи мне кусок пиццы, и встречай у входа в мою квартиру на Грув-стрит. Я разрешу тебе подняться, если в пицце будет достаточно пеперони.
— Что еще ты хочешь? — я повернул к лестнице в пиццерию, молясь, чтобы они приготовили все побыстрее.
— Все, что угодно, хорошо выглядящее. А теперь повесь трубку, мне нужно успеть прибраться, и спрятать свой хлам и вещи, которые не должны видеть посторонние. Мне удается поддерживать порядок на работе, но вообще-то я неряха.
Джо не обманула. Она жила в квартале от пиццерии. И когда я с пиццей в руках подошел к зданию, она уже сидела на последней ступеньке крыльца в пижамных шортах в горошек и футболке Техасского университета. Ее волосы были скручены в высокий пучок на макушке, а на носу сидели очки в черной оправе.
— Нам нужно прекратить такие встречи, — пошутила она, когда я подошел к ней.
— Чувствую себя чересчур разодетым в этом смокинге. Тебе следовало предупредить, что тема сегодняшней вечеринки «эксцентричная женщина-кошка», — улыбнулся я, и вручил ей коробку с теплой пиццей.
— Ты шутишь? — она мельком взглянула вниз, на свою грудь, потом обратно на меня.— Это моя самая модная футболка. Я надеваю ее для встреч с королевскими особами и прочими снобами.
Я расхохотался, сраженный свежестью ее мыслей. Мне уже была знакома эта ее черта, но оказавшись напротив нее, прямо после благотворительной вечерники, я увидел абсолютную чистоту. Контраст между женщиной похожей на Присциллу и Джо был как день и ночь.
— Хватит пялиться на меня, зайдем внутрь, — бросила она с таинственной улыбкой.
Я пялился?
— Итак, это и есть твое жилье? — спросил я, следуя за ней.
Она жила в добротном доме из красного кирпича с железными решетками на окнах первого этажа. Дом был одним из самых старых зданий на этой улице, но на арендной плате это никак не отражалось. В этом районе города не было ничего дешевого. Джозефина толкнула переднюю дверь, за которой обнаружилось фойе, ведущее на узкую лестницу посередине.
— Вот, мое временное пристанище, — ответила она, пожимая плечами.
В фойе проверял свою почту низенький старичок. Я увидел коричневую кипу у него на макушке (прим. перев. Ермо́лка, ки́па или кипа́ — традиционный еврейский мужской головной убор), когда он прошел по площадке со своими письмами.
— Привет, Исаак! — позвала Джо, когда мы достигли подножия лестницы.
— О! Джозефина, здравствуй! — воскликнул он, поворачиваясь к нам.— Кто этот богатый парень с пиццей? — громко прошептал он ей на ухо.
— Просто друг, Исаак. Доброй ночи!
— Друг? — спросил я, когда мы достигли площадки второго этажа и сворачивали на следующий.
— Он раввин. Иногда я кормлю его золотую рыбку, когда он задерживается. Ты знал, что у них есть кошерный корм для рыб? — Джо посмотрела на меня из-за плеча, и улыбнулась.
Я снял смокинг на третьем пролете лестницы и последовал за Джо в конец коридора. Она вставила ключ в замок, провернула его, и обернулась, чтобы посмотреть на меня.
Я едва мог различить ее зеленые глаза сквозь стекла очков. Она внезапно показалась мне такой неуверенной.
— Как только я впущу тебя, ты поменяешь свое мнение обо мне.
— Что? Почему? — нахмурился я.
— Потому что мои соседи по комнате—крысы, но я не хочу, чтобы ты обижал их дом.
— А ты думаешь, почему я заказал двойную порцию сыра? — вскинул я руки с притворной серьезностью.
Она рассмеялась, толкнув дверь, и наконец, я смог взглянуть на ее жилище изнутри. Это была скромная по всем меркам квартира-студия. С площадью чуть больше сорока пяти квадратов с крошечным внутренним пространством, присоединенным к гостиной.
— Отлично, хорошо, потому что с крысами у нас взаимопонимание. Они арендуют помещение бесплатно, пока мы смотрим «Рататуй» каждую одинокую ночь. Им нравится сцена погони.
— Джо, правда, тут не так уж и плохо.
Плохо.
Даже хуже тех условий, в которых я жил во время учебы в колледже. Но она постаралась придать очарование этому месту. Одна из стен была покрыта ярким гобеленом. Джо расставила комнатные растения по подоконникам и застелила большую часть деревянных полов разноцветными полосатыми ковриками.
— Мне нравится. Ты умеешь выжать лучшее из любой ситуации, — сказал я, поворачиваясь вокруг своей оси, чтобы лучше все рассмотреть.
— Давай устрою тебе экскурсию, — сказала Джо, беря меня за руку.
Я постарался сделать вид, что не заметил, как сплелись наши пальцы, но уверен, она заметила шок на моем лице.
— Здесь кухня, — сказала она, делая шаг влево.
Я тоже шагнул за ней, поворачивая корпус в направлении кухоньки.
— Еще здесь есть ванная, спальня, гостиная и коридор, — перечислила Джо, делая шаг вправо и показывая остальную часть комнаты.
Меня пробрал смех:
— Черт, после такой прогулки нам точно нужно подкрепиться пиццей, — ответил я.
— Точно, — подтвердила она кивком головы.
Я потянул ее к матрасу. Мы откинулись на подушки, приземлившись бедро к бедру и поставили коробку на наши сдвинутые колени.
Я открыл коробку и Джо взяла первый кусок. Пеперони были размером с мою голову и, судя по запаху, там определенно есть чеснок и базилик в соусе. Я смог бы съесть всю коробку. Мы взяли по кусочку и сложили их пополам, чтобы сыр не стек по краям.
— Мне тут нравится, — сказал я.
— Да, не так уж плохо. У меня хорошие соседи.
Я кивнул, радуясь, что она живет рядом с хорошими людьми.
— И бонус: технически я каждый раз ем в постели, — пошутила она, похлопав по черному матрасу под нами.
Я застыл, оценивая, шутит ли она.
— Ты спишь здесь? — спросил я, с куском пеперони застрявшим у меня в горле, посмотрев на черный матрас.
— Да, он раскладывается в двуспальное место.
Я не удержался, мой мозг превратил невинный комментарий в фантазию из категории «лицам до 17 запрещено».
Здесь она спит. Здесь она занимается сексом.
— В каком направлении ты спишь?
— Почему ты спрашиваешь?
— Чтобы привести в порядок мои фантазии…
Не успел я договорить, как мне в лицо прилетел кусок жирной салями.
Глава двадцать шестая
Джозефина
О том, что кусок салями оказался на Джулиане, я пожалела в ту же секунду, и не потому, что его щека испачкалась в соусе. А потому, что я люблю салями, а скупердяи из пиццерии положили ее туда очень мало. Серьезно, всего четыре кусочка на одной дольке пиццы. Лучше бы я заказала китайскую еду.
— Стой, верни это, — сказала я, протягивая руку к моей салями.
—Что упало, то пропало, — увернулся Джулиан от моей руки.
И мне пришлось смотреть, как он закинул в рот мой кусок салями и сжевал его как самодовольный тупица. Думаете, Джулиан выглядел глупо с соусом на лице? Нет, он был как всегда сексуален даже с чесноком на своей загорелой коже. Его потемневшие глаза сосредоточились на мне, в то время как я разглядывала его. И, прежде чем успела сотню раз передумать, я подалась вперед, и слизала соус с его щеки.
Думала, это будет забавно и умно, облизать его лицо, как ни в чем не бывало.
Не тут-то было.
Напряжение в комнате мгновенно возросло. Он задышал отрывисто, и я поняла, что толкнула его за грань. Прежде чем я смогла отпрянуть, он повернул голову и его губы встретились с моими в месиве из соуса, губ, чеснока и восхитительно сладкого желания.
Джулиан схватил мои руки ниже локтей так, чтобы я не смогла отпрянуть. Я была настолько ошарашена, что ничего не могла поделать. Сердце запнулось в груди, рука задрожала в попытке удержать пиццу. Наконец, мой мозг заработал.
Джулиан тебя целует.
ОТВЕТЬ ЕМУ, ТЫ, ИДИОТКА.
И, будто волшебник щелкнул пальцами, мои сомнения испарились. Коробка с недоеденными кусками пиццы спикировала на пол, как вчерашние газеты. Мои ресницы затрепетали и я, закрыв глаза, скользнула руками вверх по его плечам и выше, стиснув его за шею так, будто от этого зависела моя жизнь. Он скользнул языком в мой рот, и я придвинулась еще теснее к нему.
Джулиан был поглощен поцелуем, даже больше, чем я, хотя, видит Бог, я с трудом сдерживалась. Хотела впечатлить его, хотела обольстить его поцелуем, но он был занят тем же, чтобы соблазнить меня.
Его пальцы блуждали по краю моей футболки, пока не нашли кусочек обнаженной кожи прямо над пижамными шортами. Я задрожала, когда его рука надавила на нижнюю часть спины, притянув так близко, пока мы не оказались прижаты грудь к груди, сердце к сердцу. Он приподнял мою футболку, открывая голый живот.
Я поколебалась мгновение, перед тем как поднять руки и позволить ему стащить с меня футболку.
Под ней не было ничего кроме кремового бюстгальтера. Это было простое белье без кружев, без каких-либо украшений. Он был мне немножко тесноват, так что Джулиан мог насладиться видом. Мне даже не нужно было смотреть вниз. Я знала, какими непокорными могут быть мои сиськи временами. Даже будучи соответствующим образом упакованными, они могли загипнотизировать мужчину.
Кажется, Джулиану они понравились.
Его пальцы медленно двигались вдоль бюстгальтера, прослеживая края чашечек, мучая меня. Я задрожала от ощущений и схватила его за шею, давая невысказанное разрешение. На что? Мне было все равно. Он мог взять все. Я хотела, чтобы он просто продолжал, хотела, чтобы он расстегнул бюстгальтер и ласкал меня дальше.
Он отстранился, давая мне отдышаться и я, воспользовавшись этим, скользнула рукой на его бедро по шелковой ткани брюк. Ткань была такой мягкой, что казалось, между моей рукой и его телом не было преград. Чем выше пробиралась моя рука, тем очевиднее становилось его желание.
— Святое дерьмо! — задохнулась я, отодвигаясь от него на пару сантиметров, встречаясь с ним взглядом.
Он выглядел, будто только что пробежал кросс. К его лицу прилила кровь, зрачки были расширены, а волосы торчали во все стороны.
— Что? — спросил он задыхаясь.
— Ты твердый, — сказала я, с удивлением.
— Да, по-другому это не работает, — ответил Джулиан, и уголки его губ поползли вверх.
— Нет, ты по-настоящему твердый и…— я не могла дальше сформулировать слова, и решила показать жестами. Я развела руки примерно на метр друг от друга, и уставилась на него обвиняющим взглядом.
Джулиан, несомненно, был отлично сложен и имел накачанный брюшной пресс. Я была застигнута врасплох на яхте Дина, чтобы заметить это тогда. Но сейчас не могла не заметить.
Он закатил глаза и оттолкнул мои руки, могу поклясться, что увидела румянец на его лице.
— Ты всегда носишь биту в штанах? — спросила я, не в силах сдержать смех.
— Иисус, Джо. Мы можем не обсуждать спорт, когда я возбужден, — попросил он, потирая затылок.
Я снова протянула руку к выпуклости в его штанах.
— Джо? — мягко попросил Джулиан.
—Да?
Он положил мои руки на свои бедра, а затем сжал мои пальцы и отдернул их от себя.
— Ты не можешь вот так просто прикасаться ко мне там, Джо.
Оу. Оу!
Точно.
О мой Бог.
Я только что трогала пенис босса, как ни в чем не бывало. Какого черта я творю?
Мой затуманенный взгляд прочистился, и я увидела пространство моей квартиры за спиной Джулиана, кучу спрятанных под журналом счетов на кухонном столе.И вот так наша игра была закончена. Бремя моих обязательств затопило меня. Я чувствовала себя как наркоманка во время ломки, все признаки на лицо: сожаление, чувство вины, злость на себя и, хуже всего то, что я хотела еще.
— К черту все! — вскочила я с матраса, зарываясь руками в волосы. — Мы только что перешли все границы и… — я остановилась набрать воздуха в грудь. — Ты видел меня в лифчике!
Я посмотрела на него осуждающе, в то время как он имел наглость метнуть на меня невинный взгляд ореховых глаз.
— Я сделал это неосознанно, — ответил он, пристально вглядываясь мне в лицо и пытаясь казаться серьезным. Но самодовольная ухмылка выдала его.
Я начала расхаживать взад и вперед по квартире, которая была всего десять шагов в ширину. Вперед-назад, вперед-назад, напрягая мозги, чтобы разработать план.
Во-первых, мне нужноразрядить обстановку какой-нибудь шуткой.
Почему цыпочка пересекает тело Джулиана Лефрея?
Чтобы перепихнуться.
Кто придет первым?
Цыпочка или я?
Черт.У меня проблема с придумыванием сексуальной шутки без вовлечения в нее Джулиана. Во всем виноват он. Предполагалось, что Джулиан не окажется у меня дома. Кто дал ему право появляться на Гринвич Виллидж, в квартале от моей квартиры, когда он должен быть на свидании с другой женщиной?Заявившись ко мне в сшитом на заказ смокинге, с коробкой пиццы в руках он знал, что я не смогу дать ему от ворот поворот. Он играет не по правилам.
— Хорошо, слушай, — сказала я, развернувшись к нему.
Он откинулся назад, положив руки вдоль спинки дивана.
Великолепно.
Мне захотелось его съесть.
— Ты не можешь приносить мне пиццу по ночам, — сказала я, пытаясь вернуться к начатой мысли, — Салями — это как прелюдия для меня.
— Я запомню это, — рассмеялся он.
— Еще, нам нужно установить и другие жесткие правила…
— Правила? — спросил он, дерзко выгибая бровь.
— Чтобы предупредить возникновение таких проблем в будущем, — я указала на его брюки. —Вещдок«А», — затем на свою грудь в бюстгальтере,—вещдок«Б».
—Думаю нам следует сначала обсудить вещдок «Б», может присяжным следует ознакомиться с ней поближе, — произнес он с хитрой улыбкой, подаваясь вперед.
— Джулиан! Будь серьезней. Отдай мне уже эту дурацкую футболку.
Он рассмеялся, и помотал головой, не соглашаясь с этим. Я не дала ему время высказать свое мнение, выхватила футболку и натянула так быстро, как смогла. Когда я была готова, подняла руку и стала загибат