— Боюсь, что ты не за того меня принимаешь, — сказал я. — Во мне осталось очень мало рационального после всех тех событий, которые я пережил благодаря тебе.
— Не возражай. У третьих врат рациональность ответственна за настойчивость нашего энергетического тела в одержимости деталями. И чтобы противодействовать этой настойчивости, у третьих врат мы нуждаемся в иррациональной текучести и иррациональной отстраненности.
Утверждение дона Хуана, что каждые врата — это препятствие, не могло не быть абсолютно истинным. Я работал над задачей третьих врат сновидения более напряженно, чем над двумя предыдущими вместе взятыми. Дон Хуан оказывал на меня огромное давление. Кроме того, в моей жизни прибавилось кое-что еще: у меня появилось истинное чувство страха. Всю свою жизнь я постоянно боялся той или иной вещи, иногда даже очень сильно, но я никогда не ощущал ничего подобного тому страху, который сопровождал меня после моего столкновения с неорганическими существами. Однако все это богатство опыта было недостижимо для моей обычной памяти. Только в присутствии дона Хуана эти воспоминания были мне доступны.
Однажды, когда мы находились в национальном Музее антропологии и истории в Мехико, я спросил его об этой странной ситуации. Задать такой вопрос именно в этот момент меня побудила странным образом появившаяся способность вспомнить все, пришедшая ко мне в ходе моего общения с доном Хуаном. Эта способность так расковывала, вдохновляла и окрыляла меня, что я почти танцевал на ходу.
— Просто происходит то, что присутствие нагуаля вызывает смещение точки сборки, — сказал он.
Затем он повел меня в один из выставочных залов музея и сказал, что мой вопрос очень кстати в связи с тем, что он собирался мне рассказать.
|
— Я намеревался объяснить тебе, что позиция точки сборки похожа на подвал, в котором маги хранят свои записи, — сказал он. — Я был в восторге, когда твое энергетическое тело почувствовало мое намерение, и ты спросил меня об этом. Энергетическое тело знает бесконечно много. Давай я покажу тебе, сколько всего оно знает.
Он приказал мне погрузиться в абсолютное молчание. Он напомнил мне, что я уже находился в особом состоянии осознания, потому что моя точка сборки сместилась в его присутствии. Он заверил меня, что, погружаясь в абсолютное молчание, я дам возможность скульптурам в зале показать и дать мне услышать невообразимые вещи. Он добавил, очевидно для того, чтобы смутить меня еще больше, что некоторые из археологических находок в этой комнате были способны своим присутствием вызывать смещение точки сборки и что если я достигну состояния полной тишины, то буду действительно способен видеть сцены из жизни людей, которые создали эти вещи.
Затем он начал самую странную экскурсию по музею, которую я когда-либо совершал. Он ходил по залу, описывая и интерпретируя удивительные особенности каждого из больших экспонатов. Он утверждал, что каждый, найденный археологами, предмет в зале был записью, преднамеренно оставленной людьми древности, записью, которую дон Хуан, будучи магом, читал мне, словно книгу.
— Каждый экспонат здесь предназначен для того, чтобы смещать точку сборки, — продолжал он. — Останови свой пристальный взгляд на любом из них, успокой свой ум и посмотри, сможет ли сдвинуться твоя точка сборки или нет.
|
— Как мне узнать, что она сдвинулась?
— Тогда ты сможешь видеть и ощущать то, что лежит за пределами обычного восприятия.
Всматриваясь в скульптуры, я видел и слышал вещи, которые не мог объяснить. В прошлом, изучая эти экспонаты с точки зрения антропологии, я всегда помнил описания ученых, специалистов в этой области. Их описания использования многих предметов, основанные на знании[17] современного человека о мире, в первый раз поразили меня своей полной условностью, если не сказать глупостью. То, что дон Хуан сказал об этих предметах, и то, что я слышал и видел сам, рассматривая их, менее всего напоминало мне все то, что я когда-либо о них читал.
Мой дискомфорт был столь сильным, что я счел необходимым извиниться перед доном Хуаном за то, что считал своей внушаемостью. Но он не засмеялся и не стал меня вышучивать. Он терпеливо объяснил, что маги могли оставлять точные сведения о своих открытиях в позиции точки сборки. Он заявил, что когда речь идет о возможности добраться до сущности записанного, мы должны использовать наше ощущение сочувствия или воображаемого соучастия, чтобы выйти за пределы обычной страницы в само переживание. Однако в мире магов информация, которую можно пережить, а не прочитать на страницах, хранится в позиции точки сборки.
Чтобы проиллюстрировать свои слова, дон Хуан заговорил о магическом обучении для второго внимания. Он сказал, что оно проводится, когда точка сборки ученика находится в некотором необычном положении. Таким образом, позиция точки сборки становится записью урока. Для того, чтобы еще раз прокрутить урок, ученик должен вернуть точку сборки в то положение, в котором она была, когда он его получал. Дон Хуан, заканчивая свою речь, повторил, что возвращение точки сборки во все те положения, которые она занимала во время уроков, является достижением огромной важности.
|
Почти целый год дон Хуан ничего не спрашивал у меня о третьем задании по сновидению. Затем однажды, совершенно неожиданно для меня, он захотел, чтобы я описал ему все тонкости моей практики сновидения.
Первое, о чем я упомянул, была сбивающая с толку повторяемость. На протяжении месяцев мне снилось, что я пристально разглядываю себя, спящего на своей кровати. Особенно странной была регулярность этих снов: они случались каждые четыре дня, как по часам. На протяжении других трех дней мои сновидения были такими же, как раньше: я изучал всевозможные предметы, переходил из одного сна в другой, а иногда, увлекаемый губительным любопытством, следовал за лазутчиками чужих энергий, хотя и чувствовал себя в связи с этим очень виноватым. Я думал, что это подобно тайному пристрастию к наркотикам. Реальность того мира была для меня неотразимой.
Втайне я чувствовал, что у меня есть некоторые оправдания, и я могу не нести никакой ответственности за происходящее, потому что дон Хуан сам предложил мне спросить эмиссара сновидения, как освободить голубого лазутчика, пойманного среди нас. Он имел в виду, что мне следовало поставить этот вопрос в своей ежедневной практике, но я истолковал его утверждение так, что я должен спросить об этом у эмиссара во время пребывания в его мире. Вопрос, который я действительно хотел задать эмиссару, состоял в том, действительно ли неорганические существа ставили на меня ловушку. Эмиссар не только подтвердил все, сказанное доном Хуаном, но и объяснил мне, как Кэрол Тиггс и я должны поступить, чтобы освободить лазутчика.
— Повторяемости твоих снов следовало ожидать, — заметил дон Хуан, выслушав меня.
— Почему этого следовало ожидать, дон Хуан?
— Потому что знаю твои отношения с неорганическими существами.
— Я с ними покончил раз и навсегда, дон Хуан, — соврал я в надежде, что он больше не будет развивать эту тему.
— Ты пытаешься убедить меня в этом, не так ли? Не нужно этого делать; я знаю, что происходит на самом деле. Поверь мне, стоит тебе один раз начать заигрывать с ними, и ты у них на крючке. Они всегда будут преследовать тебя. Или, что еще хуже, преследовать их всегда будешь ты сам.
Он внимательно посмотрел на меня, и мое чувство вины, должно быть, было таким очевидным, что заставило его рассмеяться.
— Единственно возможное объяснение такой повторяемости состоит в том, что неорганические существа стараются угодить тебе снова, — сказал дон Хуан серьезным тоном.
Я поспешил сменить тему и сказал ему, что еще одной особенностью моей практики сновидения, которую следует упомянуть, была моя реакция на видение себя, спящего глубоким сном. Это зрелище всегда до того пугало меня, что я оказывался не в состоянии сдвинуться с места, как приклеенный, пока сон не менялся, или же страх поражал меня так сильно, что я просыпался с громким криком. Я дошел до того, что боялся засыпать в те дни, когда знал, что должен увидеть этот сон.
— Ты все еще не готов для слияния реальности сновидения и реальности обыденного мира, — заключил он. — Ты должен пересматривать свою жизнь дальше.
— Но я уже сделал весь возможный пересмотр[18], — запротестовал я. — Я занимался этим несколько лет. Не осталось ничего, что я мог бы вспомнить из своей жизни.
— Должно быть, осталось еще много чего, — сказал он непреклонно, — иначе ты не просыпался бы с криком.
Мне не понравилась идея о том, чтобы продолжать пересмотр снова. Я завершил его и верил, что сделал это так хорошо, что не должен был возвращаться к нему снова.
— Пересмотр наших жизней никогда не должен заканчиваться, независимо от того, как бы хорошо он не был осуществлен один раз, — сказал дон Хуан. — Причина, по которой обычные люди не могут по своей воле действовать в сновидениях, состоит в том, что они никогда не совершали пересмотр своей жизни, и их жизни до самого верха наполнены отягощающими эмоциями, такими как воспоминания, надежды, страхи и так далее и тому подобное.
Маги же, в противоположность им, благодаря пересмотру относительно свободны от тяжелых и сковывающих эмоций. И если что-то преграждает им путь, как сейчас в твоем случае, значит, в них есть еще что-то не вполне прояснившееся.
— Пересмотр слишком поглощает, дон Хуан. Может, вместо него я могу сделать что-нибудь другое?
— Нет. Другого не существует. Пересмотр и сновидение идут рука об руку. По мере того, как мы извергаем[19] наши жизни, мы все более отрывается от земли.
Дон Хуан дал мне ясные и детальные указания о пересмотре, состоявшие в том, чтобы еще раз проживать всю совокупность жизненного опыта, вспоминая всевозможные детали прошлых переживаний. Он видел в пересмотре надежный способ для перераспределения и перегруппировки энергии.
— Пересмотр высвобождает заключенную в нас энергию, а без этого освобождения сновидение невозможно, — утверждал он.
Несколько лет назад дон Хуан велел мне составить список всех людей, которых я когда-либо встречал, начиная с настоящего времени. Он помог мне упорядочить этот список, используя разделение по сферам деятельности, таким как различные должности, которые я занимал, различные учебные курсы, которые я посещал. Затем он предложил мне пройти от первого человека в этом списке до последнего, не пропуская никого, переживая заново каждое взаимодействие с ними.
Он объяснил, что при пересмотре событие реконструируется фрагмент за фрагментом, начиная с припоминания внешних деталей, затем переходя к личности того, с кем я имел дело, и заканчивая обращением к себе, исследованием своих чувств.
Дон Хуан учил меня, что пересмотр идет в паре с естественным ритмичным дыханием. Глубокий выдох следует делать в такт с медленным мягким движением головы справа налево; глубокий вдох делается при движении головы в обратную сторону — слева направо. Он называл этот процесс покачивания головой из стороны в сторону «обдуванием события». Ум исследует событие от начала до конца, в то время как тело «обдувает» снова и снова все, на чем сосредоточивается ум.
Дон Хуан сказал, что маги прошлого, открывшие пересмотр, рассматривали дыхание как магическое, дающее жизнь действие и использовали его соответственно этому — как магическое средство. Выдох используется для выброса чужой энергии, оставленной в них в течение того взаимодействия, пересмотр которого осуществляется, а вдох — для возврата энергии, которую они потеряли в ходе взаимодействия.
Вследствие своего академического образования я рассматривал пересмотр как процесс анализа своей жизни. Дон Хуан настаивал, что это нечто большее, чем интеллектуальный психоанализ. Он определил пересмотр как уловку, используемую магом для вызова пусть незначительного, но зато постоянного сдвига точки сборки. Он сказал, что точка сборки под влиянием просмотра прошлых событий и чувств движется туда-сюда между ее теперешним положением и положением, которое она занимала тогда, когда имел место пересматриваемый опыт.
Дон Хуан сказал, что использование пересмотра магами прошлого объяснялось их убежденностью в том, что во вселенной существует непостижимая разлагающая[20] сила, которая дает организмам жизнь, одалживая им осознание. Эта же самая сила, для того, чтобы извлечь это, данное ею в долг осознание, усиленное путем жизненного опыта организмов, заставляет их умирать. Дон Хуан сказал, объясняя точку зрения магов прошлого, что они верили в то, что поскольку эта сила заинтересована именно в нашем жизненном опыте, исключительно важным для нас является то, что она может быть удовлетворена копией нашего жизненного опыта — пересмотром. Получив то, что она хочет, эта разлагающая сила отпускает магов, давая им свободу расширять свою способность воспринимать и достигать с ее помощью самых удаленных частей времени и пространства.
Когда я вновь начал заниматься пересмотром, то с большим удивлением обнаружил, что моя практика сновидения при этом автоматически приостановилась вопреки моему желанию. Я спросил у дона Хуана об этом нежелательном перерыве.
— Сновидение требует задействования всей доступной энергии, — ответил он. — И поэтому, если в нашей жизни мы чем-то глубоко поглощены, сновидение невозможно.
— Но ведь я и раньше бывал чем-то глубоко поглощенным, — сказал я. — Тем не менее, мои занятия никогда не прерывались.
— Дело в том, должно быть, что всякий раз, когда ты думал, что поглощен, ты на самом деле был только эгоистически встревожен, — сказал он, смеясь. — Для мага быть поглощенным означает, что задействованы все источники энергии. Сейчас же впервые случилось так, что ты начал полностью использовать все свои энергетические ресурсы. Раньше, даже занимаясь пересмотром, ты не был поглощен этим до конца.
На этот раз дон Хуан предложил мне новую методику для пересмотра. Мне предстояло сложить мозаику, пересматривая, без какого-либо видимого порядка, различные события моей жизни.
— Но это будет путаница, — запротестовал я.
— Нет, не будет, — заверил он меня. — Путаница возникнет только тогда, если ты предоставишь своей мелочности подбирать события для пересмотра. Предоставь решать это духу. Погрузись в безмолвие и затем начинай работать с тем, на что тебе указывает дух.
Результаты такого метода пересмотра поразили меня во многих отношениях. На меня очень большое впечатление произвело то, что когда я делал безмолвным свой ум, кажущаяся независимой сила немедленно погружала меня в чрезвычайно детальные воспоминания какого-то события из моей жизни. Но еще удивительнее, что в итоге я получил довольно-таки упорядоченную конфигурацию событий. То, что, по моему мнению, должно было быть хаотичным, оказалось чрезвычайно эффективным.
Я спросил дона Хуана, почему он ни разу не предложил мне этот метод прежде. Он ответил, что существует два основных уровня пересмотра: первый из них характеризуется формальностью и жесткостью, второй — текучестью.
У меня не было даже отдаленного представления о том, насколько теперешний пересмотр будет для меня отличаться от предыдущих опытов. Способность концентрироваться, выработанная благодаря практике сновидения, позволила мне проникнуть в свою жизнь так глубоко, что никогда ранее я и представить не мог ничего подобного. Мне потребовалось больше года, чтобы просмотреть и пережить еще раз все, связанное с моей предыдущей жизнью. В итоге я вынужден был согласиться с доном Хуаном: во мне находились огромные залежи эмоций, и спрятаны они были настолько глубоко, что казались действительно недостижимыми.
В результате второго периода пересмотра я обрел новое для меня, более спокойное отношение к жизни. И стоило только вернуться к практике сновидения, как в тот же день мне приснилось, что я вижу себя спящим. Я повернулся и смело вышел из комнаты, с трудом спустившись по пролету лестницы на улицу.
Я был воодушевлен тем, что сделал, и поспешил сообщить об этом дону Хуану. К моему величайшему разочарованию, он сказал, что этот сон не относится к моей практике сновидения. Он утверждал, что я не вышел на улицу в своем энергетическом теле, потому что если бы это было так, то у меня было бы ощущение, отличающееся от того, как я спускался по лестнице.
— О каком ощущении ты говоришь, дон Хуан? — спросил я с неподдельным любопытством.
— Ты должен найти для себя какой-нибудь надежный признак, по которому ты мог бы узнавать, действительно ли ты видишь свое тело спящим на кровати, — сказал он вместо ответа на мой вопрос. — Помни, ты должен находиться в своей настоящей комнате и видеть свое настоящее тело. Если это не так, то ты просто видишь обычный сон. В этом случае, контролируй его, рассматривая детали или изменяя его.
Я настаивал на том, чтобы он рассказал мне больше о том надежном признаке, который он упомянул, но он перебил меня.
— Найди возможность подтвердить факт, состоящий в том, что ты смотришь на себя, — сказал он.
— Можешь ли ты подсказать мне, что могло бы быть таким надежным признаком? — настаивал я.
— Используй свои собственные идеи. Мы подходим к концу нашего общения. Очень скоро ты останешься один.
Затем он сменил тему разговора, и я остался с ясным ощущением собственной глупости. Я не мог понять, что он хочет или что он имеет в виду под надежным признаком.
В следующий раз, когда я во сне увидел себя спящим, вместо того, чтобы покинуть комнату и спускаться по лестнице или проснуться с криком, я долгое время оставался неотрывно привязанным к тому месту, откуда я смотрел. Без волнения и отчаяния я наблюдал детали своего сна. Тут я заметил, что сплю в постели, одетый в белую футболку, которая была разорвана на плече. Я попытался подойти ближе и рассмотреть дыру, но движение было для меня невозможным. Фактически я представлял собой воплощенный вес. Не зная, что делать дальше, я сразу же пришел в сильное замешательство. Я попытался изменить сон, но какая-то незнакомая сила продолжала удерживать меня пристально смотрящим на свое спящее тело.
Пребывая в сильном смятении, я услышал, как эмиссар сновидения сказал, что неспособность контролировать свои движения пугает меня до такой степени, что может снова понадобиться пересмотр. Голос эмиссара и то, что он сказал, совсем не удивили меня. Я никогда еще так живо и с таким страхом не переживал свою неспособность двигаться. Однако я не сдался этому страху. Я исследовал его и понял, что это был не психологический страх, а физическое ощущение беспомощности, отчаяния и раздражения. Меня бесконечно беспокоило то, что я был неспособен двигать конечностями. Мое раздражение возрастало по мере того, как я убеждался, что нечто снаружи грубо держало меня. Усилия, которые я прилагал, чтобы пошевелить руками или ногами, были такими громадными и решительными, что я вдруг действительно увидел, что одна из моих ног на кровати дернулась, как при ударе.
После этого мое сознание оказалось втянутым в мое вялое спящее тело, и я проснулся так внезапно, что прошло более получаса, прежде чем я успокоился. Мое сердце билось совершенно беспорядочно. Меня трясло, и отдельные мышцы ног неконтролируемо сокращались. Я ощущал такое сильное переохлаждение тела, что мне потребовались одеяла и грелки, чтобы согреться.
Естественно, я незамедлительно отправился в Мексику, чтобы спросить у дона Хуана совета по поводу чувства парализованности и в связи с тем, что я в действительности был одет тогда в разорванную белую футболку, то есть я на самом деле видел себя спящим. Кроме этого, я очень боялся переохлаждения.
Он не был настроен обсуждать мое состояние. Все, что мне удалось выдавить из него, было одно едкое замечание.
— Ты любишь драматизировать, — сказал он твердо. — Хотя, конечно же, ты видел себя спящим. Твое затруднение в том, что ты разнервничался, ведь до этого твое энергетическое тело никогда не было сознательным, будучи цельным. Если когда-нибудь ты снова будешь нервничать и мерзнуть, держись за свой член. Это восстановит температуру твоего тела в один миг и без всякой суеты.
Я чувствовал себя слегка обиженным его грубостью. Однако совет оказался эффективным. В следующий раз, когда я испугался, я расслабился и вернулся в нормальное состояние через несколько минут, делая то, что он сказал. Поступая таким образом, я обнаружил, что если не волнуюсь и контролирую свое раздражение, паника меня не охватывает. Контроль над собой не помог мне двигаться, но он определенно дал мне глубокое чувство спокойствия и безмятежности.
После нескольких месяцев тщетных попыток начать передвигаться, я обратился к дону Хуану снова и даже не столько за советом, сколько потому, что я собирался признать свое поражение. Я столкнулся с непреодолимым препятствием и знал с неоспоримой ясностью, что потерпел неудачу.
— Сновидящий должен обладать хорошим воображением, — сказал дон Хуан с ехидной усмешкой. — А твое воображение никуда не годится. Я не советовал тебе использовать свое воображение для того, чтобы перемещать свое энергетическое тело, потому что хотел выяснить, сможешь ли ты справиться с этой загадкой самостоятельно. Ты не смог, и твои друзья тоже не помогли тебе.
В прошлом я всегда чувствовал побуждение яростно защищаться, когда он обвинял меня в недостатке воображения. Я считал, что обладаю хорошей фантазией, но общение с доном Хуаном как учителем заставило меня, к своему разочарованию, признать обратное. Поскольку я не собирался больше тратить энергию на бесполезную самозащиту, я спросил его:
— О какой загадке ты говоришь, дон Хуан?
— О загадке того, как с одной стороны невозможно, а с другой — как это легко, — двигать энергетическое тело. Ты пытаешься делать это так, будто находишься в обыденном мире. Мы тратим так много времени и усилий, чтобы научиться ходить, что верим в то, что наши энергетические тела тоже должны ходить. Но нет никаких причин, по которым им следовало бы делать это, кроме той, что такое передвижение — самое понятное для нашего ума.
Я удивился простоте решения и мгновенно понял, что дон Хуан был прав. Я опять оказался приклеенным к своему уровню интерпретирования. Он сказал мне, что как только я достигну третьих врат сновидения, я должен буду двигаться, и это движение я понимал как ходьбу. Я сказал ему, что понял его точку зрения.
— Это не моя точка зрения, — сказал он отрывисто. — Это точка зрения магов. Маги утверждают, что у третьих врат все энергетическое тело может двигаться так, как движется энергия: быстро и прямо. Твое энергетическое тело знает, как ему двигаться. Оно может двигаться так, как оно перемещается в мире неорганических существ.
— Отсюда мы переходим к следующему вопросу, — прибавил дон Хуан задумчиво. — Почему твои друзья среди неорганических существ не помогли тебе?
— Почему ты называешь их моими друзьями, дон Хуан?
— Они подобны тому распространенному типу друзей, которые по настоящему не заботятся о нас и не добры к нам, но в то же время не предпринимают и ничего плохого. Эти друзья просто ждут, когда мы повернемся к ним спиной, чтобы они могли ударить нас оттуда.
Я понял его до конца и согласился на все сто процентов.
— Что заставляет меня идти к ним? Это что — суицидальная тенденция? — спросил я его скорее риторически.
— У тебя нет никакой суицидальной тенденции, — сказал он. — Все, что у тебя есть, — это неспособность понять, что ты находился на самом пороге смерти. Поскольку ты не ощущал физической боли, ты не можешь убедить себя, что ты был в смертельной опасности. Его слова были здравыми, за исключением того, что я в действительности все же верил в то, что мой глубокий непонятный страх преследует меня в жизни с тех пор, как я столкнулся с неорганическими существами. Дон Хуан слушал молча, пока я рассказывал ему о своем состоянии. Я не мог ни отбросить, ни объяснить себе свое стремление посещать мир неорганических существ, невзирая на все то, что я о нем знал.
— Мне свойственна склонность к безумию, — сказал я. — Ведь то, что я делаю, — бессмысленно.
— В действительности это имеет смысл. Неорганические существа по-прежнему водят тебя за собой, как рыбу, попавшую на крючок, — сказал он. — Они время от времени подбрасывают тебе дешевую приманку, чтобы ты следовал за ними. Организация того, чтобы твои сны имели место каждые четыре дня — это их дешевая приманка. Но они не обучают тебя тому, как двигаться в энергетическом теле.
— Почему они не делают этого, как ты думаешь?
— Потому что если твое энергетическое тело научится двигаться самостоятельно, ты будешь далеко за пределами их досягаемости. Преждевременным было с моей стороны считать, что ты свободен от них. Ты относительно свободен, но все же еще не полностью. Они все еще претендуют на твое осознание.
Я почувствовал холодок у себя на спине. Он задел мое больное место.
— Скажи мне, что делать, дон Хуан, и я сделаю это, — сказал я.
— Будь безупречным. Я говорил тебе это уже двадцать раз. Быть безупречным — означает поставить свою жизнь на карту для того, чтобы поддержать свои решения, а затем сделать намного больше, чем лучшее из того, на что ты способен, чтобы эти решения воплотить. Когда ты не решаешь ничего, ты просто-напросто как попало играешь с жизнью в рулетку.
Дон Хуан завершил наш разговор, призвав меня хорошенько обдумать то, что он сказал.
При первой же возможности я проверил указания дона Хуана относительно того, как двигаться в энергетическом теле. Когда я снова оказался в состоянии увидеть себя спящим, вместо того, чтобы подойти к телу, я просто повелел себе переместился ближе к кровати. Мгновенно я оказался так близко, что едва не касался своего тела. Я видел свое лицо. Я даже видел все поры на своей коже. Я не могу сказать, что мне понравилось то, что я видел. Мое видение собственного тела было слишком подробным, чтобы быть эстетически привлекательным. Затем что-то, напоминающее ветер, ворвалось в комнату и полностью перемешало предметы, устранив все из поля зрения.
В своих последующих снах я полностью утвердился во мнении, что энергетическое тело движется только скользя или паря. Я обсудил это с доном Хуаном. Он, казалось, был необычайно удовлетворен тем, чего я достиг, что очень удивило меня. Я привык к его прохладной реакции на все, чего я добивался в своей практике сновидения.
— Твое энергетическое тело привыкло двигаться, только если что-нибудь тянет его, — сказал он. — Неорганические существа таскали твое тело туда-сюда, и до этого времени ты никогда не двигался сам, по своей воле. И хотя тебе кажется, что ты немногого достиг, двигаясь подобным образом, но уверяю тебя, что я серьезно рассматривал возможность прекращения твоей практики. Какое-то время я полагал, что ты не сможешь научиться самостоятельному перемещению.
— Ты рассматривал возможность прекращения моей практики сновидения, потому что я работаю слишком медленно?
— Ты не работаешь медленно. Магам требуется вечность, чтобы научиться перемещать свое энергетическое тело. Я собирался прекратить твою практику потому, что у меня мало времени. Есть другие задачи, более важные, чем сновидение, на выполнение которых ты должен использовать свою энергию.
— Теперь, когда я научился двигаться по своей воле в энергетическом теле, что еще я должен делать, дон Хуан?
— Продолжай двигаться. Перемещение своего энергетического тела открыло для тебя новую область, новое поле для необычайных исследований.
Он настаивал на том, чтобы я изобрел еще один способ убедиться в истинности своих снов; это требование не казалось теперь таким странным, как тогда, когда он говорил об этом в первый раз.
— Как ты знаешь, следовать за лазутчиком — это на самом деле задача вторых врат сновидения, — объяснял он. — Это очень серьезное дело, но не настолько серьезное, как выковывание энергетического тела и его перемещение. Поэтому ты своим собственным способом должен научиться определять, действительно ли ты видишь себя спящим или тебе просто сниться сон, что ты видишь это. Твои новые необычайные исследования всецело зависят от реального видения себя спящим.
После длительных размышлений и сомнений я поверил в то, что придумал хороший способ. Идея этого надежного способа узнать, сплю я или нет, пришла ко мне, когда я вспомнил свою разорванную футболку. Я начал с предположения, что если я действительно вижу себя спящим, то я должен заметить, что на мне та же одежда, в которой я уснул, одежда, которую я решил полностью менять каждые четыре дня. Я был уверен, что у меня не возникнет трудностей с тем, чтобы вспомнить во сне, во что я был одет, когда ложился в постель. Навыки, которые я приобрел в процессе своей практики, убеждали меня, что я способен сохранять в уме такие вещи и вспоминать их во сне.
Я приложил все усилия, чтобы следовать этому способу проверки, но результаты оказались не столь удачными, как я предполагал. Мне не хватало контроля над своим вниманием сновидения, и я не мог достаточно ясно помнить детали моей ночной одежды. И все же что-то другое, несомненно, работало: каким-то образом я всегда знал, был ли мой сон обычным сном или нет. Явной особенностью тех снов, которые не были просто обычными снами, было то, что мое сознание наблюдало мое тело, которое спало на кровати.
Примечательной чертой этих снов была моя комната. Она никогда не была похожа на мою комнату в обычном мире, но напоминала огромный пустой зал с кроватью в одном углу. Я, как правило, парил на значительном расстоянии сбоку от кровати, где лежало мое тело. В тот момент, когда я приближался к нему, сила, напоминавшая ветер, постоянно заставляла меня зависать над ним, как колибри. Иногда комната исчезала; пропадая по частям до тех пор, пока не оставалось только мое тело и кровать. Иногда я переживал полную потерю способности прилагать волевые усилия. Тогда казалось, что мое внимание сновидения работает независимо от меня. Оно либо оказывалось полностью поглощенным первой попавшейся вещью в комнате, либо было не в состоянии решить, что делать. В последнем случае я ощущал, что беспомощно плаваю, переходя вниманием от вещи к вещи.