Когда мы с Нюськой были одни, меня полностью устраивало все, что она умела делать. То есть, конечно, всегда не терпелось дождаться, когда же она, наконец… (поползет, пойдет, заговорит, научится читать, выйдет замуж), но при этом никак ускорять процесс ее развития не хотелось. Я видела, что ребенок вполне нормальный, и понимала, что детям, вообще свойственно не все уметь (впрочем, как и взрослым).
Мучения начинались при общении с окружающими. На первом году Нюсиной жизни мое самолюбие страдало при любом контакте с родственниками. Увы, или к счастью, но у нас с Гошкой на двоих выходило больше десятка тетушек–дядюшек–двоюродных братьев и троюродных кузин (у которых тоже были родители), и это не говоря уже про полный комплект бабушек и дедушек (как Нюсиных, так и наших собственных). Все эти, без сомнения, прекрасные люди, были чрезвычайно участливы. С какой бы периодичностью они не общались с нами – от раза в день до раза в год – первым делом они осведомлялись о Нюсиных достижениях, точнее, о том, какие вехи Нюся, наконец, одолела.
Ближний круг (наши мамы и бабушки) особенно активизировался на этом фронте в некие критические периоды, когда, по их мнению, дочке пора было совершить очередной прорыв, например, вырастить зубы (начиная месяцев с 4–5 этот вопрос задавался регулярно), поползти, пойти (они справлялись об этом у Гошки и у меня чуть ли не каждый день, иногда даже по два раза в день – месяцев с 11 и до года с небольшим, когда это, наконец, произошло), заговорить. В общем, к моменту выхода на очередной этап развития я больше радовалась тому, что бабушки в очередной раз от нас отстанут (хоть и ненадолго), чем, собственно, новому навыку, приобретенному дочерью.
Конечно, сравнения достижений были неизбежны в песочнице. Мы с девочками хором изнывали в ожидании «когда же…», после чего одна отпочковывалась с гордым «а мы уже!» Она снисходительно смотрела на еще большее нетерпение остальных, пока, постепенно, кто‑нибудь самый отстающий не оставался в одиноком меньшинстве. Тогда все «продвинутые» начинали утешать.
– Пойми, дети растут не поступательно, а скачкообразно! У твоего ребенка просто еще не начался очередной скачок! У каждого индивидуальный темп развития. Хотя при желании можно побольше заниматься, – говорила в таких случаях Наташка.
– Может, вам врачу на всякий случай показаться? – по–своему успокаивала Малина.
– Ну, значит, ей просто пока это не надо. Забей, само устаканится, – щедро делилась пофигизмом Юлька.
Я в таких случаях чаще прикусывала язык, потому что первой моей реакцией было «Ну, ничего, границы нормы широки, а если что, для особых детей есть много специальных учреждений…»
У всех нас, кто бы что делал или не делал, в итоге дети догоняли остальных. Тем не менее, каждая на свой лад все равно переживала.
– Ой, девочки, не знаю, что и думать. У Тони зубки не растут… А у Алеши истерики каждый день. Это нормально, как вы думаете? И долго так еще будет продолжаться? – Малина очень переживала, если дети не вписывались в рамки нормативов. Не знаю, почему, наверное, она винила себя во всех их неудачах (впрочем, себе же она приписывала и заслуги любых их достижений) и боялась осуждения со стороны окружающих. Мы же крайне сдержано реагировали на любые проявления достоинств или недостатков малининых детей, по крайней мере, если они не касались наших собственных отпрысков.
Юлька скорее просто удивлялась разнице старшей и младшего: «Надо же, Катерина в этом возрасте уже…/еще и не думала.. – а этот, вы посмотрите…!» – при этом от нас обычно ничего кроме восторженного поддакивания не требовалось, поэтому продолжения разговора не выходило.
Наташка ко всему подходила основательно. Она сверялась с какими‑то таблицами развития и регулярно сообщала нам о том, что дети должны уметь в свои годы (или месяцы). Периодически докладывала на площадке об инновационных методиках развития всего у всех в любом возрасте и при любых исходных данных. Ну и, безусловно, делилась очередными семейными наработками:
– Юраша отличает полосатый квадратик от однотонного! Юраша сегодня выполнил двухступенчатую инструкцию: «Найди мишку и дай его папе». Юраша сложил все лото! Юраша включает–выключает свет и комментирует «Гойит – не гойит!». Каждый раз, слушая это, я испытывала острое чувство неполноценности – как собственной, так и Нюсиной. В нашем доме не было ни однотонных, ни полосатых квадратиков, я не давала Нюсе никаких инструкций, не играла в лото и с выключателем справлялась сама. Ребенок рос как трава в поле у мамы–дипломированного педагога. Мне было стыдно.
Глушила я эти переживания, приходя к Наташке в гости, где у Нюси была возможность хотя бы увидеть прекрасные пособия, которые помогали Юраше достичь таких интеллектуальных высот. На самом деле, в магазин развивающих игрушек Наташку просто нельзя было пускать с деньгами. В ее доме половину детской комнаты занимал какой‑то особый спорткомплекс, везде были шарики из «сухого бассейна» и карточки Домана. Над всем этим звучал Моцарт.
На мой вопрос, зачем столько, она пускалась в пространные рассуждения, что хоть ускорять развитие и не вполне корректно, а чрезмерная нагрузка на мозг не всегда хороша для детской психики, но ее цель – полностью раскрыть потенциал ребенка, дать ему хороший старт для всей дальнейшей жизни, ведь программы детских садов и школ требуют слишком мало, в то время как дети могут гораздо больше. Значит, реализовать их способности – дело родителей. В конце концов, ей самой интересно этим заниматься. Периодически Малина просила Наташку показать ей что‑нибудь из своего богатого методического арсенала, чтоб можно было научить детей какому‑нибудь трюку и потом показывать гостям. Наташка оскорблялась в лучших чувствах и говорила, что она не дрессировщик, и раннее развитие не цирк, а долгая кропотливая работа. Конечная же цель не головокружительные успехи, а наличие некоторых навыков, таких как мышление, креативность и других, которые Малине все равно не свойственны. Действительно, зачем учить детей чему‑то, что станет кардинально отличать их от родителей?
При этом я вспоминала лекции в институте. Если верить нашим преподавателям, то и те дети, кого учили читать с трех лет, и те, которые впервые увидели азбуку только в школе, к восьми годам читали совершенно одинаково. Правда, насчет креативности нам ничего не говорили. Но я, тем не менее, верила, что все, заложенное в Нюське, успешно проявится, если не мешать.
Очередной виток баталий наступил, когда Наташка собралась вести Юрашу на «развивалки» и предложила нашим детям пойти вместе с ними.
– Наташ, да ты что, издеваешься, что ли? Им же по полтора года! – возмутилась Юлька.
– Ну, нашим с тобой по полтора, а марусиной красавице уже год и восемь.
– Ты так говоришь, как будто она у меня старая дева по сравнению с вашими молодцами! – обиделась я за дочь.
– Я так говорю, потому что в сравнении с нашими мальчиками она уже достаточно созрела для занятий!
– И чем же ты им предлагаешь заняться втроем, нашим зрелым отпрыскам? – спросила Юлька. По выражению ее лица, ответ напрашивался один и, по–моему, не вполне соответствующий потребностям наших «больших» детей.
– Я предлагаю позвонить по объявлениям, которые развесили по всему району.
– Ну, вот ты позвони, расскажешь нам, что к чему, а потом уже и решим, отпускать ли с Юрашей за компанию наших интеллектуально девственных детей, или нет.
На следующий день мы слушали краткий обзор учреждений дополнительного образования для детей раннего возраста нашего округа.
– Девочки, я все узнала. По объявлению ходить не надо. Я спросила, по какой программе они занимаются, так они как начали перечислять: буквы по таблицам Зайцева, то–се, чуть ли не урочная система, и за дополнительную плату – английский. Я говорю: зачем эти абстракции? Детям нужна предметная деятельность! Мы об одном возрасте говорим? А они: да–да, это у нас для полуторагодовалых. Открывшаяся на Ленинском игровая нам тоже не подходит. Там дети только играют, и все. Этого, я считаю, все‑таки недостаточно. В «Чудесном малыше» 45–минутные занятия вместе с мамами, там сразу несколько видов деятельности: и кукольный театр, и мелкая моторика, и потешки–хороводы. Но там за эти 45 минут такие деньги требуют, по–моему, совершенно, неоправданные. В общем, мы собрались в группу Монтессори, сейчас Юраше полезно с их пособиями позаниматься, а когда он подрастет, мы уйдем оттуда, ребенку нужна будет сюжетно–ролевая игра.
– Слушай, эта Монтессори для инвалидов все придумала! У моего мужа в газете писали, что нормальные дети от этой методики дебилами становятся! – Юлька, конечно, знала компрометирующие подробности о чем угодно.
– Ну, это полная ерунда, я тебе как специалист ответственно заявляю. – Мой диплом дефектологического факультета, оказывается, иногда мог сгодиться и в обычной жизни. – Закономерности развития у всех детей одинаковые, просто скорость разная, в зависимости от условий и обстоятельств, внутренних и внешних. А «просто играть» детям сейчас очень важно, – добавила я для Наташки.
Малина подошла только к концу этого разговора и внесла в него новую струю:
– А вы детей в сад‑то уже записали?
– Мали–и–ин! Им по полтора года! Какой еще сад? – Юлька явно повторялась.
– Ну, смотрите сами. Заведующая сказала, что уже много наших одногодок записали, можем и не попасть. Мы же как раз из волны беби–бума. Смотрите, девочки, пока вы тут тормозите, мест может не хватить.
– Все вопросы с нехваткой мест решаются у нас в стране одним способом – спонсорской помощью, – Юльку ничем нельзя было удивить или испугать.
– Я предпочту те же деньги потратить на развивалки и другие занятия, – отозвалась Наташка.
– Ну, на твоих развивалках ведь не научат пользоваться столовыми приборами? И есть, что дают, не капризничая. И постоять за себя, если обижают. И вообще, жить в коллективе! – Малина, кажется, исчерпала список плюсов, которые дал детский сад ее старшему ребенку.
– Зато там не 28 человек на одного педагога, и температура в комнате не +16° в осенне–зимний период, и сквозняков нет! – парировала Наташка. – А коллектив у нас и тут, на площадке, вполне приемлемый. В крайнем случае, готова рассматривать вариант частного детского сада, если на занятия будет некому водить.
Я помалкивала. С одной стороны, мне казалось, что садовским детям в школе адаптироваться значительно проще, чем домашним. С другой, хорошо помнила, как меня в саду били матрешкой по голове. С третьей, профессия логопеда давала некоторые надежды на мою частичную занятость и возможность пристроить Нюську в тот садик, в котором я стала бы работать. Дергаться раньше времени мне в любом случае не хотелось.
– Хорошо, если тебе повезет. А то в этих частных заведениях, я слышала, с безопасностью и с гигиеной проблемы бывают. Не говоря уже про то, что там нет штатного врача или даже медсестры, – проворчала Юлька.
– Зато у детей из государственных садиков с психикой бывают проблемы, а у их мам – с больничными.
– Ну, знаешь, всеми детскими инфекциями лучше в детстве переболеть. – Юлька с Наташкой дискутировали вдвоем, мы с Малиной только переводили взгляд с одной на другую, попутно делая детям куличики.
– Знаю, но вопрос с больничными, особенно, из‑за постоянных простуд, это не отменяет.
– Зато адаптация в школе потом сильно упрощается, когда полкласса уже знакомы.
– Ну, конечно, и когда всю мотивацию к учебе уже отбили «уроки» в детском саду!
– Девочки, вы меня простите, но, может, оставим этот разговор, а? Все‑таки нашим детям еще не завтра в сад идти, – мне быстро надоел их спор, – и даже с развивалками вопрос вполне ждет.
– Ладно, проехали, – поставила Юлька точку в разговоре.
Отдохнем
– Ну, девочки, с летом определились? – бодро завела разговор Наташка, докатывая свою часть снежной бабы. Липкий мартовский снег был как раз нужной консистенции.
– А чего с ним определяться? Как будто варианты есть! – отозвалась Малина. – Я в деревню к бабке, как всегда. Пусть дети молока парного попьют, гусей погоняют, на живых коров посмотрят, а то только в рекламе их и видят.
– О, нет, это не для меня. Мы как‑то про лето пока не думали, но, наверное, будем дачу искать. А ближе к осени сдадим детей свекрови и свалим куда‑нибудь в Турцию. Чтоб тепло, все готовое, пить–жрать–купаться и ни о чем не париться, – вступила Юлька.
– У нас тоже, в общем, все просто – поедем в нашу хибару под Феодосией. Кстати, приезжайте ко мне в гости, – предложила Наташка.
– Да ну его, этот Крым. Сервиса никакого, пляжи платные, в Черном море мусор плавает. Нет, это не для меня развлечение. Если так хочется самой стирать–убирать–готовить, уж лучше апартаменты снять где‑нибудь в Болгарии или Черногории. Объединиться еще с кем‑нибудь и отдохнуть в цивилизованной стране.
– Ой, девочки, как вы не боитесь с маленькими ехать? Это ж и самолеты, и вообще, климат менять! – Такой вариант был явно не по Малине.
– Подумаешь, самолеты? Одну–две новых игрушки в салон по пути туда и столько же в заначку на обратную дорогу, пара бутылок с водой, коляску в багаж, – и полетели. А всякую детскую еду, памперсы, любую одежду где угодно можно купить – глобализация! В общем, если очень хочется отдохнуть с ребенком, сейчас это не проблема. – Для Юльки вообще, по–моему, почти не было проблем. По крайней мере, неразрешимых. – Правда, какой это отдых, мне мои спиногрызы и тут уже выше крыши надоели. Отпуск хочу… от детей, от готовки, от уборки – от всего. Чтобы можно было спокойно ходить на всякие массажи, спа–процедуры, валяться в номере, и никто меня не трогал.
– А я стараюсь все‑таки в любую страну с собой брать все, что может понадобиться. Мало ли, что может случиться. Тем более, наша хибара не очень близко от города. Так что я и аптечку везу, и бассейн надувной, чтобы морскую воду греть для Юраши. В прошлом году он легко перенес перелет, гораздо лучше меня, – отвечала Малине Наташка. – Правда, тогда он грудной был. Ну, я думаю, в этот раз тоже все хорошо сложится. А насчет смены климата, мы всегда ездим на сорок дней, как педиатры советуют, чтобы был какой‑то толк, кроме раздергивания организма акклиматизациями.
– Да брось ты! Вся Европа давно ездит на моря с детьми любого возраста и на разные сроки, – как обычно, стала возражать Юлька. – Это только наши перестраховываются.
– Знаешь, мне так спокойнее. Тем более, пока есть возможность взять отпуск на полтора месяца.
– Нет, девочки это все не для меня. Я и языков, кроме русского, не знаю и, вообще, боюсь этих заграниц. Мало ли что, а я там одна, с двумя детьми… – отказалась от заманчивых картинок Малина.
– Зачем одной‑то? У меня полно знакомых ездят компаниями. Кстати, удобно. По очереди сидят с детьми. Можно спокойно ходить с мужьями на дискотеки, – отстаивала свое Юлька.
– На дискотеки бегать у меня совершенно желания нет. Муж тоже в отпуске хочет с сыном пообщаться, а то в году они, считай, только по выходным видятся. И мне из‑за работы не хватает времени с ними побыть. Будем ходить купаться, может, как‑нибудь в дельфинарий выберемся… – продолжала Наташка.
– Ага, а если случится, что врач нужен, ты тоже к дельфинам пойдешь? – В этот раз Юлька первая начала про медицину. – Ни страховки у тебя там, ничего нет. И до города из своей хибары еще фиг доберешься.
– Так у меня и в деревне условия такие же. За продуктами в поселок – три километра пехом. Автолавка исключительно раз в неделю, и то не все привозит. А за врачами только в райцентр на автобусе. Еще и мобильный плохо ловит, надо на крышу к соседу проситься, чтобы сигнал был. В том году намаялась, – поддержала разговор Малина, забирая у Тони ведерко для снеговика. – Но детям‑то хорошо. Воздух, речка. Экология! Ну и мне в земле ковыряться нравится.
Слушая девчонок, я поняла, что с рождением Нюськи окончательно разлюбила лето. Первый раз разочаровалась еще в школе, когда все разъезжались, а я оставалась скучать в городе. Второй – в минувшем году, когда провела три с половиной месяца на даче гошкиной бабушки. Слушая Малину, я поражалась тому, как, оказывается, некоторые спокойно и философски могут относиться к такому виду досуга и даже считать его отдыхом.
Я на даче страдала. Во–первых, там не было Гошки, а я без него вообще маловменяема. Он приезжал по выходным отсыпаться, и я мучилась, потому что хотела одновременно побыть с ним наедине, тоже поспать и уйти втроем куда‑нибудь подальше от его дражайших родственников. При этом его дедушка специально всю неделю копил хозяйственные дела, чтобы на выходных развлечься с любимым внуком. Так что муж спал, потом помогал деду, а я по–прежнему была приставлена к Нюсе без шансов отойти даже на шаг.
Во–вторых, на даче нам просто физически не хватало места. Ей–богу, я не ожидала, что одна маленькая принцесса и ее не такая уж крупная мать могут заполнить своими вещами столько пространства. Все, что оставалось на небольшой терраске от маленькой тахты, было завалено нашим барахлом.
Спать вдвоем с Нюськой было терпимо, хотя она перманентно норовила развернуться перпендикулярно мне и пихалась ногами. Но когда приезжал Гошка, становилось невыносимо: тесно, жарко, потно и совершенно мучительно в интимном плане. Всю неделю я ждала, когда же приедет мой ненаглядный, а в выходные по ночам (а также вечерам и утрам), я мечтала, когда же он, наконец, уедет.
В–третьих, там я остро страдала от одиночества и от чрезмерного общения одновременно. На даче, кроме нас, жила моя прасвекровь с мужем и их приятельница с мальчиком лет восьми, который либо играл в спайдермена и черепашек ниндзя там, где я выгуливала Нюсю в коляске, либо уходил куда‑то на улицу к другим мальчишкам, впрочем, ничем, кроме звонкого голоса, особенно не досаждал.
Вторую половину дома – за символическим заборчиком – занимала соседка с полуторагодовалой внучкой. Девочка быстро получила прозвище «Молекула» – полностью «Молекула Ртути». Она с дикой скоростью хаотически передвигалась по своему участку и каким‑то образом моментально оказывалась на нашем. Ее привлекала клубника, которую рвать категорически воспрещалось. Ее вообще тянуло ко всему, что было под запретом. Поэтому при появлении девочки у заборчика мне приходилось со сверхзвуковой скоростью бросаться на перехват. Чтобы минимизировать шумовой эффект, нужно было не только поймать, но и срочно отвлечь чем‑то эту «мелочь», пока ее не заберет бабушка. Это вносило дополнительное разнообразие в мою и без того увлекательную дачную жизнь.
Уйти куда‑нибудь так, чтобы никто не слышал мои разговоры по мобильному, было нереально. Так что хронический крик души «Заберите меня отсюда!» я давила в зародыше, урезонивая отчаявшийся внутренний голос тем, что младенцу нужен воздух. Так как событий почти не случалось, общение через смски теряло смысл за недостатком тем. Я изнывала от отсутствия бесед с друзьями и единомышленниками и ждала редких весточек от девчонок.
Зато общение со старшим поколением лилось через край. В доме были приняты совместные трапезы, так что меня будили к завтраку. Для этого просто начинали готовить; через картонные перегородки я слышала абсолютно все.
За столом меня экзаменовали по истории и современной политике, интересовались взглядами «нынешней молодежи» на религию и сельское хозяйство, социальное неравенство и кинематограф. Конечно же, со мной щедро делились пикантными моментами из детства и отрочества моего супруга, душещипательными подробностями конфликтов с его мамой и прочими накопленными за долгую жизнь семейными мифами и легендами.
Комментарии старших к современным методам взращивания младенцев неоднократно щекотали мои нервы: «Ты ведь педагог, ну, как же не понимаешь…», «неужели тебя не учили тому, как…», «современные врачи совсем разучились лечить, если считают, что…» Я мучилась, но в силу воспитания и определенного склада характера не шла на открытый конфликт, и только иногда шепотом жаловалась Гошке по выходным, что не могу больше держать ответ за всех и вся, всхлипывая тихонечко, чтобы через картонную стенку никто не услышал.
Звуки вообще были отдельной темой. Конечно, все понимали, что младенцы их издают. Но маленьким детям, если я случайно этого еще не знала, положено по ночам спать. Впрочем, днем тоже (видимо, им следует впадать в летаргию, если не повезло родиться немыми). А пожилым людям желательно устраивать сиесту после обеда, и в это время тоже должно быть тихо. Зубы, колики и прочее в дачной жизни не предполагались. Зато предполагались гости и праздники.
Дни рождения всей родни, годовщины Первого Поцелуя Прародителей и их бракосочетания, да вообще, хорошая погода, совпавшая с выходным днем – все это служило прекрасным поводом, чтобы поставить во дворе огромный стол и нажарить шашлыка для приехавшего неизвестно откуда народа. Сначала гости устраивали мне допрос с пристрастием: «Молока хватает? Спать дает? Зубы уже есть? Поворачивается?», потом делились своим богатым опытом воспитания детей, после чего забывали о нас, ликовали и громко выясняли между собой отношения далеко заполночь.
Нюся была образцовым младенцем, она спала в любой обстановке. Но я, увы, не обладала этим достоинством и спала довольно чутко, точнее, изначально не могла уснуть и маялась, лежа рядом с Нюськой, под звуки этих разборок. Свет включить я не могла, чтобы не разбудить дочку. Оставалось слушать комаров и считать дни до осени.
Я уверяла себя, что Нюсин нежный возраст в этих условиях – редкостное везение. Она не хотела ползать ни по дому, рискуя стать жертвой занозы, ни по двору, не желая исколоть руки–ноги и быть искусанной всеми ползающими насекомыми нашей полосы. Она не бегала, как «Молекула», не скандалила из‑за недоступной клубники и не пыталась лезть в муравейник. Она не устраивала истерик за обедом, за которые потом мне пришлось бы держать ответ перед заслуженным пенсионерским трио. Она была еще очень маленькой, в этом мне крупно повезло.
За лето я научилась готовить на плитке, мыть посуду разноцветными губками (каждому типу грязи соответствовала строго определенная мочалка) и досуха вытирать после этого раковину (чтобы тараканы не пришли на водопой). Я почти привыкла к тому, что купание младенца – ежедневный героизм. Я стала на автопилоте прятать от ос любые сладкие и сочные продукты на столе под миски, и уже профессионально ловила комаров в сумерках. В общем, я выдержала то лето. Но в итоге решила: больше на такое не пойду никогда. В конце концов, в жизни есть место подвигу. Одному. И я его уже совершила.
Так что теперь мы ищем варианты отдыха, которые позволят всем членам семьи накопить сил на остальной год. Потому что, как оказалось, из воздуха счастье не берется…
Лучшее – враг хорошего
После очередной Нюсиной истерики я дрожащими руками набирала смску: «Ya urod! Ne mogu byt mamoi! Bednaya Nusya!» Верная Светка быстро оценила ситуацию: «Posle raboty budu. Zhdi».
К вечеру я испекла фирменный пирог – на этот случай у меня всегда лежала в морозилке пачка маргарина и замороженная вишня. Муж после чая был отправлен на выгул дочери, а мы со Светкой начали домашний сеанс психотерапии.
– Ну, что, критические дни? – спросила она.
– Да у меня каждый день сейчас критический! Ощущаю себя недочеловеком из‑за того, что не испытываю хронического блаженства от вида драгоценной крошки. В книжках и журналах пишут о том, как стать прекрасной матерью. А ко мне приходит острое чувство неполноценности, когда сравниваю этот идеал с реальной собой…
– Отлично, давай так. Возьми лист бумаги и напиши, какие, по–твоему, должны быть признаки у идеальной матери и какие – просто у хорошей.
Я послушно выполнила. Получилось вот что:
Идеальная мать идеально выглядит. Она ухаживает за собой и на нее приятно посмотреть, где бы она ни была, от кухни до песочницы.
Идеальная мать – идеальная хозяйка. У нее всегда приготовлена еда для всех членов семьи, прибрано все, включая игрушки, которыми ребенок в данный момент не играет.
Идеальная мать – идеальный педагог. Она все время придумывает что‑то увлекательное, в игровой форме обучает ребенка всему с ее точки зрения важному, развлекая его и развивая. Она умеет изобретать игры для любых жизненных ситуаций: для супермаркета, чтобы ребенок там не заскучал, для лечения, чтобы оно шло веселее. Идеально создает условия для идеального решения ребенком возрастных задач.
Идеальная мать идеально информирована. Она читает всю популярную литературу для родителей, всегда в курсе, что читать стоит, а что не заслуживает внимания, знает отзывы обо всех детских учреждениях в округе, является ходячим медицинским справочником и большой советской энциклопедией в одном флаконе.
Идеальная мать сама идеально создает проблемы и сама идеально их решает.
Идеальная мать – идеальный менеджер. Она выбирает оптимальный способ решения любой проблемы и организует по высшему разряду все, от детского праздника до поиска няни, в полном соответствии с потребностями, задачами и ресурсами.
Идеальная мать – идеальный собеседник. Ей всегда важно, о чем говорит ребенок, и она уделяет ему 100% своего внимания. Она слушает и слышит своего ребенка, готова поддержать беседу на том уровне, который требуется ему в данный момент.
Идеальная мать – идеальный дипломат. Она в любой ситуации может договориться с ребенком.
Идеальная мать идеально позитивна. Она идеально выражает свои чувства в соответствии со всеми правилами конфликтологии, всегда оптимистична и конструктивна.
Идеальная мать идеально самореализована. Неизвестно, где и когда, но она полностью реализует себя в профессиональном качестве
Идеальная мать идеально к себе относится, она идеально знает свои достоинства и недостатки, принимает их, очень себя за них уважает и внушает такое же отношение к себе остальным. Радуется своей идеальности, отраженной в глазах окружающих.
Да уж, такая идеальная, что тошно становится… Перейдем к просто хорошей:
Просто Мать просто хорошо выглядит в том, в чем ей в данный момент комфортно.
Просто Мать убирается и готовит тогда, когда у нее есть на это силы и желание.
Просто Мать может быть креативной тогда, когда к ней приходит Сказочная Муза. И запросто может не быть таковой все остальное время.
Просто Мать никак специально не развивает ребенка, а просто живет с ним рядом.
Просто Мать не знает всего на свете, но знает, у кого что спросить, если понадобится.
Просто Мать часто идет путем наименьшего сопротивления.
Просто Мать чаще всего позитивна по отношению к ребенку, но может накричать и шлепнуть его.
Просто Мать занимается с ребенком тем, что ей самой интересно.
Просто Мать уделяет себе то время, которое ей нужно для хорошего самочувствия, оставшееся же уделяет ребенку.
Просто Мать может заставлять ребенка и манипулировать им, но редко это делает.
Просто Мать знает свои достоинства и недостатки, старается развить первые и перерасти вторые, и ей плевать на то, как это выглядит в чьих‑либо глазах.
Светка быстро проглядела глазами оба описания.
– Слушай, ну, это же просто робот какой‑то, первая. А вторая – нормальный живой человек.
– Ага, кстати, почему‑то первая оказалась очень зависимая от мнения окружающих, а вторая – нет…
– Ты еще подумай, каково ребенку с такой идеальной матерью. Представляешь, знать, что твоя мама – богиня. Это же автоматически налагает на него колоссальную ответственность: быть идеальным ребенком.
– Я бы из чувства протеста такого натворила..
– Вот–вот. Хорошо, если так. А то ведь пыталась бы достичь подобной безупречности, понимая, что это абсолютно безнадежно. Короче, прямой путь к неврозу.
– Слушай, но ведь пишут…
– Пишут разное. Некоторые, например, пишут, что ребенку нужна «достаточно хорошая мать», а не ходячее совершенство. Пойми, ты, такая, какая есть, – самая лучшая мама для своей Нюси. Ей не нужна журнальная картинка или послушная исполнительница инструкций из книжек. Знаешь, некоторые верят, что дети заранее выбирают себе родителей. Значит, Нюся выбрала тебя по каким‑то качествам, и именно они ей нужны, чтобы вырасти. Я не призываю тебя наплевать на все знания по детской психологии и педагогике и пуститься во все тяжкие. Я просто предлагаю тебе попробовать принять себя такой, какая ты есть. Далеко не худший вариант матери, уж поверь мне.
– Но ведь я знаю, что бывают лучше!
– А почему ты думаешь, что они подошли бы твоему ребенку? И с чего ты взяла, что они абсолютно идеальные?
– Как, ну, я же вижу…
– Ты не круглые сутки их видишь. Понятно, что на людях все больше сдерживаются.
– Хочешь сказать, идеальных не бывает?
– Хочу сказать, что у любой медали есть обратная сторона. И перфекционизм может привести далеко не к самым привлекательным результатам. Потому что это постоянное напряжение и зависимость от внешней оценки. В какой‑то момент эта бомба может рвануть – не психикой, так соматикой.
– Ну, ладно уж пугать…
– Действительно, давай лучше о тебе, а не о других. Есть ты, и есть твоя дочка. Попробуй‑ка почитать книжки…
– Я читала! Там пишут, как правильно действовать!
– Какие вы интересные, педагоги… Все у вас делится на правильно и неправильно. И книжки у вас обязательно должны быть поучительными...
– А ты что предлагаешь?
– А я предлагаю тебе другие книжки. Про чувства. Про то, что испытывать боль, гнев, обиду, страх – нормально. Для всех нормально, для мам, в том числе. И не надо за это есть себя поедом. У тебя бывают выходные?
– Какие выходные, о чем ты?
– О том, что если круглые сутки находиться с одним и тем же человеком, даже самым любимым, рано или поздно можешь его возненавидеть. Ну, или себя, если быть такой, как ты, и так смачно себя винить во всех возможных грехах.
– Ну, вот подрастет Нюська, пойдет, наверное, в сад…
– Да я тебе не о том, куда она пойдет, а о том, чтобы ты планку требований к себе снизила до реальной высоты. И замечай, пожалуйста, что ты делаешь, а не только то, чего ты не делаешь.
– Легко тебе говорить…
– Ну, у нас же с тобой тут не долгосрочная психотерапия, а так, оперативная промывка мозгов. Захочешь подробнее разобраться в том, откуда у тебя такие тараканы в голове, и чего тебя так сносит на перфекционизм и самоедство, дам телефончик.
– Дорого, небось…
– Нравится сходить с ума – пожалуйста, никто не заставляет. А здоровье, включая психическое, в общем, штука довольно ценная. И хрупкая.
– Ладно, спасибо, подумаю…
В песочнице я решила эту тему не поднимать, все‑таки у каждого свои идеалы. Наташка, наверняка, тянулась к каким‑то другим образцам, нежели я, не говоря уже про остальных девчонок. То, что у каждой красивой картинки была своя изнанка, почти не вызывало у меня сомнений. Зато однажды мы с девочками разговорились о том, какими хотим видеть наших детей в будущем.
– Ой, я точно знаю, – неожиданно резво отозвалась Малина, делая очередные куличики. – Значит, так. Высшее образование, чтобы потом в офисе работали, пусть к 25 годам уже будет семья и хотя бы к 30–ти внуков мне нарожают! Ну, хотя бы по одному! И, конечно, чтоб здоровые, физически и психически, не надо нам никаких отклонений и извращений..
– То есть Чайковского, Ван Гога или Достоевского ты из Алеши вырастить не хочешь, – ехидно начала Юлька, выкапывая под одной из стенок песочницы туннель на волю.
– Почему? – резвости хватило ненадолго, малинин мозг забуксовал.
– Потому что Чайковский был геем, Достоевский – эпилептиком и азартным игроком, а Ван Гог далеко не образец психического здоровья.
– Да этих великих, кого ни возьми, все они странные, – защищалась Малина. – Ну их, правда!
– Кстати, Рокфеллер даже среднего образования не получил, – продолжала бить Юлька.
– Ты еще Эйнштейна вспомни! – отозвалась Наташка с горки.
– Ну, девочки, согласитесь, это же исключения. Далеко не все двоечники становятся крупными бизнесменами или, тем более, учеными. Так что это не очень корректные примеры, – я попробовала их слегка успокоить.
– А программировать заранее личную жизнь своего ребенка – это корректно, по–твоему? – расходилась Юлька. – Толстого, оказывается, неправильно растили – женился уже сильно за 30!
– Насчет семейной жизни не скажу, а вот против успешности не возражала бы. – Дошла до песочницы Наташка. – По–моему, стремление быть лучшим очень даже неплохое. Пусть достигнет чего‑нибудь такого, чем я потом смогу гордиться. – Вспомнив Светкины разговоры про перфекционизм, я прикусила язык.
– Пусть самостоятельными хотя бы вырастут! – опять прорвало Малину. – А то ведь невозможно, все за них делать надо! Только подставляют: руки – чтоб одели, нос – чтоб вытерли, рот – чтоб накормили, горшок – чтоб вынесли… Ну, сколько можно!
– Да сколько тебе говорить? Как же дети вырастут самостоятельными, если они этому не учатся? Все за них делают, как нарочно, чтоб они без мамочки ничего не могли, и еще возмущаются! – опять напала Юлька.
– Ну, а что ты предлагаешь? Составить список желаемых качеств у ребенка в будущем и целенаправленно их развивать? – вчерашняя таблица еще не выветрилась у меня из головы.
– Да хоть бы и так! А то вон у Катерины в школе постоянно слышу, что дети должны быть послушные, исполнительные и все такое, а когда смотришь где‑нибудь описания вакансий, сплошь требуют инициативность, умение принимать решения и брать на себя ответственность! А откуда это возьмется‑то?
– Ну да, своими руками себе будущие проблемы создаем… – меня не отпускал мрачный настрой.
– Что‑то мы определенно закладываем… Знать бы еще, что, – Наташка сегодня была лирична.
– Ага, воспитываешь, воспитываешь, а потом в школе дурная компания – и привет! – разошлась Малина.
– А надо тщательнее выбирать ребенку школу! – тут же отреагировала Наташка.
– Девочки, да никакая школа не поможет, если головы на плечах нет! У меня вон у приятельницы дочка училась в физматлицее, отличница была, без блата поступила на физфак. А потом как захипповала! Из дома ушла, ночует у друзей, не хочет делать вообще ничего! – наставляла опытная Юлька.
Я, как обычно, предпочла не лезть со своими мыслями. Но вспомнила, что когда Нюська была еще совсем маленькой, кто‑то из родственников меня спросил, какой я хочу видеть ее в будущем. Тогда я подумала, что, наверное, мама должна принимать детей любыми. Независимо от политических или религиозных взглядов, сексуальной ориентации и семейного положения, от успехов и ошибок. Только одно мне трудно принять – тупое следование за толпой. Так что я ответила: «Думающей». Я верила, что готова принять любой выбор, если он действительно будет именно ее выбором, а не чьим–то.
Сейчас я, наверное, менее категорична. Я полагаю, что Нюсины успехи – только ее, как и неудачи. Ей может нравиться офис, мастерская или орнитологическая станция. Вероятно, она захочет попробовать себя в балете или дизайне, в юриспруденции или сельском хозяйстве. Кто знает, не исключаю, что ее увлечет борьба против принятых в обществе ценностей, и она ударится в революцию или станет дауншифтером. Или вдруг она окажется честолюбивой карьеристкой. Может, когда она вырастет, я про это забуду. Но сейчас я хочу только одного: чтобы моя дочь была счастливой и жила в согласии с собой.
По кругу
Как‑то мы с девчонками в очередной раз стали обсуждать мужей.
– Он хочет, чтоб у меня была фигура, как у девочки! – поджав губы говорила Наташка.
– А моему вообще ничего не надо! Вечером приходит с работы, поест и спать! Ни со мной, ни с детьми вообще почти не разговаривает! А все выходные сидит с пивом у телевизора, как приклеенный! – кричала Малина на всю площадку.
– Да тише ты! – цыкнула Юлька. – Моим про от<