Может ли убийство быть оправданным? 5 глава




Максима Горького поставили руководить новой и одной из немногих незапрещенных газет «Новая жизнь». Эта «Новая жизнь» постоянно нахваливала большевиков, особенно в последние десять дней перед Учредительным собранием. Максим Горький говорит тогда в своей газете: «Совнарком пребывал эти дни в сильном беспокойстве. Пришли новости, что Преображенский и Семёновский полки решили поддержать большинство Учредительного собрания и будут участвовать в демонстрации под лозунгом «Вся власть Учредительному собранию!». Те же тенденции - и во Втором Балтийском полку».
Тревога охватила всю большевистскую власть. Комиссар Кузьмин, начальник всего военного гарнизона Петрограда подтвердил всю шаткость военной силы, находящейся в его распоряжении.
А что же насчет жителей Петербурга? Жители Петербурга полностью поддерживали Учредительное собрание. В дни, предшествовавшие октябрьскому перевороту, а также во время и сразу после его, петербуржцы были сконфужены и апатичны вследствии раздражения, вызванного пассивностью Керенского и отсутствием всякой надежды на восстановление порядка. Теперь же они были твёрдо на стороне Учредительного собрания. Рабочий класс, ремесленники, торговые люди, студенты, женщины – все были готовы защитить первую русскую конституционную ассамблею. Большевики прекрасно это знали, и не смотря на то, что они установили военное положение и закрыли все газеты, они понимали, что власть их еле держится. Не было никакого сомнения, что люди уже были очень недовольны большевистскими методами.

* * * *

Четыре недели лихорадочной активности нашей военной комиссии принесли свои результаты. Наши планы на 5 января были практически готовы. По мере приближения собрания у нас появлялось всё больше энтузиазма. 3 января мы ещё раз прикинули ситуацию. Власть была в руках большевиков, но ещё не окончательно. Они получили некоторое количество мест от Петербурга, но это не означало, что люди проголосовавшие за большевиков, были против Учредительного собрания. Многие люди и отдали свои голоса большевикам потому, что у них были лозунги «Немедленного мира» и «Немедленного созыва Учредительного собрания». Парадокс ситуации и состоял, как раз в том, что многие избиратели, проголосовавшие за большевиков, полностью поддерживали Учредительное собрание. Франко-Русский сталелитейный завод, а также Измайловский и Литовский полки, поддерживающие большевиков, в тоже время были против вмешательства в дела Учредительного собрания. Всякий раз, когда большевистский оратор пытался коснуться Учредительного собрания, раздавались возгласы: «Руки прочь от Учредительного собрания!».
По нашей оценке, за исключением боевиков Троцкого, и разного сброда, насчитывающих от десяти до пятнадцати тысяч человек, ни у кого не было никакого намерения атаковать Учредительное собрание. А каковы были настроения в лагере большевиков? Многие из них готовились бежать из города в преддверии победы Учредительного собрания. Все документы большевиков, опубликованные впоследствии, подтверждали их критическое положение.
Оценка нашей комиссии показывала, что шансы приблизительно равны. С нашей точки зрения, победа Учредительного собрания зависела от готовности участников бороться за само его существование. Для всех людей, кроме социал-революционных парламентариев с Болотной улицы было ясно, что судьба Учредительного собрания решиться на улицах Петербурга, а не в Таврическом дворце. Мы тщательно рассмотрели свои планы на 5 января, и как всегда Васильев снабдил нас информацией о планах большевиков. Он доложил:
- Большевики осознают трудность своего положения. Они реалисты и ожидают демонстрацию не менее двухсот тысяч человек в поддержку Учредительного собрания. Они решили разогнать её. Однако у них нет регулярных войск. Поэтому они решили мобилизовать все имеющиеся в их наличии силы, примерно двенадцать-пятнадцать тысяч человек, и сделать вооружённый кордон вокруг Таврического дворца. Очень продуманная тактика. Все прилегающие улицы будут заполнены красными дружинниками, пропускаться будут только члены Учредительного собрания. Вы понимаете вообще насколько это умный план?
Мы все ясно это видели. Большевики намеревались изолировать Учредительное собрание от всего остального города и не только, таким образом, лишить его городской поддержки, но и фактически сделать депутатов узниками в своём Таврическом дворце.
- И это ещё не всё, - продолжал Васильев. - Большевики понимают, что их успех зависит от того, насколько в демонстрации будут принимать участие невооружённые люди. Поэтому Ленин оказывает сильное давление на Чернова, чтобы в демонстрации принимали участие только невооружённые демонстранты.
- Я отказываюсь этому верить, – сказал член нашей комиссии Сургучёв.
- Во всяком случае, наш план ясен, - резюмировал Васильев. - Мы должны прорвать кордон и позволить людям подойти к Таврическому дворцу.
Мы все согласились. Наш план был прост: самая широкая улица, ведущая к Таврическому дворцу, это Литейный проспект. Наши два полка, расположенные у Фонтанки, образуют клин демонстрации. Бронированный дивизион, поможет полкам пробиться через большевистские кордоны к Таврическому дворцу. За ними пойдут люди. Многие профсоюзы, гражданские и ремесленные организации изъявили желание принять участие в демонстрации. Когда Таврический дворец будет освобождён, то Учредительное собрание получит возможность работать в нормальной обстановке. К сожалению, мы не видели просчётов в нашем плане.
В то время как наша военная комиссия пыталась мобилизовать силы на защиту конституционного собрания, жизнь на Болотной улице текла своим чередом. Один за другим вырабатывались проекты будущих законов, и если бы Учредительное собрание выжило, то как знать, быть может, наша страна получила бы прогрессивное законодательство. Например, был выработан обширный закон по всеобщему образованию, затем новый закон о землевладении, который совсем по другому распределял землю в стране, и который был выработан с мельчайшими подробностями. Существенная автономия предоставлялась различным национальным областям России. Общее предположение было такое, что страна как бы приобретала форму новых Соединённых Штатов России. И люди, которые всё это составляли, уже мнили себя входящими в историю «отцами-основателями нации» по образу и подобию «отцов-основателей» Америки. Право на частную собственность было сохранено и были выражены надежды, что частная инициатива быстро разовьёт промышленность и коммерцию. Делегаты выказали мало интереса к тому, что пыталась сделать наша оборонная комиссия. Казалось, они полностью отрешились от всего того, что происходило в городе.
Мы были в приподнятом настроении, когда собрались на квартире Васильева вечером 3-го января и делегировали Сургучёва доложить наши планы президиуму и получить окончательное добро. Он возвратился поздно ночью. Мы сразу поняли, что что-то случилось. Он был мрачен и молчал.
- Всё потеряно, – сказал он наконец. - Васильев был прав. Чернов, потакатель, под давлением Ленина согласился продать нас на корню.
И он объяснил, что в связи с тем, что основных лидеров партии правых социалистов большевики пересажали, этот Виктор Чернов оказался вдруг в лидерах партии. Он сразу завозражал против принятия участия в демонстрации вооружённых людей. «Мы должны избегать всех враждебных актов, которые могут вызвать неудовольствие большевиков. Мы должны демонстрировать наше стремление кооперировать с ними. Мы ведь также являемся и их представителями, и это наша задача начертать будущее России» - разглагольствовал Чернов.
Большинство скрытых агентов в президиуме и в национальном комитете согласились с Черновым. Некоторые отказались даже допустить саму возможность, что большевики конспирируют за спиной Учредительного собрания. «Это авантюра, эта вооружённая демонстрация, - настаивал Марк Вишняк, который был генеральным секретарём бюро. - Это может испортить всё открытие конвенции. Нас избрали, чтобы представлять законы, а мы чем тут будем заниматься?» - продолжал он.
Чернов уверил всех, что дескать, Ленин довёл до его, Чернова, сведения, что никаких посягательств на Учредительное собрание не будет.
- Кто конкретно сказал вам об этом? – сердито спросил Сургучёв Чернова.
- Мартов и Натансон информировали меня о данной позиции Ленина.
- Это что было официально объявлено? - настаивал наш делегат.
- Да, более или менее, и если вы хотите знать, я сам попросил их выяснить это у Ленина, – признался Чернов. - Ленин не имеет никаких задних планов в отношении Учредительного собрания. Всякая вооружённая демонстрация спровоцирует конфликт с властями большевиков. Мы должны избежать этого любой ценой.
Напрасно старался Сургучёв защитить наши планы. Он обрисовал мрачную ситуацию в Петербурге. Он указал на развёрнутую большевиками кампанию против Учредительного собрания, на аресты депутатов, концентрацию вооружённых банд вокруг Смольного и полное запрещение оппозиционной прессы. Но все эти доводы не произвели никакого впечатления на президиум ассамблеи. Было принято решение, что участникам демонстрации не разрешается приносить с собой оружие на демонстрацию.
- Невооружённые солдаты и гражданские лица, конечно, приветствуются, – заключил Чернов.
- Вам мало было уже одного урока, – закричал Сургучёв. - Вы получите горький урок послезавтра. Вы слепы как кроты. Разве вы не понимаете, что вопрос между большевиками и демократическими партиями будет разрешён не в Таврическом дворце, а на улицах Петербурга?
И он ушёл, не попрощавшись. Мы были раздавлены решением. Невероятно! Было ясно, что все надежды на демократию перечёркнуты одним наивным решением Вишняка, Чернова и им подобным. Однако, нам, вроде, как надо было подчиниться, и мы подчинились.

* * * *

После того, как с этих событий прошли дни, недели и месяцы, когда мы подчинились решению Центрального Комитета партии, меня постоянно мучило растущее чувство вины. Это чувство вины и ощущения собственной слабости, отсутствия лидерства и мужества. Как председатель оборонной комиссии Учредительного собрания, моей обязанностью было игнорировать запрещение президиума ассамблеи и осуществить тот план, который мы задумали. Это была моя обязанность, мой долг 5 января привести войска, верные демократии, и рассеять кордон красных наёмников, окружавших Таврический дворец. Конечно, был риск, но и, конечно. Были хорошие шансы. Ведь события, происходившие 5 января, явно показывали волю народа, но я не оправдал надежд. Я упустил возможность предотвратить захват власти большевиками и установление режима уничтожения русского народа. Нет оправдания моей пассивности. Довод, что, дескать, у меня не было высокой должности в партии, отвергается моей совестью. Как человек, глубоко верящий в демократию, я был обязан руководствоваться моими убеждениями. И даже теперь, спустя столько десятилетий с момента разгона Первого Учредительного Собрания 5 января 1918 года, моё чувство личной вины я ощущаю также остро, как и тогда, пятьдесят лет назад.


«Серая Шинель».


Было очень холодно, этой декабрьской ночью. Васильев и я шли по набережной Невы. Стояла полночь. Река была покрыта толстым слоем льда и полуметровым слоем снега. Улицы были пустыми, за исключением нескольких извозчиков, развозящих припозднившихся людей по домам. Мы находились в угнетённом состоянии, если не сказать, в отчаянии после проведения вечера с делегатами на Болотной улице.
- Я не могу понять, – пробормотал мой друг, прикрывая рот ладонью, чтобы не застудить горло.
- А кто может?
- Революционеры…, славные революционеры русской революции! А теперь, как дети, играющие в парламентские игры.
- Может быть, они выдохлись. Устали от всех этих лет, проведённых в ссылке и тюрьмах.
- Слабое оправдание, – горько заметил Васильев.
- Может, они старые. Они намного нас старше?
- Может быть. Во всяком случае, всем им за сорок.
- Ну не всем, но большинству.
- Террористы, которые ждали смертной казни. А теперь – как ягнята.
- Ну что мы можем сделать? – воскликнул я в отчаянии.
- У меня есть идея, – ответил мой друг.
Мы приближались к Дворцовому мосту.
- В этом богом забытом городе нет ни одной газеты, которая бы не принадлежала большевикам. Мы должны иметь независимую газету, которая будет говорить свободно и громко, и атаковать тиранов.
- Мечты, мой друг. Они закроют её прежде, чем она выйдет.
- Не обязательно, если это будет подпольная газета, издающаяся в одном из полков, у нас есть шанс.
Так родилась знаменитая газета «Серая Шинель». Целых три недели «Серая Шинель» бесстрашно атаковала большевиков. Это была единственная независимая газета в те дни.
Издателями были объявлены солдатские комитеты Преображенского и Семёновского полков. Главный редактор был Борис Петров, рядовой Семёновского полка. Я был, собственно, редактором. Моё знание печатного дела существенно помогло мне в этом предприятии. Но главным двигателем всё равно был Васильев. Он отвечал за распространение. Он раздобыл несколько армейских грузовиков, и только тираж был напечатан, он тут же развозил его по разным местам. Газета продавалась на заводах, в казармах, в ресторанах и везде, где удавалось продать, не рискуя быть схваченным. Наша газета была откровенно антибольшевистской. Мы подчёркивали важнейшую роль Учредительного собрания в судьбе нашей страны. Мы обнародовали планы большевиков силой разогнать Учредительное собрание. Мы раскрывали глаза людям на то, что большевики являются реакционерами и их вся цель - это ничем не ограниченная власть.
Успех газеты был фантастический. Все десять тысяч копий продавались за несколько минут, хотя цена поднялась до нескольких рублей. Второй выпуск мы увеличили до двадцати тысяч копий. Газета «Правда» сразу напала на нас, разоблачив нас, как капиталистических холуёв. Мы прекрасно понимали, что если бы не прикрытие военной силы двух полков, нас бы схватили в первый же день. С силой двух полков большевиками ещё приходилось считаться. Поэтому мы решили не заниматься самоцензурой, а кричать что есть силы. На третью ночь они, однако, прислали отряд бывших моряков и конфисковали весь третий выпуск.
Но мы на этом не сдались. Мы нашли ещё одну типографию и продолжили выпуск под названием «Простреленная Серая Шинель» Мы усилили нападки на большевистское правительство. Мы обвинили их в подавлении прессы и использовании диктаторских методов. Однако теперь мы соблюдали меры предосторожности. Дежурный отряд от обоих полков круглосуточно охранял нашу типографию на улице Чернышёва.
Эти дни и ночи мы были в состоянии лихорадочной активности: Петров, Васильев и я. Вместе с тремя другими солдатами, которые были раньше журналистами, мы всё время писали заметки. Один из нас рисовал хорошие карикатуры. На одной из карикатур Ленин сидел с короной на царском троне и говорил: «Я есть диктатура пролетариата». А безногий солдат спрашивает его: «А сам то пролетариат где?». А Ленин отвечает: «Меня это не интересует. Главное – это вывеска».
Спрос на газету всё возрастал. Теперь она продавалась солдатами из обоих полков и по понятным причинами было только немного попыток помешать её распространению. Но после того как вышло двенадцать выпусков и тираж достиг сорока тысяч экземпляров, большевики решили предпринять энергичные меры. Второго (2) января Крыленко, который, несмотря на его фамилию, не был украинцем, а был одним из большевистских лидеров и тестем Макса Истмана, известного троцкиста из Америки, этот Крыленко (кличка «Абрам») появился в казармах Семёновского полка и созвал митинг. (Прим. Пер.Дочь Крыленко, Елена Крыленко-Истман, художница, умерла в 1956 году, будучи замужем за американским троцкистом Максом Истманом жила в Америке. Макс Истман (Max Eastman. (1883-1969) автор многих троцкистких книг и статей, например «Конец социализма в России». 1938).
Крыленко был отличный оратор. Я помню его еще с тех времён, когда я учился в Петербургском университете. Он хорошо владел искусством демагогии. Он говорил сердито и не контролировал себя. Он обвинил полк в том, что он приютил врагов пролетариата и пособников мировой буржуазии, то есть нас. Он назвал нашу газету грязным листком, который настолько грязен, что его нельзя даже использовать в сортирах. «Вы хотите быть в рабстве у кровожадных международных банкиров? - вопрошал он, сам являясь агентом этих самых банкиров.
- Тогда закрывайте вашу антипролетарскую газету!».
Но Крыленко сделал одну большую ошибку, он начал угрожать в случае, если полк не повинуется. Это вызвало отрицательную реакцию солдат, которые под конец речи освистали его.
Затем выступил Борис Петров, редактор. Он не был оратором. Он говорил очень просто и без обиняков. Он признал себя главным редактором и протестовал против гнусных обвинений Крыленко:
- Кто вы, собственно говоря, такой Крыленко, чтобы учить нас и угрожать нам? Вы узурпировали власть и закрыли все газеты, кроме своей собственной. Всё, что вы говорите о нас, ложь от начала и до конца. Сегодня вы говорите одно, а завтра вы говорите другое. Вы используете лозунги, рассчитанные на полностью не информированных людей. Вы считаете, что мы сами вообще ничего не понимаем. Что это за ваши обвинения про международных банкиров? Что они Семёновскому полку деньги дают? Они вам, большевикам, деньги дают. С вами, большевиками, тут всё ясно. Более трёх месяцев вы требовали созыва Учредительного собрания, имея виду свержение демократического правительства. Выборы вообще произошли под вашим руководством и давлением. Я сам свидетель того, как ваши люди фальсифицировали результаты выборов в свою пользу. Я лично знаю ситуации, когда тыловые армейские подразделения, находящиеся под вашим контролем, объявляли в четыре раза больше избирателей, чем у них в действительности есть солдат по штатному расписанию. И, несмотря на всё ваше жульничество, вы проиграли выборы. И теперь вы хотите разогнать силой Учредительное собрание, избранное народом. А когда нашлись ещё мужественные люди в этом полку, готовые защитить своё, да, именно своё Учредительное собрание, вы, Крыленко, осмеливаетесь угрожать им, как будто они уже ваши рабы. Постыдились бы, Крыленко!
Единодушно Семёновский полк решил продолжить публикацию газеты и обеспечить ей полную охрану. Эти ночи в типографии, эта работа под прикрытием пулемётов от возможной атаки большевиков, теперь вспоминаются как удивительное время. Замёрзшие окна, метровый снег, покрывающий площадь. В типографии, которая обогревалась только одной «буржуйкой», было очень холодно. Потребляя огромное количество горячего чая, чтобы согреться, мы горячо обсуждали проекты статей и карикатур. Наибольшим успехом пользовались карикатуры.
- Что вы думаете об этой карикатуре?
И Сергей, художник, показывал нам карикатуру на Камкова, левого социалиста, с длинным хвостом и на четырёх лапах, лижущего руку Ленину. «Пошёл прочь, пёс! Ты больше мне не нужен», – говорил Ленин.
- Отлично! Камков будет вне себя.
К четырём часам утра наша четырехстраничная газета сходила с типографского станка. Мы тут же будили охранявших нас солдат и читали газету им. Нам нужен был их отзыв.
- Хорошо, хорошо… - говорили солдаты.
Когда мы, таким образом, получали добро, мы были уже готовы распространить газету.

* * * *
Второго янаваря вместо «Серой Шинели» вышла уже «Простреленная Серая Шинель. Последний выпуск «Простреленной Серой Шинели» был свёрстан ночью 4 января, а 5 января газета прекратила своё существование вместе с разгоном Учредительного собрания. Этот выпуск был составлен нами в состоянии полного отчаяния. Половина первой страницы была набрана огромными буквами: «Да здравствует Учредительное собрание!». И в самом низу страницы в чёрной рамочке объявление: «Революционный пыл умер».
Много позже мне сказали, что Виктор Чернов, когда ему показали последний выпуск «Простреленной Серой Шинели» сказал:
- Соколов поссорил меня с Лениным.

* * * *


Васильев был арестован утром 5 января, когда распространял последний выпуск газеты около Варшавского вокзала. И я тоже ожидал ареста каждый момент.

 


Уничтожение русской интеллигенции.

События 5 января (по старому стилю и 18 января по новому), как я описал их в «Архивах», и как они описываются в этой главе, рассказаны почти одинаково Марком Вишняком, который был секретарём собрания, в его книге «Всероссийское Учредительное собрание».

* * * *

Этот день был облачный и холодный. Город, покрытый толстым слоем снега, был в мрачном и сердитом настроении. Лица прохожих были обеспокоены. То тут, то там небольшие группы людей двигались в сторону Невского проспекта. Группа рабочих и служащих шла с плакатами. Все плакаты имели одинаковую надпись: «Да здравствует Учредительное собрание!». Среди сотен плакатов и транспарантов я не видел ни одного в пользу разгона Учредительного собрания. Много невооружённых солдат и матросов примкнули к шествию, и люди скандировали: «Долой большевиков!».
При подходе к Невскому проспекту народу стало больше. Настроение участников демонстрации было на грани возмущения. К одиннадцати часам дня толпы заполнили не только Невский проспект, но и все улицы, ведущие к Таврическому дворцу. Сотни транспарантов с надписью «Долой большевиков!», «Долой тиранов!» медленно двигались в сторону Таврического дворца.
Авангард демонстрации достигли красного кордона, находившегося на Литейной улице. Этот кордон был маленьким, не более пятидесяти вооружённых большевиков. При виде движущейся на них огромной толпы они не выдержали и скрылись, но тридцать метров дальше уже более многочисленный отряд «прибалтов» перегораживал путь. Между ними и толпой не было ни каких баррикад, только стояло двадцать пулемётов. Толпа в тридцать тысяч человек встречалась с пятьюстами головорезами, специально экспортированными Троцким из Америки. Когда расстояние между толпой и кордоном уменьшилось до пятнадцати метров, нью-йоркские гангстеры открыли огонь, целясь в тех, кто был со знамёнами и плакатами. Студент из Технологического института, ведущий группу своих коллег, был убит моментально. Два рабочих с завода «Треугольник» упали, серьёзно раненные, но всё еще держали транспарант «Долой убийц демократии!» Толпа в панике подалась назад, оставляя десятки убитых и раненных. Однако, всё новые толпы людей, идущих со стороны Невского проспекта, напирали вперёд. Боевики, подкреплённые отрядом дизертиров-моряков, открыли смертельный огонь на поражение. Теперь основные потери несли рабочие Обуховского завода, известного за его демократические тенденции. Известный член кооперативного союза рабочих Логунов был ранен в грудь, и около двадцати рабочих и зевак было убито или ранено. В этот раз толпа уже не смогла противостоять огню, медленно она откатывала назад. То тут, то там раздавались возгласы: «К оружию! К оружию!». Старый рабочий в треуголке сказал мне: «Если бы у нас был хотя бы маленький отряд солдат, мы бы легко смяли этих жидов».
Но на стороне демонстрации не было никакой военной силы. Еврейские лидеры русской демократии запретили всякое оружие на стороне демонстрации. Я оказал первую помощь Логунову и помог занести его в частный дом. Он ещё дышал, но потом умер от внутреннего кровотечения. Я оставил его и вышел на улицу.
Расстояние между нью-йоркскими боевиками и демонстрантами было около шестидесяти метров. Обе стороны оставались пассивными, как будто, ожидая нового развития событий. Но и на остальных улицах, ведущих к Таврическому, дворцу была та же ситуация: нигде демонстранты не могли прорваться через кордоны. От многих людей, участников демонстрации, я слышал ту же самую историю. Баланс силы колебался между двумя сторонами. Более двухсот тысяч человек участвовали в демонстрации, требуя передачи власти в руки Учредительного собрания. Против этих возмущённых масс, большевики имели силы только-только, чтобы не допустить их до Таврического дворца. Одного бы полка было достаточно, чтобы переломить ход событий в пользу народа. В частных разговорах это признали потом многие лидеры большевиков. Они страшно боялись вспышки народной ярости.
Было двенадцать дня. Город был взбешён от невозможности прорваться к дворцу. Однако пик недовольства уже был пройден, и народная ярость пошла на убыль. Холод тоже работал на большевиков. Толпы народа всё еще окружали улицы в районе Таврического дворца. Но апатия и безнадёга стали овладевать людьми. Теперь стало ясно, что только чудо может спасти Учредительное собрание. Неохотно, только из-за того, что, вроде, как по обязанности, я решил идти в Таврический дворец. Чтобы быть убитым? Я ожидал всего
Я подошёл к кордону, и был сразу же остановлен боевиками.
- Какого чёрта тебе нужно? – на ломаном русском спросил их главный.
Я был в своей форме армейского врача.
- Я член Учредительного собрания.
- Мандат.
Я вынул красную книжечку за подписью комиссара Урицкого. Боевик ничего не сказал, но позволил мне пройти.
Идеи имеют магическую власть над людьми. Когда какая - нибудь сильная идея овладевает людьми, они теряют чувство реальности. Они становятся рабами своей идеи, и она парализует их способность видеть очевидные вещи. Идея Учредительного собрания доминировала в жизни русской интилигенции в течение последних десятилетий. Конституционная ассамблея, выбранная на основе всеобщего участия народа, была целью упорной борьбы, которая велась интеллигенцией. И, наконец, цель достигнута. Через несколько часов историческое Учредительное собрание должно было открыться. Несмотря на нехорошие слухи и все обстоятельства, глубоко в сердцах членов собрания, гнездилась вера в мистическую силу этого политического учреждения. Они были представителями народа, выбранные в соответствии с законом. Они были готовы умереть за идею Учредительного собрания. Однако они не были готовы к тому, что стало происходить в стенах Таврического дворца. Они не ожидали, что их просто оставят в дураках. Они плохо знали Ленина и его компанию.
Таврический дворец выглядел, как военный лагерь. Вооружённые моряки-дизертиры, еврейские реэмигранты, выдающие себя за "прибалтов", группы людей в штатском с револьверами и пулемётами присутствовали везде. Несколько пушек стояли наготове перед дворцом. Все двери были закрыты, кроме одной. Снова военный отряд проверил мои документы. Я вошёл в приёмный зал дворца, и снова вооружённый отряд проверил мои документы. Я прошёл дальше в зал собрания, где предполагалось открытие заседания. Зал был наполнен матросами-дизертирами и этими, якобы «прибалтами» говорившими на еврейском. Они разгуливали вокруг и оккупировали галереи. Члены Учредительного собрания тоже бродили вокруг и спрашивали друг друга тихими голосами: «А вообще-то собрание откроется? Может, они разгонят его до открытия?».
В зале собрания было не топлено и очень холодно. Фракция коммунистов отсутствовала, проводя где-то своё собственное собрание. Часы проходили один за другим, но ничего не менялось. Только позднее мы узнали, что Ленин специально затягивал открытие, чтобы точно знать, чем разрешилась ситуация в городе. Он прекрасно знал, что демонстраторы могли прорваться к дворцу, и поэтому именно на улицах Петербурга решилась судьба Учредительного собрания.
Только в четыре часа по полудни, ровно через четыре часа, как должно было открыться собрание, появились какие-то признаки деятельности. К этому времени Ленин уже имел информацию, что кордон выдержал, и что народ начинает расходиться. Теперь он мог действовать по своему хотению. Ленин уже выиграл свою битву. Однако чтобы сделать победу более убедительной, он решил подвергнуть Учредительное собрание полному унижению. «Никакого кровопролития!» – Ленин не хотел делать из депутатов мучеников за демократию. Однако, поведение его приспешников и всей этой специально пригнанной публики, указывало, что они решили сделать из Учредительного собрания посмешище.
Зал собрания постепенно наполнялся. Кресла слева заполняли большевики, а центр и кресла справа – представители демократических партий. Несколько ведущих коммунистов заняли места на сцене. Среди них был Павел Ефимович Дыбенко, будущий палач в гражданской войне, был также и Стеклов (Нахамкес). Несмотря на русские фамилии, многие из них, как например тот же Стеклов, не были русскими. Ленин сидел в ложе слева от сцены. Он был бледен и заметно нервничал. Время от времени к нему подходил Сталин и затем удалялся. Троцкий отсутствовал. Он в это время спешно продавал Россию немцам, ведя с ними переговоры где-то на Западном фронте.
(Коммунист Бонч-Бруевич вспоминает: «Владимир Ильич… был нервозен и бледен как никогда до этого…. Он сидел, конвульсивно схватив себя за руки». Из работы «На сражающихся рубежах Февральской и Октябрьской революций», стр. 256).
Я поднялся на галереи. Они все были заполнены матросами-дизертирами и еврейскими реэмигрантами из Америки. Вооружённые до зубов, дизертиры были призваны производить устрашающее воздействие на собрание. Многие из них были пацанами, не видевшими фронта. Некоторые были пьяны. Там и сям они играли в карты. Я спросил одну из групп:
- Вы члены партии большевиков?
- Нет.
- А почему вы здесь?
- Нам приказали быть тут на всякий случай.
Их начальником был рыжий матрос с «Авроры», и я слышал, как он инструктировал их:
- Когда я подниму руку, всем кричать «Долой буржуазных наймитов!». Вы можете угрожать им оружием. Но не стрелять. Строгий приказ, сегодня больше никакой крови. Вы всё поняли?
И нескольким матросам постарше он добавил:
- Посматривайте за своими.
Я попробовал поговорить с одним из юных "матросов" с открытым детским лицом.
- Вам известно, что это за собрание тут будет?
- Нет, – сказал он, смущённый моим вопросом. - Я ничего не знаю о собрании. Они меня послали, но я не знаю почему.
Десять минут четвёртого. Высокий, седеющий человек, Лоркипанидзе, представитель Грузии, предложил, чтобы старейший участник собрания открыл его. Сергей Швецов, социал-революционер, с седой бородой и длинными седыми волосами поднялся на сцену. Он был встречен улюлюканьем, и с большевистской стороны раздались крики «Узурпатор» и «Капиталист». Швецов позвонил колокольчиком, призывая к порядку. Напрасно. Крики и улюлюканье продолжалось. Рассердившись, Швецов прокричал:
- Я объявляю Всероссийское Учредительное Собрание открытым!
Его слова утонули в организованном крике и гаме с галёрки. В этот момент Аванесов, секретарь большевистского Центрального комитета, перехватил колокольчик из рук Швецова и передал его Свердлову. Как по мановению руки шум стих. Наступила тишина, за которой последовали аплодисменты с галёрки и с левой, большевистской, стороны. Это продолжалось несколько минут.
- Да здравствует Ленин!
- Долой капиталистов!
- Долой интернациональных банкиров! - кричали моряки с галёрки.
Наконец, Свердлов позвонил в колокольчик и провозгласил конвенцию открытой. В его речи, которая как мы узнали, была написана Лениным, Свердлов выразил надежду, что Учредительное собрание одобрит все декреты, произведённые властью большевиков. Он требовал одобрить «диктатуру пролетариата» и отказаться от всех притязаний на демократическое государство и демократические свободы. Он предложил, в действительности, чтобы Учредительное собрание отказалось от своих целей и предало их Совету Народных Комиссаров и оставило себе функции консультативного органа при Совнаркоме. Но даже это предложение не было искренним и не отражало истинных намерений Ленина. В этом предложении Ленин просто подготавливал почву для того, чтобы несколько дней позже провозгласить, что Учредительное собрание отказалось признать «власть народа» и предпочла липнуть к власти её «капиталистических друзей». Именно поэтому он, дескать, был вынужден распустить Учредительное собрание для блага народа.
Пока Свердлов читал декларацию, я видел, как Ленин пишет записку. Он послал записку одному из лидеров своей фракции. Немедленно после речи Свердлова этот лидер встал и предложил запеть «Интернационал». Опять же этот умный приём, ставил конвенцию в подчинённое положение. Поэтому всем, хочешь, не хочешь, пришлось встать и петь «Интернационал», впрочем, большинство не пело. Речь Свердлова окончилась аплодисментами с галёрки. Из центра и правой стороны зала раздались крики: «Стыд!», «Срам!».
Последовали выборы председателя Учредительного собрания Виктор Чернов, бывший секретарь по сельскому хозяйству в правительстве Керенского, был избран 244 голосами против 151 голоса при большинстве воздержавшихся. Его вступительная речь ожидалась быть антибольшевистской. Вместо этого Чернов призывал к сотрудничеству с большевиками. Тем не менее, его речь была встречена галёркой враждебно. С галёрки неслось:
- Буржуйский лакей!
- Хватит!
- Капиталистическая гадина!
Снова и снова Чернов призывал к спокойствию и к уважению Учредительного собрания. В ответ шум и крики только нарастали и, наконец, оратора заглушили таким образом, что его слова вообще утонули в диком шуме и гаме. Я хотя и сидел спереди, во втором ряду кресел, мог слышать только часть того, что пытался сказать Чернов. Он выразил надежду, что между разными фракциями может быть найден общий язык, и Учредительное собрание означает окончание борьбы между фракциями.
Однако не только галерка продемонстрировала своё отрицательное отношение в речи Чернова, демократические партии восприняли эту речь с молчаливым раздражением; так как все они понимали, что никакого потворства, а только сильная позиция собрания могла ещё что-то спасти.
Вскоре говорил Бухарин, один из людей Ленина, и он не оставил никаких иллюзий собравшимся. Он сказал:
- Существует огромная пропасть между вами и нами. Мы хотим полной диктаторской власти над всеми политическими функциями в этой стране..., а вы защищаете вшивую демократическую республику.
И он окончил мощной декларацией: «С этой платформы мы объявляем смертельную войну всем и везде демократическим идеям!».
Дальше уже было некуда. Это означало, что большевики подписали смертный приговор Учредительному собранию.
А Бухарин и Чернов не были русскими людьми, впрочем, как и Аванесов не был кавказцем.
Наиболее блестящая речь была произнесена Церетели, социал-демократом из Грузии. Его речь тоже была встречена криками.
- Предатель!
- Убить его!
- Капиталистический холуй!
Однако его сильная речь привлекла внимание и даже заставила притихнуть галёрку.
- Члены Учредительного собрания! Сегодняшние события будут иметь трагические последствия для демократии во всём мире. Это трагический день для всех свободолюбивых наций. История не простит позора, которому мы все свидетели, неслыханного и бесстыдного поведения фракции меньшинства. Да, я повторяю, - и он сделал ударение, обращаясь конкретно к большевикам, - Вашего мерзкого и отвратительного поведения. Нет никакого оправдания вашему бесстыдству…, нет никакого оправдания людям, которые объявляют себя правительство этой страны. Это не правительство!
И шаг за шагом Церетели описал всю бесстыдную тактику большевистской партии
- Вы, депутаты, избраны народом, вы отвечаете перед народом. Вы, большевики, тоже избраны народом и тоже отвечаете перед народом, чтобы защищать, а не замышлять против Учредительного собрания. Вы были посланы сюда, чтобы писать законы для этой страны, демократические законы, а не пытаться установить диктатуру меньшинства, называя себя большевиками. Вы - предатели не только перед этой конвенцией, но и перед всем народом, которые избрали вас и поручили работать над демократическим законами.
И он развил мысль, что даже большевики связаны обещанием писать демократические законы.
Разве они не были избраны в соответствии с демократическими законами? Разве они не уверяли людей, что они сделают всё для созыва Учредительного собрания? Разве не они пытаются теперь разогнать Учредительное собрание, набрав меньшинство голосов и конспирируя самым наглым и неприкрытым способом?
- Кто такие вы, что осмеливаетесь поднять руку против самого священного права любой нации - права распоряжаться св



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-04-14 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: