По мнению Ф. Броделя, промышленная революция – явление сложное и двусмысленное. По меньшей мере, она была двоякой: «революция в обычном смысле слова, заполняющая своими видимыми изменениями следующие друг за другом краткие периоды, она была также и процессом весьма длительной протяжённости – нарастающим, незаметным, тихим, зачастую едва различимым, «настолько мало революционным, насколько это возможно».
«Английская промышленная революция открыла двери серии революций, бывших её прямыми потомками, прошедшими когда под знаком успеха, когда под знаком неудачи». «Промышленная революция (можно было бы даже сказать более широко: какой бы то ни было взлёт в производстве и обмене) не может быть, строго говоря (stricto sensu), простым экономическим процессом. Экономика, никогда не замыкавшаяся в самой себе, выходила разом на все секторы жизни. Они зависели от неё, она зависела от них».
Первой промышленной революцией в Европе автор считает революцию лошадей и мельниц XI, XII, XIII вв. Революция мельниц шла своим путём в Англии, как и по всему Европейскому континенту, «который ни коим образом не отставал от соседнего острова». Но «важным было то, что эта революция располагалась посреди сопровождавших её революций: мощной земледельческой революции, которая двинула крестьян сплочёнными рядами против препятствий в виде леса, болот, морских и речных побережий, и благоприятствовала расцвету трёхпольного севооборота; подобным же образом развивалась революция городская, которую нёс на себе демографический подъём: никогда ещё города не росли так густо, один у ворот другого».
«Когда Европа воспряла после этого тяжкого и продолжительного кризиса [XIV- XV вв.], взлёт обменов, быстрый, революционный рост происходил вдоль оси, связывавшей Нидерланды с Италией, пересекая Германию. И именно Германия, второстепенная зона торговли, находилась во главе промышленного развития».
Но почему же именно Англия, заимствовав великие инновации того времени, стала экономическим лидером мира? «Удивительное заключается в том, что, внедрив их у себя, Англия придала им неведомый до того размах: увеличение предприятий, размеры построек, рост численности рабочих… С другой стороны, решающей чертой этой революции, чертой чисто самобытной, был рост использования каменного угля, ставший главной характеристикой английской экономики… Следовательно, в техническом отношении посредством увеличения своих предприятий, посредством нарастающего употребления каменного угля Англия внедряла инновации в промышленной сфере. Но тем, что толкало промышленность вперёд и, вероятно, порождало инновацию, был сильный рост внутреннего рынка в силу двух дополнявших друг друга причин. Во-первых, очень сильного демографического подъёма… Во-вторых, значительного увеличения доходов от сельского хозяйства, которое многих крестьян превратило в потребителей промышленных изделий».
«Но сколь бы многообещающим ни было это движение, оно не увлекло за собой всего. Имелись также важные секторы, которые тащились в хвосте». Во-первых, это металлургическая промышленность, продукция которой долгое время «оставалась средней, как количественно, так и качественно, уступая даже после принятия кокса металлургической продукции России, Швеции и Франции». Во-вторых, это суконная промышленность, «столкнувшаяся с продолжительным кризисом внешнего спроса, который вынудил её на трудные преобразования».
Т. о., «индустриализация была эндемична для всего континента. Сколь бы блистательной и решающей ни была её роль, Англия не одна несла ответственность и была изобретательницей промышленной революции, которую она осуществила. К тому же именно поэтому эта революция, едва возникнув, даже ещё до своих решающих успехов, так легко покорила близлежащую Европу и узнала там серию сравнительно быстрых успехов».
На первое место среди катализаторов промышленной революции в Англии Ф. Бродель ставит сельское хозяйство. «В Англии «кризис XVII в.» способствовал обретению зрелости деревнями, довольно медленному и неравномерному, но вдвойне благотворной для будущей промышленной революции: оно благоприятствовало утверждению высокопродуктивного сельского хозяйства, которое будет способно, отказавшись от экспорта, выдержать после 50-х годов XVIII в. мощный демографический напор. Оно умножило в бедных районах мелких предпринимателей и пролетариат, более или менее привычный к ремесленным задачам, короче – «податливую и обречённую» рабочую силу, готовую откликнуться на призыв крупной городской промышленности, когда та появится в конце XVIII в. Именно из этого резерва рабочей силы будет черпать промышленная революция, а не из чисто сельскохозяйственной рабочей силы, которая сохранит свою численность, в противоположность тому, что ещё недавно полагали, следуя за Марксом».
Наконец, «английские деревни очень рано оказались связанными с национальным рынком острова; охваченные его сетью, они вплоть до начала XIX в. с успехом кормили города и промышленные посёлки..; образовывали главную часть внутреннего рынка, бывшего первым и естественным местом сбыта для пришедшей в движение английской промышленности».
За промышленной революции в Англии следовала демографическая революция, Ф. Бродель считает этот процесс индуктированным. Также происходила хлопковая революция, сменившаяся революцией железа, первые счета которой как раз оплачивались прибылями от хлопка. В XVIII в. в Англии также произошла торговая революция, приведшая к настоящему торговому разрыву. «Английский успех за пределами острова заключался в образовании весьма обширной торговой империи, т. е. в открытии британской экономики в сторону самой крупной зоны обмена, какая только была в мире», при чём «центр тяжести британской торговли проявлял тенденцию в некотором роде отдалиться от Европы, тогда как её торговые операции с американскими колониями (а вскоре - США) и с Индией (особенно после Плесси) нарастали».
Т. о., у Англии были преимущества, которые она обретала, «опираясь в своих обменах на страны «периферии», бывшие резервом м/э, в котором она доминировала. Её высокие внутренние цены, которые побуждали её модифицировать свои средства производства (машины появились потому, что человек стоил слишком дорого) толкали её также и на то, чтобы вывозить сырьё (и даже готовые изделия, пригодные для прямой перепродаже в Европе) из стран с низкими ценами».
В связи с этим в Англии умножились внутренние перевозки. «Два десятка активных портов вдоль английских берегов поддерживали эти почти непрерывные обмены, одни из них были великолепно были расположены и легко доступны, другие же, как и следовало ожидать, использовались, невзирая на затруднения, которые были им присущи… Вторым «везением» английского обращения была пресная вода рек». На суше «по всем землям платная дорога позволила создать более чем приемлемую торговую сеть.., но в конечном счёте новые дороги с твёрдым покрытием… и победоносные каналы не разрешали всех проблем, например, связанных с перевозкой угля от приёмной площадки шахты до места погрузки». В конечном итоге, «рельс сыграл свою роль в оснащении британских «катящих средств».
Без промышленной революции, по мнению Ф. Броделя, невозможен был никакой экономический рост, т. к. любой его натиск разбивался о поток сельскохозяйственного производства, или транспорта, или энергии, или рыночного спроса. «Современный рост начинается тогда, когда потолок, или предел, непрестанно поднимается или отдаляется. Но это не означает, что потолок в один прекрасный день не восстановится».
В свою очередь, «любое продвижение роста затрагивало разделение труда. Последнее было процессом производным, явлением арьергардным: оно следовало на хорошем расстоянии за ростом, который некоторым образом тянул его за собой. Но в конечном счёте его постепенное усложнение утверждалось как хороший индикатор прогресса роста, почти что как способ его измерить».
«Любое общество, оказавшееся во власти продолжительного роста, неизбежно бывает целиком переворошено разделением труда», оно, по Броделю, происходило как на базовом уровне, так и у вершины предприятий, когда «появился «промышленник» - новый активный персонаж…, который стремился избавиться от посредничества купца», «узнавать о движениях рынка и к ним приспосабливаться…» «В конце концов разделение труда между промышленностью и другими секторами деловой активности завершилось», это было пришествие промышленного капитализма.
Ф. Бродель также призывает не спешить утверждать, что капитализм есть совокупность общественного, что он охватывает наши общества в целом, автор отмечает, что «имеется более или менее плотная нижняя зона экономики… и она состоит из независимых единиц».
В заключении Ф. Бродель пишет, что «главной привилегией капитализма ныне, как и в прошлом, остаётся свобода выбора, - свобода, которая зависит одновременно от его господствующего социального положения, от веса его капиталов, от его способности делать займы, от его информационной сети и в неменьшей степени от тех связей, которые создают между членами могущественного меньшинства, как бы оно ни было разделено игрой конкуренции, ряд правил и форм соучастия. Поле деятельности капитализма, вне сомнения, намного расширилось. Поскольку для него все секторы экономики хороши, особенно же хорошо он проник в производство. В конце концов, так же, как и в прошлом, капитализм не охватывал всю торговую экономику, он и сегодня оставляет за пределами своего охвата значительные объёмы деловой активности…» «Капитализм не может рухнуть сам собой вследствие расстройства, которое было бы «эндогенным»; для такого падения потребовались бы исключительной силы внешний толчок и заслуживающее доверия решение проблемы его замещения». «Чтобы избавиться от капитализма, надлежит с корнем вырвать индивидуальное производство и свободу обменов».
Заключение.
Большой заслугой Ф. Броделя является также, что он стал одним из первых, кто увидел так называемые лаги в экономике, т. е. события, наступление которых послужило импульсом для целых явлений, но заметно это стало лишь по истечении долгого времени (Великие географические открытия – капитализм в Европе).
По моему мнению, безусловно, экономика играет очень важную роль в человеческой истории, но нельзя сводить все процессы в истории именно к ней, а единство цивилизации определять не культурным, а только экономическим фактором, используя разработанный Броделем микросистемный подход. Где же природно-климатические условия, ментальность, особенности самих «маленьких» историй наций. Наконец, само понимание м/э представляется спорным, главным образом, его глобальная распространённость на все без исключения обитаемые человеком территории земного шара, причём факты для подтверждения своей позиции автором подобраны явно выборочно, приведение других сведений может, мягко говоря, поставить под сомнение его теорию (теорию характера войн, например).
Но то, что Ф. Бродель своей книгой внёс значительный вклад в изучение истории человечества, бесспорно по той простой причине, что, подробнейшим образом рассмотрев экономический аспект её развития, на многое был пролит свет с данной стороны (не только теоретически, но и практически, так, малоизвестен тот факт, что добровольцы, ехавшие в Америку, часто не были такими уж добровольцами, а отправлялись в Новый Свет полунасильственным путём), кто-то, занимаясь изучением истории с другой стороны, сделает более ясным что-то в своей сфере исследования; таким образом, рассматривая аспект за аспектом, будет оставаться всё меньше и меньше тёмных пятен в истории.