И тогда из вод Ильм Купалень на златой песок выходил, и Садко он так говорил:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Были в царстве моём пир-гуляние и под гусли твои пля- сание! Ты, гусляр, меня распотешил игрой, и теперь тебя я пожалую, но не золотою казной. Ты обратно в город ступай, на пиру и там поиграй. Все начнут на пиру напиваться, станут хвастать и похваляться. Будет хвастать иной золотой казной, глупый хвастать начнёт — молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой. Ты ж скажи, что коли в лиман сети шелковые забросишь — рыбу-златапёрую словишь! Станут спорить купцы цареградские на товары и корабли — ты главу в заклад позакладывай. Как закинешь невод в Ильмень — рыбу выловишь в тот же день!
Всё как сказано — так и сталось, узелками в сеть завязалось.
Как вернулся Садко в Цареград — на пиру поставил заклад.
— Ай же вы, купцы цареградские! Нету у меня золотой казны, нету у меня молодой жены. Лишь одним могу похвалиться: видел я златопёрую рыбицу! Коли я её не поймаю — пусть мне голову отрубают!
Бились с ним купцы о велик заклад. И оставил Садко славный Цареград, и закинул невод в Ильмень, вынул рыбу-ту в тот же день!
И купцы царьградской земли отдавали ему товары, белопарусные корабли.
Стал Садко купцом цареградским. Начал тут Садко торговать — и по городам и украи- нам со товарами разъезжать.
И женился Садко цареградский, и построил себе палаты. Все в палатах тех по-небесному. Как на небушке Солнце Красное — так и в тереме Красно Солнышко. Есть на небе Месяц — и в тереме есть. Есть в нём красота всех небес!
И устраивал столование, для честных гостей пирование.
Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали между собою хвастаться. Кто-то хвастает золотой казной, кто — удачею молодецкою, глупый хвастает молодой женой, умный — батюшкой, родной матушкой.
А Садко по палатам похаживает, золотыми кудрями встряхивает:
— Ай же вы, купцы цареградские! Чем же мне, Садко, отличиться, перед вами чем похвалиться? У меня, Садко Цареградского, золотая казна не тощится, все подвалы от золота ломятся. Все товары в Царьграде я выкуплю, все худые товары и добрые. Чем же будете торговать, коли нечего продавать!
И тогда все билися о заклад — сам Садко, а против Царьгад. И все с пира того разъезжа- лися, и закладу тому удивлялися.
А Садко-купец встал ранёшенько, умывался поутру белёшенько. И давал он дружине златой казны, чтоб скупали товары любой цены. И во день второй, и на третий день отпускал он дружину хоробрую, и скупали они в Царег- раде все товары худые и добрые.
И пошёл он сам во гостиный ряд. Видит тут Садко, что товаров во торговых рядах не убавилось. Скупит он товары цареградские — подоспеют товары заморские. И опять есть чем торговать, есть что продавать-покупать.
Тут купец Садко призадумался:
— Ведь не выкупить мне товаров со всего-то белого света! Я, Садко Цареградский, богат, но богаче меня будет сам Царьград!
Тут Садко — купца Цареградского — кто-то тронул за плечико левое. Обернулся он — видит Велеса.
Стал тут Велеса он молить:
— Помоги товары скупить! И, клянусь, для тебя — вскоре сам возведу из золота храм!
Согласился на это Велес.
И пошёл Садко ко своей казне. Видит — де нег в ней больше прежнего, чтоб сойтись с купцами в цене. И тогда Садко Цареградский всё, что есть, скупил до последнего. Не оставил товаров в городе даже на полушечку медную.
И казна Садко не истощилась, и богатства его приумножились. И возвёл Садко храм златой богу Велесу Семиликому, по делам своим Всеве- ликому.
И построил Садко тридцать кораблей чернобоких и белопарусных. И поехал он торговать. Он поплыл по Ильмень-лиману, из Ильменя — вошёл в Ильмару, из Ильмары-реки — в море Чёрное — где ветрам и волнам раздольно.
Говорил Садко корабельщикам:
— Поплывём мы по морюшку Чёрному, мимо Белого, Березани, мимо острова Лиха- лютого, а потом и мимо Буяна. А затем от Буяна ко Ра-реке, а по ней ко Белому граду, где товарушкам нашим рады!
Вот плывёт Садко морем синим, а пред ним остров Белый — дивный, а на нём, на белой берёзе распеваёт сама птица Сирин. Только запоёт песню птица — корабельщики забываются, в скалах корабли разбиваются.
И по гуслям ударил тогда Садко:
— Ой вы гой еси, корабельщики! Вы не слушайте птицу Сирина! Сладко Сирин поёт- распевает, но кто слышит её — умирает!
И поплыл Садко вдоль по морюшку. Много ль, мало ль минуло времени — вот приплыл Садко к Березани. А на этом привольном острове сам Стрибог погодою правит. И Стрибог дал приют для его кораблей, принимал дорогих гостей — сурью в чаши им наливал, целый месяц ^ их угощал. А как время пришло прощаться, подарил он с ветрами мех, чтоб по морю плыть без помех.
И заснул, забылся Садко, только корабли вышли в море. Тут его дружинники храбрые <) меж собою начали спорить.
— Видно, в мехе сём от Стрибога — есть подарков богатых много... Мы развяжем мех, поглядим, а потом их всем раздадим!
Развязали они тот мех — и подарков хватило на всех. Ветры буйные разметались, море синее раскачалось.
И проснулся тогда Садко, тотчас стал на гуслях играть, песней море стал утишать:
О
Лихо, моё лихо! Ты погодь манихонько!
Дай маленечко дохнуть, недалече держим путь...
По морю, по синему, по волне, по крутенькой... ^ На досочке гниленькой, погоняя прутиком...
Только край засинеет, неба край засинеет,
И судьба-судьбинушка нас уже не минует...
Ой да что-то застит, как слеза — глаза... у I Может, то ненастье, близится гроза!
Ой да разгулялася непогодушка...
Ты погодь хоть малость, погоди немножко...
Там за краем облака, Солнышко сокрылося,
^ Ветка да травиночка мне тогда приснилися...
Ой ты, ветка клена, — не роняй листок!
Не клони былинку, ветер-ветерок!
Ветры буйные утишились, море синее усмирилось.
И тогда корабли Садко в море к острову приставали. С кораблей сходили дружинники, и по острову разгулялись.
Видят: вот у горы вход в пещеру, там закрыты медные двери. Постучали — не отзываются, покричали — не откликаются. Заходили тогда незваные и садилися за столы, там дружинники угощались, дорогим вином напивались.
Тут опять ворота открылись, и в пещеру бараны ввалились. Следом — женщина долговязая, очень страшная, одноглазая. Это было Лихо Кривое, Лихо горькое, гореванное. Лыком Лихо то подпоясано и мочалами всё обвязано.
— Вижу, что нежданно-негаданно гости к нам явились незваные!
И схватила она дружинника и тотчас его проглотила. А потом у входа легла подремать, и единственный глаз закрыла.
А Садко в огне раскалил копьё и вонзил в чело Лиху Лютому. Впилось в глаз копье раскалённое, взвыло Лихушко окаянное. Стало шарить кругом руками, ушыбаясь сослепу в камни:
— Хорошо же, гости любезные! Не уйдёте вы от меня! Не избавитесь от огня! Пусть не вижу я белый свет — всех зажарю вас на обед!
Все тогда не живы, ни мёртвы по углам в пещере забились, и едва от Лиха укрылись.
Утром Лихо слепое стало выпускать на поле баранов. Всех по одному выводило и по спинам рукой проводило. И тогда Садко и дружинники под баранами подвязались, и на воле так оказались.
И тогда Садко запирал в той пещерочке Лихо лютое. Ключ же в сине море бросал, чтоб его
|
никто не достал. Щука этот ключ проглотила и на глубину уходила.
Говорил Садко корабельщикам:
— Ай вы гой еси, корабельщики! Ехать нужно нам к устью Ра-реки, только в устье том — великаны, не пускают они караваны!
Говорили так корабельщики:
— Прямо ехать нам — будет семь недель, коли мы не сядем на мель. А другой дороженьки нет, ведь окольной идти — тридцать лет.
Проплывал корабль мимо острова, что близ устьица Ра-реки. А на острове том застава: не дают пройти каравану в устье Ра-реки великаны. Скалы в море они бросают, никого в реку не пускают.
И тогда Садко Цареградского кто-то тронул в плечико левое. Оглянулся Садко — видит Велеса.
Говорил тогда ему Велес:
— Я пущу тебя в устье Ра-реки, если ты поклянёшься сам, для меня во городе Белом возвести из золота храм.
И тогда Садко ему слово дал, и построить храм обещал.
И прошёл корабль Садко прямо в устье широкое Ра-реки. И пустили его великаны по Веле- сову указанью.
И поднялся Садко к граду Белому. И товары там продавал, и великую прибыль взял. Бочки насыпал красна золота, насыпал мешки скатна жемчуга, а простой монеты и сметы нет, на неё можно выкупить весь белый свет!
И построил в городе храм богу Велесу Семиликому, по делам своим Всевеликому.
И ходил Садко вдоль по бережку, по великой реченьке Ра. Отрезал он хлеба велик кусок, солью тот кусок посыпал и на Ра-реку опускал.
— Ай, спасибо тебе, вольна Ра-река! Что пустила меня в славный Белый град! Ныне я держу путь обратно, возвращаюсь во Цареград!
|
А в ту пору к Садко подошёл старик, то бог Ра из реки возник:
— Гой еси, Садко, добрый молодец! Отправляешься ты в славный Цареград? Передай по- клон-челобитие Святогорушке-государю, и Ильменю — меньшому брату, и дочурке его — Иль- маре!
И Садко перед богом главу преклонял, все исполнить ему обещал.
И поехал Садко вниз по Ра-реке, выходил її, он в морюшко Чёрное. Ветры буйные тут взыг- рал и, море синее раскачали... Стало те корабли разбивать, паруса ветрами срывать. Но стоят, корабли — и не тронутся, будто на мели — не сворохнутся.
Говорил Садко корабельщикам:
— Много мы по морюшку ездили, дани > Черноморцу не плачивали! И вот бурю на нас 1
он наслал, получить с нас дань пожелал!
Видят вдруг они чудо-чудное — как бежит к ним лодочка огненная, носом рассекавшая вол-
I ны. А в той лодочке правит кормщик, рядом — два гребца-молодца. То Морского царя Черноморца слуги верные и проворные — всем приказам его покорные.
Говорят они таковы слова:
^ — Ой вы гой еси, корабельщики! Вы подай- * те нам виноватого! Черноморцу кто дань не плачивал! Его требует грозный Царь Морской! Пусть он спустится во его покой! у Меньший тут за среднего прячется, средний - прячется за большого. Выходил вперёд сам Садко-купец.
— Я Морскому царю дань не плачивал. Видно, мне приходит конец!
И тогда Садко-купец с храброю дружиной прощался, в лодку огненную спускался. И тотчас корабли с места тронулись, полетели как соколы по морю.
Побежала и лодка огненная. Видит тут Садко — среди морюшка поднимается столп огня. Приплывала лодка к тому столпу и ввернулась в водоворот, опустилась на дно морское, встала у хрустальных ворот.
И Садко тогда оказался в синем море на самом дне. И сквозь воду он видит Солнце, видит и Зарю-Зареницу. Перед ним палаты богатые, перед ним ворота хрустальные.
И входил Садко во дворец, будто во хрустальный ларец.
Вот пред ним сидит грозный Царь Морской. Окружают его стражи лютые — раки-крабы с огромными клешнями. Тут и рыба-сом со большим усом, и налим-толстогуб — губошлёп-душегуб, и севрюга, и щука зубастая, и осётр-великан, жаба с брюхом — что жбан, и всем рыбам царь — Белорыбица!
И сказал Черномор таковы слова:
— Гой еси, Садко Цареградский! Ты по морюшку много езживал, мне, царю, ты дани не плачивал! Мне теперь ты сам будешь данью! Будешь мне на гуслях играть и гостей моих потешать!
Видит тут Садко — делать нечего, стал играть на гуслях яровчатых. Только принялся играть — начал Царь Морской плясать. И играл Садко целый день: тир-ли-лень, тир-ли- лень, тир-ли-лень! И играл он ночь напролёт — царь всё пляшет, не устаёт!
Тут купца Садко Цареградского кто-то тронул в плечико левое. Оглянулся Садко — видит Велеса.
Говорил тогда ему Велес:
— Видишь ты, что скачет в палатах царь, — он же по морю скачет синему! И от пляски той ветры ярятся, и от пляски той волны пенятся! Всколебалося море синее, в нём волна с волною сходились, и песком вода замутилась! Тонут в морюшке корабли, не достигнув родной земли! В море ты играл целый день, а потом и ночь напролёт, а верху над морюшком синим — вот уж месяц буря ревёт!
Говорил Садко богу Велесу:
— Не моя во царстве сём волюшка — заставляет играть меня Царь Морской, он всё не идёт на покой!
И ответил тогда ему Велес:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Ты все струночки да повырви-ка! И все шпенечки да повыломай! И скажи Черномору — нет струночек, нечем мне тебя ублажать, больше не могу я играть. Тут и скажет тебе грозный Царь Морской: «Ай же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться, со Царем Морским породниться?» Ты согласием отвечай и невесту себе выбирай. Выбери Ильмарушку девицу, что пройдёт пред тобою последнею. Да смотри, Садко, не целуй её! Если ты её поцелуешь, всё на свете тогда забудешь. Станешь мужем русалки, домой не вернёшься и водяником обернёшься!
И Садко, купец цареградский, все повырвал у гуселек струночки и все шпенечки да повыломал. Перестал плясать Черномор и промолвил ему в укор:
— Что же ты, Садко, перестал играть? Али начал ты уставать?
— Я порвал на гусельках струночки и все шпенечки да повыломал. Струны перестали звенеть, не могу я играть и петь!
И сказал тогда грозный Царь Морской:
— Ай же ты, Садко Цареградский! Ты не хочешь ли пожениться? Со Морским Царём породниться?
— В синем море твоя будет волюшка! Значит такова моя долюшка!
А наутро Царь Черноморский выводил к Садко дёвиц красных.
— Выбирай, Садко, ту, что нравится!
Пропустил Садко мимо триста дев, руку
взял последней — Ильмары, что пришлася ему по нраву. И устроил тогда Черноморец пир — да на весь свой подводный мир.
Все на том пиру наедались, все на том пиру напивались. Стали после ложиться спать, в тихих омутах почивать.
И заснул Садко со Ильмарою, но не стал её целовать, дабы свой обет исполнять.
Как проснулся он — оказался да на яре крутом Ильмары, что близ славного Царегра- да. И увидел — бегут по речке белопарусные корабли, со дружиной его ладьи. И они Садко замечали, и все радовались-дивовались. И пошли они во палаты, во хоромы купца Садко. Корабли затем разгрузили, бочки с золотом покатили.
И построил Садко на то золото богу Велесу новый храм. А второй — Морскому Царю на крутом яру Цареграда над рекою быстрой Ильмарой.
И теперь Садко Цареградского все из века в век прославляют! Кубки тяжкие подымают!
АГИДеЛЬ
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как Али- нушка Святогоровна и Сварожич Ильм породили дочь прекрасную Агидель. Спой — как внученька Святогора отворила Белые воды.
— Ничего не скрою, что ведаю!
Как во те времена изначальные уронил на Землю свой пояс Род и поднялись горы Уральские. Здесь один хребет золотой — там рекой течёт злато-серебро. На другом лежит Камень Бел-горюч. В третьем руды и самоцветы.
Как во тех Уральских Святых горах да у той горы у Ильменской жил Сварожич Ильм со Алиною. В кузне он ковал тяжким молотом, разлетались искры по всей Земле. И сковал он плуг золотой, и секиру златую, и чашу для священного мёда-сурьи.
Раз пришла к нему Святогоровна и сказала такое слово:
— Ай прекрасный ты, Ильм Сварожич! Ты Орёл сизокрылый — любезный муж! Мы живём с тобой беспечально, но и радости нет во гнёздышке — нет ни сына у нас, ни доченьки!
И ответил так Ильм Сварожич:
— Мы с тобой, Алинушка светлая, вместе сделаем так, чтоб радость поселилася в нашем гнёздышке.
И развёл тогда Ильм Сварожич огнь волшебный в печи кузнечной. А Алинушка Святогоровна стала раздувать мех с ветрами.
И полилося из среды огня — золото ручьем раскалённым. И тогда в горниле явилася златовласая Агидель. А глаза у ней — словно солнца луч. Её волосы — как пшеницы сноп. Зорька утренняя — улыбка. Голосок её ручейком звенит.
Что там? Ветер ли жаром веет? Иль пожар леса выжигает? Со степей несет дым и пепел? То не дым несёт и не пепел — то летит, обернувшись Змеем, сам великий Дый Громовержец.
Как дохнёт огнём он на степи — так пылают травы-муравы. На леса дохнёт — и горят леса. А дохнёт на реки с озёрами — высыхают реки с озёрами.
И ушла вода со Сырой Земли, просочилась она под камни, во песочках жёлтых укрылась. И пожухли травы-муравушки, и листва опала с деревьев. Нет воды для зверя рыску- чего, нет воды для птицы летучей. Гибнет зверь лесной, стонет род людской.
И собралися ото всех родов князи и волхвы многомудрые.
И сошлись семь сынов Медведя, семь великих Хранителей Мудрости. Так пришли: Пров и Крив, Арк и Сава, Онт и Браг, Подаг- зверолов.
И пришёл Мерген из Алтайских гор, Бело- гор пришёл с Белогорья, Влесозар явился с Уральских гор, Ман из Бьярмии, Фан из Си- ньи, Ирм и Морольф из Аввалона, из Инде- рии Рам и Шрила.
И пришли они к Иремель-горе к Алатырско- му Камню Белому. И молилися Богу Вышнему. И услышали голос Камня:
— Отворить источники вод сможет внученька Святогора златовласая Агидель!
И тогда пришли мудрецы ко горе высокой Ильменской к дочке Ильмера Агидель. Дали ей орлиные крылья, дали ей волшебную су- рью. И сказали тут Ильм Сварожич и Али- нушка Святогоровна:
— Знай, прекрасная Агидель, что тебе помогут в любой беде звери, птицы и духи гор! Ты отыщешь дорогу к истоку вод! Вот возьми стрелу золотую — той стрелой отворишь источник!
Агидель испила волшебный мёд, поднялась на крыльях орлиных — полетела она над лесами, над долинами и горами. Опускалася к Иремель-горе. Видит — вот пред нею синица, скачет с веточки да на веточку, ей в лесу дорожку показывает. Побежала за птицею Агидель.
Тут средь камешков показался малый зверь лесной — бурундук. По тропиночке побежал он, вслед за ним пошла Агидель. Между камешков, меж травиночек по дороженьке мурашиной.
Вдруг открылася перед ней гора. И увидела Агидель во горе волшебной поляночку. А на той поляне — цветущий сад. В том саду — деревья златые, на деревьях тех — златы яблочки. А вокруг хрустальные горы. И одна из жёлтого хрусталя, а другая гора из красного, ну а третья горка из чёрного. И лежит посредине сада Бел-горючий Камень Алатырь, а вокруг него Полоз вьется. То не просто Великий Полоз — это был сам Дый Громовержец, бог, рождённый Козой Седунь.
Как увидел Дый Агидель, так шипя и свивая кольца он пополз по саду навстречу. Но явился пред мощным Дыем вдруг Олень — рога золотые. И раскрылась пред Дыем пропасть. И Олень поднял Змея Дыя на рога свои золотые и низринул во глубь Земли.
Натянула дочка Ильмера свой волшебный Лук золотой, и пустила она золоту стрелу. И попала стрела во Алатырь. И открылась в Камне крыница со святою Белой водою.
Агидель тогда побежала по горам, лесам, по долинам. Вслед за нею ринулись воды. Где бежала вода — колыхалась трава, зеленели ^ ^ леса и рощи. Над Землёю она взлетала, раскрывала крылья орлиные — ниспадал с небес благодатный дождь.
И цвели сады, колосилась рожь, и плескались рыбы в озёрах, птицы певчие песни пели. И явилась радость на всей Земле.
И теперь все из века в век Агидель прекрасную славят, вспоминают Ильма Сваро- жича и Алинушку Святогоровну!
г
ЭВЛИНА ОВЯТОГОРКЛ
— 
Расскажи, Гамаюн птица вещая, об Эв- линушке Святогорке, как она укололась веретеном и в волшебном сне упокоилась...
— Ничего не скрою, что ведаю...
Как во тех горах, в Святогорье, жил великий царь Святогор со супругой милой Пле- яною. И родились у Святогора и младой Пле- янушки Сурьевны шесть пленительных вил Плеянок, а седьмой родилась — Эвлина.
И прекрасней её в целом свете нет, щёчки у неё будто маков цвет, очи ясные как огонь горят, звёзды частые над челом блестят, по златым власам рассыпаются, словно скатный жемчуг катаются.
И тогда Святогор со Плеяною созывали пир на весь мир, чтоб слава пошла о рождении девы, Звёздной, чудной той Приснодевы. Чтобы славу ту разнесли да по всем пределам земли, — как от краюшка и до края, и от моря до синя моря!
И призвали они дорогих гостей да со всех краёв-волостей. И призвали Зарю-Зареницу и Вечерницу-волховницу, Раду со Уряною-девой, Живу с Лелею и Мареной. Семь великих вил призывали, чтобы дочку они привечали, и от вил-волшебниц прелестных дали семь сокровищ чудесных, что нельзя обрести за злато, как бы не были вы богаты!
И когда Святогор со Плеяною самовил на пир пригласили, и в сей день Рождества Эвли-
пламя жаркое разводили, чтобы было им приготовлено то богатое угощение, жертва, треба и приношение. Свотени везде зажигали, злату трапезу собирали. Их вели к столам белодубовым, перед вилами становили золотые блюда с едою, золотые кубки с сурьёю.
Только Макошь — Судьбы Повелительницу — вызвать Святогор позабыл и ко требе не пригласил. Та богиня Макошь уж много лет не являлась на белый свет, во дворце своём она скрылась, на замки-засовы закрылась, нить судьбы она там пряла и ткань жизни нашей ткала.
Только все дорогие гости, все великие само- вилы за столы дубовые сели, приступить к еде не успели, как на пир сей Макошь явилась, и за стол незваной садилась. И была она в страшном гневе, коль в неё перестали верить и на пир её не позвали, приглашение не прислали!
И когда гостей обносили, пред богинею становили не златую чашу с сурьёю, а простую чашу с водою! И тогда великая Макошь эту требу не принимала и проклятия зашептала.
А Вечерница дочь Зари — услыхала, как Макошь-вила те проклятья произносила. И решила невидимой быть, чтоб за Макошью уследить.
Вот ко колыбели Эвлинушки пригласили великих вил. Подходили те самовилы и дары свои приносили.
И Заря-Зареница тогда пожелала, чтоб Эв- линка прекрасной стала, и дала ей платок и златой перстёнек самого бога Хорса Суряного.
Рада деве дала два златых крыла, чтоб она всем радость несла. А Уряна — уменье играть, и петь, и великое разуметь. Жива-вилушка пожелала, чтоб с ней рядом всё расцветало, а Марена — силу дракона заключила в её крови, Леля дала алую розу, предрекла ей счастье в любви.
А седьмой к колыбели Эвлинушки Макошь- матушка подошла и такую речь прорекла:
— Не дожить тефе, дева красная, даже до шестнадцати лет — хочешь этого или нет. Так тебе судьбою назначено — уколоться веретеном. Будет это веретено всё обмазано лютым ядом — и этого ты умрёшь и глаза навеки сомкнёшь!
Прорекла проклятие Макошь, а сказав, захохотала и в единый миг пропала. И тогда пред Святогором и поникшею Пленной вдруг Вечерница явилась и пред ними поклонилась.
— Не горюйте, не печальтесь! Не смиряйте- ся с судьбою! Быть Эвлинушке живою! Правда, я не так сильна, как богиня Макошь, чтоб проклятье отменить и судьбу предотвратить. Ведь у Макоши-самовилы крутится веретено — вся Вселенная оно! И на нём не просто нить вьётся! Это нашей жизни пульс бьётся! И уколется Эвлинушка, такова её судьбинушка! Только дева не умрёт, а уснёт... Много сотен лет во сне проведёт. Там, где яд и там, где смерти мрак, — зелье сна оставит мой мак!..
И тогда во царстве Плеяны непогодушка разыгралась и Вечерница разгулялась. А над ней летал Чёрный Ворон.
Спрашивала вила Вечерница:
— Ой ты, Ворон Чёрный, мой слуга проворный! Ты скажи, что делать и как?
И прокаркал Ворон Вечернице:
— Ты посей в горах алый мак!
|
И пропела вила Вечерница:
Сею-вею, посеваю!
С Рождеством всех поздравляю! Сею-вею по горам алый мак!
По широким по долам — алый мак! Вот так и так сею мак!
Как повадится на мак паренёк, и сорвёт он с поля каждый цветок. Все цветочки он сорвёт, в сине морюшко швырнёт.
Вот так и так зашвырнёт!
Только те цветы вернёт сине море, принесёт цветы ко бережку вскоре, ко крутым тем берегам, да ко жёлтым тем пескам, ко высоким ко горам!
Как гулял по тем горам Белый конь, бил по Камню — высекал он огонь. Бил копытами три дня, но не вышло у коня, ибо Камень Белый был без огня!
Святогор же с вилой Плеяною порешили тогда Эвлинушку от несчастия уберечь. И они её отвезли в то далёкое царство Поморское, спрятали её за три моря, чтоб она там не знала горя.
И ещё они пожелали, чтобы пряхи в Поморском царстве веретёна свои сломали и с тех пор чтоб пряжу не пряли. Кто ж веленью не внимет, прясть нити начнёт, — тот на плаху взойдёт и умрёт!
И тогда все прялки сломали, веретёнушки все сожгли, но Эвлинку тем не спасли!
* * *
День за днём словно дождь дождит, год за годом рекой течёт. Бег времён не унять, звёзд поток не сдержать — всех потоком этим несёт.
Незаметно минуют годы... А Эвлинушка без невзгоды в том Поморском царстве живёт вот уже шестнадцатый год.
Как то раз Эвлинка гуляла по широким долам и высоким холмам. С гор на горушки порхала всё на крылышках лебединых, со вершинушки на вершину. И увидела старый замок, где она ещё не бывала, даже слыхом о нём не слыхала.
— Это что за замок чудесный? — так спросила вила Эвлинка, только ей никто не ответил.
И зашла она в чудный замок. Были в нём ворота раскрыты и все окна настежь открыты. И пошла она по покоям и по залам из малахита. Проходила по переходам и по лестницам подымалась... Только было тихо в том замке, ветер лишь гулял по покоям, эхо от шагов раздавалось.
И на самом верху замка чудного заходила она в светлицу и увидела там черницу. Молча та за прялкой сидела, на Эвлинушку не глядела — ниточку из пряжи сучила, быстро веретёнце крутила.
— Что же делаешь ты, черница? — так её Эвлинка спросила.
— Пряжу я прядаю, ниточку свиваю...
— Что за чудо, что за диво! Как всё выглядит красиво... Тянется из пряжи нить... А смогу ль...я нитку вить и веретено крутить?
Но лишь только тронула дева то чудесное веретёнце, в то ж мгновение бездыханной пала в сон зачарованный. И черница рассмеялась, а затем захохотала и в единый миг пропала. Ведь была то не черница — Макошь вила- судьбеница...
Как узнали о том Святогор со Плеяной, огорчилися несказанно.
И Эвлинушку отвезли из того-то царства Поморского за три морюшка в Святогорье. Отнесли к Семиверхой башне. И в той башне в светлых покоях на постель её положили, как могли её будили — гуслцми и бубнами, трубами и сурнами. Но не встала она ото сна в чарушки погружена...
И послали гонца за Вечерницей. Тот шагнул в сапогах-скороходах да ко самому краю неба и поднялся по небосводу там, где Солнце-Су- рья заходит. И явился он пред Вечерней звездой и позвал её за собой.
И тотчас на огненных змеях прилетела вила Вечерница. Вслед за нею свита явилась: сам бог
Сна легкокрылый с магическим жезлом: сам великий маг — держит жезл-мак. Следом сновиденья толпой — то мавлинок влетел рой.
Святогор их спросил:
— Как же быть, как нам это лихо изжить?
И Вечерница отвечала так:
— Вам помочь может лишь мак! Нам её от сна не избавить, но мы можем дело поправить... Много лет она будет' спать, в сём волшебном сне почивать. А проснётся чрез сотни лет — и лица знакомого нет... Потому мы речём так: вас избавит от бед мак! Чудо может свершить он — всё вокруг погрузить в сон. Не заметите вы тогда, как летят над вами года. А когда Эвлинка проснётся, сёстрам и родным улыбнётся... Разойдётся в тот час мрак — это может свершить мак!
Тут бог Сна в колеснице огненной над дворцом и садом взлетел, маков жезл над собой воздел. И мавлиночки запорхали, маков сок разбрызгивать стали, навевая на замок сны — чудны, сладостны и нежны.
И заснули тогда Плеянки, рядом — стольники и служанки, и бояре седобородые, скоморохи и скороходы, горничные и сенные, конюхи и стремянные, гусельники и певцы, плясуны и игрецы, стряпчие, садовники, скобари и плотники. В псарне псы заснули и псари вздремнули, спит в конюшне — конь, в очаге — огонь. Птицы дремлют в небесах, замерла вода в ручьях. И ветра здесь не шумят, водопады не гремят. Недвижимы онё в зачарованном сне...
Так бог Сна усыпил замок чудный, справился с работой нетрудной, лишь царя и царицу не стал усыплять — им нельзя страну оставлять.
И тогда Святогор и Плеяна с дочерьми своими простились и немедля прочь удалились. И тогда они в тот же час по стране издали указ: чтобы не нарушить покой замка чудного под горой, все должны его обходить, далеко селиться и жить. Пусть ни человек и ни зверь не тревожат замок теперь.
И по волшебству Святогорову замок тот ок- ружился чащей — остролистом, колючим терновником, и малиною, и шиповником. Невозможно её пройти, к замку дивному подойти...
И вот так над долиной той потекли века чередой, и ни человек, и не зверь не тревожили там покой...
Лишь волхвы на горы соседние раз в столетие подымались, и оттуда видели семь шатров, что над лесом чудным вздымались.
И тогда волхвы прославляли Святогорушку со Плеяной, также всех Стожар-Святогорок: Майю, Мерю, Лину, Алину, также Тайю, Асю, Эвлину.
Макошь-матушку почитали и Вечерницу поминали...
|