И в горах высоких Ирийских ко двору подъехал широкому. Теремом назвать — очень мал будет, городом назвать — так велик будет. Его крыша — само небо синее, вокруг маковки — лунный путь лежит, хоровод плетут звёзды частые.
Тут из терема из высокого выходили к Семаргл у двенадцать дев. А средь них сама ко- ролевична то Девана, Перуна и Дивы дочь.
|
Говорила она таковы слова:
— Ай удалый ты, сын Сварожич! Ты пожалуй ко мне во высок чертог! Напою, накормлю хлебом-солию! Положу почивать в светлой горнице!
И сходил Семаргл со добра коня, оставлял его неприкованным, неприкованным да непривязанным. И пошёл Семаргл во высок чертог. Заходил он в терем Деванушки и садился за стол белодубовый. Тут он ест и пьёт, прохлаждается да весь долгий день и до вечера.
И настала лишь ночка тёмная, от стола поднялся Сварога сын, говорил Деване Перу- новне:
— Ой, Деванушка, дева лунная! Где, скажи, твоя, дева, спаленка? Где твоя кроватка тесовая? На земле, скажи, иль на небе ли — где Луна в облаках-тучах прячется?
Повела Девана Сварожича во свою во спаленку тёплую да во горницу ту высокую.
Видит тут Семаргл кроваточку, хорошо кро ватка украшена, все бока её — по-змеиному, ну а спинка её — по-звериному. И задумался сын Сварожич:
— Сколько я по свету ни езживал, а такого чуда не видывал! Видно, та кроватка подложная!
И хватал он Девану за белые руки, на кроватку бросил тесовую. Обернулась кроватка тесовая, и Девана с кроваточки падала из светлицы той — в погреб тёмный.
Выходил Семаргл из терема, и ступал сын Сварожич на звёздный путь, и нашёл он двери у погреба. Все колодьем они завалены, и песками они засыпаны. Он колодья руками распихивал и пески руками распорхивал. И срывал замочки пудовые, раскрывал ворота железные.
Выпускал царей и царевичей, выпускал он могучих витязей, сорок белых волхвов и кудесников, а простого народа и счёта нет. Говорил Семаргл таковы слова:
— Выходите из царства смерти! Выходите из нор Деваны! И идите дорожкой лунной по домам своим, к очагам родным! Вспоминайте потом Семаргла! Без него вы бы вечно сидели здесь!
Вот увидел Семаргл Девану на мерцающем звёздами Млечном Пути. Вот плывёт она в Лунной Лодочке. Вынимал Семаргл меч изостренный — разрубал Деванушку лунную.
И с тех пор среди частых звёзд в лодочке Луна проплывает.
И растёт она, но могучий бог вновь мечом её разрубает.
От удара же Огнебогова зачат был во чреве 1Ь- Деванушки сын Семаргла Сварожича мощный Ван вместе с ним сестра его Люта.
И родились Ван вместе с Лютою, как потом и Квасура родился в Пановых горах близко Ра-реки — после битвы великой Трёх родов.
И садился Семаргл на коня верхом, поез- жал он к Камню Алатырю. Подновил и вторую надпись:
«Тут проезживал сын Сварожич — и была дорожка прочищена».
И поехал третьей дорогою, на которой Се- марглу «богату быть». И наехал он на пречуд- ный крест. Словно Солнце крест тот сияет, и объят он весь ясным пламенем.
Изумился тут сын Сварожич:
— Сколько я по свету ни езживал, а такого чуда не видывал. То не просто крест на земле стоит — он стоит над кладом великим, где лежат богатства несметные — там лежит сама Книга Вед.
* * И сходил Семаргл со добра коня, брал он крест во рученьки белые, брал из погреба Книгу Вед и повёз во святую Сваргу да ко тем горам Алатырским.
Тут Семарглу Сварожичу славу поют, славят и Девану Перуновну, Вана с Лютою прославляют и великую Книгу Вед!
г
ЖЄНИТЬБА ДАЖЬБОГА И МАРвНЫ
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как женился Дажьбог на Маренушке.
— Ничего не скрою, что ведаю...
В светлый Ирий к горе Алатырской со всего Света Бёлого птицы слетались. Собирались они, солетались, о Сырую Землю ударились, обернулись они в ясуней.
Прилетели то в светлый Ирий Огнебог-Се- маргл, Вихорь-бог Стрибог, бог Перун Громовержец с Дивою, ясный Хоре с Зарей-Зарени- цею, Волх, сын Змея, с прекрасной Лелею и Дажьбог, сын Роси, Перунович.
Их встречали Сварог вместе с Ладою, приводили в чертоги хрустальные, угощали яствами разными, наполняли чаши хмельной сурьёй.
Как садились гости за златые столы, за златые столы, за камчаты скатерти — поднимали чаши одной рукой, выпивали единым духом.
После пира было гуляние по небесному саду Ирию. И гулял Дажьбог сын Перунович, подходил к расписному терему. А в тот терем высокий прохода нет.
Тут услышал Дажьбог сын Перунович, как играют в тереме гусельки и звенят золочёные струночки. И за-слушался он, и задумался, и понравились Тарху гусельки.
— Это терем Мары Свароговны — видно, там у неё гуляние.
Стал он биться-стучаться в терем — зашатались стены у терема, распахнулись двери
|
железные. Поднялся сын Перуна по лесенкам и вошёл в палату Маренушки.
У Маренушки — развесёлый пир. У Марены гости приезжие из далекого Царства Тёмного: в ряд сидят Горыня с Дубынею и Усыня с Кащеюшкой Виечем.
Поздоровался с ними Перунович и садился за стол на скамеечку.
— Что ж не ешь, Дажьбог сын Перунович? — так спросила Мара Свароговна.
А Дажьбог Марене ответил:
— Сыт, Марена, я — только что с пира у отца Сварога небесного.
А сам думает: если поешь у неё, заворожит она иль отравит, ведь Марена — колдунья известная.
Продолжались пир и гуляние. Здесь Кащей к Маренушке сватался, и хвалился он златом- серебром, и хвалился своим бессмертием:
— Все, Марена, тебе подвластны! Все боятся Марены-Смерти! Только я не боюсь — Бессмертный! Мы с тобою, Марена, вместе подчиним, покорим всю Вселенную!
Наконец пришло время позднее, стали гости прощаться с Маренушкой. Провожала Марена гостей, проводила Кащея Бессмертного, а Дажьбога стала удерживать:
— Оставайся, Дажьбог сын Перунович, до рассвета, до света белого, и со мною, Маре- ^ ною, сделай любовь! Будет мужем моим пусть Бессмертный Кащей, ну а ты, Дажьбог, — полюбовником!
Отвечал Дажьбог сын Перунович:
— Ты прощай, Марена Свароговна! Ты про- щай уж, Маренушка-душенька, я не буду тебе полюбовником!
Обернулся Дажьбог от Марены и пошёл скорее из терема. Тут вскочила Марена Свароговна, и брала ножища-кинжалища, и струга- О ла следочки Дажьбожии, их бросала в печку муравлену, как бросала их — приговаривала:
— Вы пылайте, следочки Тарха, вы горите в печке муравленой! И пылай в Дажьбоге
|
руновиче по Марене душа его светлая! Чтоб не мог Дажьбог жить без душеньки, чтоб не мог * * без меня он ни есть, ни спать! Подымайтесь, дымочки, из печечки, подымайтесь, вы, ветры буйные! Соберите тоску ту тоскучую со всех вдов, сирот, с малых детушек, соберите со света белого, понесите её в сердце ярое — молодого Тарха Перунича! Посеките мечом булатным сердце, буйное, молодецкое, поселите тоску ту тоскучую, дайте и сухоту сухотучую в его
I кровь, и в жилы, и в печень! Чтоб казалась <{| ему Маренушка милей матери, отца-батюшки и роднее Рода небесного!
Будьте крепче булата, слова мои! Ключ к словам моим в небесах, а замок в морской глубине, проглотила замок этот рыба-кит. Рыбу-кит не добыть и замок не открыть! А кто рыбу добудет, замок отопрёт — гром того убьёт и спалит огонь!
А Горыня, Дубыня с Усынею возвращались назад в Царство Тёмное. Растворились вдруг небеса, сокатились колеса златые, золотые колёса — огненные. А на той колеснице огненной сам Перун Громовержец покатывал, златокудрой главою встряхивал, в небо молнии посылая. И поглядывал вниз на Землю. Видит он — Горыня с Дубынею и Усыня идут по дороженьке.
— Где вы были? — спросил Громовик Перун.
— Были мы в гостях на Рипейских горах у Марены Свароговны в тереме. Пили-ели мы, веселились мы, веселился там и твой сын Дажьбог!
Тут нахмурился Громовержец, покатил к Дажьбогу Перуничу:
— Мне не нравится, сын, что ты ходишь к Марене! Не прельстился ль ты красотой её? По-хорошему с ней ты сходишься — по-хорошему ль разойдёшься с ней? Не пеняй тогда ты на батюшку, не пеняй на родимую матушку, а пеняй, Дажьбог, на себя самого!
Огорчился Тарх и пошёл к Роси. И спросила Дажьбога матушка:
— Что случилось — скажи, чадо милое?
— Я скажу тебе правду сущую. Изобидел меня мой отец Перун, говорил — будто я у Марены сижу! Я всего заходил-то разочек, посидел у Марены часочек.
— За тебя Перун беспокоился. Та Маренушка
— ведьма ужасная! Не ходи к ней, Дажьбог, в светлый терем, не прельщайся ты красотой её!
Тут сказал Дажьбог слово резкое:
— Ты по роду мне будешь матушка, а по речи її, своей — будто мачеха!
И пошёл он в терем к Маренушке:
— Проведу я с ней ночку тёмную на её кро- ваточке мягкой, а наутро возьму в замужество!
Тут в Дажьбоге кровь разыгралась, и сердечко в груди растревожилось, он расправил плечи широкие. И пошёл Дажьбог сын Перу- нович, подходил к высокому терему. А в тот терем Марены прохода нет.
Тут натягивал сын Перуна лук тугой за те- тивочку шёлковую и стрелял стрелою калёною. Полетела стрела позлачёная, попадала в окошко косявчато — и окошко то проломила. Стал он биться-стучаться в терем. Зашатались стены у терема, распахнулись двери железные.
И вошёл сын Перуна к Маренушке.
У Марены — пир и гуляние. У Марены гость с Царства Тёмного: сам Кащей Бессмертный сын Виевич.
И сказал Дажьбогу Кащеюшка:
— Ты почто, Дажьбог, к нам в окно стрелял? Проломил ты окошко косявчато и расшиб стекольчато зеркало!
Тут Дажьбогу досадно стало — вынимал он ^ меч свой булатный, и поднял его над главою:
— Я тебя, Кащей, на куски изрублю!
Тут Марена со смехом говаривала:
— Не пугайся, Кащей, мил сердечный друг! Оберну я Тарха Дажьбога златорогим быстрым
I Оленем!
Тут брала Маренушка чашечку, а в той чашке — водица холодная, колдовала она над чашечкой, выливала она ту чашечку на Дажь- ~п' бога Тарха Перуновича.
Вдруг не стало в светлице Тарха, вдруг не стало сына Перуна — стал Оленем он златорогим.
Не бежит, не гремит копытами, а калёной стрелою летит Олень. У Оленя копыта серебряные, у Оленя рога — красна золота, в каждой шёрсточке по жемчужинке.
И ходил Олень златорогий по высоким горам, по долинам. И бежал Олень ко речной воде, ко Роси — родной своей матушке, и студил копытом серебряным ту струю речную прозрачную.
Рось тогда Оленю промолвила, накативши на берег волнами:
— Не Олень то в полюшке ходит, в поле то мой сынок родимый — Тарх Дажьбог, Мареной обёрнутый.
И просила она Перуна:
— Громовержец, скажи Марене, чтоб вернула она мне сына, обернула Тархом — Оленя!
Громыхнул Перун в поднебесье:
— Ай же ты, сестрица Марена! Ты зачем Оленем — Златые Рога повернула Тарха Дажьбога? Отпустила его в чисто полюшко? Обрати ты его обратно, а иначе, сестрица Мара, я пущу в тебя громовой стрелой!
Перекинулась Мара Сорокою, полетела в чистое полюшко — там, где ходят в поле олени. Ходят девять простых оленей, а десятый- то — златорогий.
Тут садилась Мара-Сорока на златой рог Тарха Дажьбога, стала Мара Тарху выщёлкивать:
— Ай же ты, Олень златорогий! Не наскучило ль тебе в чистом полюшке? По долам гулять, по горам плутать, по дубравам дремучим, по болотам зыбучим? И не хочешь ли пожениться? Ты со мной тогда сделай заповедь — и возьми Марену в замужество!
— Ай же ты, Марена Свароговна! Обрати ты меня обратно — я согласен с тобой венчаться!
И брала Маренушка чашечку, наполняла её ключевой водой, и брала три щепоточки маленьких из печи, от золы, от Сырой Земли. Посыпала щепоточки в чашечку, говорила над ней колдовские слова — очень странные, очень страшные. И из чаши Тарха обрызнула. И чихнул Олень три разочка — обернулся снова Дажьбогом.
И пришли они ко Ирийским горам ко Сва- рогу небесному в кузницу. Им сковал Сварог по златому венцу, и сыграл Дажьбог Тарх Пе- рунович со Мареною вскоре свадебку.
Солетались на свадьбу весёлую со всего света белого птицы. Ударялись птицы о Матуш- ку-Землю, обернулися во ясуней.
Собирались они, солетались и Дажьбога с Мареною славили. И сплела им Леля любви венок, подарила Рось голубой платок, подарила Лада гребёночку: коль махнёшь платком — будет озеро, а гребёночкой — встанет тёмный лес.
Стали гости гулять, пить и есть, плясать.
И плясала на свадьбе Жива, и кружилась она всем на диво: правой ручкой махнёт — встанет лес и река, левой ручкой — летят птицы под облака.
И плясала на свадьбе Мара, рукавами она махала: правой ручкой махнёт — лед на речке встаёт, левой ручкой махнёт — снег из тучи идёт.
Говорил тогда Тарх Маренушке:
— Замело, завияло дороженьки, и нельзя пройти мне к Маренушке. Промету я дорожку — сам к милой пройду. Постелю постелю пуховую, обниму Маренушку милую!
Продолжалась свадьба небесная!
Мало ль времени миновало, много ль врем- ни миновало у Марены с Тархом Дажьбогом родился сынок ясноокий.
Он родился зимой, среди стужи и вьюг. И ему Дажьбог подарил свой лук. А Марена сына избавила от рождений-смертёй круговерти, даровала ему бессмертье.
А женою ему стала дева Славуня, дочь великого Велияра. И он рос, удивляя мир, и прозвали его — Богумир.
И пришёл к Богумиру Квасура-Хмель, сын Сварога и Лады-матушки. Научил тогда Богумира Хмель, как готовить Сурью медовую, делать как возлиянья Всевышнему.
И в тот век на Земле не страдал никто. И у всех были кров и пища, не болели люди, не старились.
Жил в степи Богумир средь высоких трав и владел он стадами добрыми. Правил он на Земле людьми, также ведьмами и волхвами, китоврасами и грифонами, и русалками, лешаками, всем народом лесным и горным.
Породил Богумир Севу, Руса, Славена. Также он породил дочерей — Древу, Скреву с сестрой Полевой. И пошли от него киммеряне, также русичи и славяне.
И от них истекли племена и народы, заселившие Землю Русскую. И потомкам Роси боги так говорили:
— Возлюбите Русь! Берегите её, будьте мирными между родами!
—
В І-Т-А f ДАЖЬБОГ, ЛЛАРЄНА и жиел\
— Расскажи, Гамаюн, птица вещая, как Ка- щей у Дажьбога Марену украл, как Дажьбог Марену отыскивал, как спасала Дажьбога Жива!
— Ничего не скрою, что ведаю...
Как узнал про женитьбу Дажьбога сам Ка- щей Бессмертный сын Виевич, запрягал колесницу огненную, собирал несметную силушку и надвинулся тьмой на Ирийский сад.
То не тёмная туча близилась — то Кащея сила надвинулась, затопила мглой Землю-Ма- тушку.
Как в ту порушку в светлом Ирии никого из Сварожичей не было — там один лишь был Вышний Тарх Дажьбог. Снаряжался он в чисто полюшко биться с той несметною силою.
Трое суток сражался Перунов сын, и побил он силу великую, а потом возвратился в Ирий. Лёг он спать и спит непробудным сном, над собой невзгоды не ведает.
Тут подъехал к крылечку Дажьбогову сам Кащей Бессмертный сын Виевич. Стал Марену он подговаривать, соловьём перед нею выщёлкивал, говорил Марене-кукушечке:
— Полетим, дорогая кукушечка, в золотое царство Кащеево! Там совьём мы, кукушка, по гнёздышку, и устелим его чёрным бархатом, и украсим его чистым золотом!
Говорил Бессмертный Маренушке:
— Як тебе, Маренушка, сватался, ты должна была быть моею! Ты пойди за Кащея замуж! Моя матушка — Мать Сыра Земля, а
|
мой батюшка Вий — подземельный князь! А Дажьбог — сколотный Перуна сын от Роси — всего лишь русалки! Лишь со мной ты станешь царицею, а не с Тархом, сыном Перуна!
И Маренушка призадумалась:
— Мне ли жить вместе с Дажьдем-богом? Мне ль Кукушке жить с Ясным Соколом? Лучше быть царицей с Кащеюшкой! Ворони- цею с Чёрным Вороном!
И тотчас она улетела Вороницею со Кащеем. А Дажьбог всё спит непробудным сном, над собой невзгоды не ведает, что была у него молодая жена, да сбежала вместе с Кащеем.
Только прочь они улетели — пробудился в саду Дажьбог. Боги тут возвратились в Ирий, стал их Тарх Дажьбог тут выспрашивать:
— Вы скажите скорей — где жена моя? Где Маренушка молодая?
Отвечал Дажьбогу отец Перун:
— Слышал я от ветра Стрибогова: улетела Мара кукушкою с вороном — Кащеюшкой Ви- ечем.
Говорил тогда молодой Дажьбог:
— Надо ехать нам за угоною!
Отвечал Перун:
— Честь ли, слава ль мне — за чужою женою следовать? Ты езжай один за угоною. Ни- чего-то у них ты не спрашивай, как застанешь их в чистом полюшке — отсеки у Кащея голову!
Поезжал Дажьбог за угоною. Как Марена Дажьбога увидела — наливала вина чару полную, заступала ему дороженьку. Как увидел Марену могучий конь — тут же встал на дороге как вкопанный. Стал коня стегать удалой Дажьбог, конь не слушает, не идёт вперед.
Тут сказала Марена Тарху:
— Свет мой ясный, Тарх, сын Перуна! Меня силой везёт Бессмертный! Выпей чару вина зелёного ты с великой тоски-печали!
Выпил чару Дажьбог — захотел ещё, наливал ещё — по другой горит. Тут напился с печали он допьяна и упал на Матушку-Землю
— Велика власть Хмеля могучего! — рассмеялась Марена грозно и сказала Кащею слово:
— Ты, Бессмертный Кош, отсеки главу неразумному Даждю-богу!
Отвечал Бессмертный Маренушке:
— Как Дажьбог меня из пещеры спас, куда скрыли меня Велес с Вилою, я ему обещал три вины простить. Это будет прощение первое.
Тут Марена Дажьбога подхватывала и столкнула в колодец глубокий — тот, что вёл в подземное царство. И упал Дажьбог в Царство Тёмное.
Пробудился в провале Перуна сын, он вставал на ноженьки резвые, и свистел, и звал зычным голосом.
Подбегал к провалу могучий конь, опустился он на колени и свой длинный хвост опустил в провал.
Ухватился крепко Дажьбог за хвост, и на Землю Сырую поднялся он. И вскочил Дажьбог на лихого коня, и поехал вновь по дороженьке.
Вновь стоит жена на дороге. Как увидел Марену могучий конь — тут же встал на дороге как вкопанный. Стал коня стегать удалой Дажьбог, конь не слушает, не идёт вперёд.
Вновь сказала Дажьбогу Мара:
— Если конь не идёт, значит, он устал. Дай коню отдохнуть, отдохни и сам. Слезь с коня, мой Даждь, и с усталости зелена вина выпей чарочку. Как день летний не может без солнышка, так и я не могу без тебя, мой свет, не могу я есть, не могу и спать!
Выпил чару Даждь — захотел еще, наливал ещё — по другой горит. Тут напился с печали он допьяна и упал на Матушку-Землю.
— Велика власть Хмеля могучего! — рассмеялась Марена грозная и сказала Кащею слово:
— Ты, Бессмертный Кош, отсеки главу неразумному Даждю-богу!
Отвечал Бессмертный Кош Марушке:
— Раз Дажьбог меня из пещеры спас — я ему обещал три вины простить. Это будет второе прощение.
Тут Марена Дажьбога подхватывала и бросала его чрез своё плечо, как бросала его — приговаривала:
— Там, где был удалой добрый молодец, — там горючий стань Белый Камешек. Первый год пройдёт — ты лежи на Земле, и второй пройдёт — ты лежи на Земле, третий год пройдёт — ты сквозь Землю пройди и низвергнись в царство подземное!
Как тут конь Дажьбога несчастного побежал один к Алатырским горам, стал он бегать по саду Ирию.
И увидел коня Громовержец:
— Не видать что-то сына родимого, не видать Дажьбога могучего, знать, случилося что неладное!
Тут Перун Громовержец коня оседлал и поехал по полю широкому. Переехал он лесушки тёмные, переехал поля Сарачинские и доехал до Камня горючего. Тут он Камень горючий покатывал, а покатывал — приговаривал:
— Там, где был Бел-горючий Камешек, стань на месте том добрый молодец — молодой Дажь- бог сын Перунович. Стань ты, Камень, легчее лёгкого!
Тут Перун поднимал этот Камешек, чрез плечо его перекидывал. Там, где был Бел-горючий Камешек, — там вдруг стал удалой добрый молодец.
И сказал Перуну тогда Дажьбог:
— Надо ехать нам за угоною!
Отвечал Перун:
— Честь ли, слава ль мне — за чужою женою следовать? Ты езжай один за угоною. Ничего с жены ты не спрашивал, как застанешь их в чистом полюшке — отсеки ты Кащею голову!
Тут вскочил Дажьбог на лихого коня и поехал по полю широкому.
Не ковыль в чистом поле шатается — зашатался там добрый молодец, молодой Дажьбог сын Перунович. Вот доехал до речки Смородины, принагнулся он к быстрой реченьке, и вскричал Дажьбог громким голосом:
— Кто тут есть на реке перевозчиком? Отвезите меня на ту сторону! Примите меня, хозяева, — Велес Суревич с Вилой Сидой! Накормите меня белым хлебом, напоите вином медвяным!
Отвечают ему хозяева:
— У нас в Тёмном Царстве — горькое житье. У нас хлеба белого — нет, и питья медвяного — нет. А есть — гнилые колоды, а есть — водица болотная!
Говорил Дажьбог сын Перунович:
Отвезите меня на ту сторону! Отвезите меня, проводите к Каракайской Чёрной горе, ко дворцу Кащея Бессмертного!
Перевёз через речку Смородину Тарха, сына Перуна, Велес. И давал он Дажьбогу скатерть:
— Разверни-ка, Дажьбог, эту скатерть по го- рам-холмам и долинушкам и ступай по скатерти белой — так придёшь ты к царству Кащея!
Поезжал Тарх Дажьбог той скатерочкой по горам-холмам, по долинушкам, и приехал он в Царство Тёмное. Горы там в облака упираются и стоит чертог среди чёрных скал — замок то Кащея Бессмертного.
Он костями людскими подперт, человеческой кровью крашен. Вкруг чертога Кащея — железный тын. И на каждом столбочке — череп, каждый череп огнём пылает.
Увидала его Марена, говорила Кащею слово:
— Не убил ты Тарха Дажьбога — он опять к нам в гости пожаловал!
Подходила она близёшенько, кланялась Дажьбогу низёшенько:
— Свет мой ясный, Тарх, сын Перуна! Меня ^ ^ силой увёз Бессмертный! Как день летний не может без солнышка, так и я не могу без тебя, мой свет, не могу я есть, не могу и спать! Выпей чару вина зелёного ты с великой тоски-досады!
Выпил чару Дажьбог — захотел ещё, наливал ещё — по другой горит. И напился с печали он допьяна и упал на Матушку-Землю.
— Велика власть Хмеля могучего! — рассме- ялася Мара грозная и сказала Кащею слово
|
— Ты, Бессмертный Кош, отсеки главу неразумному Даждю-богу!
Отвечал Бессмертный Маренушке:
— Как Дажьбог меня из пещеры спас, я ему обещал три вины простить. Это будет прощенье последнее. Коль сойдёмся мы ещё раз в бою, не уйдёт от меня Тарх Перунович!
Тут сходила Маренушка в кузницу и сковала она пять железных гвоздей, поднимала Дажь- бога под пазухи, приносила к скалам Кавказским. И распяла на скалах бога. И забила в ногу железный гвоздь, и в другую вбила она другой, в руки белые вбила она по гвоздю, а последний гвоздь обронила. И в лицо ударила молотом — он облился горячей кровью.
Как была у Марены Свароговны Жива-Ле бедь — сестра родная. Говорила она Сварогу:
— Дай прощенье и благословение полетать мне по тихим заводям и поплавать мне Белой Лебедью! Я хочу лететь к Царству Тёмному, погостить у родной сестрицы!
Дал прощенье Сварог Живе-Лебеди. Полетела она к Сарачинским горам — погостила там у сестрицы. Стала Лебедью Белой погуливать, по горам она стала полётывать и увидела бога распятого, молодого Тарха Перунича.
И сказала ему Лебедь белая:
— Молодой Дажьбог сын Перунович! Ты возьмёшь ли меня в замужество? Я спасу тебя от неверной жены, от Маренушки — верной Смерти!
И сказал Дажьбог сын Перунович:
— Я возьму тебя замуж, Лебёдушка, Жива, дочь Сварога небесного!
И тогда Свароговна Лебедью полетела в кузню небесную, доставала клещи железные, отдирала теми клещами от скалы Дажьбога могучего.
Уносила Дажьбога Лебёдушка далеко из Тёмного Царства к Алатырским горам в светлый Ирий.
Оживляла Дажьбога живой водой и лечила раны кровавые.
|
ЯРИЛА, ЕОЛХ И Л6ЛЯ
— Расскажи, Гамаюн птица вещая, как родился Ярила Годинович, как влюбился в Лелю прекрасную и как спорил он с Волхом Змеичем!
— Ничего не скрою, что ведаю...
Разгоралися зори ясные, подымалося Солнце Красное... И у озера Светлоярова там знамение учинилось, чудо-чудное сотворилось. Белый Ландыш-цвет явился, он возрос и распустился, чтоб ему весь свет дивился...
А цветочком тем Белым Ландышем обернулся Велес сын Суревич. Дива Ландышу изу мл ял ася и ко Ландышу наклонялася. Только тот цветок срывала, тотчас от него зачала.
Набухают весною почки, а потом цветы расцветают, а затем наступает срок, обращается в плод цветок. И пришла пора, и родился во лесах тех светлых Ярила — Солнца внук, сын Велеса с Дивой.
Под звездою счастливой Ярила родился и по радуге в путь пустился — над землёю дорожкой Солнца в лодке Лунной средь ясных звёзд. И летел за ним Алконост.
Славься Божьей Силой, светлый бог Ярила!
Ты весеннею силой полон! На головушке алых роз венок, а в руке ржаной колосок. Ты на белом коне — злата грива в огне в чисто полюшко выезжаешь, ясным соколом пролетаешь.
У Ярилы кудри качаются, скатным жемчугом рассыпаются. У Ярилы глаза ясна сокола, брови у него чёрна соболя, у него сапожки — зелён сафьян, шилом пяты, носы востры. Под пяту у него воробей влетит, у носочечка — хоть яйцо кати.
Только взглянет Ярила на молодца — и любовью тот обуян, и без хмеля хмелён, и без пива пьян. Коли взглянет на красну девицу — та как маковый цвет румянится, по любви её сердце мается.
Ну а если за плуг бог Ярила встаёт — в поле пашет, не устаёт. Рожью поле то засевает, урожай затем поджидает — а вокруг щебечут птицы, золотая рожь колосится. Силою колосья наливаются, зёрна в житницах умножаются!
Как к закату шло Красно Солнышко — да за те лесочки дремучие, да за те болота зыбучие, да за горушки те высокие, да за реченьки те широкие. И сбиралися тучи грозные, птицы по небу разлетелись, звери по лесу разбежались, рыбы по морю разметались. Из тех грозных туч — Финист вылетает, вслед за ним — Сварожичей стая.
Пролетел над морюшком синим и над горушками крутыми и спустился в чистое поле.
И увидел Вольга в поле пахаря. Пашет пахарь в поле, понукивает, и соха у него поскрипывает, лемешок по камням почиркивает.
Пни и корни пахарь вывёртывает, а каменья в бороздочки валит. У него кобылка соловая — хвост до самой земли расстилается, грива колесом завивается. Гужики его все шелковые, у него и сошка кленовая, лемеха на сошке булатные, и присошек у сошки серебряный, а рогачик-то красна золота.
И сказал Вольга оратаю:
— Бог на помощь тебе, оратаюшко, да пахать и бороздки помётывать!
Отвечал ему оратаюшко: її,
— Пусть нам Род Рожанич поможет! Ты 1-1 скажи, мощный бог, как тебя величать? Куда держишь путь в чистом полюшке?
Отвечал Вольга таковы слова:
— Порождён я Землёй Сырою и великим Индриком Дивичем, а зовут меня все — Вольтою, также Финистом Ясным Соколом! Еду я по велению матери брать с земель её дани-пошлины. Ай же ты, оратай-оратаюшко! Ты езжай со мной во товарищах!
И тогда оратай-оратаюшко гужи с сошки своей повыстегнул, и кобылку из сошечки вывернул. В поле сошку кленовую оставлял, а кобылу свою седлал. И поехали они по раздо- лию путь-дорожкою в чистом поле.
Говорил оратай таковы слова:
— Ай же ты, Вольга князь Сварожичей! Я оставил сошку в бороздочке — надо сошку с Сырой Земли выдернуть и земельку из лемеха вытряхнуть, бросить сошечку за ракитов куст — помоги, не сочти за труд!
И тогда Вольга, князь Сварожий, посылал дружину родовичей, чтобы сошку с бороздочки сдвинуть и за куст ракитов закинуть. Подъезжали они, чтоб ту сошечку взять, да не могут её даже приподнять. Лишь кругом её повернут, но с бороздочки не свернут.
Наезжал тут Вольга, ярый витязь, на ту сошечку в чистом поле, брался за неё он одною рукою и тянул её за собою. Только сошка та не ворохнулась и с земли ничуть не потро- нулась. Взял её он двумя руками и упёрся в землю ногами. За оглобельки сошку пытался вертеть, но не смог её одолеть.
Подъезжал к сохе оратаюшко. Он одною рукою ту сошечку брал и за куст ракитов бросал.
И езжали они путь-дорогою по раздодию в чистом поле. Оратаюшко плёткой машет, а кобылка под пахарем пляшет. У ратая кобылушка рысью бежит — следом Финист Сокол летит.
Подъезжал оратай ко зелёным лугам — травы на лугах поднимались, подъезжал к садам — расцветали сады, птицы певчие запевали.
Спрашивал Вольга бога-пахаря: