Наряду с близостью к русской литературе для романа этого периода в некоторых случаях характерно воздействие натурализма, в частности произведений Золя. Впрочем, натуралистические элементы не могли притупить в этих литературах острие социальной критики, и идея безоценочного отношения к действительности оказалась им чуждой.
Особое место в развитии реализма второй половины века занимает социально заостренная сатира (Гавличек-Боровский, Караджале, А. Константинов). Здесь можно говорить о появлении и развитии реалистической сатиры, отличающейся по своей художественной концепции от просветительской сатиры, распространенной на более раннее этапе, и от сатиры романтиков, которая занимает свое место в литературе и в данный период.
Основное новое качество, проявившееся во второй половине XIX в. в данном регионе, — становление и быстрое развитие реализма, приобретающего в большинстве литератур главенствующее значение.
Польская литература [второй половины XIX в.]
472
ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
1848—1863-х ГОДОВ
В польской истории период между восстаниями 1830 и 1863 гг. еще всецело относится к эпохе шляхетского освободительного движения. Ни в результате Краковского восстания 1846 г., ни в 1848 г. в ходе Познанского восстания и патриотического движения в Западной Галиции польский народ не добился национального освобождения.
Польша, поделенная между Россией (Королевство Польское), Австрией (часть Галиции) и Пруссией (Герцогство Познанское) и боровшаяся за освобождение своих земель во главе со шляхтой, подрывала монархические устои угнетавших ее держав. Это выдвигало ее на авангардные позиции в европейском революционном движении. По словам Ленина, в 40-е и 60-е годы «шляхетское освободительное движение в Польше приобретало гигантское, первостепенное значение с точки зрения демократии не только всероссийской, не только всеславянской, но и всеевропейской» (Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 297).
|
|
Потрясения 1846—1849 гг. отразились на эволюции всех польских литераторов. Одни из них, порвав с демократией, переметнулись в лагерь реакции, другие, борясь с чувством обреченности, искали прибежища в романтизме, но большинство, подавленное реакцией, переживало глубокий упадок.
Эмиграция, хотя и пополнилась новым притоком, после 1848 г. прежней выдающейся роли уже не играла. В 1852 г. во Львове, находившемся под властью Австрии, начал выходить новый журнал «Дзенник литерацки», вокруг которого объединились виднейшие романтики демократического крыла. В 1860 г. на его страницах печатались «Письма из-под Львова» К. Уейского — ярчайший литературно-публицистический памфлет того времени, направленный против литературной реакции.
Вторым очагом развития польской литературы тех лет стал литовско-белорусско-украинский регион Российской империи. Острота крестьянского вопроса приковывала здесь внимание интеллигенции, в том числе польской, к социальной проблематике, усиливая реализм творчества таких писателей, как Ю. И. Крашевский, Ю. Коженёвский и В. Сырокомля.
Достигнув к 1848 г. своего апогея в творчестве писателей-эмигрантов, польский романтизм вступил в полосу спада, хотя вплоть до 1863 г. продолжал еще господствовать, что выражалось прежде всего в признании поэзии важнейшим литературным родом. Правда, и проза достигает уже успехов, однако в сознании и писателей и читателей стихи — именно в силу их традиционной связи с пафосом романтического протеста — ценились выше повестей и романов.
|
|
В 1846—1863 гг. наиболее яркими представителями прогрессивного романтического течения в стране были галицийские поэты К. Уейский и М. Романовский.
473
Корнель Уейский (1823—1897), начинавший с подражаний сонетам Мицкевича и поэтическим опытам В. Гюго, стал позднее одним из виднейших последователей Словацкого. Выражение революционных настроений в форме библейских стилизаций (одна из стилевых тенденций польского романтизма) отличало и поэзию Уейского. Самое значительное его произведение — «Жалобы Иеремии» (1847). Поэт в образе библейского пророка оплакивает кровавые события «галицийской резни», погубившей Краковскую революцию. При жизни поэта популярен был его сборник «Цветы без запаха» (1848). Ему принадлежит также сборник «Для москалей» (1862), стихи которого в духе лучших традиций шляхетских революционеров звучали накануне восстания 1863 г. призывом к братскому единению поляков с русскими для совместной борьбы с царизмом.
Но наиболее колоритным из «поэтов предгрозья», последователей Словацкого был Мечислав Романовский (1833—1863), погибший в одной из повстанческих битв 1863 г. Его поэма «Девушка из Сонча» (1861) посвящена героической борьбе польских ремесленников и купцов со шведским нашествием в 1655 г. Однако и для самого поэта, и для польского романтизма того этапа более показательны его вольнолюбивые оды, гимны, псалмы, молитвы, песни и тому подобные формы гражданско-патриотической поэзии, в которых мотивы героического самопожертвования неотделимы от предчувствий гибели. Несмотря на достижения романтической поэзии, польский романтизм в этот период переживает упадок. Он скудеет также и формально, и в нем начинают преобладать эпигонские тенденции. Под гнетом цензуры польская поэзия как никогда широко культивировала эзоповский язык с прочно закрепленной в нем символикой, вырождавшейся нередко в штампы.
|
|
В такой литературной ситуации важной тенденцией в поэзии становится переработка устного народного творчества и особенно песен — самого действенного из всех агитационно-мобилизующих жанров. В этом направлении и пошли два виднейших поэта того времени Т. Ленартович и В. Сырокомля.
Теофиль Ленартович (1822—1893) вошел в польскую литературу под прозвищем «мазовецкого лирника», в начале 40-х годов он собирал в Мазовше фольклор, определивший важнейшие черты его поэзии. Народный угол зрения и фольклорно-песенная поэтика позволили ему, не впадая в сентиментальность, достигать той небывалой лирической задушевности, какой характеризуются его известнейшие сборники «Лира» (1855) и «Новая лира» (1859). Теме восстания 1863 г. посвящено и самое радикальное его произведение — «Марцин Борелёвский-Лелевель» (1865). Ленартович переводил Пушкина и Мюссе, «Божественную комедию» Данте. Польского поэта больше всего переводили во Франции и Италии, где он жил в эмиграции и умер.
Владислав Сырокомля (настоящее имя Людвик Кондратович, 1823—1862), называвший себя «сельским лирником», был сыном небогатого шляхтича и бо́льшую часть жизни провел в деревне. Он дебютировал гавендой «Почтальон» (1844), известной в русском переводе как песня «Когда я на почте служил ямщиком...».
Гавенда — рассказ, нередко в стихах, имитирующий устное повествование — излюбленный жанр польских романтиков. Но если реакционные романтики часто воспевали в гавенде шляхетскую старину, то Сырокомля обличает социальную несправедливость. Социальным критицизмом, явно восходящим к традициям нравоучительно-просветительской сатиры, отмечены его стихотворные рассказы о тяжелой участи крепостных и все шесть серий «Гавенд и стихов» (1853—1860).
Наряду с гавендой Сырокомля, как и Ленартович, часто обращался к «картинке», ставшей позднее одной из основных форм реалистической поэзии Конопницкой. Кроме этого жанрового сближения поэзии с прозой реалистическая тенденция у Сырокомли выразилась в освоении им народной поэтики, в насыщении стиха разговорными интонациями, в простоте словаря и версификации. Но в основном его творчество принадлежит еще романтизму, лучшим выражением которого стали его «Мелодии из сумасшедшего дома» (1862), преисполненные горькой скорби. Многочисленные поэтические переводы Сырокомли содействовали развитию литературных связей Польши с Западной Европой и Россией.
Особое место среди польских романтиков второго поколения занимает Циприан Камиль Норвид (1821—1883). Его творчество не вмещается ни в одно из направлений современной ему польской поэзии. Шляхтич по рождению, Норвид получил образование в варшавской гимназии. В 1842 г. он эмигрировал и с тех пор скитался по миру, зарабатывая на хлеб не только резцом скульптора и кистью живописца, но и топором дровосека. Свыше тридцати лет он пробыл в Париже, где последние дни провел в приюте — глухой, одинокий, всеми забытый. До этого он побывал в Бельгии, Германии, Италии, Англии, в 1852 г. попытал счастья в США. В Риме он дружил в 1847—1848 гг. с Красиньским, но еще большее влияние в эти годы оказали на него клерикальные круги.
474
Христианский гуманизм соединялся у него с социалистическими утопиями Фурье, Сен-Симона и Прудона, с которым он познакомился в Париже. Своим парижским встречам с Мицкевичем, Словацким и Шопеном Норвид посвятил цикл воспоминаний «Черные цветы» (1856). Там же он познакомился с Бакуниным, Герценом, И. С. Тургеневым, Гервегом и др. Сближение с международной демократической эмиграцией ослабило его связи с клерикально-аристократическими кругами, но к пересмотру взглядов не привело. Норвид старался держаться вне эмигрантских группировок, и это явилось одной из причин отчуждения от него соотечественников.
На народные восстания в Европе Норвид откликнулся поэмами «Еще слово», «Канун» (1848). Осуждая деспотизм и крепостничество, он, однако, в противовес Мицкевичу отрицал необходимость революционного насилия, усматривая залог прогресса в нравственном самоусовершенствовании личности. В этом самоусовершенствовании человека важная роль отводилась искусству и его союзу с трудом («Promethidion», 1851). Опубликованные произведения вызвали нападки критики, обвинившей поэта в «манерной неясности» и «запутанности». Он сумел издать лишь немногое, так и не напечатав своих лучших вещей: цикл лирических стихов «Vade mecum» (частично увидевших свет лишь в 1901 г., дат. 1865—1866); философско-эпическую поэму «Ассунта» (1907, дат. 1870); новеллы-эссе «Тайна лорда Сингэльуорта» (1902, дат. 1877), «Печать» (1904, дат. 1883) и ряд неоконченных поэм и драм.
Ценнейшая часть его наследства — лирические стихотворения, особенно те, в которых воспеваются выдающиеся люди и события, символизирующие проявления высокой культуры и деятельной любви к человечеству: «Памяти Бема траурная рапсодия» (1910, дат. 1851), стихи в честь Мицкевича «Что ты сделал Афинам...» (1908, дат. 1856), «Спартак» (1907, дат. 1857), на смерть защитника американских негров «Джон Браун» (1863), «Фортепьяно Шопена» (1865) и др.
Пафос защиты истинных человеческих ценностей и ирония в адрес попирающего их общества — это как бы два полюса поэзии Норвида. Антибуржуазные настроения Норвида мало трогали его соотечественников, больше страдавших от недостатка развития капитализма, чем от его язв.
Как и другие польские романтики его поколения, Норвид считал себя последователем Мицкевича, Словацкого и Красиньского, но не их подражателем. Он и в самом деле был оригинален — даже в понимании патриотизма. В стихотворении «Моя отчизна» (1861) Польша представляется ему лишь частью его вселенской родины. Норвид был поэтом, которого вдохновляла история европейской культуры; романтиком, которому современность виделась в перспективе минувших эпох; моралистом, для которого общечеловеческие устои нравственности значили не меньше, чем сыновняя преданность Польше, и Польша надолго отвернулась от него.
Непонимание раздумий, терзавших душу пытливого наблюдателя пороков цивилизованного мира, усугублялось сложностью норвидовского языка. Многозначный и параболический, он действительно был труден. Скорее поражала, чем впечатляла шероховатая норвидовская фраза с особой нисходящей интонацией, удивляли частые отказы от рифмы и других условностей традиционного стихосложения. Склонность к парадоксам, интеллектуальная игра, неожиданные пропуски в образном развертывании мысли или, наоборот, наращивание образов, лаконизм наряду с многословием, скупой намек, чередующийся с риторикой, — все это приобрело интерес для Польши позднее.
Норвид хорошо знал парнасцев, с которыми его роднит насыщение поэтической образности впечатлениями пластических искусств. Разрабатывая ассоциативность поэтических средств, он еще до Рембо в «Ченстоховских стихах» (1851) связывал буквы с формами вещей, понятие с цветом и т. д. Он раньше французских символистов стал широко практиковать белый стих и до Малларме выдвинул «теорию умолчания». Была у него и своя теория драматургии, рожденная поисками новых жанровых форм, из которых он считал наиболее близкой ему «высокую комедию», соединявшую актуальность с поэтичностью (такова его пьеса «Перстень великосветской дамы», 1933, дат. 1872).
Норвид был выдающимся новатором, во многом предвосхитившим развитие отечественной поэзии. Как «один из величайших польских поэтов» он был открыт у себя на родине лишь в начале XX в. С этого времени и началось его влияние на польскую поэзию и вместе с тем признание его значения за рубежом (отзывы Р. М. Рильке, А. Жида и др.).
В 40—60-е годы общественная обстановка и духовные запросы польского общества требуют прежде всего освещения обыденной жизни, проникновения в условия современности, а это стимулирует переход ряда писателей на реалистические позиции и, выдвигая на первый план прозу, способствует развитию крупных повествовательных жанров.
475
Основоположниками реалистического направления в польской литературе стали Ю. И. Крашевский и Ю. Коженёвский.
Юзеф Игнацы Крашевский (1812—1887), которому принадлежит более пятисот томов сочинений, был не только одним из самых плодовитых писателей мира — прозаиком, поэтом и драматургом, — но и выдающимся литературным критиком, публицистом, ученым, издателем и общественным деятелем. В огромном его наследстве наиболее ценны повести и романы (144 социально-бытовых и 88 исторических).
Укреплению реалистических тенденций в творчестве Крашевского немало способствовало его знакомство с произведениями Бальзака, Диккенса, Гоголя. Изображая перемены в современной жизни с целью увековечить бытовые картины «для будущей истории», Крашевский находит ключ к постижению человека в формирующих его общественных отношениях. Реалистическое направление в польской прозе начинается с романов и повестей Крашевского, в которых изображается горькая доля крепостного крестьянства («История Савки», 1842; «Ульяна», 1843).
Осуждая крепостничество, Крашевский в то же время опасался разлагающего влияния буржуазных нравов. Но главным объектом его критики была феодальная аристократия. Обличению ее безнравственности, ее паразитизма и вырождения посвящены многие его произведения. Из них утверждению реализма более других содействовали такие романы, как «Волшебный фонарь» (1843—1844), «Два мира» (1855) и «Недуги века» (1856). Вообще же проза Крашевского, многообразная по формам, соединяет различные творческие тенденции (у него встречаются и романтические, и реалистические, и даже натуралистические произведения).
На бурные события 1861—1864 гг. в Королевстве Польском Крашевский откликнулся циклом полурепортажных повестей. Он писал их в Дрездене, куда, изгнанный из Варшавы, эмигрировал в 1863 г. Наиболее известна из них повесть «Дитя Старого города» (1863).
Однако, пережив третье на своем веку поражение восстания, Крашевский в дальнейшем стал противопоставлять революционному движению либеральную программу спасения Польши, смыкавшуюся с позитивистской концепцией. Не переставая обличать деспотизм, феодальную знать и церковную реакцию, он в цикле так называемых политических романов («Гибриды», 1867—1868; «В мутной воде», 1869, и др.) настойчиво призывал к моральному сопротивлению угнетателям.
Иллюстрация:
Иллюстрация М. Андриолли
к «Старому преданию» Ю. Крашевского
Гравюра. 1900 г.
К его лучшим историко-художественным созданиям относятся романы из времен саксонской династии XVIII в.: «Графиня Козель» (1873), «Брюль» (1874), «Варшавский староста» (1875—1876). Историческая проза Крашевского отличается документальностью и критическим освещением истории Речи Посполитой. Особый исторический цикл составляют 29 романов, написанных в 1876—1886 гг., который начинается «Старым преданием» (1876), рассказывающим о борьбе предков польского народа с германским нашествием в IX в. В пору гонений на польскую культуру предпринятая Крашевским беллетризация истории заменяла полякам национальную школу. Его произведения имели большое воспитательно-патриотическое значение.
Из произведений о современной жизни, написанных Крашевским после 1863 г., особого внимания достойны «Morituri» (1872—1873), роман о деградации аристократов, и «Безумная» (1880), повесть о польской женщине, заявившей о своих человеческих правах. Действие повести заканчивается на баррикаде Парижской
476
коммуны, при защите которой пала смертью храбрых героиня. Крашевский создал множество реалистических типов шляхты, крестьян и мещанства разных эпох. Он был признанным патриархом в литературе, на которого опирались польские реалисты XIX в.
Вторым зачинателем реализма в польской прозе был Юзеф Коженёвский (1797—1863). Путь реализму прокладывали два лучших романа Коженёвского «Спекулянт» (1846) и «Аферист» (1847). Из его позднейших произведений выделяются «Тадеуш Безымянный» (1851—1852) и «Родственники» (1856), предвосхищавшие позитивистскую «повесть с тезисом».
Элементы реализма наблюдаются в творчестве Яна Захарьясевича (1825—1906) и других польских прозаиков.
476
ПОЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА
60—80-х ГОДОВ
Начало 60-х годов характеризуется новым общественным подъемом, во многом связанным с той революционной ситуацией, которая складывается в это время в России. 23 января 1863 г. в Варшаве началось восстание, целью которого была национальная независимость и ликвидация феодальных порядков. Полтора года вооруженной борьбы не принесли победы. Царское правительство жестоко расправилось с побежденными и уничтожило последние остатки автономии Королевства Польского. Однако в результате восстания была проведена крестьянская реформа, положившая конец феодальному устройству.
Именно борьбой вокруг осмысления трагических последствий восстания 1863 г. открывается новый период в польской литературе, завершившийся в начале 90-х годов, когда возникшее рабочее движение изменило прежние представления об исторической перспективе развития Польши. Основным содержанием литературного процесса этих лет было превращение зародившегося еще в 40-е годы реалистического течения в господствующее направление литературы.
Разъединенность польских земель по-прежнему оставалась основной особенностью исторического положения польского народа. В обстановке национального бесправия и сохранения пережитков феодализма на польских землях бурный послереформенный рост капиталистического уклада придал особую идеологическую остроту конфликту между консервативной шляхтой и либеральными буржуазно-помещичьими кругами. В наиболее «чистой», классической форме этот конфликт выступил в Королевстве Польском, где он получил название борьбы «молодых» со «старыми». Вместе с тем Королевство стало в этот период основным очагом в польской литературной жизни.
Из среды «молодых» выдвинулся боевой отряд публицистов и писателей, выступивших против консервативного лагеря под знаменем позитивизма.
Польский позитивизм, в отличие от западноевропейского, носил утилитарно-практический характер. Он был прежде всего буржуазной реакцией на поражение восстания 1863 г. Осуждая традиции повстанческой борьбы за национальную независимость как романтические и пагубные, он противопоставлял им идею экономического возвышения Польши. Самым радикальным органом «молодых» стал журнал «Пшеглёнд тыгоднёвы» («Еженедельное обозрение»), а главою этого движения — Александр Свентоховский (1849—1938).
В этот период значительно расширяются международные связи польской литературы. Самым влиятельным зарубежным писателем для польских реалистов этого времени был Диккенс, а из поэтов — Гейне, а начиная с 80-х годов — Золя. Из русских писателей больше других в 60—80-е годы читали в Польше Тургенева, главным образом в подлиннике. Известны были также Салтыков-Шедрин, Герцен, Достоевский, Л. Толстой, Некрасов и писатели-народники.
В этот период наблюдается интенсивное проникновение польской литературы в другие, особенно в славянские, страны. Так, в России широко издавались произведения Сенкевича, Ожешко, Пруса, Конопницкой и др. Польское влияние на украинскую и особенно белорусскую литературы было настолько глубоким, что некоторые явления (например, в истории белорусской поэзии) вообще нельзя объяснить вне их отношения к польской культуре.
Перемены в литературной жизни Польши проявлялись и в перестройке жанрово-родовой системы. После 1863 г. проза оттеснила поэзию на второй план. Отставала в своем развитии в этот период польская драма.
После 1863 г. часть писателей, продолжая романтическую традицию, видела главную цель в борьбе с национальным оппортунизмом, с настроениями примиренчества и в освещении причин катастрофы (так называемые «непримиримые»), другая настаивала на приспособлении к реальной жизни и анализе ее новых условий (позитивисты).
Виднейшим продолжателем романтизма в польской прозе был Зыгмунт Милковский (1824—1915), известный под псевдонимом Теодора Томаша Ежа. Еж вошел в литературу, имея за плечами опыт участия в освободительном
477
движении, в боях Венгерской революции 1848 г. Впечатления об Украине, где прошло его детство и юность, и наблюдения над жизнью балканских народов легли в основу подавляющего большинства его произведений. Даже его стилевая манера больше всего напоминает Гюго, и ни у кого из современников Ежа так явственно не выступает зависимость романтического метода от изображения «традиционного объекта», каким в его творчестве является тема национально-освободительного движения.
Наиболее ценны в наследии Ежа «славянские» романы, а также повести из времен Венгерской революции 1848 г. Лучшим из «славянского цикла» признан роман «Ускоки» (1870), в котором повествуется о борьбе боснийского крестьянства против турецкого гнета на рубеже XVI и XVII вв. и содержится немало аллюзий на положение поляков.
Среди романистов Еж был ярчайшим выразителем идеологии «непримиримых», к которым на первых порах принадлежали также М. Балуцкий, Я. Лям, Ю. Нажимский и др.
В творчестве «непримиримых» — из-за их неприятия действительности — раньше, чем у позитивистов, наметилось верное понимание разлагающего действия буржуазных отношений на человеческую личность. Именно среди «непримиримых» возникло самое мощное после 1863 г. сатирическое направление, содействовавшее утверждению реализма. Его основоположник Ян Лям (1838—1886) жил в Галиции, уродливый быт которой послужил мишенью прославивших его имя фельетонов и сатирических повестей. К его лучшим произведениям принадлежат «Высший свет Козлищ» (1869), «Головы для позолоты» (1873) и «Удивительные карьеры» (1880).
Позитивисты видели важнейшую задачу в разоблачении шляхетско-феодальных пережитков, клерикализма и т. п., что вполне отвечало духу критического реализма. Литература, реализовавшая эту часть позитивистской программы, складывалась на почве отображения текущей жизни и стремилась к познанию ее новейших явлений. Ей было свойственно художественное новаторство — нахождение новых средств выражения изменившегося образа мыслей и чувств. Главное течение в развитии польского реализма 60—70-х годов оказалось идейно зависимым от позитивизма. Под его знаменами вступали в литературу крупнейшие польские реалисты XIX в. — Ожешко, Сенкевич, Прус.
В атмосфере тех надежд, какие возлагала в 60—70-е годы на промышленный переворот почти вся прогрессивная польская интеллигенция, ее критическая мысль, естественно, ограничивалась сферой патриархальных пережитков и очень неглубоко постигала природу новых, складывающихся общественных отношений. Более того, наивная вера в «наш век» — в век цивилизации — нередко приводила писателей, близких позитивистскому течению (а к нему в начале 70-х годов присоединилось и большинство «непримиримых»), к тенденциозному приукрашиванию героя деловой эпохи. Идеализировались не только люди труда, идущие в ногу с веком (ремесленники, врачи, инженеры), но и предприимчивые помещики, и капиталисты, и даже магнаты, проявлявшие активность на общественном поприще. Утилитарная эстетика привела к развитию так называемой тенденциозной литературы — рассказов, повестей, романов, пьес и даже стихов «с тезисом», носивших иллюстративный, дидактический характер. К этого рода литературе относятся ранние повести и романы Ожешко, Балуцкого; сборник рассказов Свентоховского «За жизнь» (1879) и другие произведения.
Влияние позитивистской тенденциозности сказывалось в романах заметнее, чем в новеллистике. Поэтому на первом этапе своего утверждения реализм в Польше успешнее развивался в малых жанрах. Рассказ был той формой, в которой наиболее интенсивно происходил поворот литературы к отображению жизни низов. Даже в творчестве Ожешко, писавшей в основном повести и романы, переход к зрелому реалистическому мастерству очевиднее всего проявился в жанре рассказа («Из разных сфер», 1880—1882). Большое место в развитии польского реализма занимала также повесть.
Духу утилитарной эстетики, возводившей в норму непосредственное выражение идей и их иллюстрацию в образах, наиболее полно отвечали очерковые и полурепортажные жанры. Талантливым мастером острого публицистического слова был Свентоховский. На протяжении всей жизни для различных газет и журналов писал свои знаменитые «Хроники» Прус. В разных периодических изданиях освещал «текущие вопросы» Сенкевич. Лям прославил свое имя фельетонами «Львовской хроники».
Только крушение позитивистских идеалов создало предпосылку для решительного преодоления утилитарной эстетики, а следовательно — для качественного сдвига в развитии реализма. Такой момент наступил в начале 80-х годов, когда обострение классовых противоречий и рост народного протеста заставили многих писателей усомниться в своих идеалах и буржуазный оптимизм сменился неверием в социально-исцелительные возможности промышленного и научного прогресса.
478
Стремясь выйти из тупика, в который грозила завести литературу тенденциозность польских позитивистов, критика обращается к опыту французской литературы, прежде всего — к Золя. Однако доктрина автора «Ругон-Маккаров» в целом не встретила поддержки. Лишь позднее, в середине 80-х годов, из нее были восприняты положения о необходимости изучения «документов» жизни, их «научного» анализа и «абсолютной объективности», не считающейся ни с какими нравственно-воспитательными требованиями.
Развитие реалистического метода знаменуется в 80-е годы отказом от упрощенных приемов тенденциозной литературы. Принцип преломления действительности сквозь призму видения самих героев стал решительно вытеснять назойливый авторский комментарий с неотъемлемыми от него нравоучениями. Возросла тяга к объективному изображению людей и к правдоподобию образов, под которым в то время нередко подразумевали типичность. Наивная схема деления персонажей на положительных и отрицательных была отброшена. Польские реалисты, повторяя опыт Диккенса, Гоголя, тщательно описывали обстановку, которая связывала образ героя множеством нитей с материальными условиями быта, определявшими мысли, чувства, переживания и вообще весь склад его характера. Полнота бытовой детализации — также показательная черта реалистического стиля той эпохи. В это время получают распространение широкие, эпические обобщения, подготовленные реалистической новеллистикой предыдущего этапа. Ее достижения синтезировались в повестях и романах, причем сатира все резче выступала в социально-бытовом романе, ставшем в реалистической прозе той поры самым представительным жанром. Его развитию польская литература больше всего обязана Ожешко и Прусу.
Элиза Ожешко (1841—1910) родилась в семье богатого и образованного помещика. Воспитанная на чтении польских просветителей, французских энциклопедистов и английских позитивистов (Г. Бокль, Г. Спенсер и Д. С. Милль), она вошла в литературу как поборница демократизма, гуманности и технического прогресса. Уже в ее первом произведении — в рассказе о смерти влюбленной крестьянской пары «В голодные годы» (1866) — прозвучал обращенный к писателям призыв спуститься к социальным низам. Но захватившее Ожешко движение позитивистов надолго ограничило ее писательские интересы светскими салонами и конторами делового мира.
Ранние сочинения Ожешко — это ярчайшие образцы тенденциозной позитивистской прозы, проникнутой резонерством и назидательностью. Молодая писательница с жаром бичевала порочность традиционного воспитания («Дневник Вацлавы», 1867), хозяйственную неприспособленность и праздность шляхты, ускорявшие ее разорение («Эли Маковер», 1875; «Семья Брохвичей», 1876). Мишенью ее гневных нападок были тупость провинциального мещанства («В клетке», 1869), сословная спесь и моральная неразборчивость аристократии («Помпалиньские», 1876) и т. д. Как в публицистике, так и во многих повестях и романах она отстаивала идеи эмансипации женщин («Марта», 1873, и др.). Писательница интересовалась положением евреев в Польше и кроме ряда рассказов написала на эту тему роман «Меир Езофович» (1878), получивший, как и «Марта», общеевропейскую известность.