«Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю», - пишет Пушкин в одном из примечаний к «Евгению Онегину». В романе нет ни одной даты, но, если внимательно читать его, можно точно установить, когда происходят события. Онегин уехал в деревню к дяде в то самое время, когда Пушкина выслали из Петербурга. Помните:
Онегин был готов со мною Увидеть чуждые страны; Но скоро были мы судьбою На долгий срок разведены. Отец его тогда скончался......Вдруг получил он в самом деле От управителя доклад, Что дядя при смерти в постеле...
Пушкин был выслан на юг весной 1820 года. Онегин уехал из Петербурга тогда же. До этого «убил он восемь лет» в свете - значит, появился в обществе примерно в конце 1812 года. Сколько лет могло быть Онегину в это время? В пушкинских черновиках сохранилось прямое указание на этот счет: Онегин «шестнадцати не больше лет» появился в свете. Значит, Онегин родился в 1796 году, он старше Пушкина на три года. Встреча с Татьяной, знакомство с Ленским происходят весной и летом 1820 года - Онегину уже 24 года, он не мальчик, а взрослый мужчина, особенно по сравнению с восемнадцатилетним Ленским. Неудивительно поэтому, что он относится к Ленскому чуть покровительственно, по-взрослому смотрит на его «юный жар и юный бред».
Но ведь дело не только в возрасте. Пушкин, как мы уже видели, моложе Онегина на три года, а он мудрее, мировоззрение его более глубоко, более зрело. Легкое же отношение к жизни всегда в конце концов обходится дорого: и Онегину, и Ленскому - обоим предстоит расплата за свое не серьезное и не мудрое восприятие жизни. В пятой главе завязывается, возникает тот трагический конфликт, который приведет друзей к расплате. Один заплатит за свою наивную восторженность жизнью; другой - за свой эгоизм, за неумение думать о других людях - муками совести, горьким раскаянием, одиночеством, крушением всех надежд. Трагические события надвигаются - их неизбежность станет очевидной во время бала, на именинах Татьяны. Поэтому и глава была названа в пушкинском плане «Именины». Читатель еще не предвидит трагедии, но автор знает, что ждет героев впереди, - и с первых же строк пятой главы, таких спокойных, описательных, уточняет время, когда происходят события, - зима 1821 года.
Описание этой зимы совпадает со свидетельствами современников Пушкина:
В тот год осенняя погода Стояла долго на дворе, Зимы ждала, ждала природа. Снег выпал только в январе На третье в ночь.
Такая бесснежная зима, конечно, многим запомнилась - это было именно в 1821 году. Сам Пушкин ведь не был в это время в Михайловском и знал о поздней зиме по рассказам няни и соседей, может быть, барышень из Тригорского, в одной из которых современники видели черты Татьяны.
Картина зимы, когда «крестьянин, торжествуя, на дровнях обновляет путь... бегает дворовый мальчик, себя в коня преобразив, в салазки жучку посадив» (курсив Пушкина), - эта картина, с такими зорко увиденными деталями, нравится нам с детства. И трудно себе представить, почему Пушкин оговаривается:
Но, может быть, такого рода Картины вас не привлекут: Все это низкая природа; Изящного не много тут.
Литература до Пушкина не признавала описания таких «низких» предметов, как дровни, лошадка, кибитка, тулуп, пальчик дворового мальчишки... Пушкина обвиняли в грубости, интересе к низменным предметам, упрекали за то, что он вводит в поэзию очень уж прозаические, житейские слова. А он видел прекрасное в самой жизни: в тулупе, в дворовом мальчике - и еще с мягким юмором поддразнивал своих литературных противников:
Согретый вдохновенья богом, Другой поэт роскошным слогом Живописал нам первый снег И все оттенки зимних нег; Он вас пленит, я в том уверен...
Речь идет о друге Пушкина поэте Вяземском - его стихотворение «Первый снег» прекрасно, но оно написано до Пушкина и так, как после Пушкина уже нельзя было писать, возвышенно и красиво:
Здесь снег, как легкий пух, повис на ели гибкой; Там, темный изумруд посыпав серебром, На мрачной он сосне разрисовал узоры...
слишком возвышенно, слишком красиво. Пушкин уважает, ценит и Вяземского, и «певца финляндки молодой» Баратынского, о котором он уже упоминал в третьей главе, - но, ценя и уважая друзей-поэтов, он не может и не хочет идти их путем. Путь у него - свой. И героиня - своя, не похожая ни на одну из литературных героинь, именно потому, что она - из жизни, что таких девушек, как Татьяна, Пушкин видел, знал, пытался понять их.
Татьяна (русская душою, Сама не зная почему) С ее холодною красою Любила русскую зиму... Татьяна верила преданьям Простонародной старины... Ее тревожили приметы...
Так какая же она была, Татьяна Ларина? С одной стороны, очень близкая нам, совсем похожая на современных девушек, любящих книги и природу, склонных, не очень афишируя это, и мечтать, и ждать «милого героя». С другой стороны, верила приметам, бледнела, увидев молодую луну слева, а не справа; боялась встретить монаха; трепетала, когда заяц перебегал ей дорогу...
Вот такая она и была, очень противоречивая, очень разная. Ведь характер ее складывался под разными влияниями: то, что дали ей книги, рассказы няни, одинокие прогулки, сформировало ее мечтательность, гибкий ум, тонкие чувства, смелость в человеческих отношениях. Но с другой стороны, нянины сказки и старинные обычаи, жившие в доме, воспитали в ней и суеверие, и страх перед потусторонними силами. Да и романтические книги, переполненные разными ужасами, тоже оставили свой след в душе Татьяны: как же не трепетать перед черным монахом!
Настали святки. То-то радость! Гадает ветреная младость, Которой ничего не жаль, Перед которой жизни даль Лежит светла, необозрима; Гадает старость сквозь очки У гробовой своей доски, Все потеряв невозвратимо; И все равно: надежда им Лжет детским лепетом своим.
Удивительное это свойство человеческого характера: очень хочется, очень надо непременно заглянуть в будущее, узнать, что будет завтра, и через год, и через десять дет. Но это невозможно и, пожалуй, хорошо, что невозможно. Разумом мы все это понимаем, а все-таки... все-таки очень хочется знать, что будет впереди! Потому-то так устойчивы всяческие гадания: на картах, на книгах, на лепестках ромашки.
Народные гаданья привлекали людей самого разного возраста еще и своей красотой, поэтичностью. Ведь сбывалось, по преданью, не всякое предсказание, а полученное в определенные дни, особенно на святках - зимних праздничных днях от рождества (25 декабря по старому стилю) до крещенья (6 января).
В темную зимнюю ночь гадать было страшно и в то же время очень заманчиво. Собрались девушки, растопили воск и льют его в холодную воду. Воск застывает, превращаясь в причудливые фигуры, - что они предсказывают? Одной - явно жениха, вон какой красавец, с усами, в шляпе; а другая - ужас какой! - видит не то лешего, не то домового, с хвостом, с рогами... Девушки бросают воск и начинают гадать по-другому: опускают в воду свои колечки, накрывают платком блюдо с водой, а сами садятся вокруг и поют песни, вынимая кольца из воды. Под какую песню вынется колечко - то и сбудется. Татьяне не повезло:
И вынулось колечко ей Под песенку старинных дней: «Там мужички-то всё богаты, Гребут лопатой серебро; Кому поем, тому добро И слава!» Но сулит утраты Сей песни жалостный напев; Милей кошурка сердцу дев.
(Курсив Пушкина.)
Почему же песня о богатстве «сулит утраты»? Оказывается, дело не в содержании песни, а в тех приметах, которые с нею связаны. Песня про кота и кошурку предвещает свадьбу, а про богатых мужиков - смерть, горе. Нужно было знать массу примет и условий, чтобы гадать по кольцам, опущенным в воду. Зато вот простое гаданье: выйти крещенским вечером, наставить зеркальце на небо - что увидишь, то и сбудется. Или - еще проще: выбежать за ворота и спросить имя у первого прохожего. Какое имя он назовет - так и зовут суженого.
Татьяне не повезло: в зеркальце она увидела только луну, а прохожего спросила:
Как ваше имя? Смотрит он И отвечает: Агафон.
(Курсив Пушкина.)
И тогда Татьяна решается на последнее средство: гадать в пустой, заброшенной бане. Сесть одной за стол, накрытый двумя приборами, и ждать... Ровно в полночь за вторым прибором появится суженый.
Но стало страшно вдруг Татьяне... И я - при мысле о Светлане Мне стало страшно - так и быть... С Татьяной нам не ворожить.
Светлана - героиня баллады Жуковского. Она вот так же гадала ночью одна, к ней явился долгожданный жених, но - о ужас! - он оказался мертвецом, выходцем из могилы. Правда, в конце баллады выясняется, что все эти ужасы Светлана увидела во сне, что на самом деле жених ее жив, здоров и идет к крыльцу, навстречу невесте. Жуковский сочувствует своей героине:
О, не знай сих страшных снов Ты, моя Светлана!
Эти строчки Пушкин делает эпиграфом к пятой главе - конечно, не случайно. Главное место в этой главе занимает сон Татьяны - вещий сон, который очень скоро сбудется.
И снится чудный сон Татьяне. Ей снится, будто бы она Идет по снеговой поляне, Печальной мглой окружена; В сугробах снежных перед нею Шумит, клубит волной своею Кипучий, темный и седой Поток, не скованный зимой; Две жердочки, склеены льдиной, Дрожащий, гибельный мосток, Положены через поток...
Природа в сне Татьяны живая, земная, ничуть не сказочная: печальная зимняя ночь, бегущий ручей, хрупкий мостик из обледенелых жердочек... Каждый, кто бродил по ночному зимнему лесу, знает, как правдиво этот лес описан:
...недвижны сосны В своей нахмуренной красе;
Отягчены их ветви все Клоками снега; сквозь вершины Осин, берез и лип нагих Сияет луч светил ночных...
И ведет себя Татьяна в этом лесу вполне естественно, не как сказочная героиня, а как земная, реальная девушка, - она боится:
Снег рыхлый по колено ей; То длинный сук ее за шею Зацепит вдруг, то из ушей Златые серьги вырвет силой; То в хрупком снеге с ножки милой Увязнет мокрый башмачок; То выронит она платок...
Конечно, страшно одной ночью в темном лесу - темном, но, право же, вовсе не сказочном. В самом обыкновенном лесу с Татьяной происходят удивительные приключения. Ей встречается не какой-нибудь другой зверь, а самый что ни на есть главный герой русских сказок - медведь, Мишка, Михаил Иванович или Потапович. Он-то и приводит ее к таинственному шалашу, где «ярко светится окошко». Тут уж начинаются чудеса:
...за столом Сидят чудовища кругом: Один в рогах с собачьей мордой, Другой с петушьей головой......Вот мельница в присядку пляшет И крыльями трещит и машет; Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Людская молвь и конский топ!
Мы знаем, что Татьяна с детства любила «страшные рассказы зимою, в темноте ночей», - в ее сне оживают чудовища народных сказок, но среди этих чудовищ оказывается Онегин, он властвует над всеми, «он там хозяин, это ясно...» В сне отражаются мечты Татьяны, ее надежды, ее любовь: Онегин спасает ее, он нежен и ласков с нею - такой сон понятен, объясним: ведь именно этого ждала девушка от гаданий, именно это хотела увидеть - любовь Онегина. Но в конце сна появляются Ольга и Ленский, возникает ссора...
Спор громче, громче; вдруг Евгений Хватает длинный нож, и вмиг Повержен Ленский...
Как могла Татьяна предугадать случайную, нелепую ссору между друзьями, которая возникает через несколько дней? Об этом у нас пойдет речь впереди. А пока вернемся к испуганной Татьяне. Где искать ей объяснение своему сну? Кругом люди еще более суеверные, чем она сама. Разве что Онегин мог бы развеять ее грустные предчувствия, посмеяться над сном, а может быть, и задуматься над ним, и остановиться на своем страшном пути к гибели Ленского; но как же может Татьяна рассказать свой сон Онегину после его отповеди? А остальные - мать, сестра, няня - что им рассказывать, разве они поймут? Только начнутся ахи да охи, расспросы, догадки... Вот и остается один советчик -
...Мартын Задека,
Глава халдейских мудрецов,
Гадатель, толкователь снов.
Каких только книг не покупали легковерные читатели того времени! Ведь выбора не было - что привезут в именье, то и покупай. Так и Татьяне досталась гадательная книга:
Сие глубокое творенье Завез кочующий купец Однажды к ним в уединенье И для Татьяны наконец Его с разрозненной Мальвиной Он уступил за три с полтиной...
(Курсив Пушкина.)
Над Татьяной и ее сном Пушкин не смеется. Слишком многое в этом сне трагично, слишком многое связано с жизнью, окружающей бедную девушку. Но над «глубоким твореньем» Мартына Задеки Пушкин прямо-таки издевается:
Татьяна в оглавленье кратком Находит азбучным порядком Слова: бор, буря, ведьма, ель, Еж, мрак, мосток, медведь, метель И прочая. Ее сомнений Мартын Задека не решит...
Хорошо Ольге: она живет, «как ландыш потаенный, незнаемый в траве глухой ни мотыльками, ни пчелой». Ей ничто страшное не снится, потому что она ни о чем серьезном, ни о чем трагическом никогда не задумывается. Хорошо Ольге... А так ли уж хорошо? Это ведь один из главных вопросов, которые задают себе люди во все времена: кому лучше жить - тому, кто не задумывается, дни его текут легко и однообразно, или тому, кто думает, страдает, радуется полной мерой?
Кто счастливее - Гамлет или могильщик? Этот вопрос, казалось бы никакого отношения не имеющий к «Евгению Онегину», обсуждался в одном девятом классе два урока подряд. Гамлет измучен мыслями и сомненьями, он задает себе бесконечные вопросы, ни на один из которых не может дать прямого и окончательного ответа, страдает и терзается, ничего не может для себя решить твердо и до конца... И вот в одну из самых страшных минут его жизни - на кладбище, у могилы Офелии, - он встречает могильщика. Тот прожил жизнь не задумываясь: копал могилы, нисколько не интересуясь, какие люди, страсти, мечты, идеи будут в них похоронены; для него в жизии все ясно, все просто, и череп королевского шута Йорика, валяющийся на кладбище, для него просто ненужная кость; а для Гамлета - напоминание о величайшей беде человечества: смертности всех людей - даже самых умных, добрых, благородных...
Кому же лучше - Гамлету или могильщику? Ответ на этот вопрос каждый выбирает для себя сам. Можно выбрать путь могильщика, можно - Гамлета. Первому, безусловно, легче спокойнее, проще жить. Но счастливее ли? Жизнь второго полна страданий, но и радости его глубже, острее; да и в самом его страдании есть радость - оно дает познанье мира, то самое познанье, которое недоступно могильщику.
Конечно, нелепо сравнивать Татьяну с Гамлетом - что может быть общего у наивной провинциальной девушки, выросшей в русской деревне XIX века, с титаническим характером эпохи Возрождения, с философом и мучеником - принцем датским! А вот Пушкина и Шекспира можно сравнивать, можно ставить рядом - оба они задавали человечеству вопросы, мучающие нас до сих пор, - вопросы, на которые мы должны непременно ответить своей жизнью: будем мы мыслить или только существовать?
В свое время, в своей деревне, среди своего окружения Татьяна бессознательно, но твердо выбирает путь трудный, мучительный, но богатый, а Ольга - легкий, радостный... и нищий. Каждому свое.
События в романе развиваются - приближается самый острый момент развития сюжета, кульминация. Наступает утро 12 января по старому стилю - именины Татьяны. Пушкин начинает описывать этот день легко, весело, пародируя известную в его время всем оду Ломоносова «На день восшествия на престол Елизаветы Петровны» 1746 года:
Заря багряною рукою От утренних спокойных вод Выводит с солнцем за собою...
В молодости Пушкин подражал поэтам-классицистам, вполне серьезно писал, например, в «Кавказском пленнике»:
Заря на знойный небосклон За днями новы дни возводит...
Теперь он не просто отказался от подражания классицизму, но и смеется над ним:
Но вот багряною рукою Заря от утренних долин Выводит с солнцем за собою Веселый праздник именин.
В этом пародийном четверостишии слово «веселый» звучит насмешливо, тем более, что мы знаем: Татьяне вовсе не весело; Онегин тоже скрепя сердце согласился поехать на праздник - кто же будет здесь веселиться?
С утра дом Лариных гостями Весь полон; целыми семьями Соседи съехались в возках, В кибитках, в бричках и в санях. В передней толкотня, тревога; В гостиной встреча новых лиц, Лай мосек, чмоканье девиц, Шум, хохот, давка у порога, Поклоны, шарканье гостей, Кормилиц крик и плач детей.
Прочтем еще раз повнимательней эти строки. Что- то они нам напоминают - что именно? Да мы же только недавно читали:
Лай, хохот, пенье, свист и хлоп, Лай мосек, чмоканье девиц, Людская молвь и конский топ... Шум, хохот, давка у порога...
Если сравнить эти строки из сна Татьяны и из описания собравшихся на бал соседей, сразу становится яснее, кто именно снился Татьяне и почему среди чудищ оказался Онегин. Тупые, ничтожные соседи Лариных только внешне походили на людей, а на самом деле вот они какие: «один в рогах с собачьей мордой, другой с петушьей головой... вот череп на гусиной шее вертится в красном колпаке...»
Татьяна видела во сне не сказку, не просто ужасы, рожденные фантазией. Ее тонкий, хотя и суеверный ум не мог не оценить по заслугам окружающих жалких людей; она не смогла бы объяснить, конечно, почему ей кажется неизбежной ссора Онегина с Ленским, но ведь эта ссора и на самом деле была неизбежна: слишком холоден и себялюбив был Онегин, слишком наивен Ленский... Ничего таинственного, необъяснимого нет, оказывается, в сне Татьяны: просто любящее сердце помогло ей понять и предугадать приближение несчастья...
А чудовища из сна - вот они, наяву. И неизвестно еще, где они страшнее:
С своей супругою дородной Приехал толстый Пустяков...
Всего две строчки сказаны о Пустяковых, а больше ничего не нужно: супруга дородная, сам толстый, а фамилия чего стоит: Пу-стя-ков...
Гвоздин, хозяин превосходный, Владелец нищих мужиков...
Первое, что приходит на память, - строчка Грибоедова: «Сам толст - его артисты тощи». Здесь тот же ненавистный и Пушкину, и Грибоедову тип: «хозяин превосходный» в отличие, например, от Чацкого, который именьем управляет «оплошно», мужиков не мучает. Нет, хозяин превосходный - тот, у кого мужики нищие. Фамилия объясняет, как он управляет своими мужиками: Гвоздин - от выразительного глагола «гвоздить».
Но этого мало. Среди гостей Лариных
Скотинины, чета седая, С детьми всех возрастов, считая От тридцати до двух годов...
Старый знакомый! Еще полвека назад Фонвизин в мечтах своих отнял имение у его сестрицы, Простако- вой, да и самому Скотинину пришлось с опаской убраться восвояси, но ничего дурного с ним не приключилось: жив, здоров, обзавелся женой, многочисленными чадами, и действительно в его деревнях - лучше живется свиньям, чем людям. А вот и молодежь:
Уездный франтик Петушков, Мой брат двоюродный, Буянов, В пуху, в картузе с козырьком (Как вам, конечно, он знаком)...
«Уездный франтик Петушков» - три слова, больше ничего не сказано. Но мы зрительно ощущаем этого пустопорожнего шалопая, с петушиным хохолком, в пестром одеянии, с дурным французским выговором и без единой мысли в голове. Буянов - герой поэмы Василия Львовича Пушкина «Опасный сосед». Поэтому наш Пушкин и называет его двоюродным братом, раз он - создание дяди. Но самая страшная фигура завершает галерею:
И отставной советник Флянов, Тяжелый сплетник, старый плут, Обжора, взяточник и шут.
Слова падают, как ядра: обжора, взяточник и шут! Грубые слова с грубыми звуками: бж, р, вз... и, наконец, короткое, как удар: шут! Флянов снова воскрешает в памяти знакомые лица: Фамусова с его важными заботами: «ешь три часа - а в три дни не сварится», «она не родила, но по расчету, по моему, должна родить...»; его обожаемого дядю Максима Петровича, умевшего «подслужиться» перед царицей, а для низших - «тупеем не кивнуть». Конечно, и Флянов - взяточник для маленьких людей, шут - для знатных.
Такой разнообразной компании не хватает, разумеется, и своего иностранца - вот он, тут как тут, «мосье Трике, остряк, недавно из Тамбова, в очках и в рыжем парике». Да еще с переделанной на подходящий к случаю лад модной песенкой в кармане! Поневоле посочувствуешь Онегину, не желавшему принимать участия в этом сборище!
Современные Пушкину читатели возмутились тем, что крестьянскую девушку поэт назвал девой («в избушке, распевая, дева прядет...»), а дворянских барышень - девчонками («Какая радость: будет бал! Девчонки прыгают заране...»). Пушкин знал, что им будут недовольны и читатели, и критики, когда писал эти строки, но все равно написал их. Он не боялся таких нападок и умел стоять на своем.
Здесь, в пятой главе, Пушкин в первый и единственный раз на протяжении романа употребляет глагол «кушать», получивший в наше время широкое распространение.
Какая радость: будет бал! Девчонки прыгают заране; Но кушать подали. Четой Идут за стол рука с рукой...
В наше время слово «кушать» стало вытеснять слово «есть» - и напрасно. Это влияние мещанского представления, что «есть» - грубо, некрасиво, а кушать - «культурно». Совсем как гоголевские дамы, которые вместо «я высморкалась» говорили изящно: «я облегчила свой нос посредством платка». Во времена Пушкина «кушать» было лакейское слово, его произносили слуги, приглашая к столу: «Кушать подано», подчеркивая этим словом свою приниженность и благоговение перед господами. Вот и здесь в повествование автора как будто врывается голос лакея: «Но кушать подали...» У нас слуг нет, господ тоже, нам незачем стыдиться нормального русского слова «есть» и заменять его жеманным «кушать» - ведь смешно и нелепо, когда взрослый дядя говорят о себе: «Я сегодня покушал...»
А обед между тем в разгаре:
На миг умолкли разговоры;
Уста жуют...
...Но вскоре гости понемногу
Подъемлют общую тревогу.
Никто не слушает, кричат,
Смеются, спорят и пищат.
Как мог чувствовать себя Онегин, попав на этот «пир огромный»? Мы еще во второй главе видели его отношение к соседям: он мчался из своего поместья куда глаза глядят, «лишь только вдоль большой дороги заслышит их домашни дроги». А здесь, у Лариных, все общество в сборе, несмотря на уверения Ленского, что никого не будет, только «своя семья»... Онегин раздражен, а тут еще Татьяна бледнеет и краснеет, чуть не плачет, чуть не падает в обморок - это совсем уж выводит Евгения из себя.
Недовольство и раздражение Онегина понятны. Странно другое: рассердившись на Татьяну за «траги- нервические явленья», Евгений тут же пожалел ее: «Он молча поклонился ей, но как-то взор его очей был чудно нежен...» Сложно это - движения человеческой души. Единственный человек, вызывающий у Онегина добрые чувства, - Татьяна. Он ощущает ее прелесть, его привлекает эта не похожая на обычных барышень девушка, но он сам себя отталкивает, запирается в крепости своего неверия, холодности, равнодушия...
На одну только минуту Онегин позволил себе быть искренним, отдаться чувству, но он уже недоволен собой, растет его раздражение. Пир между тем подходит к концу, гости начинают развлекаться, кто как может:
Довольный праздничным обедом, Сосед сопит перед соседом; Подсели дамы к камельку; Девицы шепчут в уголку; Столы зеленые раскрыты...
Подобные развлечения надоели Онегину еще в Петербурге, а здесь и подавно. Гнев его снова обращается на Ленского:
К минуте мщенья приближаясь, Онегин, втайне усмехаясь, Подходит к Ольге. Быстро с ней Вертится около гостей......Все в изумленье. Ленский сам Не верит собственным глазам.
Что, собственно, произошло? Человек пригласил на вальс невесту друга - ни по каким светским канонам это не запрещено. Но здесь, в деревне, где так мало пищи для сплетен, это вызвало бурю пересудов... и раззадорило Онегина. Увидев, что его месть удалась, Онегин не остановился, как следовало бы, а продолжал развлекаться:
Онегин с Ольгою пошел; Ведет ее, скользя небрежно, И наклонясь ей шепчет нежно Какой-то пошлый мадригал, И руку жмет - и запылал В ее лице самолюбивом Румянец ярче. Ленский мой Все видел: вспыхнул, сам не свой...
Хороша же Ольга! Уж ей-то, кажется, следовало бы знать любимого человека, понимать его состояние, бояться огорчить его. Ничуть не бывало! Она ведь любит Ленского потому, что никого другого нет под рукой, а вот подвернулся Онегин - и нисколько она не думает о своем возлюбленном, веселится, наслаждается успехом, пересудами соседей...
Так из мелких, необдуманных, эгоистических поступков Онегина и Ольги складывается трагедия. Далеко не всегда большие беды и большие радости происходят от крупных, значительных причин. Очень часто совсем мелкие, незаметные людские поступки приводят к огромным результатам - плохим и хорошим. Мы так часто забываем об этом, так часто не ведаем, что творим, а потом, когда опомнимся, поймем, - уже поздно, уже принесли непоправимую беду другим или себе!
Разве может смеющаяся Ольга представить себе, что вот сейчас, принимая приглашение Онегина на последний танец - котильон, она приближает трагическую развязку, что, может, из-за этого котильона Ленский через день будет убит? И Онегин, конечно же, не думает о тех последствиях, к которым приведет его «мщение». А между тем события развиваются, и направляет их не судьба, а сами люди.
Наивный, восторженный, ничего в жизни не понимающий Ленский уничтожен, разбит, раздавлен изменой друга и невесты. Изменой! Иначе он не может назвать то, что происходит. Ведь его представление о жизни прямолинейно и кристально: «Он верил, что друзья готовы за честь его приять оковы», что возлюбленная глаз с него не будет сводить до могилы... Первое же столкновение его розовых мечтаний с жизнью разрушает весь его внутренний мир, красивый и хрупкий.
Прав Ленский или неправ, когда так резко осуждает Ольгу:
Возможно ль? Чуть лишь из пеленок, Кокетка, ветреный ребенок! Уж хитрость ведает она, Уж изменять научена!
Ведь Ольга не хитрит, она как раз совершенно естественна: ей весело с Онегиным, она и веселится, ни о чем не думая, и вовсе не воспринимает это как измену.
Ленский обвиняет Ольгу не в том, в чем она действительно виновата. Все гораздо проще, чем видится Ленскому, и в то же время сложней. Не происходит никаких громадных событий: измен, трагедий. События совсем
H. Долинина
незначительные: маленькое предательство, очень маленькое, и заключается оно не в том, что Ольга разлюбила Ленского и полюбила Онегина. Она просто не думает о Ленском, только и всего. Ленскому этого не понять; в романтическом мире бедного поэта нет серой краски, есть только розовая и черная. Для Ленского теперь наступила черная ночь. Все рухнуло...
...Пистолетов пара,
Две пули - больше ничего -
Вдруг разрешат судьбу его.
Так кончается пятая глава. Мир мечты приходит в соприкосновение с миром реальности - и разрушается. Это трагично, но неизбежно - поэтому, жалея Ленского, Пушкин даже и здесь все еще чуть-чуть подсмеивается над ним: «две пули - больше ничего»; а что такое, собственно, случилось? Ведь можно еще повернуть вспять, ведь завтра все забудут о событиях на бале, все пойдет по-старо- му- так считают и Онегин, и Ольга... Но так не может считать Ленский, а до его смятения, страданий, горести никому нет дела.
На всем протяжении пятой главы сам Пушкин только раз предстал перед читателем - во время бала, чтобы напомнить о лирическом отступлении из первой главы, о «ножках... знакомых дам» и заявить:
С изменой юлости моей Пора мне сделаться умней, В делах и слоге поправляться И эту пятую тетрадь От отступлений очищать.
В последних четырех главах действительно меньше отступлений, чем в первых четырех. Но Пушкин вовсе не собирается отказываться от них совсем. В пятой главе ему хотелось быть незримым - мы и не видели его, но чувствовали все время, что он рядом: любили его любовью, ненавидели его ненавистью, а ему этого и надо было.
Простимся дружно, О юность легкая моя!
Там, где дни облачны и кратки,
Родится племя, которому умирать не больно.
Петрарка
Эпиграф к шестой главе разбивает все наши надежды. Так нелепа и - внешне, во всяком случае, - незначительна ссора Онегина и Ленского, что нам хочется верить: все еще обойдется, друзья помирятся, Ленский женится на своей Ольге... Эпиграф исключает благополучный исход. Дуэль состоится, кто-то из друзей погибнет. Но кто? Даже самому неискушенному читателю ясно: погибнет Ленский. Пушкин незаметно, исподволь подготовил нас к этой мысли.
Случайная ссора - только повод для дуэли, а причина ее, причина гибели Ленского гораздо глубже, мы уже говорили о ней: Ленский с его наивным, розовым миром не может выдержать столкновения с жизнью. Онегин, в свою очередь, не в силах противостоять общепринятой морали, но об этом речь впереди.
События развиваются своим чередом, и ничто уже не может остановить их. А внешне ничего особенного еще не произошло: Ленский уехал домой, но ни Онегин, ни Ольга не придают этому значения. Онегин доволен своим мщением и не помышляет о последствиях, «Оленька зевала, глазами Ленского искала»... Бал кончился, но дом Лариных еще полон чудовищами:
Все успокоилось: в гостиной Храпит тяжелый Пустяков С своей тяжелой половиной, Гвоздин, Буянов, Петушков И Флянов, не совсем здоровый, На стульях улеглись в столовой...
(Разрядка моя. - Н. Д.)
Кто может помешать дуэли? Кому есть дело до нее? Все равнодушны, все заняты собой. Одна Татьяна стра^ дает, предчувствуя беду, но и ей не дано угадать все размеры предстоящего несчастья, она только томится, «тревожит ее ревнивая тоска, как будто хладная рука ей сердце жмет, как будто бездна под ней чернеет и шумит...»
В ссору Онегина и Ленского вступает сила, которую уже нельзя повернуть вспять, - сила «общественного мненья». Носитель этой силы ненавистен Пушкину больше, чем Пустяков, Гвоздин, даже Флянов, - те только ничтожества, угнетатели, взяточники, шуты, а теперь перед нами - убийца, палач:
Зарецкий, некогда буян, Картежной шайки атаман, Глава повес, трибун трактирный, Теперь же добрый и простой Отец семейства холостой, Надежный друг, помещик мирный И даже честный человек: Так исправляется наш век!
На таких людях, как Зарецкий, стоит мир Петуш- ковых и Фляновых; он - опора и законодатель этого мира, охранитель его законов и свершитель приговоров. В каждом слове Пушкина о Зарецком звенит ненависть, и мы не можем не разделять ее. Уже самая фамилия За- рецкого напоминает о грибоедовском Загорецком и его характеристике: «лгунишка он, картежник, вор... при нем остерегись: переносить горазд и в карты не садись: продаст». Поначалу пушкинская характеристика как будто просто продолжает грибоедовскую: «некогда буян, картежной шайки атаман, глава повес...» - но дальше Пушкин приоткрывает такие глубины мерзости, которые даже грибоедовскому герою не снились. Как много можно сказать в двух словах! Трибун - это блестящий оратор, человек, ведущий за собой единомышленников на битву за высокие идеалы; у Пушкина Зарецкий - трибун трактирный... Если трибун - то трактирный, если отец семейства - то холостой, если «надежный друг, помещик мирный» - то в следующей строчке: «и даже честный человек» - такова сила пушкинского сарказма, что это убивает все предыдущие слова. Все противоестественно, античеловечно в Зарецком, и нас уже не удивляет следующая строфа, в которой выясняется, что и храбрость Зарецкого «злая», что «в туз из пистолета» он умеет попасть, но
в сраженье Раз в настоящем упоенье Он отличился, смело в грязь С коня калмыцкого свалясь, Как зюзя пьяный, и французам Достался в плен: драгой залог!
Честь, долг, патриотизм - все это недоступно Зарец- кому. Он готов снова попасть в плен, чтобы только опять пьянствовать в долгу французского ресторатора!
Многочисленные уменья Зарецкого - «весело поспорить, остро и тупо отвечать, порой расчетливо смолчать, порой расчетливо повздорить» - все эти уменья подлые, гнусные, но они ценятся тем обществом, в котором и Пушкину приходится жить! Даже Онегин, умный и благородный человек, не избегает Зарецкого: «Не уважая сердца в нем... он с удовольствием, бывало, встречался с ним...»
Исследователи творчества Пушкина видят в Зарецком черты современника Пушкина, называвшего себя одно время его другом, а потом сеявшего клевету на поэта, - графа Федора Толстого, по прозвищу Американец, о котором мы уже говорили. Но в то же время Зарецкий гораздо больше, чем просто портрет знакомого Пушкина или даже чем тип современного Пушкину человека из общества. Идет время, меняется жизнь людей, общество, происходят величайшие социальные изменения, а психология человека меняется всего медленней. Когда мы сегодня читаем про Зарецкого, мы, конечно, не видим вокруг себя таких именно людей, но учимся у Пушкина отличать показное благородство от настоящего, честную храбрость от бесчестной, сдержанность чувств - от подлого умолчания, теплоту души - от прикрытого лакированной словесной добротой равнодушия...
А Ленский именно Зарецкому поручает отвезти Онегину «приятный, благородный, короткий вызов иль картель» (курсив Пушкина). Поэтический Ленский все принимает на веру, искренне убежден в благородстве Зарецко- го, считает его «злую храбрость» мужеством, уменье «расчетливо смолчать» - сдержанностью, «расчетливо повздорить» - благородством... Вот эта слепая вера в совершенство мира и людей губит Ленского.
Но Онегин! Он-то знает жизнь, он отлично все понимает. Сам говорит себе, что он
Был должен оказать себя Не мячиком предрассуждений, Не пылким мальчиком, бойцом, Но мужем с честью и с умом.
Пушкин подбирает глаголы, очень полно рисующие состояние Онегина: «обвинял себя», «был должен», «он мог бы», «он должен был обезоружить младое сердце...» Но почему все эти глаголы стоят в прошедшем времени? Ведь еще можно поехать к Ленскому, объясниться, забыть вражду - еще не поздно... Нет, поздно! Вот мысли Онегина:
«...в это дело Вмешался старый дуэлист; Он зол, он сплетник, он речист... Конечно, быть должно презренье Ценой его забавных слов, Но шепот, хохотня глупцов...»
Так думает Онегин. А Пушкин объясняет с болью и ненавистью:
И вот общественное мненье! Пружина чести, наш кумир! И вот «а чем вертится мир4
Пушкин не любит нагромождения восклицательных знаков. Но здесь он венчает ими подряд три строки: вся его мука, все негодование - в этих трех восклицательных знаках подряд. Вот что руководит людьми: шепот, хохотня глупцов - от этого зависит жизнь человека! Ужасно жить в мире, который вертится на злой болтовне!
«Наедине с своей душой» Онегин все понимал. Но в том-то и беда, что умение остаться наедине со своей совестью, «на тайный суд себя призвав», и поступить так, как велит совесть, - это редкое уменье. Для него нужно мужество, которого нет у Евгения. Судьями оказываются Пустяковы и Буяновы с их низкой моралью, выступить против которой Онегин не смеет.
Строчка «И вот общественное мненье» - прямая цитата из Грибоедова, Пушкин ссылается на «Горе от ума» в примечании. Но и предыдущая строчка отсылает читателя к монологу Чацкого:
Поверили глупцы, другим передают, Старухи вмиг тревогу бьют; И вот общественное мненье!
Мир, убивший душу Чацкого, всей своей тяжестью наваливается теперь на Онегина. И нет у него нравственных сил, чтобы противостоять этому миру, - он сдается.
Ленский всего этого не понимает. Нарастает трагедия, а Ленский все еще играет в жизнь, как ребенок играет в войну, похороны, свадьбу, - и Пушкин с горькой иронией рассказывает об игре Ленского:
Теперь ревнивцу то-то праздник! Он все боялся, чтоб проказник Не отшутился как-нибудь, Уловку выдумав и грудь Отворотив от пистолета.
Ленский и будущую дуэль видит в романтическом, книжном свете: обязательно «грудь» под пистолетом. А Пушкин знает, как оно бывает в жизни, проще и грубей: противник метит «в ляжку иль в висок» - и это земное слово «ляжка» звучит страшно, потому что подчеркивает пропасть между жизнью, как она есть, и представлениями Ленского.
И все-таки, если смотреть на вещи нормальными человеческими глазами, еще не поздно. Вот Ленский едет к Ольге - и убеждается, что она вовсе ему не изменила, что она
Резва, беспечна, весела, Ну точно та же, как была.
Ольга ничего не понимает, ничего не предчувствует, наивно спраши