Из воспоминаний Анатолия Федоровича Кони

А.Ф. Кони

«…Он (Федор Михайлович. – В.Р.) писал своему брату: «Работа из-за денег задавила и съела меня. Эх, хотя бы один роман написать, как Толстой или Тургенев, – не наскоро и не наспех». И так пришлось ему работать всю жизнь, испытывая высокомерное к себе отношение некоторых из влиятельных журналов, – оценку своего талан­та как «жестокого» и упреков в «мучительстве» читателя (как будто совесть – «незваный гость, докучный со­беседник, заимодавец лютый»⁸¹, – которую пробуждал Достоевский в читателе, не бывает жестокая?). Не даром тонкий ценитель его дарования Вогюэ ⁸² называет его «собирателем русского сердца, умевшим окунуться в скорбь жизни» (ДВ С. Т. 2. С. 234–235).

Ф.М. Достоевский, живший в нужде, сам неоднократно сетовал на издателей, плативших ему гонорары значительно меньше, чем Гончарову, Тургеневу, Толстому – писателям, материально обеспеченным.

Из письма Ф. М. Достоевского – Михаилу
Михайловичу Достоевскому (брат писателя)
9 мая 1859 г. Семипалатинск

М.М. Достоевский

«Друг мой! Я очень хорошо знаю, что я пишу хуже Тургенева, но ведь не слишком же хуже, и наконец, я надеюсь написать совсем не хуже. За что же я-то, с моими нуждами, беру только 100 руб., а Тургенев, у которого 2000 душ, по 400? От бедности я принужден торопиться, а писать для денег, следовательно, непременно портить» (XXVIII₁, 325).

Из письма Ф. М. Достоевского –
Александру Егоровичу Врангелю
(барон, русский дипломат, друг писателя)
31 марта – 14 апреля 1865 г. Петербург

А.Е. Врангель

«О друг мой, я охотно бы пошел опять в каторгу на столько же лет, чтоб только уплатить долги и почувствовать себя опять свободным. Теперь опять начну писать роман из-под палки, то есть из нужды, наскоро. Он выйдет эффектен, но того ли мне надобно! Работа из нужды, из денег задавила и съела меня » (XXVIII₂, 119).

Из письма Ф. М. Достоевского –
А. Е. Врангелю
18 февраля 1866 г. Петербург

«Из-за границы, будучи придавлен обстоятельствами, я послал Каткову предложение за самую низкую для меня плату 125 р. с листа ихнего, то есть 150 р. с листа «Современника». Они согласились. Потом я узнал, что согласились с радостию, потому что у них из беллетристики на этот год ничего не было: Тургенев не пишет ничего, а с Львом Толстым они поссорились » (XXVIII₂, 151)

Из письма Ф. М. Достоевского –
Софье Александровне Ивановой
(любимая племянница писателя)
17 августа 1870 г. Дрезден

С.А. Иванова

«Всё надо было изменить радикально; не думая нимало, я перечеркнул всё написанное (листов до 15 вообще говоря) и принялся вновь с 1-й страницы. Вся работа всего года уничтожена. О, Сонечка! Если б Вы знали, как тяжело быть писателем, то есть выносить эту долю? Верите ли, я знаю наверно, что будь у меня обеспечено два-три года для этого романа, как у Тургенева, Гончарова или Толстого, и я написал бы такую вещь, о которой 100 лет спустя говорили бы! Я не хвастаюсь, спросите Вашу совесть и воспоминания Ваши обо мне: хвастун ли я? Идея так хороша, так многозначительна, что я сам перед нею преклоняюсь. А что выйдет? Заранее знаю: я буду писать роман месяцев 8 или 9, скомкаю и испорчу. Такую вещь нельзя иначе писать как два-три года. (Да и объемиста она: листов 35 будет.) Детали, может, выйдут недурно, будут начерчены характеры – но начерно. Будет много невыдержек, лишних растянутостей. Бездна красот (говорю буквально) не войдет ни за что, ибо вдохновение во многом зависит от времени. Ну, а я все-таки сажусь писать! Разве не мучение сознательно на себя руки подымать!» (XXIX₁, 136).

Из письма Ф. М. Достоевского – Н. Н. Страхову
2 декабря 1870 г. Дрезден

Н.Н. Страхов

«Вот в чем дело: повестей задуманных и хорошо записанных у меня есть до шести. Каждая такого свойства, что я с жаром присел бы за нее. Но если б я был свободен, то есть если б не нуждался поминутно в деньгах, то ни одну бы не написал из всех шести, а сел бы прямо за мой будущий роман. Этот будущий роман уже более трех лет как мучит меня, но я за него не сажусь, ибо хочется писать его не на срок, а так, как пишут Толстые, Тургеневы и Гончаровы. Пусть хоть одна вещь у меня свободно и не на срок напишется. Этот роман я считаю моим последним словом в литературной карьере моей. Писать его буду во всяком случае несколько лет. Название его: «Житие великого грешника» […]

«Вы пишете насчет Писемского и Клюшникова. Но ведь Писемский, во всяком случае, напишет любопытно. Вы говорите, что их имена не привлекут. Сделайте так: напишите, что в будущем году непременно явятся у вас следующие, – и затем выставьте все имена, то есть Толстого, Кохановскую, Писемского, Клюшникова, Чаева, меня и проч. и проч., – и поверьте, что выйдет по крайней мере прилично. Ну какой же журнал может обещать больше этого по беллетристике?» (XXIX₁, 151–152).

Ф. М. ДОСТОЕВСКИЙ
3аписная тетрадь 1875–1876 гг.
1876 г.

«Писатели-аристократы, писатели-проприетеры ⁸³. Лев Толстой и Тургенев – проприетеры.

Полевой поместил в своей истории литературы картинку дома Тургенева в Баден-Бадене. Какое отношение имеет дом Тургенева в Баден-Бадене к русской литературе? Но такова сила капитала» (XXIV, 99).