— Точно, — серьезно поддакнула Лира. — А уж если он что свое и напишет, так все переврет.
— Именно! Именно что переврет, коллега! Ни таланта, ни широты мышления, ни полета. Шулер с головы до пят! Ничтожество!
— А еще хвалится, — гнула свое Лира. — Вот, скажем, про того же короля панцербьорнов вы наверняка раз в сто больше знаете. Просто вы не хвастаетесь.
— Панцербьорны! — презрительно хмыкнул бедный сумасшедший. — Да я мог бы написать о них трактат! Да что трактат, монографию! Именно по этой причине они и держат меня в заточении.
— По какой еще причине?
— А по такой, мой юный друг, что я слишком много знаю о них. Они просто не решаются меня убить. Может, и хотели бы, да руки коротки. Я же все понимаю. У меня, знаете ли, есть весьма влиятельные друзья. Да‑с.
— Какой же вы умный, — с почтительным восхищением протянула девочка. — С вашим опытом, с вашими знаниями вы бы столькому смогли научить других…
Судя по всему, в беспросветном мраке безумия у профессора чуть брезжила искра здравого смысла, потому что, услышав последние Лирины слова, он бросил на нее недоверчивый взгляд, словно бы уловив в них скрытый сарказм. Но наша Лира не зря провела всю свою жизнь в обществе желчных ученых мужей, которые вечно ждут какого‑нибудь подвоха. Уж она‑то знала, как с ними нужно общаться. В ее широко распахнутых глазах светилось такое безмерное наивное восхищение, что старик растаял.
— Хм… Учить других, говорите вы. Ну что ж, возможно, дитя мое, возможно. Если б я нашел достойного ученика, я бы возжег в его душе священный пламень.
— Вот‑вот, — с готовностью поддакнула наша хитрая лисичка. — Ведь если вы никому не передадите свои знания, они будут погребены здесь, в этой камере. Нужно, чтобы люди вас помнили.
|
|
— Именно! — произнес старец, торжественно воздевая перст. — А вы знаете, у вас на удивление светлый ум, дитя мое. Как, вы сказали, вас зовут?
— Лира. Давайте вы меня будете учить всяким вещам про панцирных медведей.
— Как то есть про панцирных медведей? — повторил он в замешательстве.
— Я бы с удовольствием поучилась космологии, — поспешила успокоить профессора девочка. — Или, например, Пыль бы изучала Серебристую. Но я для этого слишком мало знаю. Вы этому научите других своих учеников, более достойных. А с меня будет довольно и медведей. Вы мне все про них расскажете, я все пойму, мы закрепим пройденное, а потом перейдем к вещам посложнее, например к той же Серебристой Пыли. Идет?
Старик утвердительно кивнул головой.
— Вы правы. Вы совершенно правы. Видите ли, дитя мое, между микрокосмом и макрокосмом существует некая неразрывная связь. Звезды, они ведь живые. Да‑да, разве вы об этом никогда не задумывались? Ведь все вокруг нас живое, и свыше ему предуготованы великие цели. Вселенная исполнена предначертаний. Вдумайтесь в это, дитя мое. Все имеет свою цель, свое предназначение. Например, ваше предназначение — напомнить мне об этой высшей цели. Замечательно, это просто замечательно! Ведь я, в своем отчаянии, упустил ее из виду. Очень хорошо! Просто великолепно!
Лира подошла к нему поближе.
— Расскажите мне про короля, про Йофура Ракнисона. Вы его видели?
— Ну разумеется! Ведь я прибыл в Свальбард по его личному приглашению. Надеюсь, вы меня понимаете. Он же мечтал основать здесь университет. А я, как предполагалось, должен был его возглавлять. Представляете, какая это была бы шпилька в бок Королевскому Арктическому Обществу, а? — Старец в восторге потирал грязные ладони. — Уж я не говорю про эту бездарь, про Трелони. Ха‑ха!
|
|
— Что же вам помешало?
— Интриги. Меня предали эти ничтожества. И Трелони, разумеется, первый. Он же приезжал сюда, в Свальбард. Вам это, вероятно, известно. Распространял здесь самые чудовищные слухи и клеветнические измышления о моей якобы некомпетентности. Наглая, беззастенчивая ложь! Клевета! Кто, скажите на милость, нашел окончательное доказательство гипотезы Барнарда‑Стокса? А? Молчите? Нечем крыть? Потому что это я нашел, профессор Сантелия, собственно персоной. Трелони с этим смириться не мог. И лгал, беззастенчиво лгал. По его оговору Йофур Ракнисон заточил меня в эту камеру. Но это отнюдь не навсегда. В один прекрасный день я отсюда выйду. Я стану главой университета в Свальбарде. И этот Трелони… приползет ко мне на коленях. И я еще припомню, как все эти умники из издательского отдела Королевского Арктического Общества швыряли мне в лицо мои рукописи. Дескать, не научно. Кто теперь посмеет? Я их… всех… выведу на чистую воду. Я им…
— Наверное, когда Йорек Бьернисон вернется, он вам поможет, — участливо вставила Лира.
— Йорек Бьернисон? Нет. Он никогда не вернется, слышите вы? Ни‑ко‑гда. Ждите хоть до Судного дня.
— А я слышала, что он уже совсем близко.
— Ничего не выйдет. Они его убьют. Да и вообще. Ну посудите сами, какой он панцирный медведь? Он же изгой. Вроде меня. Унижен. Всеми предан. Лишен всех личных привилегий панцербьорна. Он теперь никто.
|
|
— Ну, а если он все‑таки вернется? — не сдавалась Лира. — Вот возьмет и вызовет Йофура Ракнисона на поединок. Что тогда?
— Этого никто не допустит, — авторитетно заявил несостоявшийся глава университета. — Разве может Йофур Ракнисон, король, забыть себя настолько, чтобы признать за Йореком право на поединок? Он же лишен этого права, понимаете вы, лишен. Он теперь не панцирный медведь, а так… Он с тем же успехом мог бы быть, ну, я не знаю, моржом, тюленем или еще кем‑нибудь похуже, вроде тартар или скраелингов. И биться с ним честь по чести, как с равным, никто не будет. Просто пальнут из огнемета, как только он покажется, и все. Безо всякой пощады.
Лира почувствовала, как холодная рука сжимает ей сердце.
— А как же все их другие пленники? — спросила она дрожащим от отчаяния голосом.
— Какие еще пленники? — подозрительно спросил старик.
— Ну… лорд Азриел, например. Где они его держат?
Внезапно профессора словно подменили. Он съежился, как побитая собака, затравленно посмотрел на девочку и в ужасе отпрянул к стене.
— Тише, тише, ради всего святого! Они услышат! — зашептал он, предостерегающе тряся головой.
— А что такого? Получается, что даже имя лорда Азриела нельзя произносить? А почему?
— Это опасно! Вы очень рискуете! Йофур Ракнисон строжайше запретил упоминать его.
— Но почему? — прошептала Лира. Чтобы зря не волновать несчастного безумца, она тоже понизила голос и подползла к старику поближе.
— Министерство Единых Решений по Делам Посвященных возложило на Йофура Ракнисона особую миссию, — еле слышно произнес профессор, лихорадочно блестя глазами. — Миссис Кольтер лично приезжала в Свальбард и уговаривала короля взять лорда Азриела под стражу, обещая за это любое вознаграждение. Мне это достоверно известно, поскольку я в это время являлся доверенным лицом Йофура Ракнисона. Я даже встречался с миссис Кольтер. Да, представьте себе, и имел с ней весьма продолжительную беседу. Йофур, к слову сказать, совершенно потерял от нее голову. Ни о ком другом буквально ни говорить, ни думать не мог. Ради нее он был готов абсолютно на все. Стоило ей только захотеть, чтобы лорда Азриела держали в плену за сотни и сотни миль — пожалуйста! Однако ее слова было достаточно. Йофур же воск в ее руках! Он ведь даже столицу Свальбарда собирался назвать в ее честь, представляете?
— Значит, получается, что лорда Азриела держат за сотни миль под стражей и никто‑никто не может его повидать?
— Разумеется! Но тут есть одна тонкость. Йофур до смерти боится лорда Азриела. О, он затеял опасную игру, наш Йофур. Но он ведь умен, как бес, и сумел сделать так, что и волки сыты, и овцы целы. Лорд Азриел под стражей, так что миссис Кольтер получила то, что хотела, но, с другой стороны, к услугам лорда Азриела любые инструменты, какие только могут понадобиться для его научных изысканий, так что и ему грех жаловаться. Все довольны. Жаль, ненадолго. Это называется, “момент неустойчивого равновесия”. Туда‑сюда, туда‑сюда. Вы меня понимаете? Равномерные колебательные движения системы вызывают ее разрушение, причем очень быстрое. Заявляю как специалист.
— Очень интересно, — пробормотала Лира, но мысли ее были куда как далеки от сложных научных аналогий. Она лихорадочно думала о том, что узнала от старика профессора.
— Конечно. Мой альм уже ощущает вкус грядущих событий, — торжественно произнес узник.
— И мой. А кстати, когда нас покормят?
— В каком смысле “покормят”? — недоумевающе переспросил старик.
— В самом прямом. Время от времени они должны приносить сюда какую‑то пищу, иначе мы помрем с голоду. Вон на полу кости какие‑то валяются. Это что, тюлень?
— Возможно. Я не знаю. Может быть, и в самом деле тюлень.
Лира встала и, вытянув перед собой руки, ощупью пошла к двери. Разумеется, ни ручки, ни тем более замочной скважины она не нашла. Дверь закрывала проем так плотно, что ни сверху, ни снизу не оставалось даже крошечной щелочки. Напрасно, приникнув к ней ухом, девочка пыталась расслышать хоть что‑нибудь. Снаружи не доносилось ни звука. За ее спиной старик что‑то невнятно залопотал, говоря сам с собой.
Вот звякнула цепь; это он завозился, пытаясь устроиться поудобнее, а потом раздалось похрапывание.
Так же ощупью Лира вернулась назад, на жесткую каменную скамью у стены. Пантелеймон, которому надоело быть лучом света, обернулся крыланом и с тихим писком носился на своих кожаных крыльях по камере, а Лира сидела и задумчиво грызла ногти.
И тут совершенно неожиданно, без каких‑либо подсказок, она ясно вспомнила, что же именно сказал профессор‑паломник в тот роковой вечер, когда она спряталась в рекреации. С того самого дня, как Лира впервые услышала от Йорека имя владыки Свальбарда, ей все время не давала покоя одна вскользь брошенная профессором Трелони фраза, и вдруг она словно бы услышала его слова: “Есть то, чего Йофур Ракнисон жаждет более всего на свете. Ему нужен альм.”
Ясное дело, тогда, сидя в рекреации, Лира мало что поняла.
Во‑первых, профессор все время говорил о каких‑то панцербьорнах. Назови он их по‑человечески, “панцирные медведи”, она бы мигом сообразила, о чем идет речь. Но она‑то решила, что Йофур Ракнисон — человек, а раз он человек, у него должен быть альм, иначе просто невозможно. Но тогда зачем ему чего‑то “жаждать”?
Теперь все встало на свои места. Могущественный владыка Свальбарда более всего на свете жаждал стать человеком. Поэтому‑то ему нужен альм, собственный альм. Это же ясно как Божий день.
А что, если… Внезапно в Лирушкиной голове созрел гениальный план. Она придумала, как заставить Йофура Ракнисона совершить шаг, который он не стал бы делать ни при каких обстоятельствах. Она придумала, как вернуть опальному Йореку Бьернисону трон, который принадлежит ему по праву. И как, в конечном итоге, добраться до места, где томится в плену лорд Азриел, и передать ему веритометр.
Для этого нужно было только… Фантастическая мысль возникла как бы сама собой; эфемерная, словно мыльный пузырь, переливающаяся всеми цветами радуги, и у Лиры не хватило духу рассмотреть ее повнимательнее — вдруг лопнет! Нет уж, лучше пока подумаем о чем‑нибудь другом, а она пусть себе попереливается, поблестит еще немножко.
* * *
Она начала клевать носом, когда лязгнул засов. Дверь распахнулась, и в камеру хлынул свет. Лира мигом вскочила на ноги. Невидимка‑Пан успел юркнуть в карман ее шубы.
Медведь‑охранник, замаячивший в дверях, нагнул шею, поднял зубами с пола кусок тюленьей туши и уже собрался было швырнуть его внутрь камеры, но не успел он выпрямиться, как перед ним уже стояла Лира:
— Я должна немедленно видеть Йофура Ракнисона, — отчеканила девочка. — Отведи меня к нему. Не сделаешь — тебе же хуже будет.
Кусок тюленьего мяса глухо стукнулся об пол. Медведь вскинул голову. Панцербьорны — не люди, мимика у них не богатая, но тут любой бы догадался, что этот зверь разгневан не на шутку.
— Я кое‑что знаю о Йореке Бьернисоне, — выпалила Лира, — и хочу сообщить это вашему королю. Сведения очень важные.
— Скажи какие. Я передам, — взревел охранник.
— Король должен узнать все первым. Так полагается. — Лира старалась говорить как можно вежливее. — Я правда не могу никому ничего рассказать, пока он меня не выслушает. Порядок есть порядок.
Медведь помедлил с ответом. Может, ей попался панцербьорн‑тугодум? Зашвырнув мясо в камеру, он наконец повернулся к девочке и сказал:
— Ладно. Иди за мной.
Под его конвоем Лира вышла на свежий воздух. Какое же это было наслаждение! Туман рассеялся, и небо в квадрате внутреннего двора мерцало звездами.
Медведь посовещался о чем‑то с другим панцербьорном, который и обратился к девочке.
— С Йофуром Ракнисоном нельзя говорить, когда кому вздумается. Надлежит ждать, пока он сам не призовет тебя, — назидательно поднял лапу ее новый собеседник.
— Конечно, конечно, — бойко затараторила Лира, — но ведь дело‑то не терпит отлагательства. Мне надо ему кое‑что рассказать. Про Йорека Бьернисона. Его величество должен все узнать как можно скорее. Ой, ну как же вы не понимаете! Если я кому‑то расскажу вперед него, это же будет дерзость! Представляете, как он прогневается на нас за такую дерзость, а?
На панцербьорна ее доводы явно произвели впечатление, и он погрузился в сосредоточенное молчание. Расчет девочки был безошибочно прост и верен: за последнее время Йофур Рахнисен ввел при своем дворе такое количество новых порядков, что сбитые с толку медведи так до сих пор и не научились вести себя так, как подобает. Именно на этом общем замешательстве и решила сыграть Лира. Ей во что бы то ни стало нужно было добиться аудиенции у владыки Свальбарда.
Ее новый знакомый пошел советоваться с вышестоящим начальством, и вскорости Лиру вновь завели во дворец, но на этот раз ее ждали не застенки, а коридоры власти. Они, правда, были отнюдь не чище застенков, а дышалось в них труднее, чем в каземате, потому что к смраду и вони звериного логова добавилась густая тяжелая волна духов. Сперва девочка долго скучала на лестнице, потом в секретарской, потом под дверями какой‑то большой парадной залы, а панцербьорны все это время о чем‑то озабоченно шушукались и спорили. В общей суете и неразберихе о Лире словно бы забыли, и она без помех смогла разглядеть карикатурное убранство парадной половины дворца. Стены были щедро украшены золоченой лепниной, но сырость уже делала свое дело: позолота пооблупилась, гипс крошился и отваливался кусками. Некогда кричаще‑яркие ковры так затоптали грязными лапами, что они превратились в серо‑буро‑малиновые.
Вот наконец высокие двери распахнулись, и в нос девочке ударила еще более удушливая волна благовоний. С потолка залы спускались вычурные тяжелые люстры — их было с полдюжины, а то и больше.
Яркий алый ковер устилал пол. Множество медведей, стоявших вдоль стен, провожали глазами каждое движение Лирушки. Ни на одном из них она не увидела панциря, зато каждый носил какое‑то украшение или знак отличия: кто золотую цепь, кто эгретку из пурпурных перьев, кто алую перевязь с бантом. Смешнее всего было то, что даже тронная зала не избежала нашествия неугомонных птиц. Кайры, тупики и поморники облепили золоченый фриз. Завидев, что из какого‑нибудь гнезда, находящегося в люстре, падал кусочек рыбы, они камнем кидались вниз, быстро хватали добычу и снова вспархивали под потолок.
В глубине залы, на возвышении под балдахином, стоял гигантский трон, высеченный из гранитного монолита, но и здесь, как и во всем остальном убранстве дворца, явно чувствовался вкус владельца. Суровый гранит был щедро изукрашен вычурными лепными гирляндами и фестончиками. Вся эта позолота выглядела столь же нелепо, как если бы кто‑нибудь взял да и понавесил елочной мишуры на скалистый утес.
На троне восседал владыка Свальбарда. Лире никогда в жизни не приходилось видеть медведя такой величины. Он был еще выше и мощнее, чем Йорек Бьернисон. В его богатой мимике, в выражении глаз удивительным образом проступало что‑то человеческое, то, чего Йорек был напрочь лишен. Когда Йофур Ракнисон смотрел на девочку, она могла поклясться, что на нее смотрит человек, словно бы притаившийся на дне медвежьих глаз. Ей доводилось встречать таких людей в салоне миссис Кольтер. Перед Лирой сидел ловкий изворотливый политик, привыкший властвовать. На груди у него красовалась тяжелая золотая цепь с массивным медальоном, изукрашенным яркими драгоценными каменьями. Изогнутые двадцатисантиметровые когти были сплошь унизаны золотыми пластинками.
Весь его облик дышал неукротимой силой, энергией и дьявольской хитростью. Безвкусные в своем изобилии украшения отнюдь не казались нелепыми на его могучей фигуре. Напротив, на нем они становились воплощением первозданной необузданной мощи.
Лира почувствовала, что сердце ее уходит в пятки. Вся ее затея вдруг стала казаться совершеннейшей глупостью. Но вот она подошла к трону чуть поближе, как ей велели, и вдруг заметила, что король Йофур держит что‑то на коленях, держит удивительно знакомым жестом. Человек бы так сидел с любимой кошкой. Или с альмом.
Йофур Ракнисон прижимал к груди большую куклу, похожую на манекен. Она была одета точь‑в‑точь как миссис Кольтер и даже чем‑то напоминала ее, хотя на фарфоровом кукольном лице застыла дурацкая приклеенная улыбка. Король панцербьорнов играл в человека, у которого есть альм. Теперь Лира твердо знала, что спасена.
Она подошла к самому трону и склонилась в почтительном поклоне. Пан, ни жив, ни мертв, притаился в кармашке ее шубы.
— Приветствуем тебя, о владыка Свальбарда, — негромко произнесла девочка. — Вернее сказать, приветствую. За него говорить не буду.
— За кого “за него”? — спросил Йофур.
Голос его не был похож на рев зверя. Он звучал выше и чище, чем ожидала Лира, со множеством обертонов и оттенков. Говоря что‑нибудь, Йофур непрерывно помахивал перед собой лапой, отгоняя мух, которые целыми стаями вились вокруг его пасти.
— Я имею в виду Йорека Бьернисона, Ваше Величество, — отвечала девочка. — Мне необходимо сообщить вам нечто очень важное. Но сведения эти настолько секретные, что мне хотелось бы передать их вам наедине.
— Речь идет о Йореке Бьернисоне? — насмешливо осведомился король.
Лира подошла к нему поближе, стараясь не оскользнуться на свежем птичьем помете. Отмахиваясь от непрерывно жужжащих мух, она прошептала:
— Речь пойдет об альмах, Ваше Величество.
Кроме них двоих, ее последних слов никто не слышал.
В глазах Йофура Ракнисона мелькнуло новое выражение. Лира не могла точно сказать, что именно оно значит, но одно было совершенно ясно: во взгляде короля засветился неподдельный интерес.
Внезапно он рывком встал с трона, едва не наступив при этом на девочку, и что‑то прорычал, обращаясь к другим медведям. Они тут же попятились к дверям, не переставая при этом почтительно кланяться. Могучий рык Йофура переполошил птиц, и они с воплями заметались под потолком, пока наконец не угомонились и снова не расселись по гнездам.
В тронной зале не осталось никого, кроме Лиры и короля Йофура.
— Кто ты такая? — обратился владыка Свальбарда к девочке, весь горя от нетерпения. — Что ты знаешь про альмов?
— Все. Потому что я сама — альм.
Йофур застыл на месте.
— Ты — альм? — переспросил он. — Чей же?
— Я — альм Йорека Бьернисона, — прозвучал ее ответ.
В этот момент Лира почувствовала, что жизнь ее висит на волоске. Одного удара высочайшей десницы было достаточно, чтобы пришлепнуть ее на месте. Йофур не сделал этого только потому, что от неожиданности он сам растерялся. Не давая ему опомниться, девочка быстро продолжала.
— Прошу вас, Ваше Величество, выслушайте меня до конца. Придя сюда, я подвергаю себя величайшей опасности, но мое пребывание в Свальбарде ничем не угрожает вам. Скажу больше, единственная моя цель — помочь владыке Свальбарда. Йорек Бьернисон стал первым медведем, у которого есть альм, но на его месте должны были быть вы, Ваше Величество. И я сама куда охотнее стала бы вашим альмом. Именно за этим я и явилась в Свальбард.
— Но как же так, — ошеломленно произнес Йофур Ракнисон, — каким образом у медведя вдруг появился альм? И при чем тут Йорек? А ты, — тут в голосе владыки Свальбарда зазвучали ноты сомнения, — каким же это образом ты можешь быть от него отдельно, если ты — его альм?
Слова вырывались из его пасти вместе с мушиными облачками.
— Ничего удивительного, Ваше Величество, — бойко отвечала маленькая самозванка. — Я ведь такая же, как альмы ведуний, значит, мы с Йореком можем отдаляться друг от друга на многие сотни миль. Он получил меня в Больвангаре. Миссис Кольтер, конечно же, много рассказывала вам об этой станции, так что вы, Ваше Величество, знаете, чем они там занимаются.
— Режут, вот чем они там занимаются, — раздраженно буркнул Йофур Ракнисон.
— Совершенно верно. Но рассечение — это далеко не все. Боюсь, миссис Кольтер не открыла вам главного. На станции они делают еще и множество других вещей, в том числе и искусственных альмов. А эксперименты проводятся на животных. И как только Йорек Бьернисон прознал об этом, он предложил себя в качестве добровольца. Так ему создали альма, то есть меня. Альмы людей всегда имеют облик какого‑нибудь животного, а у животных альмы похожи на людей, потому я такая. Мое имя — Лира, и я — альм Йорека Бьернисона. Мне открыты все его помыслы, я всегда знаю, что он делает, где находится…
— Тогда скажи, где он сейчас? — нетерпеливо перебил ее Йофур.
— Он уже в пределах Свальбарда, и совсем скоро он будет здесь.
— Но это же безумие! Его ждет смерть! Ради чего он делает это? Что ему нужно?
— Ему нужна я. Он рвется сюда за мной. Но мне он не нужен. Я больше не хочу быть его альмом. Лучше я стану вашим. Когда все эти жалкие людишки из Больвангара своими глазами увидели, какова мощь панцербьорна, наделенного альмом, они ужасно испугались и решили, что больше никогда ничего подобного делать не будут, так что Йорек Бьернисон навсегда останется единственным медведем, у которого есть альм. Но ведь тогда он легко может подчинить себе других медведей и даже стать владыкой Свальбарда. За этим‑то он и рвется сюда.
— Что‑о‑о‑о? — гневно взревел Йофур Ракнисон. От раскатов его громоподобного рыка закачались хрустальные подвески на люстрах, перепуганные птицы подняли галдеж, а у Лиры зазвенело в голове.
Но она не испугалась.
— О, Ваше Величество, — не моргнув глазом, продолжала девочка, — ведь вы такой умный, такой сильный, такой могущественный. Поверьте, что более всего на свете я хотела бы зваться вашим альмом. Вот для этого‑то я и примчалась сюда одна. Йорек не должен стать владыкой Свальбарда. Этот трон — ваш. И есть средство! Я знаю, как сделать так, чтобы я перешла от него к вам. Но я очень боялась, что не успею, и тогда Йорека постигнет та же участь, что и остальных медведей‑изгоев. Они ведь не имеют права участвовать в поединках, их просто сжигают огнеметами, да? Но тогда я погибну вместе с ним, просто растаю, как дымок.
— Но как же ты… Ты ведь сама сказала, что…
Не дав ему закончить, Лира продолжала:
— Я сказала, что могу стать вашим альмом, но для этого вы должны победить Йорека в честном бою. Тогда его сила станет вашей, а я словно бы сольюсь с вами, мы превратимся в целое, у нас будут общие помыслы. Вы сможете посылать меня за сотни миль, чтобы я выведывала для вас что‑нибудь. Или наоборот, сможете всегда держать меня при себе. Вы вольны будете поступать так, как вам заблагорассудится. Если бы вы пожелали, то с моей помощью смогли бы поднять панцербьорнов на штурм Больвангара и там заставили бы этих людишек понаделать альмов для ваших приближенных. А если вам больше нравится быть единственным панцирным медведем, у которого есть альм, то мы вместе могли бы сровнять Больвангар с землей. Поверьте мне, о могущественный король Йофур Ракнисон, в мире не останется вещей, нам неподвластных!
Все это время она трясущимися пальцами сжимала в кармане шубы крошечное тельце мышонка‑Пантелеймона, который притаился там, сжавшись в комочек.
Йофур Ракнисон метался по тронной зале, как по клетке, не находя себе места от возбуждения.
— Поединок? — ревел он. — Со мной? Но это же немыслимо! Йорек Бьернисон — изгой. Я не могу биться с ним. Неужели это единственный путь?
— Единственный, — отозвалась Лира, чувствуя, как сжимается ее сердце. С каждой минутой Йофур Ракнисон казался ей все сильнее и свирепее. Он словно бы вырастал на глазах. И при всей своей безграничной вере в Йорека, при всей своей любви к нему, девочка уже почти не надеялась на то, что он действительно сможет одолеть этого великана. Но это был их единственный шанс. Очередь из огнемета не оставляла ни единого шанса. И означала верную смерть.
Внезапно Йофур Ракнисон замер и внимательно посмотрел на девочку:
— А как ты докажешь, что ты действительно альм?
— Испытайте меня. Я могу сказать вам то, что знаете только вы сами, Ваше Величество, и никто другой, что может быть открыто только вашему альму.
— Хорошо. Тогда ответь мне: кто бы первой жертвой, которую я убил?
— Для того, чтобы ответить, мне нужно остаться одной, — вскинула голову Лира. — Когда я стану вашим альмом, вы, Ваше Величество, еще не раз увидите, как я это делаю, но пока это должно оставаться тайной.
— Рядом с тронной залой есть лакейская. Ступай туда и не возвращайся без ответа.
Лира послушно отворила дверь и оказалась в маленькой полутемной комнате, где вообще не было мебели, если не считать единственного шкафчика красного дерева, в котором скучали давно не чищенные серебряные безделушки. Достав веритометр, девочка установила стрелки и задала вопрос:
“Где сейчас Йорек?”
“В четырех часах пути. Он спешит изо всех сил”.
“Как мне его предупредить?”
“Ты должна верить в него”.
У Лиры сжалось сердце при мысли о том, как же он устанет за этот длинный путь, но она запретила себе об этом даже думать, ведь иначе получалось, что она не верит в Йорека, то есть делает именно то, от чего ее предостерегает веритометр.
Сосредоточившись, она задала вопрос, ответа на который ждал от нее Йофур Ракнисон.
“Кто же был его первой жертвой?”
“Его собственный отец”, — ответил веритометр.
Девочка хотела узнать подробности, и оказалось, что в самом начале жизни, во время своей первой охоты во льдах, Йофур Ракнисон столкнулся с медведем, который тоже охотился в одиночку. Ссора и поединок между ними закончились тем, что Йофур прикончил соперника. Лишь позднее он выяснил, что убил в тот день своего отца, которого до этого ни разу не видел, потому что у панцербьорнов медвежат пестуют матери, а не отцы. О том, что произошло, не знала ни одна живая душа.
Лира сунула веритометр в сумочку.
Узнать правду — это полдела. Надо было придумать, как сообщить ее королю Йофуру.
— Восторгайся им! — шепнул ей Пантелеймон. — Он жаждет лести!
Лира приоткрыла дверь тронной залы и робко вошла внутрь. Торжествующий Йофур Ракнисон нетерпеливо ждал ее, алчно поблескивая хитрыми недобрыми глазками.
— Итак?
Вместо ответа девочка опустилась перед королем на колени и лбом приложилась к его левой передней лапе. Как и все медведи, Йофур был левшой, и эта лапа у него была сильнее.
— О, могущественный Йофур Ракнисон, я склоняюсь перед тобой. Я виновата, что не сразу поняла, сколь ты велик и силен.
— Это что еще такое? — досадливо отмахнулся владыка Свальбарда. — Я жду ответ на свой вопрос.
— Узнай же, что первой жертвой, которую ты убил, стал твой собственный отец. О, богоравный Йофур Ракнисон, ты — новое божество, ибо только богам под силу то, что совершил ты.
Йофур на мгновение лишился дара речи.
— Как… откуда ты узнала? — с трудом вымолвил он.
— Мне это открыто, ибо я — альм.
— Тогда скажи мне еще! Скажи мне еще одну вещь, чтобы я поверил! Что обещала мне миссис Кольтер, когда была здесь?
И снова Лирушка ретировалась в заднюю комнатку и сосредоточенно склонилась над веритометром. Ответ не заставил себя ждать.
— Ваше Величество, миссис Кольтер пообещала вам, что по приезде в Женеву добьется у Магистерия разрешения на то, чтобы вы, хотя у вас и нет альма, могли быть приняты в лоно Святой Церкви. Мне очень жаль, Ваше Величество, но я убеждена, что она слукавила. Миссис Кольтер не только не обращалась в Магистерий с подобной просьбой, но даже и не собиралась делать ничего подобного, ибо наверняка знала, что Святая Церковь не примет существо, у которого нет альма. Но теперь это уже не важно. Когда я стану вашим альмом, никто не посмеет возразить, если вы по‑прежнему захотите принять таинство крещения. Вы просто потребуете этого и пусть только кто‑нибудь попробует вам отказать.
— Твоя правда! Правда! Клянусь! Каждое слово правда! Значит, она обманывала меня! А я… Я так ей… Я же ей верил! Как же она могла обмануть меня?
— Увы, Ваше Величество. Но это уже не важно. Простите мне мою смелость, о повелитель, только Йорек Бьернисон уже всего в четырех часах пути от Свальбарда. Наверное, самое время предупредить вашу стражу, чтобы они не открывали огонь. Если вы собираетесь с ним биться за меня, изгой Йорек должен быть допущен во дворец.
— Хорошо…