Две или три эскадры повернули прямо на дом и оборвались над ним, так что бомбы, по моей оценке, упали поблизости от Ботфельда. Оборона стреляла сильнее, чем прежде. Флагманский самолет был поражен метким попаданием и, сопровождаемый длинным красноватым хвостом пламени, рухнул где-то неподалеку. Взрыв поднял облака дыма, вскоре окутавшие весь дом. Казалось, что одна из частей, большое серебряное крыло, на котором висел мотор и которое медленно вращалось, вот-вот обрушится на нас, но, издавая фыркающие звуки, оно перекатилось через дом учителя и исчезло за ним. Над садом протащило также двух парашютистов, одного так низко, что можно было видеть висевшего на парашюте человека, будто встретил его на улице. В ту же минуту воздух, словно самолет разодрало в черные клочья, наполнился щепками и обломками. Зрелище пьянило, раздражало разум. Такие действа могут достигать степени, когда собственная безопасность становится второстепенной: зримые элементы увеличиваются до размеров, вытесняющих рефлексию, даже страх.
Кирххорст, 27 ноября 1944
Ни света, ни воды, ни электричества, поскольку разрушена электростанция в Альтене. По сводкам, вчера вечером на нас совершили налет более тысячи шестисот самолетов. Вычерчивая белые спирали и петли, они напоминали скопления микробов, копошащихся в огромной синей капле воды.
Крыло упало на близлежащий луг; самолет врезался в землю сразу же за Ботфельдом и сгорел. У Гросхорста нашли голову и кисть руки. Неподалеку лежали два разодранных трупа; было ясно, что парашюты зацепились друг за друга и не смогли раскрыться.
Один из пилотов приземлился в Штелле; рассказывают, что обитатель этого местечка, а именно дезертировавший голландец, бросился на него и нанес два удара топором. Сосед Ребок, отставной солдат, мимо проезжавший в этот момент со своей тележкой, вырвал у него жертву и с опасностью для своей жизни спрятал в надежном месте.
|
|
Кирххорст, 28 ноября 1944
Сегодня на маленьком кладбище хоронили обоих американцев, чьи парашюты зацепились друг за друга.
После полудня пришел генерал Лёнинг, до него тоже дошли слухи, циркулирующие уже несколько недель, согласно которым я либо арестован, либо расстрелян.
Задачей автора является точность не абсолютная, а оптимальная. Она зиждется на различии между логикой и языком. Отсюда предпосылкой хорошего стиля является, чтобы автор довольствовался оптимальными выражениями. Поиск абсолютного уводит на окольные пути.
Слова — мозаика; это значит, что между ними есть зазоры. Если посмотреть логически, то они являются пробелами; зато корням, достигающим истоков, они отдают в распоряжение всю Землю.
Кирххорст, 29 ноября 1944
Перпетуе приснился сон, что ей вырвали глазной зуб.
Около полудня при значительной облачности появились бесчисленные эскадры и сбросили бомбы. Казалось, что над деревней вертится огромная карусель, из которой выпадают железные осадки. Они выпадали вокруг Кирххорста — в Штелле, у Лоне, где, как я видел из сада, взметнулись взрывы по меньшей мере тридцати бомб, в Буххольце, сильно пострадавшем, в Мисбурге, где из развалин извлекли трупы пятидесяти женщин из вспомогательного состава военно-воздушных сил.
Среди почты телеграмма от графини Подевильс. Ее муж написал ей из Англии; среди потока печальных известий — хоть одно радостное.
|
|
Во сне я виделся с отцом, ходил его навещать, но обе колонны перед входом в дом так тесно срослись, что я с великим трудом протиснулся внутрь.
Кирххорст, 2 декабря 1944
Ночное дежурство, введенное в нашей деревне из-за налетов. У крестьян сон глубокий, и их будят, как правило, только падающие бомбы. К счастью, моим напарником оказался сосед Ламанн, который далеко не глуп. Благодаря присутствию умного или приятного человека время идет быстрее. Эта явная взаимосвязь простирается так далеко, что духовные или эротические переживания вовсе лишают время его весомости, даже существования. Напротив того, скорбь и духовное отупение растягивают его до бесконечности. Эту мысль нужно постоянно иметь в виду, если хочешь познать смерть как разрушительницу времени в ее настоящем чине. Смерть дает то, что никто другой дать не в состоянии.
Утром визит Кольберга; поговорили о Лёнсе и о нижнесаксонских авторах вообще. Наша сухая почва весьма неблагоприятна для произрастания мусических натур. «Frisia non cantat»[304]— это касается и нас.
После полудня в Бургдорфе забрать роделендеров,[305]подарок Ханны Менцель из Силезии.
Кирххорст, 4 декабря 1944
Чтение: Ориген, «О молитве». Потом дневники Леона Блуа.
Блуа подчеркнуто человечен в своем умении пребывать в низменном, в грязи, в смраде, в стихии ненависти — в то же время познавая великий, незримый закон. Это делает чтение мучительным, уподобляя целые пассажи иглам, загнанным под кожу. И все же смею сказать, что как читатель я старался это преодолеть, принимая во внимание отягчающие обстоятельства. Здесь нельзя бояться обид и оскорблений. Иначе вымоешь из песка золотые крупицы.
|
|
Возможно, я включу Блуа в список авторов, которым в знак духовной благодарности задумал посвятить специальные исследования. С давних пор я собираю материал для такой документации, посвященной людям, книгам, вещам, кои встретились на моем пути, щедро меня одарив.
Утром любимую кошку Эрнстеля, красавицу-персиянку Колдунью, нашли мертвой на соседнем поле, уже остывшей; мы предполагаем, что она съела яд. Она была дочерью старой Киссы, прожившей в нашем доме долгую жизнь, и матерью юной Киссы, моей любимицы. Кроме нее, компанию нам составляют большой белый упрямец, ангорский кот Жако, и сиамская принцесса Ди-Пинг.
Кирххорст, 5 декабря 1944
Ночное дежурство с соседом Ламанном. Обсуждая нынешние времена, откупорили бутылку вермута. Пожар в Гросхорсте, фугас в Штелле, воскресное утро и прошлый вторник навсегда войдут в хронику деревни, и еще внуки будут рассказывать об этом своим внукам, если таковые после них останутся.
Утром сильные налеты, но без бомбардировок. Я это предчувствовал и посему, как лакедемонец, «в тени» перекапывал сад.
Читал дальше «Mon Journal» Леона Блуа. Там попадаются — как, например, сегодня — места наподобие следующего: «Кольдинг, Дания. 8 апреля 1900. Вербное воскресенье. Ужасная погода. Сегодня день рождения тупоумного короля Кристиана, и во всей Дании праздник. Его отвратительный зять, принц Уэльский, прибыл в Копенгаген, избежав пули, приготовленной для него в Париже на Северном вокзале. Молодой бельгиец выстрелил в эту свинью и промахнулся. Предпочтительнее их закалывать. Это надежней и лучше для колбасы!»
Чтобы такое записать и паче того — опубликовать (Париж, 1904), нужно иметь чудовищное бесстыдство или маниакальную уверенность в своей правоте. Действительно, в особе этого Эдуарда гниль от сознания собственной безнаказанности скопилась в совершенно невероятных размерах, не имеющих эквивалента.
В Париже в качестве воспоминания о нем хранится аппарат, некое подобие ортопедического стула, который он заказал для себя и который позволил ему, несмотря на толстое брюхо, с максимальным удобством заниматься любовью. Путешественникам этот аппарат показывают в одном из больших публичных домов как особую достопримечательность, и Морис, считавший его, по-видимому, одним из новых чудес света, подстрекал меня на него посмотреть. Хотя я обычно не сторонюсь эротических курьезов, здесь никак не соглашался, — насквозь механическое и бездуховно-комфортабельное измышление рассудка действует слишком отталкивающе. Такие машины были бы кстати на больших полотнах Иеронима Босха.
Делая эти записи, наблюдаю за непрерывными воздушными боями, происходящими на голубых участках небесного пространства между моим кабинетом и Изернхагеном. Возможно — нет, совершенно определенно, — эти спектакли самым магическим и даже причинным образом связаны с наличием монархов, подобных этому Эдуарду и Леопольду Бельгийскому или, хоть и в ином смысле, также Вильгельму II, которые отнюдь не принадлежали к последним осколкам западноевропейского рыцарства.
Сквозь замочную скважину рассматривал новых кур; пока они у меня еще в сарае. Петух величественно стоит возле миски с зернами, — одних наседок подзывает, других гонит прочь. После обеда одна из них, возможно фаворитка, подходит к нему, становится на цыпочки и нежно дотрагивается клювом до розовой бородки и гребня, отчего петух гордо выпячивает грудь.
Кирххорст, 7 декабря 1944
Сад постепенно возрождается. Об удобрениях, слишком долго пролежавших на воздухе, говорят, что они «выгорают». Это весьма наглядно.
О распределении интеллигентности. Она приспособлена к своеобразию органов, но в то же время приобретает смысл только во взаимодействии с ними. Утка, лягушка, пеликан, лилия — все они обладают особой интеллигентностью, скроенной по их стати. Благодаря ей они выживают. Чрезмерность вредила бы им точно так же, как недостаточность.
Выдающаяся интеллигентность человека, по-видимому, превышает эту разумную потребность; между тем переизбыток объясняется постольку, поскольку он подчинен невидимым органам. Когда метафизические органы становятся лишними, когда они атрофируются, наступает, как мы видим это нынче, нарушение равновесия, вследствие чего огромные массы интеллекта высвобождаются, превращаясь в губительную силу.
Нужно заметить еще следующее: духовное образование ремесленника достигло уровня, превышающего органическую потребность. Подобным же образом и в социальном пространстве высвобождаются чудовищные энергии, действующие разрушительно. Есть только два пути, ограждающие от этого: либо уменьшить спиритуализацию, либо создать новые органы, а они могут быть только невидимыми. Вот одна из причин, побуждающих меня дополнить мою книгу о Рабочем теологической частью.
Из тезисов Вейнингера наибольшее раздражение вызвал тезис о том, что якобы в материнской любви никакой особой заслуги нет. Между тем нельзя с ним не согласиться, наблюдая, как малиновка, кошка или пеликан обращаются со своим потомством. Зоологическая сфера ничем не отличается от нашей. Преданность животных так же замечательна, как и преданность человека. То, что достойно почитания, находится по ту сторону и предполагает возвышение над половыми, да, пожалуй, и над всеми временными связями, — сознание возвысившегося над всяким случайным прикосновением, конечного единства сущности: родство во веки веков.
Кирххорст, 8 декабря 1944
Среди почты долгожданное письмо от Эрнстеля, стоящего со своим батальоном в одном североитальянском городке. Я рад, что он попал именно на этот фронт. Он пишет, что читает «Пармскую обитель» во французском издании.
После полудня, как обычно в пятницу, пришла Ханна Викенберг. Мы поговорили о девушках из вспомогательного батальона, убитых на прошлой неделе во время массированного налета на Мисбург. Их нашли без единого признака внешнего ранения тесно лежащими друг подле друга в траншеях, — разрывы легких отправили их на тот свет. Так как воздушная волна сорвала с них платья и белье, то они лежали совершенно голые. Крестьянин, помогавший их укладывать, был крайне подавлен этой ужасной гибелью: «Такие рослые, красивые девушки — и тяжелые, как свинец».
Кирххорст, 10 декабря 1944
Зашел в церковь, потом постоял у могилы двух американцев, единственным украшением которой, не считая нескольких цветов, были их каски.
Меланхолия. Потребность в метафизике потому сегодня примечательна, что воспитание изначально нацелено на то, чтобы ее уничтожить, истребить ее лучшие всходы. Возможно, однако, что ей открываются совсем новые, неизвестные аспекты, как человеку, который взял высоту, поднявшись по отвесной стене, доселе считавшейся неприступной. Прилепить себя к скале нужно собственной кровью.
Аррас. Говорил ли кто-нибудь о том, что здесь родились двое цареубийц, а именно Дамьен и Робеспьер? Вполне возможно. В компенсацию там были подписаны два мирных договора.
Когда Аррас перешел к австрийцам, над одной из арок они прикрепили изречение:
Quand les Français prendront Arras,
Les souris mangeront les chats.
Когда тем не менее французы захватили город, они отбили от надписи только букву «р».[306]
Вот пример того, как реплика действует лаконичней и в то же время остроумней, чем высокомерный вызов. Это я и нынче заметил во Франции, на примере пропаганды. На огромных плакатах изображен французский рабочий в Германии: он стоит у машины, выказывая все признаки удовольствия. В противовес этому ночная контрпропаганда ограничилась меловым кругом, пририсованным к этой фигуре в виде кольца в носу.
Кирххорст, 11 декабря 1944
Близ деревни спешно проводят шанцевые работы. На краю болота собираются поставить две дюжины орудий. Это притянет к нам, не считая круговерти бомбардировок, еще более мощные ближние удары.
Вечером налет с обстрелом. Сочельник: в воздухе выросла «рождественская елка». С инфернальным шипением через местность пролетела тяжелая бомба, чтобы разорваться вдали, может быть рядом с автобаном. Воздушной волной выбило все стекла и вырвало наружу шторы затемнения.
На тонущих кораблях, на дрейфующих обломках. Сначала запасы распределяются по рациону, затем доски расшатываются и начинается борьба за место. И наконец, гибель среди обломков, трупов и акул.
Буркхардт оказался прав, опасаясь «скорой порчи»; он больше не доверял жаркому.
Читаю «Неблагодарного нищего» Леона Блуа, дневник, в котором сей замаскированный бедняк оставил великое сокровище утешения.
Слова. Désobligeant, в общем смысле переводимое как «невежливый», есть, собственно, пустая форма этого слова, поскольку изображает состояние, в которое невежливость ввергает других.
Кирххорст, 13 декабря 1944
Сны об экзаменах. Этот вид страхов описан слишком отчетливо, слишком детально и потому не может основываться на голом воспоминании. Отчего же неизмеримо более выразительные картины, например сражения, всплывают в памяти, напротив того, столь редко и неопределенно?
Сон об экзамене связан, скорее всего, со смертью; в нем скрыта память о том, что жизненная задача, жизненный долг еще не выполнены, еще не завершены. Экзамен на аттестат зрелости, как рассказывал мне отец, предпочитает являться в виде ужасного призрака.
«О Боже, мне уже скоро пятьдесят и я побывал не в одном университете, а все еще не сдал экзамена на аттестат зрелости, не получил свидетельства об окончании школы».
Таков сон глуповатых девиц, никудышного отца семейства, человека, зарывшего свой талант. В ужас повергает чувство, что экзамена не сдашь никогда; именно из этого сна пробуждение особенно блаженно.
Потом во сне считал деньги, находясь в обществе Фридриха Георга. Согласно народному толкованию, это значит, что тебе предстоит преодоление трудностей. Впрочем, такие толкования несостоятельны, даже если они частично и покоились на опыте, на прозрении тайного родства сущностей. Сонники строят свою символику, опираясь на принцип перевода, словарей, простого перечисления, следуя тому же подчинительному способу, какой мы видим в «Соборе» Гюисманса.
Здесь я снова вспомнил прекрасное замечание Леона Блуа об оккультистах этого типа, которые, заклиная лукавого, в поисках ритуалов и магических книг проделывают вылазки в отдаленнейшие и забытые всем светом области, не замечая бросающегося в глаза сатанизма торговца колониальными товарами, что живет за утлом.
Почта редко приходит без неприятных известий. Маленькая почтальонша спешит ни свет ни заря, как птица, которая, возвещая о несчастье, пробегает по саду. Так, сегодня она принесла известие, что Эдмонд, чьи сестра и дети живут у нас, пропал без вести, но вполне вероятно, что он попал в плен.
Фридрих Георг пишет, что во время налета, за двадцать минут разрушившего древний, прекрасный город Фрейбург, в пламени погибла также его неуспевшая поступить в продажу книга об «Иллюзиях техники», хранившаяся там на складе. Так и кажется, что ее засекретила сама техника, ибо в Гамбурге дважды плавились уже набранные литеры.
Кирххорст, 14 декабря 1944
Участвовал в выкапывании огромного гнезда термитов. Усилия соответствовали делу; в движение были приведены краны, и земляные работы походили на рытье солидного песчаного котлована. В желтой отвесной стене выделялось темное шарообразное строение. Полчища термитов выступали в боевом порядке; среди них я видел термитофилов и симбионтов, например мокриц с черными кожаными спинами, которые ползли на своих бесчисленных ножках. Я принимал в этом участие как специалист, как знаток устройства подобных государственных систем.
По краям болота расставляют батареи. Первые семейства покидают местность. Близящейся катастрофе предшествует шепоток, как это великолепно изображает Дефо в своей книге о лондонской чуме или Геббель в «Юдифи». Панику вызывают главным образом частности, мелкие детали. Так, только и слышно: «Снимите со стен картины».
Утром в Бургдорфе у врача. Меня охватывает странная неловкость, когда спрашивают о книгах, которые я пишу. Связана она, по-видимому, с тем, что смысл вещей, коими я занимаюсь, трудно передать словами. В аспекте абсолютного факт писательства вовсе не имеет значения, то же самое я мог бы проделывать иным способом, например при помощи медитации. Книги — щепки, отходы существования. В конце концов им присуще одно секретное свойство, родственное эротике: показывают своих детей, но не распространяются о том, как они появились на свет.
Отдых в Байнхорнском леске, одном из моих духовных мест, подобно площади Терн в Париже. Здесь я решился на второе полное прочтение Библии, а именно в переводе Лютера, с комментарием. Я надеялся, что благодаря разным чтениям сеть отрывков, понятых мною, станет более плотной, и так с течением времени возникнет экзегеза для моего личного пользования.
Наводя порядок в бумагах, натолкнулся на отзыв Нэфа о «Мраморных скалах», несколько лет тому назад появившийся в одной швейцарской газете. Если какой-нибудь нейтральный критик, который не заблуждается в отношении дел в Германии, перенесет содержание книги на наши политические события, то он обвинит меня если не в злонамеренности, то в халатности. Что касается стиля, то он упрекает меня в том, что почти на каждой странице хоть одно предложение, да начинается с «так», ссылаясь при этом на величайшего ревнителя языка Малларме, вычеркнувшего данное слово из своего лексикона. Для меня это не показатель. В моем жизненном чутье слово «так» играет определенную роль — в качестве реляции к высшему, властвующему в объектах и их взаимосвязях, наглядно зримому.
О моей склонности вводить предложения союзами и частицами: не только от предложения как такового нужно требовать, чтобы слова, выступающие в нем, стояли в необходимом соотношении друг с другом. Стиль также выигрывает, если выражена связь, господствующая между предложениями: к ней относится логическая последовательность, антитеза, однородные структуры, динамика, введение неожиданных точек зрения. Для этого существуют вводные слова, выполняющие роль примечаний, задающие тон и настрой предложению, следующему за ними. Слова живут в предложениях, предложения, в свою очередь, — в широком контексте.
Я считаю своим авторским долгом размышлять об этих вещах; это минимум ремесленной тщательности, которую можно от автора требовать. Единственным возражением, на которое стоило бы возразить, может быть следующее: не достоин ли язык особого почтения, позволительно ли приближаться к нему с такими техниками? Не слишком ли они приспособлены для того, чтобы разрушать то бессознательное, что живет в нем?
На это можно ответить так: достоин почитания не сам язык, а то, что в нем невыразимо. Почитают не церкви, а то невидимое, что живет в них. К нему, никогда его не достигая, автор приближается при помощи слов. Его цель лежит за пределами языка и никогда не охватывается им. Словами автор подводит к безмолвному. Слова — его инструмент, и уж он, наверно, содержит его в порядке, не переставая работает им. Он не позволит себе пропустить ни одного слога, которым недоволен, но никогда не допустит и мысли, что обладает мастерством. Он должен всегда быть собой недоволен. И примириться с тем, что именно так он скорее обретет признание.
Кирххорст, 15 декабря 1944
Утром и вечером налеты угрожающего характера; бомбы падали недалеко от нас.
После полудня визит Крамера фон Лауэ, он был во второй раз тяжело ранен в Италии и пришел на костылях. Разговор о покушении и, в частности, о здоровье Кньеболо, которое сильно пошатнулось. Чувство досады, что он не распознал врага, не учуял, превзошла все остальные его домыслы; это совпадает с подробностями, которые рассказал мне в Ставрополе Клайст, и является причиной, по которой я всегда избегал встречи. Для ликвидации своих противников он распорядился об использовании нового орудия, некоего подобия гарроты. Словом, хижина живодера.
Среди почты письмо от Эрнстеля, он ждет своего первого сражения. Далее «Иллюзии техники» Фридриха Георга, которым он дал новое название — «Совершенство техники». Он послал мне один из немногих авторских экземпляров, выданных ему до пожара во Фрейбурге.
«Проклята земля за тебя; со скорбию будешь питаться от нее во все дни жизни твоей» (Быт., 3, 17). Это место соответствует изречению Гесиода, что боги сделали пищу людей горькой и что прежде труд одного дня обеспечивал целый год.
Истинное изобилие, райская полнота лежат вне времени. Там — ландшафт великих непосредственных произрастаний, как их рисует миф, а Книга Бытия — делает зримыми. Там нет и смерти. В любовных объятиях нам удалось удержать искорку великого света сотворенного мира — и мы летим, как выстрел из арбалета, за пределы времени. В мифе этой первобытной силе положен предел победой Кроноса. Кронос, изувечив прародителя богов своим алмазным серпом, делает его неспособным для дальнейших зачатий. Роль Геи родственна той, что играет змея.
Затем Бытие, 3, 24. Изгнание человека из рая совершается не столько ради наказания, сколько для того, чтобы помешать ему добраться до древа жизни и обрести жизнь вечную. Поэтому перед подступами к древу поставлены херувимы с оголенными разящими мечами.
Что это означает? Человек, находясь в состоянии греха и будучи в то же время бессмертным, стал бы демоном, обладающим непомерной властью. Если в связи с этим он захочет прорваться к древу жизни, его поразит клинок ангела смерти, а поскольку он принадлежит земле, то кара настигает его перед вратами. Однако в своем втором качестве, как дыхание Божие, он прорывается назад, к вечности.
Кирххорст, 16 декабря 1944
После полудня в Ганновере, который горит со вчерашнего утра. Улицы в руинах и осколках, а также завалены разгромленными машинами и трамваями. Не было проходу от людей, суетливо снующих, как будто рухнула Китайская стена. Прошла женщина; прозрачные слезы струились по ее лицу, как дождь. Шли мимо люди, тащившие на своих плечах обсыпанные известкой превосходные старинные предметы мебели. Элегантный господин с седыми висками толкал перед собой тележку, на которой стоял шкафчик в стиле рококо.
Потом зашел к родителям Перпетуи на площадь Стефана. Их окна и двери снова были превращены в обломки, поскольку целый сноп бомб опустошил все в округе. Если находиться в веере атаки, то слышно, как с ужасающей силой нарастает мощный гул, перед самыми взрывами переходя в свистящие шумы. Мнение, что звук бомбы, нацеленной на то место, где стоишь, уже не воспринимается, не соответствует, стало быть, действительности. Строительная пыль заполнила пространство, в котором обитатели домов, лежа на земле, ждали своего конца. Я спустился в убежище: коридор с голыми побеленными стенами, где, как в зале ожидания, стояли семь стульев, — так выглядят современные камеры пыток.
Возвращался по темнеющим улицам, повторяя часть своего школьного маршрута 1906 года, — но не как тогда, мимо освещенных богатых витрин, а мимо развалин, своей мрачностью напоминающих Пиранези.{209} Из подвалов красным жаром высверкивал зимний уголь. Людской поток все еще кишел. Временами кто-нибудь проходил мимо дома, в комнатах которого на стенах и потолках полыхал огонь, но это никого не беспокоило.
Кирххорст, 18 декабря 1944
В подземном магазине. Помещения встроены глубоко в скалу, под ней — мясной прилавок, вырубленный в красной, с белыми вкраплениями мраморной жиле. Он отличался удивительной чистотой; отходы смывались ручейком, который, кристаллически пенясь, вытекал из отверстий.
После полудня снова в Ганновере, из его руин все еще поднимались облака дыма. Я смотрел, как мужчины и женщины разгребали мусор и вытаскивали из него разные предметы. По краям тротуаров стояла мебель, на которую капал дождь. Казалось странным и трогательным, что улицы были тщательно и чисто выметены. Живучая склонность к порядку, о коей можно судить по-разному. Она вызывала во мне не меньше отвращения, чем почтительности.
В бомбы вложены часовые механизмы, вызывающие взрыв через несколько часов или, если в них механизм замедленного действия, только через несколько суток. Est modus in rebus[307]— в рамках мира бомб это воплощает комический элемент. Комическое имеет обыкновение усиливаться; так, часовые механизмы при прошлогоднем налете на Берлин были установлены на канун Рождества, на час раздачи сюрпризов.
В мастерской у Греты Юргенс. Сегодня навещают знакомых не для того, чтобы узнать, как у них дела, а чтобы посмотреть, живы ли они еще.
Кирххорст, 19 декабря 1944
Читал дальше Бытие. Ламех, похваляющийся перед своими женами Адой и Циллой, что он убил мужа «в язву свою и отрока в рану свою» и что за него отмстится не так, как за Каина, всемеро, а в семьдесят раз всемеро. У Гердера есть гениальная мысль — связать этот триумфальный гимн человечества с изобретением меча, речь о котором идет чуть раньше. Ламех — отец Тувалкаина, первого ковача всех орудий из меди и железа. Поэтому он обладает неограниченной властью.
Ламех — один из титанов, сверхчеловек каинитской культуры, в значительной степени находящейся еще под властью первобытного плодородия и исполненной темного блеска. Ее твердыни нуждаются в человеческих жертвах; в коррупции (б, 2) эта культура достигает своего предела.
Каинитская культура — допотопный образ всякой чистой культуры, основанной на власти. В этом смысле такие города, как Содом, Гоморра, Вавилон, Дагомея, — ее поздние насаждения. Каинитскими на этой земле являются большие братоубийственные арены, как, например, мексиканские теокали, римский цирк, застенки технической цивилизации. Каинитскими являются: красные знамена, все равно, какая у них символика, союзы Кньеболо «Мертвая голова», военный корабль, бравирующий именем Марата, одного из величайших палачей человечества.
Каинитские женщины всегда изображаются необыкновенно красивыми. «Dans l’état de chute, la beauté est un monstre»[308](Леон Блуа).
Кирххорст, 21 декабря 1944
Сновиденья — привиденья. Из бесконечности.
Кирххорст, 23 декабря 1944
Продолжаю Бытие. Одновременно читаю «Комментарий к Бытию» Делича (1860) и «Маймонид. Критика иудейского вероучения» Гольдберга. Гольдберг затрагивает темы, давно занимающие меня, — например, как иудаизм связан с XX веком. Самоубийство Вейнингера в этих рамках подобно гибели полководца на передовой. Иудей вечен; это означает, что у него есть ответ на все столетия. Я начинаю отступать от своего воззрения, что XX век был для евреев в высшей степени неблагоприятным, и думаю, что вторая его половина чревата в этом смысле сюрпризами. Именно на это указывают чудовищные жертвы.
Общие для всех людей черты по мере чтения Библии быстро становятся более национальными, отличаются друг от друга. Адам — отец человеческого рода, Авраам — отец семитских народов, Исаак — отец иудеев и едомитян, Иаков — отец Израиля.
Иаков не самый великий, но самый примечательный из патриархов. В его лице свершается целый ряд важных решений. Стяжание первородства обманным путем и, в частности, отеческого благословения преобразуется в предпочтение избранного народа всем другим. Его служба у Лавана — первое еврейское пленение, а Исав — первый антисемит.
Старые боги еще оказывают влияние своим магическим присутствием, составляют, быть может, и конкуренцию. В краже идолов Лавана свершается хищение закона. Их крадет Рахиль и прячет от преследующего ее Лавана актом табу: она садится на них и делает себя неприкасаемой, уверяя, что у нее кровотечение. Позднее вместе с женскими браслетами их находят зарытыми у корней дуба, где поставили царем Авимелеха (Суд., 9, б).
Ночная борьба Иакова с Господом. В связи с этим две общие мысли: человек не имеет права сдаваться задешево, Бог должен взять его силой. Человек легко поддастся искушению покориться от бессилия, признать себя побежденным, прежде чем он полностью будет пронзен, порабощен высшей силой. В этом — особая опасность нашего времени, когда значительная угроза гонит людей массами, но безо всякой награды, на крест.
Кроме того: борьба происходит ночью, поскольку человек после первородного греха не может вынести лика Божия. Бога он узнает и получает Его благословение только в утренней заре. Ночь здесь — человеческая жизнь, в которой длань невидимого Бога часто бывает жестко осязаемой, а утренняя заря — смерть, в которой является Его лик.