Ветер землю закидал.
Листья осени на веслах,
На закраинах пруда,
В их прожилках кровеносных
Рдеет рыжая руда.
Листья осени по межам,
По дорогам в колеях,
По урочищам медвежьим,
По полям на зеленях.
Листья осени на крышах,
На полях, на потолках,
На крылечках, на афишах,
На походных котелках.
Я стою у листопада,
Врытый в землю до колен,
Повторяя: — Так и надо!
Мне не страшен этот плен!
1958
Воспоминание о Кавказе
Облака белый башлык
Сел на плечи скалы, на чинару.
Ослик безропотно ставил копытца
На жаркий асфальт вдоль шоссе.
Пахло арбузами, дынями.
Так начиналось
Утро в поселке
На горной гульрипшской косе.
Море уж что-то ваяло
Резцом своим мягким, но вечным,
Старый мингрелец
С ленивой дремотцей стучал по люфе.
Небо бледнело, не хвастаясь
Поясом Млечным,
Листья лоснились
На северном древе — ольхе.
В крыши, в проломы тесовые
Лезли янтарные грозди,
Зрел виноград,
Развалясь живописно в ветвях.
В дальних ущельях
Дремали грузинские грозы,
Медленно ехало время
В скрипучей арбе на волах.
Было прохладно еще,
Будто в винной баклажке,
Будто в снеди вечерней,
Поставленной ночью на лед.
Черные камни у моря,
Совсем как монашки,
Тихо молились,
Держа животы на восход.
1958
* * *
Бывает так: то выглянет, то спрячется
Еще неполной силы майский луч.
И кажется, что кашляет мать-мачеха
На зябких глинах подмосковных круч.
И холодно, и как-то неуютно,
И леденит безлистый цвет вербы,
И ветер задувает непопутно,
И ноги созданы не для ходьбы.
А ты идешь по ржавому болотцу,
Бурлит и бьет вода по сапогу.
И до конца готов за жизнь бороться
В любую непогоду и пургу!
1958
Ливень
Беркут стоит у дороги, как нищий,
А перед ним только пыль и следы.
Чрево набил он разбойничьей пищей,
Муторно с крови, попить бы воды!
Степь обнажила себя до кореньев.
Дайте дождя! Пересохло во рту!
Смерти подобно теперь промедленье.
Тучи! Несите свою доброту!
Гром отозвался, и радостно гукнул,
И далеко о себе возвестил.
Ливень копытами звонкими стукнул,
Радужно гривы дождя распустил.
Где-то на крыше блестит черепица.
В бане и то не такая теплынь.
Степь превратилась в одно чаепитье,
Где на заварку — ковыль и полынь.
Ливень уходит, и воздух свежеет,
Пряным из трещин земных отдает.
Радостно поле пшеницы рыжеет.
Буйно трава молодая поет.
1958
* * *
Солнце нашей любви,
Не садись и не ведай заката!
Ты плыви, отражаясь
В озерах, в колодцах, в ручьях.
Чтобы мы за тобою ходили
Влюбленно и свято
И купались в твоих
Животворных лучах.
Солнце нашей любви,
Ты горишь и сияешь,
Ты готово всю землю
Теплом обогреть.
Солнце нашей любви,
Ты и нас заставляешь
В две судьбы трепетать,
В две души пламенеть.
Так свети и веди нас
Полями, лесами,
Так не гасни во мгле
И ненастье забот!
Мы нашли тебя сами,
Зажгли тебя сами,
Отвели тебе наш
Голубой небосвод.
1958
* * *
Серые глаза, платок из мягкой шерсти,
Добрый взгляд, холодная щека.
Что нас держит этот вечер вместе?
Кто соединяет? Чья рука?
Засыпая, помню, как прощались.
Просыпаюсь с именем твоим.
Темными сентябрьскими ночами
Возле клумбы — это мы стоим.
Это я шепчу тебе признанья,
Это ты твердишь в ответ:
            — Родной!
Это лишь меня на расстояньи
Обжигает голос твой грудной.
1958
* * *
Какие худенькие плечи!
Какая хрупкая рука!
Гляжу я на тебя: ты легче
Обыкновенного цветка.
Идешь, вздыхаешь безответно.
Как быть?
Любить иль не любить?
От непогоды и от ветра
Тебя мне хочется укрыть.
Ты,
мнится мне,
В тепле и холе,
За перелеском зимних рам,
Как беззаботный ветер в поле,
Пойдешь гулять по клеверам.
И выступят на дремах смолы,
И высохнут печали рос,
И загудят шмели и пчелы
Над нимбом спутанных волос!
1958
* * *
Преследует меня
Воспоминанье:
Твое окно,
Твои глаза,
Твое дыханье.
Твой голос.
Он звучит всегда
Без фальши.
Я еду от него
Сегодня дальше.
Окно вагона
В каплях и дождинках,
Блестит вода осенняя
В ложбинках.
Я чувствую тебя,
Как трепет листьев.
Ты — песня песней,
Ты дороже истин.
Не беспокойся,
Я не донжуаню,
Разлуку,
Как и ты, переживаю.
Я ничего с другими
Не позволил.
Я все сберег,
Я ничего не пролил!
1958
* * *
Леса расписаны пестро
Под цвет кармина и сурьмы.
И сердце чувствует остро,
Что недалеко до зимы.
Она по графику придет,
Покроет русские поля.
В снегах пылая, зацветет
Улыбка милая твоя.
Начнет лесной питомец клест
Гнездо своей подруге вить.
Не в силах будет сам мороз
Любви его остановить!
И я не струшу января
С привычкой к русским холодам.
Я обернуся в снегиря,
Чтоб прилететь к твоим ногам!
1958
* * *
Этот локон, уснувший на лбу,
Много раз повторенный веками,
Много раз обрамленный венками,
Я спокойно пройти не могу.
Эта плавная линия торса
С удивительной лепкою плеч,
Я без спроса в запретное вторгся,
Чтоб его сокровенье сберечь.
Тайна вечных начал бытия
И ее проявление в форме,
О, какие глубокие корни
Ты, как в землю, пустила в меня!
Синева пламенеющих льдинок
Под ресницами тихо горит.
Взгляд на взгляд. И опять поединок,
Где безмолвно гроза говорит.
1958
* * *
Было — не было: я родился.
Было — не было: тихо рос.
Было — не было: я влюбился,
На свиданье черемуху нес.
Отражались в глазах твоих чистых
Серо-пепельные облака,
Поле, тульские трактористы
И районная наша река.
Мы садились с тобою на камень,
Предоставленные себе,
И беспечно болтали ногами
В теплой, ласковой летней воде.
Зеленела на заводи тина,
Хмель свисал с позолоченных круч,
И сияла моя Алевтина,
Как отпущенный солнышком луч.
Стрежни тихо осоку качали
На виду у поречных полян,
Два влюбленных над речкой журчали
И несли себя в свой океан!
1958
Письмо любимой из лесу
Друг мой! Я из лесу только что.
Пахну сосной, можжевелем,
Ветер лесной притаился в моих волосах.
Сядь, дорогая, поближе,
Я так тебя пожалею,
Столько тебе расскажу о лесах!
Дуб-часовой с желудями
В подсумке солдатском
Встал и глядит, охраняя
Родные леса.
Брат его старший погиб
У Смоленска, под Гжатском,
Младший растет,
Подпирая плечом небеса.
Две муравьиные кучи
Как два государства!
Ели почетной охраной
Построились в ряд.
Я постоял, помолчал, постучался,
Мне не ответили:
Все муравьи еще спят.
Спиннинг в руках.
Выхожу я к Орловским озерам.
Зыблется берег,
Осенние листья плывут.
Определяю рыбачьим, решительным
Взором,
Где, под какою корягою
Щуки живут.
Рядом рябины пылают,
Как уголь в жаровне,
Ярким пыланьем заполнены все уголки,
Каркает с ближней осины
Ворона вороне:
— Что, полетим? Поклюем?
Или ягоды слишком горьки?
Я поклонился
Земным и сыновним поклоном
Бору густому,
Глухой подмосковной тайге.
Гриб-боровик притаился под кленом,
Ни червячка
В белоснежной и крепкой ноге.
Лес зашумел.
И тоскою повеяло всюду.
Осень. Осыпались листья.
Дороги и дали пусты.
Грустно тебе, дорогая?
Я больше не буду!
Передо мною не лес,
Не осеннее поле, а ты!
Ты!
Каждый мускул
Тобою лишь дышит!
Весла беру,
Чтобы к пристани нашей грести.
Чтобы скорее увидеть,
Скорее услышать,
Руки вкруг шеи,
Как ветви лесные, сплести!
1958
Мать
У меня сегодня лучший гость
Лучший друг,
Испытанный годами.
Нежность всей земли
Собрал бы в горсть
И отдал маме!
Это здесь моих стихов начало,
От нее мой первый путь в Москву.
Это ведь она качала
Каждую мою строку.
Это ей мой первый детский лепет
Не давал уснуть.
Это ведь она со мною терпит
Весь мой трудный путь.
Это от нее любой эпитет
И любой узор моим словам.
Вот беда, что без очков не видит,
Хорошо ль пишу — поверит вам.
Старенькая-старенькая.
Пухнут ноги.
От скорбей повыплаканы очи.
Понимает, что ее дороги
С каждым днем короче.
Семьдесят годков —
          не шутка все же!
— Мама! Отдохни и посиди!
Я куплю муки, достану дрожжи,
Что еще тебе? Скажи!
— Витя, дорогой, сынок хороший,
Мне не усидеть, пойдем вдвоем. —
Вышли. А любовь через подошвы
В землю заземляется огнем.
Сколько ни жалею — все мне мало!
Говорю от всех от сыновей:
— Хочется, чтоб радугой сияла
Радость в сердце наших матерей!
1958
Музыка
Без свирели, без флейты, без скрипки,
Без певучести соловья
Что бы значили эти улыбки,
Что везде караулят меня?
Все пронизано музыкой, песней,
Откровенною радостью птиц.
Теплым вечером в роще чудесной
Светлый месяц под музыку спит.
След ее затерялся в столетьях.
В древних брянских и брынских лесах.
Я мелодию слышу и в этих
Завивающихся волосах.
И когда твои горькие губы
Негасимым огнем опалят,
Все мне слышатся медные трубы,
Что в поход собираться велят.
Все мне чудится голос органа,
Я могучим потомком раним,
И душа моя, словно мембрана,
Каждый звук повторяет за ним.
Всюду музыка. В шуме под кленом,
В соловьиных коленах в саду,
И в твоем поцелуе влюбленном,
И в твоем обещанье: «Приду!»
1958
* * *
Россия не луг, не ромашки,
Не лунная лень, не заря
Не барыня — руки в кармашки, —
Рабочие руки царя!
Царя, что у горна в горячке
Кует, вдохновенен и яр,
Царя, что идет на кулачки
И с ножницами на бояр.
Россия не только закаты,
Не только покорность в шагу,
Она, будет час, — баррикады,
Команда «Огонь по врагу».
Безмолвны таежные чащи,
Белы по степям солонцы,
Но пчелы Руси работящи,
Желты от медовой пыльцы.
Но люди ее — это чудо,
Без счету оно, без числа,
Лишь ветер от каждого чуба
И дрожь по реке от весла.
Россия — словарь мой некнижный,
Портовый, таежный, степной,
Нетесаный, крепкий, булыжный,
Круженый, каленый, лепной.
О муза! Меня не в кровати
Настигла ты этим стихом.
Иртыш предо мной, как полати,
И я на сугробе верхом.
На этой заснеженной шири
Я плакать от счастья хочу.
Со скоростью «Ту-104»
Сквозь русские дали лечу!
Омск, 1958
Шофер
Зима до крыш, до крон сосновых,
До круч отвесных, до вершин.
Она на дугах, на подковах,
На радиаторах машин.
Как далеки ее владенья!
Как глубоки ее снега!
Но держат намертво сцепленья,
На скорость твердо жмет нога.
Лицо скуластое в кабине
Глазами даль снегов сверлит,
Цветет, как грозди на рябине,
Улыбкой губы шевелит.
Не устают глаза большие
Влюбленно шарить по земле.
О, как уверенно, Россия,
Ты держишь руки на руле!
1958
Откуда вы?
Я оттуда, где ветер волён,
Где вода в половодье шальная,
Где кивает головками лен,
Голубые соцветья роняя.
Я оттуда, где лес как стена,
Где по займищам бродят зайчихи,
Где душа от гармошек пьяна,
От медовой июльской гречихи.
Я оттуда, где речь как рассол
И людские улыбки как зори,
Где того приглашают за стол,
У кого на ладонях мозоли.
Я и спеть, и сплясать, и скроить,
И прогнать хоть какую усталость.
Мне святое упорство в крови
От крестьянского плуга досталось.
1958
На закате
Вечернее солнце садится,
Спокойно идет на закат,
И в новые окна глядится,
Которые только стеклят.
А день не смолкает, гудит,
Гремит, говорит и смеется,
С перрона сиреной трубит,
А с палубы песнею льется.
Строители тянут карниз,
Встал дом на былом пепелище.
О солнце! Скорее вернись,
Чтоб завтра достроить жилище.
Чтоб всех из подвалов извлечь,
Избавить от бледного мела,
Чтоб каждую душу сберечь
Для нашего общего дела!
1958
* * *
Изделия зимы тонки и хрупки,
Будь осторожен с ними, не задень!
Мороз в теченье дня в одной прорубке
Сто стекол вставит, и ему не лень.
О чем ты, желтогрудая овсянка,
Оповещаешь тихие кусты?
Снега лежат, как скатерть-самобранка,
И снегири поэтому сыты.
Как празднично везде развешан иней!..
И невесомость тихой бахромы,
Влечет в леса свобода лыжных линий
И сказочность, задумчивость зимы.
Люблю ее! Еще какое слово
Из сердца мне извлечь и в мир пустить?
В нем сила, нежность, и оно сурово,
И больше, чем в него, мне не вместить!
1958
Театр
В театре этом не было партера.
Луна у рампы, звезды у боков.
И не со сцены слово вдаль летело —
С двух сдвинутых в степи грузовиков.
Далекие, приезжие актеры
С задором молодым играть взялись,
И, затаив дыханье, комбайнеры
Смотрели на молоденьких актрис.
Был в пьесе лодырь, вел себя позорно,
Открыто звал проститься с целиной.
Неодобряюще похрустывали зерна
У главного героя под ногой.
Он нравился. Его уже любили
За то, что прост, и прям, и речь пряма.
Зло беспощадно зрители судили,
Добро, как хлеб, ссыпали в закрома.
Одним переживаньем были лица,
Все узнавали молодость свою.
И вздрагивала чуткая пшеница,
Когда герой призналси: «Я люблю!»
Здесь не зевали после пьесы вяло,
С хорошим чувством зритель уезжал.
Пел комбайнер наутро у штурвала,
И тракторист герою подражал.
О древние! Придите и воззрите
На наше обращенье с красотой.
У нас театр живет в целинном жите,
Как добрый колос, жизнью налитой!
1958
* * *
Жизнь шумит колесом водосливным,
Алым, шелковым кумачом.
Припускает с азартом спортивным
За упругим футбольным мячом.
Жизнь поет соловьем над рекою,
Паровозным заречным гудком,
Новорожденною строкою
И звенящим парным молоком.
Жизнь горланит грачиным семейством,
Шепчет перепелиным гнездом,
Женихов посылает к невестам,
Затевая гульбу на весь дом.
Жизнь кипит и клокочет в мартенах,
Рвется наверх из недр и глубин,
Бьет о тонкие стенки артерий
Свой разгневанный гемоглобин.
Жизнь шагает босою ногою,
Жмет на рельсы стальным колесом,
Продирается тесной тайгою
Перепуганным насмерть лосем.
Я стою, где ее повороты,
Переправы, мосты и лазы,
Все таким же птенцом желторотым,
Познающим все те же азы!
1958
* * *
Голубое, синее, лиловое,
Алое, как милый детский рот…
Это было! Это все не новое,
А опять цветет. Опять цветет!
По откосам, просекам, канавам,
Даже у рабочей проходной
Смело занимает с полным правом
Каждый метр земли своей родной.
Я не молод. А душа в цветенье,
В неумолкшей, звонкой жажде жить.
Там, где строят, где возводят стены,
Свой кирпич мне надо положить!
1959
* * *
Любуйтесь закатами!
Радуйтесь зорям!
Ловите, ловите,
Ловите лучи!
Они не помирятся
С плачем и горем,
Они окунут вас
В росу и ручьи.
От солнечной ласки
Луга медоносны,
Неудержно зелен
И радостен лес.
Прямые прогретые
Медные сосны
Купаются в заводях
Синих небес.
Подставьте лучу
Свои милые лица,
Не бойтесь,
Когда прикоснется к устам,
Луч в каплю нацелит —
Она озарится,
В вино попадет —
Нежно звонок хрусталь.
Ловите, любите,
Встречайтесь с лучами,
Лучи — это музыка,
Это — концерт.
Не верите —
Поговорите с врачами,
Пускай они солнце
Запишут в рецепт!
1959
* * *
Мне чужда отгороженность сада,
Не люблю сквозь заборы глядеть.
Мне людей обязательно надо
Локтем, словом, улыбкой задеть.
С рыбаками — закидывать тони,
С трактористами — поле пахать.
С игроками — играть на гармони,
Со знаменами — полыхать.
Я родился под ними и вырос,
Сердце краснознаменно ало.
Я его как полотнище вынес,
Чтоб людскою волной подняло.
Чтоб оно и качалось, и пело,
И гуляло в улыбке колонн,
И над площадью Красной летело
На зарю шелестящих знамен!
1959
* * *
Я люблю твои глаголы:
«Не приду», «Не жди», «Не плачь».
Я люблю твои ладони,
Принимающие мяч.
Я люблю, как ты смеешься:
Губы настежь — снег во рту.
Как ты вдруг играть берешься
В волейбол или в лапту.
Я люблю сверканье пяток,
Твой мальчишеский галоп,
Своевольный ветер прядок,
Ниспадающих на лоб.
Я тобой владеть не буду
Ни по лету, ни к зиме,
Только б ты была повсюду,
Только б пела на корме.
Только б весело шутила,
Свесив косу за корму,
И, как солнышко, светила
Мне, и всем, и никому!
1959
* * *
Агитатор! Когда ты не старый,
А действительно молод и юн,
Заходи в общежитье с гитарой,
Разговаривай с помощью струн.
Не разыгрывай ты, что ученый,
Не полюбят такого старца.
Подвигайся к картошке печеной,
Не забудь попросить огурца!
О любви ты не делай доклада,
Скукой слов не томи молодежь,
Будет комната девичья рада,
Если ты о любви запоешь.
Не посмотрят девчата с упреком,
Не ослабнет к тебе интерес,
Если ты невзначай, ненароком
Вдруг расскажешь про Волжскую ГЭС.
Извинишься, конечно, при этом,
Что нечаянно, мол, сорвалось,
И опять разразишься куплетом
Про Степана, про волжский утес.
Агитировать больше не стану,
Агитатор, тебя, так и знай.
Покупай же скорее гитару,
В общежитье к девчонкам ступай!
1959
* * *
Есть у солнышка сбереженья
В замечательной кладовой.
Доказательством служит движенье
Вешних соков под каждой корой.
И оно, наше солнце, готово
Каждый день, каждый час — не потом! —
Все, что есть у него золотого,
Подарить, не жалея о том.
Не от этого ль радостный щебет
Не смолкает в лесном уголке?
Я готов тебе, солнце, за щедрость
Дом построить с окном в потолке!
1959
Зимняя сказка
Зимние гнезда безмолвны, пусты,
Не говорят полоненные реки.
Медленно снег оседает в кусты,
Мягче пушистого снега аллейки.
Встану над просекой, крикну «Ау!»
Белой зиме, старику Берендею.
Может быть, я молодую траву
Голосом, русскою речью согрею.
Может быть, выскочит заяц-беляк,
В сентиментально-доверчивом чувстве
Сядет и скажет: — Здорово, земляк!
С чем ты пришел? Не принес ли капусты?
Может быть, все разбегутся тотчас,
Где-нибудь мне обнаружить придется:
Чьи-то пугливые уши торчат,
Чье-то сердечко испуганно бьется.
Милые звери! Не буду стрелять,
Я ведь в природе поэт, чтоб вы знали,
Я ведь хочу на других повлиять
И попросить, чтобы в вас не стреляли!
Белое поле. Равнина и тишь.
Инея тонкая, нежная навись.
Сердце! О чем ты так громко стучишь?
Песню какую опять начинаешь?
1959
* * *
Ты пришла, мой друг старинный!
Открываю дверь, молчу.
Головы твоей повинной
Не даю казнить мечу.
Я тебе прощу измену,
Не напомню никогда,
Как я плакал, бился в стену,
Как у нас стряслась беда.
Не спешил обнять другую,
Знал, что это будет ложь.
Шел весь год сквозь бурю злую,
Ждал и верил: ты придешь.
Проходи, берет снимай-ка,
Вешай синее пальто.
У меня в дому хозяйка
Только ты или — никто!
Ничего и не случалось,
Я не плакал, не скорбел,
Ты ведь просто отлучалась,
Я ведь просто ждать умел!
1959
Детство
Детство дует в дудочки,
Скачет в догонялочки,
Вырезает удочки,
Выжигает палочки.
Всякие там Витеньки,
Разные там Игори
Закрутили винтики,
Ни с чего запрыгали.
И напрасно бабушки
Удержать пытаются:
— Ладушки! Ладушки! —
Нет! Не тем питаются!
Не такими травами,
Не такими яствами —
Книгами, экранами,
Рюкзаками, ластами.
Лодками и веслами,
Шашками и шахматами,
Лыжами и кроссами,
Далями распахнутыми.
Из таких вот баловней
И вихрастых россыпей
Поздно или рано ли
Вырастают взрослые!
Важные, надутые,
Чванные, степенные,
Смотрят они буками,
Ходят без кипения.
И куда все деется?
Как тому название?
То шумело деревце,
То скрипит развалина!
1959
* * *
Б. Слуцкому
Поэзия — не солончак,
Не степь, где все сгорело летом