В бронзовый мускул строки.
Вот он!
С виду, быть может,
Простой и невзрачненький,
Опереньем скромнее,
Чем брат соловей.
Если чудом каким-то
И сделался дачником,
То ютится на даче
Пока не своей.
Он могучий,
И он же как травка
Подснежная,
Что лелеет мечту
Покупаться в лучах.
О, не очень тесните
Вы сердце мятежное,
Не срезайте его угловатость
В плечах!
1955
* * *
Вышел месяц на небо
Без всяких забот.
Не спеша, словно
Частная личность идет.
Покоптился дымком,
Посидел на трубе,
Даже пятнышко стало
На нижней губе.
На влюбленных
Своей светлотой посветил,
Парню — что!
А девчонку он чем-то смутил.
Опустила ресницы,
Стыдливо молчит.
Только слышно,
Как юное сердце стучит.
1955
* * *
Я жизнь теперь считаю не на годы —
На месяцы, на дни и на часы.
Все больше делаюсь жадней жадобы,
Кладу свои минуты на весы.
Я каждый день ушедший, как синицу,
Хотел бы в западню свою поймать,
Оставить от него хотя б страницу,
Что не имеет права умирать!
1955
* * *
Не заплачет камень при дороге —
От природы мужество при нем.
Если даже камню при народе
В грудь ударит молния копьем.
Сердце стало камнем. Я не плачу.
Непонятно, как душа живет.
Сколько лет я жду свою удачу,
С кем она там под руку идет?!
1955
Про синицу
В сумерках зимних, под тихими кровлями
Тенькала крошка в зеленом пушке.
Сестры ее тихо клювиком трогали
Мерзлую ягоду в теплом снежке.
Звали певунью они к себе ужинать,
Вместе родную рябину клевать.
Не соблазнялась сестра. Видно, нужно ей
Было в тот вечер лишь песни певать.
Каждая прорубь в пруде и отдушина,
Каждая тающая полынья
Проникновенно, молитвенно слушала
Песню синицы про снег, про меня.
Где-то сквозь сутемь, сквозь снежные заструги
Звездочки жгли неизбывный свой воск,
Да на окне серебристыми астрами
Обозначался художник-мороз.
Не было вьюги в трубе и гудения,
Не было тающих льдинок с ресниц,
Слышалась всюду одна колыбельная
Сумеркам, снегу, покою синиц.
1955
* * *
Может, завтра все это кончится,
Нынче жадно этого хочется:
Бегу быстрого,
Снегу чистого,
Почты свежей,
Почки нежной,
Зорь лазоревых,
Гроз озоновых,
Белых лилий,
Теплых ливней,
Родников с ледников,
Янтарей из морей,
Только нынче, немедля, скорей!
1955
Лирическое настроение
Луны светятся электрические
В тополиной аллее.
Настроенье такое лирическое,
Хоть и нет юбилея.
Хоть для выхода первого томика
Не наложено виз.
Хоть при чтенье стихов с подоконника
Не срывается: — Бис!
Хоть в сберкнижке не густо, не весело
Круглый год,
И душевное равновесие
Обретается в долг.
В тополях говорю со студентками
Глаз на глаз:
— Не знакомы с Семеном Гудзенко вы?
Я прочту вам сейчас!
— Вы поэт? —
И смеются так ветрено,
Так бездумно насквозь.
— Вы не знали Димитрия Кедрина?
— К сожалению, вскользь.
— Я свои вам!
— Не надо! —
И стайкою,
Как воробушки, в сторону — порх!
Ах вы, милые, неделикатные,
Не отталкивайте мой восторг!
И иду себе мимо Гоголя,
Пальцем трогаю медь.
— Николай Васильич, мне долго ли
Неизвестность терпеть?
Брови Гоголя долу опущены,
Гоголь делается мрачней:
— Обратитесь к товарищу Пушкину,
Он ответит точней!
Я иду себе по бульварчику,
Из кармана щиплю калач.
А в душе цветут одуванчики,
Хоть и нет никаких удач!
1955
Галка
В зеленый затылок подсолнуха
Клюнула галка.
Увидел хозяин,
И стало хозяину жалко.
— Кыш! Кыш! пустоперая,
Что ты добро мое губишь?!
Нажму на курок я,
И больше на свете не будешь!
А галка взлетела
Над крайнею хатой,
Уселась и гаркнула:
— Частник проклятый!
1955
* * *
Так вот она, милая сердцу отчизна!
Как прост ее профиль и скромен наряд!
Туман разостлался внизу, как овчина,
И тихо по склонам рябины горят.
Откуда-то тянет и тмином и дымом,
Крепчает рассол огуречный в чанах.
С морозцем в обнимку, как о другом любимым,
На грядках капуста стоит в кочанах.
Какая-то скромность и робость в пейзаже,
Свод неба сурово затянут холстом.
А скирды стоят, как надежные стражи
Всего, что мы ревностно так бережем.
И пусть предо мной оголенно, печально
Пустеют осенние дали полей,
Все так же любовно мое величанье
Единственной, милой отчизне моей!
1955
География
О земля моя! Ты — кафедра.
Мне с твоих родных страниц
Открывалась география
Гор, и рек, и русских лиц.
В Омске, в Томске, или в Глазове,
Или где-нибудь в Орле
Улыбались кареглазые
Не кому-нибудь, а мне.
Чем я радовал их? Песнями
Своей родной страны,
Не изысканностью Гнесиных —
Балалайкой в три струны.
Да частушечною азбукой
Со звоном в край зари,
Да словами, что за пазуху
Убирал, как сухари.
Да готовностью откликнуться
На каждый зов людской,
Поделиться, как из житницы,
Весельем и тоской.
1955
* * *
Позади все недоброе.
Что в награду я жду?
Только б встретила гордая,
Сказала: «Люблю».
Только б руки коснулися
Нежностью всей.
Только б встретила улица
Веселых людей.
Только б люди приветили:
— Здорово, земляк! —
Только б в тысячелетия
Рвался гордый наш флаг.
Только б с новою силою
Над весною ветвей
Пел про счастье и милую
В садах соловей.
1955
Послевоенное
Стали жить теперь снова по-мирному,
Забываем походы, войну,
Привыкаем к пейзажу овинному
И колодезному журавлю.
Руки налиты твердой весомостью,
В наковальню кувалдой стучат,
Реки налиты звонкой веселостью,
Озорною частушкой девчат.
И хотя еще есть обгоревшие
И обугленные торцы,
Над черемухами и скворечнями
Льют свое щебетанье скворцы.
И хотя костыли не заброшены,
И в народе немало калек,
Жизнь восходит чудесной горошиной
И винтом завивается вверх.
И хотя еще на человечество
Настороженно пушки глядят,
Изо всех колыбелей младенческих,
Как ораторы, дети галдят!
1955
* * *
Дождь по ружьям,
Дождь по каскам,
По брезенту,
По броне,
Дождь по линии опасной,
Словом —
Это на войне.
Нет стрельбы.
Молчат «катюши»,
Притаившись за бугром.
Им куда приятней слушать
Не себя, а майский гром!
1955
* * *
Твой голос как виолончель
И как гудение шмелиное.
Он побеждает мрак ночей,
В нем сила непреодолимая.
Мне хочется творить добро,
Растить людскую совесть чистую,
И если ты подашь ребро,
Я целый мир создам и выстрою!
1955
* * *
Поэзия! Приди женой
Ко мне в мою халупу.
Порежь мне хлеб ржаной,
Подай тарелку супу.
Входи, входи спроста,
Что мешкаешь так долго?
Неси отрез холста
За место некролога!
Я весь тобой распят
На страшной крестовине,
Весь в рифмах нараскат,
Весь в звездах и полыни.
От пота соль на лбу,
Но любо мне бурлачить,
Гулять свою гульбу
Лишь так, а не иначе.
О сладость мук и слез,
Над музыкой созвучий,
Над радугою слов,
Над собственною тучей!
1955
Моему перу
Когда тебя в ладонь беру
Приемами ружейными,
Я говорю: — Простор перу,
Простор воображению.
Гуляй, мое перо, скрипи,
Как мачта корабельная,
Не холуя во мне крепи,
А вольницу и гения.
Будь той скрипучею сосной,
Что двести лет не падает
И непоклонной головой
Лесные дебри радует.
Перо мое! Скорей, скорей
Беги, не глядя под ноги!
Клокочет, рвется мой хорей
На трудовые подвиги!
1955
Растратчик
Ему за тридцать стукнуло,
А он все в тягость ближним.
И ничего-то путного
Еще не сделал в жизни.
Он к той, что в жены прочили,
Не привязался на́веки.
Ни сына и ни дочери
Не подымает на руки.
Хоть голова и увита
Волос веселой смолью,
Но редкий день не налита
Она чугунной болью.
Он не у книжных полок,
А у пивных у стоек.
Он не с Толстым и Гоголем —
Ему другое подали.
Он пьет, не разбирается,
Нет водки — глушит рислинг.
Как нищий, побирается
Чужою крошкой мысли.
Не слышал он в лесу дрозда,
Не лазил по долинам,
Он не дышал тобой, гроза,
Не бредил летним ливнем.
Как грош меняет медный,
Растрачивает дни.
Скорей к нему, немедля
На выручку шагни!
Нам жизнь дана ненадолго,
Открой ему, поэт:
Она всего как радуга —
Была, цвела — и нет.
1955
* * *
Вот и уйдем!
И не будет нас,
Перемешаемся
С листьями рыжими.
Это случится,
И мартовский наст
Будет звенеть
Не под нашими
Лыжами.
Склонит Медведица
Синий свой ковш
В тихой печали
Над ивой плакучею.
Эта минута придет.
Ну, так что ж —
Крыльев не сложим
По этому случаю!
Будем все так же
В шинели шагать,
В робе матросской
И ватнике стеганом.
Нам, огневым,
Нелегко совладать
С нашим,
Советским
Упорством особенным.
Скоростью века,
Свету в обгон,
Устремлены мы
В коммуну, товарищи,
Не остановит
Печаль похорон,
Свежая глина
И холмик на кладбище!
Тихая улица
Тихая улица.
Мост через речку.
Сердце волнуется:
Встречу? Не встречу?
Вот не ждала!
Вот когда ошарашу.
Выйдет сама
Или вышлет мамашу?
Садик как был,
Только яблони выше.
Так же ходил
Сизый голубь по крыше.
Встретила криком,
Всплеснула руками:
— Здравствуйте, Виктор!
Какими судьбами?
У самовара
Льется беседа.
— Вспомни-ка, мама,
Он был непоседа.
Фикус в окне,
У стола — олеандры.
Скажет ли мне,
Что чего-то неладно?
— Счастлива, Тася? —
Молчанье. Заминка.
— Где ты скитался,
Моя половинка?
Где ордена?
— Не имею покамест.
— Вот тебе на!
— В этом после покаюсь.
Ходим у поля,
У горькой полыни.
Детство и школа
Весь вечер в помине.
Все воскресим,
Перепашем в два плуга,
Но умолчим,
Как любили друг друга.
* * *
Чувства паводок вешний
Неразлучен со мной.
В сердце, словно в скворешне,
Песен радостный рой.
А на улице вьюги,
Снег, сугробы да льды.
Песню дать им в подруги
До весенней воды?
Дам!
Душа не скудеет,
Жар не гаснет в груди.
Все живое живеет
От щедрой любви!
1955
* * *
Мне душно в пуховом снегу!
Подушек дюжина… перина.
И для кого? Для исполина!
Что хочешь делай — я сбегу!
Я не люблю любви ручной,
Мне тошно с томного уютца,
И надо мной уже смеются
Кувшинки заводи речной.
Не смей мне шею обвивать,
Уж лучше хмель пускай задушит!
Я шапку в руки и — виват! —
Леса с таинственною глушью!
Где дебри, где бормочет бор,
Где глухари секутся бровью,
Где родниковый разговор
Льнет к моховому изголовью!
1955
* * *
Шелк волос твоих ткал
Вознесенск или Вильнюс?
Я тебя не искал,
Ты сама появилась.
Тук! Тук! Тук! — каблучки.
Плащ крылатый внакидку.
Руки, словно лучи,
Потянулись в калитку.
Алый рот золотист
Не от краски продажной.
Я кричу: — Воротись!
И не думает даже.
Время в трубы трубить
С коммунальных площадок и лестниц:
— Хватит юных любить,
А кому же ровесниц?!
1955
* * *
Над рекою хатеночка слеплена,
Не из глины — из веток ольхи.
Вот моя резиденция летняя,
Мой шалаш, где слагаю стихи.
Где учусь по-есенински, блоковски
Забираться к стихам на Валдай,
Где без бубна шаманю по-боковски,
Озорую, как Васька Буслай.
1955
* * *
Раздариваю строчки, как янтарь.
Овсом отборным сыплю ассонансы.
Усердней, чем былых времен гончар,
Леплю свои словесные фаянсы.
Я верю, что для этого возник,
Как самоцвет, как радужные дуги,
Как тот в тени пробившийся родник,
К которому спешат напиться люди!
1955
* * *
Пусть мне скажут: это не бывает!
Я в стихах заметить не боюсь —
Небо на березу надевает
Голубой неношеный картуз.
От грибов в лесу землетрясенье,
Дыбится земля.
Скажете, что это вдохновенье,
Что придумал я.
На плече у тучи голубь мира.
Молнии блестят, а он сидит,
И воркует в небе мило-мило,
И спокойно на землю глядит.
Скажете, что это не бывает,
Что нельзя так слишком возвышать…
А строка, как лебедь, выплывает
Землю величать и украшать!
1955
* * *
За старым пнем, за мягкой гнилью,
Над сбитым бурею стволом
Стремительно, как эскадрильи,
Бьют папоротники крылом.
Трава щекочет грудь пыреем,
Крапива жалит пальцы рук.
Мы все уходим, все стареем,
А жизнь все зелена, как луг.
Все не уймется, все клокочет,
Побеги новые стремит.
Она в свой синий колокольчик
Над старым трухлым пнем звенит.
1955
Дымы января
Дымы января,
Как волшебные всадники,
Толпятся с утра
У меня в палисаднике.
То сизый взовьется
И встанет свечою,
То серый
Сугроб загребает
Ногою.
То темно-гнедой,
Неуемно гривастый,
Припустится с дрожью
По снежному насту.
Все понизу, понизу,
А напоследок
Поднимется наверх,
Крылатый, как лебедь.
Все утро под окнами
Конница дыма
Гарцует и скачет
Неудержимо!
1955
* * *
Еще в снегу черемуха,
В глубоком сне ветла.
Мороз! Уйди в дом отдыха,
Нам хочется тепла.
Иди, весна, по кромочке
Своих непрочных льдов.
Вези к нам в легкой лодочке
И радость и любовь.
Надень такое платьице,
Какое любит Русь.
Пускай за шутку прячется
Соломенная грусть.
Иди с дождями теплыми
В обнимку вдоль межи.
А вечером под окнами
Нам сказку расскажи.
О том, как к волку серому
Царевна льнет плечом,
О том, как парню смелому
Все беды нипочем!
1955
Волга
Все кажется мне —
Прозвучит из тумана
Над волжскою вольницей
Голос Степана.
Все кажется мне —
Там, где краны и доки,
Ночуют
Челкаш, и Чапаев, и Горький.
А возле причалов
Мне чудится Чкалов.
Подросток еще,
В лапоточках,
В онучах,
А глаз уж нацелил
На ястреба в тучах.
Гудки пароходов
Шаляпинским басом
Распелись в низовьях!
— Эй, ухнем! Да разом!
Мне слышатся
Тысячи звонких тальянок
Над берегом,
Там,
Где родился Ульянов.
О вольность святая!
О взво́день штормовый,
Раскат Октября
Пепеляще-громовый!
О Волга-река,
Колыбель недовольства,
Праматерь и матерь
Земного геройства,
Ты стала для нас
Как любимая песня,
С которой нигде нам
Не страшно, не тесно!
1955
* * *
Закат пчелою в красный клевер впился.
Он был недолгим гостем на земле.
И вот уж ясный месяц покатился,
Как самый первый парень на селе.
За ним спешили звезды-одногодки,
Звенел в ночи веселый хоровод.
И месяц был на этой сельской сходке
Как бригадир, как старший полевод.
Девчонки-звезды стали петь частушки,
А месяцу пришлось гармонь нести.
А ночь, как мать, за ним несла подушки,
Чтоб уложить сынка и нежно молвить:
— Спи!
1955
Июль
Июль травою хвастает
По грудь, по взмах бровей.
Я это лето здравствую
На родине своей.
Взял в руки косу вострую,
Прощай, хорей и ямб!
Встал в ряд, иду, проворствую,
Трудом любимым пьян.
Летит людское мнение:
— Вот это наш земляк!
Не растерял умения
У книжек и бумаг!
Роса на землю падает,
Трава как изумруд.
Как нравится, как радует
Колхозный, дружный труд!
Девчата ходят с граблями
Вдоль скошенных рядков.
Над платьями нарядными
Цветной прибой платков.
— А ну, в одно усилие! —
Вдруг бригадир изрек,—
Чтобы под небо синее
Уперся добрый стог!
Сказал и на косу нажал!
Трава под корень режется.
Косцы идут, гребцы поют,
И бодрый смех, и шутки тут,
И дисциплинка держится!
1955
* * *
Встать бы пораньше,
Шагнуть бы подальше —
От Самотека
До Владивостока!
Родина!
Я у тебя не подкидыш,
Всю тебя вижу,
Как ты меня видишь.
Вся проплываешь ты
Передо мною
То черноморской,
То волжской волною.
Бьешь Иртышом,
Прямо сердца касаясь,
Я нагишом
В твои воды бросаюсь,
Будь это Волга,
Будь это Взморье,
Будь это наша
Московская Воря.
Только глаза
На минуту прикрою,
В памяти образы Родины
Роем.
Вот она, Вологда
В белых сугробах,
В каждом крылечке
Резная подробность.
Вижу Рязань.
По Оке пароходы,
Возле паромов
Машин хороводы:
Сеялки, веялки,
Тракторы, жнейки,
Плуги, косилки,
Зигзаги и змейки.
Вижу Воронеж,
Весенний, садовый,
Встал, как невеста
С венчальной обновой.
Белое платье садов
Примеряет,
Песней людские сердца
Покоряет.
А за тайгой,
За большими горами,
Вижу Свердловск —
Это сердце Урала.
Сила —
    воочию —
Не на плакатах!
Сталь здесь ворочают
На станах прокатных.
Видится мне:
В бесконечностях сини
До океана
Березы России!
Я не петух,
Чтоб сидеть на насесте,
С детства далями
Заворожен —
Ветер скитаний,
Дым путешествий,—
За горизонт,
За горизонт!
1955
Зеленый городок
Я страну родную знаю,
Много езжено дорог.
Очень часто вспоминаю
Про зеленый городок.
Тополиная аллея
Убегает далеко,
В листьях тополя белеют
Фонари, как молоко.
Каждый, кто туда приедет
Хоть на несколько ночей,
Первым делом слышит щебет,
Шум дубравы, крик грачей.
Там забыли слово «копоть»,
Зори чище янтаря,
Там заглядывает тополь
В кабинет секретаря.
Молодой листвою зелень
Потихонечку шумит,
В центре города сам Ленин,
Как лесник в лесу, стоит.
Где лесам тесниться нечего,
Там людям не тесно́.
Там и песенно, и весело,
И вольно, и лесно́.
1955
Двадцать тапочек
Двадцать тапочек сушились
На заборе общежитья,
Десять девушек гляделись
В голубые зеркала.
Не гудок, не производство,
Не местком, не руководство,
Не техминимум станочный,
А гулянка их звала.
Крышки хлопали над супом,
Лук шипел на сковородке,
Молча жарилась картошка,
Разбухал лавровый лист.
В это чудное мгновенье
Прозвучало отровенье.
В голубой косоворотке
Подошел и тронул кнопки
Чернобровый гармонист.
Руки девушек-прядильщиц
В доме окна отворили,
Пропадай, супы и соус,
Выкипай до дна, обед!
И по лестнице немедля
Каблучки заговорили,
Крепдешин заулыбался,
Заструился маркизет!
Матерям отдав заботы,
Старикам оставив думы,
Неумолчно, неустанно
Веселилась молодежь.
К разноцветью майских платьев
Льнули серые костюмы,
Пять блондинов, три брюнета,
А один — не разберешь!
Под раскидистой березой,
У фабричного забора,
Где гараж и где в разборе
Две коробки скоростей,
Состоялся многолюдно
Праздник юного задора
И ничем не омраченных
Человеческих страстей.
После звонкого веселья,
После вздохов под луною,
После смелых, недозволенных
Заходов за черту,
Не плясалось и не пелось,—
Хлеба черного хотелось,
С аппетитом шла картошка,
Голубком летала ложка
То к тарелке, то ко рту!
Крепко спали на подушке
Шестимесячные кудри,
И чему-то улыбался
И смущался алый рот.
И стояли неотступно
Озабоченные будни
У парткома, у фабкома,
У фабричных у ворот.
1956
Соль
Мед… молоко…
Масло с редькою в сборе.
Недалеко
До поваренной соли.
Съел я ее —
Не измерить кулем,
Даже вагон —
Это малая малость!
Как равноправная
За столом
Вместе со всеми
Она появлялась.
Детство крестьянское —
Это не рай
И не кондитерская
Со сластями.
— Солоно?
— Солоно, мама!
— Давай.
Ешь на здоровье
И крепни костями.