Люди тоже могут использовать виртуальный образ конечности на экране как продолжение тела. Вспомните хотя бы стрелку мыши на рабочем столе или управляемые фигурки персонажей в компьютерных играх. Таким образом, возможно, объясняется ощущение «присутствия», которое мы порой испытываем, играя в ультрареалистические игры. Внедрение в широко распределенные области мозга искусственных органов для выполнений действий позволит в будущем людям оперировать смарт-протезами (которые, например, по беспроводной связи посылают сигнал от тактильных сенсоров и сенсоров положения на имплантированный в мозг многоканальный приемник) и при этом испытывать устойчивое осознаваемое чувство обладания этим устройством. Все это позволяет нам глубже понять, что такое обладание. На высшем уровне обладание — это не просто пассивная интеграция в осознаваемую я-модель. Намного чаще оно имеет отношение к функциональному объединению чего-либо в цикле обратной связи и, таким способом, в приобщении его к иерархии контроля. Сейчас представляется, что даже эволюция речи, культуры и абстрактного мышления могла быть «экзаптацией» — то есть использованием карты нашего тела в мозге для новых целей и задач. К этой мысли я еще вернусь в главе об эмпатии и зеркальных нейронах. Проще говоря, экзаптация — это «использование не по назначению» функции определенного механизма в процессе эволюции для достижения новой цели. Классический ее пример — птичье перо, которое первоначально «создавалось» для терморегуляции, но позже стало использоваться для полета. Для теории я-модели ключевым является то, что обладание интегрированной телесной я-моделью было чрезвычайно полезной новой чертой, поскольку оно предоставило возможность для множества неожиданных экзаптаций.
Ясно, что в основе иллюзии резиновой руки, эволюции практики использования орудий, ощущения телесного присутствия в виртуальной реальности и способности мозга управлять искусственными устройствами лежит один общий механизм. Механизм этот — я-модель, интегрированная репрезентация в мозгу организма как целого. Такая репрезентация — динамический процесс: он гибок, постоянно обновляется и позволяет вам присваивать части мира, внедряя их в модель. Его содержание и есть содержание эго.
Опыт выхода из тела
Мой интерес к сознанию имеет разные источники, большая часть которых является академическими, но в их числе есть и автобиографические. Иногда теоретические проблемы непосредственно и неожиданно проявлялись в моей жизни. В молодости я пережил несколько волнующих эпизодов. Типичный пример такого переживания ниже.
Весна 1977 года. Мне девятнадцать лет. Я лежу в постели, на спине, полностью расслаблен, но еще не сплю. Дверь полуоткрыта. Сквозь щель проникает свет. Я слышу из коридора голоса родных и поп-музыку из спальни сестры. Внезапно я чувствую, что кровать принимает вертикальное положение, изголовье поднимается к потолку. Я как будто покидаю свое физическое тело, также медленно принимая вертикальное положение. Я по-прежнему слышу голоса, шуршание чьей-то зубной щетки и музыку, но перед глазами все немного смутно. Изумление во мне смешивается с нарастающей паникой, что в конце концов приводит к подобию обморока, и я снова оказываюсь в кровати, замкнутый в физическом теле.
Этот короткий эпизод поражал своей отчетливостью, яркостью и осознанностью, а также тем, что с моей субъективной точки зрения представлялся несомненно реальным. Шесть лет спустя я познакомился с понятием опыта выхода из тела (ОВТ), после чего в таких случаях мог хотя бы отчасти контролировать происходящее и по возможности делать проверяемые наблюдения. Как я кратко упомянул во введении, ОВТ — широко известный класс состояний, при которых возникает весьма реалистичная иллюзия выхода из физического тела и движения вне его, как правило в форме эфирного двойника. ОВТ обычно возникает спонтанно: во время засыпания, хирургической операции или после серьезной травмы. Классическим признаком этого феномена является визуальная репрезентация физического тела с невозможной внешней точки зрения (например, как тело, лежащее внизу на кровати) и наличие второй репрезентации своего тела, обычно как парящего вверху.
Рис. 5. Кинематика образа феноменального тела во время опыта выхода из тела (ОВТ). Классический паттерн движения согласно книге С. Малдуна и Г. Каррингтона «Проекция астрального тела» (Лондон, Райдер и К°, 1929).
Примерно в то же время, в восьмидесятых годах, я пережил не менее волнующий опыт в интеллектуальной области. Я писал диссертацию по философии в университете Иоганна Вольфганга Гёте во Франкфурте-на-Майне. В ней обсуждалась так называемая «проблема сознания-тела», поднятая в книге Гилберта Райла «Понятие сознания» в 1949 году. В эти годы философы от Уллина Т. Плейса до Джегвона Кима предложили девять теоретических решений этой вековой загадки и добились большого прогресса. Я воспитывался на более традиционном философском факультете — там преобладала политическая философия Франкфуртской школы. Никто у нас, казалось, понятия не имел об огромном прогрессе, достигнутом в аналитической философии сознания. Я, к своему великому удивлению, узнал, что в серьезных, убедительных работах на переднем крае науки материализм давно стал ортодоксальной теорией. О существовании души почти никто не говорил. Дуалистов осталось очень мало — за исключением философов на Европейском континенте. Меня сильно отрезвило понимание того, что за сорок лет после Второй мировой войны, когда почти вся еврейская интеллигенция Германии и другие интеллектуалы погибли или оказались в изгнании, прервались многие традиции и связи между учеником и учителем, так что немецкая философия в немалой степени выпала из общего контекста дискуссий. Мало кто в Германии читал работы, опубликованные на английском. Некоторые философские дискуссии, которые я слышал в Германии, вдруг стали казаться плохо осведомленными, провинциальными и лишенными знания о том, на какой стадии развития находится великий проект постижения человечеством общей теории сознания. Читая самостоятельно, я постепенно убеждался, что действительно не существует эмпирических свидетельств о сознательном опыте вне мозга, и что общая тенденция передовых открытий в философии сознания явственно указывает в обратную сторону. Между тем я сам неоднократно испытывал выход из тела — живо и отчетливо. Как тут быть?
Ответ был один: надо превратить эти эпизоды в контролируемое и воспроизводимое состояние сознания, чтобы экспериментальным путем установить, возможно ли получить надежные наблюдения ОВТ. Я прочел об ОВТ все, что сумел найти, я опробовал различные психологические техники, чтобы намеренно вызывать такие переживания. Не щадя себя ради эксперимента, я ничего не пил начиная с полудня, всматривался в стакан воды на кухне с твердым намерением вернуться за ним в состоянии пребывания вне тела и ложился в постель, мучась от жажды, с ложкой соли за щекой. (Можете повторить это в домашних условиях.) В научной литературе писали, что ОВТ связан с применением кетаминов (средства для наркоза). Потому, когда мне пришлось в 1985 году перенести небольшую операцию, я уговорил анестезиолога заменить лекарство, чтобы пережить пробуждение от кетаминового наркоза в медицинской контролируемой среде. (Не пытайтесь повторить это дома!) Ни один из этих опытов не удался, и я давно отказался от попыток. Мне так и не удалось выйти за пределы чистой феноменологии от первого лица — то есть сделать хоть одно верифицируемое наблюдение в состоянии ОВТ, которое хоть как-то указывало бы на независимость сознания от мозга.
Во время моих более ранних исследований я пытался распутать различные слои осознаваемой/сознательной я-модели — то есть эго. Я твердо убежден, что теоретически важнее всего, в первую очередь, выделить простейшую форму самосознания. В чем состоит фундаментальное, первичное чувство Я? Можно ли, удалив мышление, чувства и автобиографическую память, все еще сохранить эго? Можно ли остаться в Сейчас, лишившись воли и телесной деятельности, и сохранить при этом феноменальное чувство Я? Философы прошлого совершали ошибку, рассуждая почти исключительно о феноменах высшего порядка, таких как употребление местоимения первого лица — «я», или о когнитивно и понятийно доступных формах интерсубъективности. Я бы сказал, что важнее обратить наше внимание на каузально необходимые детали на низших уровнях описания — на то, что я называю «минимальная феноменальная самость»11, необходимо найти основу самости и при этом искать ее совместными усилиями представителей разных дисциплин. Как вы увидите, ОВТ для этого — идеальная точка входа.
Не так давно ОВТ представляли собой в некотором роде табу для серьезных исследователей — как сознание в начале восьмидесятых годов двадцатого века: для молодых ученых заняться им означало испортить себе карьеру. Теперь же, после десятилетий пренебрежения, ОВТ становится одной из самых «горячих» тем в исследовании телесного компонента осознаваемого Я. Олаф Бланк, с которым мы познакомились во введении, как и я, изучает опыт выхода из тела для того, чтобы понять, чем же является телесно зафиксированная самость в действительности.
С философской точки зрения ОВТ представляет интерес по нескольким причинам. Феноменология ОВТ неизбежно ведет к дуализму и к идее невидимого, невесомого, но имеющего пространственную протяженность второго тела. На мой взгляд, это, возможно, и есть предок «души» (нем. Seele) в народной феноменологии, а также философская протоконцепция «разума» (нем. Geist)12. Душа — это феноменальная я-модель в ОВТ. Традиционное понятие о бессмертной душе, существующей независимо от физического тела, возможно, имеет современный нейрофеноменологический коррелят. По происхождению «душа», вероятно, не метафизическое, а всего лишь феноменологическое понятие: содержание феноменального эго, активирующегося человеческим мозгом при опыте выхода из тела.
Современные философские и научные дебаты о «разуме» берут начало в этой протоконцепции «души» — анимистической, квазисенсорной теории о том, что значит обладать «разумом». Обладать «разумом» сперва означало обладать «душой», эфирным вторым телом. Мистическая идея «тонкого тела», не зависящего от тела физического и несущего в себе высшие психические функции, такие как внимание и сознание, обнаруживается многократно во многих культурах — например, в донаучной теории о «дыхании жизни»13. Тому же примеры — иудейский ruach, арабский ruh, латинский spiritus, греческая рпеита, индийская prana или христианское «духовное тело» soma pneumatikon (как у апостола Павла) или prana и пять koscha индийской философии. Тонкое тело — обладающая пространственной протяженностью сущность, которая якобы поддерживает жизнь в физическом теле и покидает его после смерти14. Оно известно и в теософии, и в других спиритических традициях: например, в христианстве — «тело воскресения» или «прославленное тело»; в суфизме «занебесное тело»; в даосизме и ваджраяне — «алмазное тело»; «светлое» или «радужное тело» — в тибетском буддизме.
Моя теория — теория субъективной я-модели — предполагает, что это тонкое тело действительно существует, но состоит не из «ангельской материи» и не из «звездного вещества». Оно составлено из чистой информации, протекающей в мозгу15. Конечно, «поток информации» — тоже лишь метафора, но описание на уровне обработки информации — лучшее, что мы имеем при нынешнем состоянии науки. Оно дает гипотезы, проверяемые опытом, и позволяет увидеть то, чего мы не видели прежде. Тонкое тело есть я-модель мозга, и это впечатляющим образом доказывается научными исследованиями ОВТ.
Существует множество описаний ОВТ, сделанных от первого лица, и они тоже происходят из всех времен и многих разных культур. Я полагаю, что функциональное ядро сознательного опыта этого рода формируется независящим от культурного контекста, общим для всех людей нейропсихологическим потенциалом. Мозг каждого человека при определенных условиях способен порождать ОВТ. Сейчас мы начинаем глубже понимать свойства функциональной и репрезентационной архитектуры, вовлеченные в этот процесс. Изучение феноменологических описаний ОВТ поможет не только разобраться в их архитектуре, но и в их нейронном исполнении. Возможно, для состояния ОВТ существует распределенный в пространственном отношении, но функционально четко выраженный нейронный коррелят. Психолог Сюзен Б. Блэкмор в своей работе выдвинула редукционистскую теорию ОВТ. Она описывает их как модели реальности, создаваемые мозгом в стрессовой ситуации, когда у него нет доступа к поступающей сенсорной информации и он вынужден обращаться к внутренним источникам16. Она обратила внимание на гот интересный факт, что когнитивные визуальные карты, реконструируемые по памяти, чаще всего организуются «с высоты птичьего полета». Закройте глаза и припомните последний раз, когда вы гуляли по пляжу. Предстанет ли вам визуальная картина, какой вы ее видели? Или вы увидите самого себя, возможно сверху, идущим по береговой линии? Для большинства людей верно последнее.
Когда я в 1985 году в Тюбингене познакомился с Блэкмор и рассказал ей о нескольких собственных опытах выхода из тела, она подробно расспрашивала, как именно я двигался во время этих эпизодов. Только тогда я осознал, что мое движение по ночной спальне при ОВТ не было плавным и непрерывным, как при ходьбе наяву или при полете во сне. Нет, я продвигался «прыжками» — скажем, от окна к окну. Блэкмор предположила, что при ОВТ мы движемся дискретными смещениями от одной яркой точки на когнитивной карте местности к следующей. Рывки происходят во внутренней модели окружающего мира — схематичной внутренней симуляции ориентиров в знакомой нам обстановке. В общем, она считает, что ОВТ — осознаваемая симуляция мира, организованная в пространстве с точки зрения третьего лица и включающая реалистичное представление собственного тела — реалистичное настолько, что мы не отдаем себе отчет в том, что это симуляция17.
Теория Блэкмор интересна тем, что в ней ОВТ рассматриваются как поведенчески организованное пространство. А почему бы ему и не быть внутренней симуляцией такого пространства? Ведь сознательный опыт сам по себе представляется именно таким образом: внутреннее представление пространства, в котором восприятия целесообразно связаны с собственным поведением. Больше всего убедили меня в гипотезе Блэкмор упомянутые прыжки от ориентира к ориентиру — феноменологическая особенность, которую я не заметил в собственном ОВТ.
Мой пятый опыт был особенно памятным. Он произошел около часа ночи 31 октября 1983 года.
Во время ОВТ зрение мое обычно ухудшается, как и должно происходить ночью в темной спальне. Сообразив, что не могу щелкнуть выключателем, перед которым оказался в состоянии ОВТ, я сильно занервничал. Чтобы не испортить редкой возможности поэкспериментировать, я решил не двигаться, пока не успокоюсь. Потом я попытался подойти к открытому окну, но вместо этого плавно к нему спланировал, почти мгновенно оказавшись у цели. Я тщательно ощупал деревянную раму, провел по ней ладонью. Тактильные ощущения были отчетливыми, но необычными — отсутствовало ощущение тепла или холода по отношению к собственной температуре тела. Я выпрыгнул из окна и по спирали поднялся вверх.
Этот опыт сопровождался еще одним феноменологическим переживанием: назойливым побуждением представить перед глазами заголовок в местной газете: «ПОПЫТКА САМОУБИЙСТВА ИЛИ ОСТРЫЙ СЛУЧАЙ ЛУНАТИЗМА? СТУДЕНТ-ФИЛОСОФ РАЗБИЛСЯ НАСМЕРТЬ, ВЫЙДЯ ВО СНЕ ИЗ ОКНА!» Немного позже я снова оказался лежащим на кровати поверх своего физического тела, из которого теперь, во второй раз, поднялся, контролируя движения. Я пытался полететь в дом своего друга во Франкфурте, за восемьдесят пять километров, надеясь совершить там какие-нибудь проверяемые наблюдения. Но стоило сосредоточиться на цели, как меня рвануло вперед, сквозь стену спальни, и я тотчас потерял сознание. Придя в себя, наполовину запертый в физическом теле, я почувствовал, что впечатления теряют яркость, и решил последний раз выйти из тела.
Эти эпизоды, извлеченные из более полного опыта, демонстрируют ту особенность движения при ОВТ, на которую обычно не обращают внимания — а именно что модель тела движется не так, как физическое тело, а по-другому — так, что обычно достаточно подумать о цели, чтобы немедленно перенестись к ней. При ОВТ сильны моторно-вестибулярые ощущения (в самом деле, плодотворным оказывается рассмотрение ОВТ как сложных моторно-вестибулярных галлюцинации)18, зато вес ощущается очень слабо, и полет при ОВТ является естественным средством передвижения. Этот вид передвижения как бы вытекает из предпосылок мозга. Поскольку большинство ОВТ происходит ночью, естественно предположить, что видите вы не слишком хорошо. То есть, перепрыгивая от одного ориентира в вашей модели реальности к другому, вы не удивляетесь, что пространство между этими яркими точками смутно и неопределенно: лично я и не ожидал рассмотреть подробности. Если серьезно относиться к феноменологии, то можно открыть много интересных деталей: отсутствие термальных ощущений и короткие провалы сознания между эпизодами — это достаточно хорошо документированные явления также в исследованиях снов (см. главу 5).
Вот еще несколько описаний ОВТ от первого лица. Первое сделано швейцарским биохимиком Эрнстом Ваэлти, который в Бернском институте патологии работает над применением вирусов для доставки лекарственных веществ в организм и трансфера генов.
Я проснулся ночью — должно быть, около трех утра — и понял, что не могу шевельнуться. Я был вполне уверен, что не сплю, чувствовал себя в полном сознании. Бессилие наполнило меня страхом, я сосредоточился на единственной цели — шевельнуться. Сконцентрировав всю волю, я попытался повернуться на бок. Что-то перевернулось, но не тело — этим «что-то» был я, все мое сознание, включая ощущения. Я скатился на пол у кровати. При этом я не чувствовал себя бестелесным — казалось, мое тело состоит из вещества, подобного смешению газа и жидкости.
Я по сей день не забыл изумления, охватившего меня, когда я, упав на пол, не ощутил ожидаемого удара. Если бы так упало мое обычное тело, голова ударилась бы о ночной столик. Меня, лежащего на полу, охватила паника. Я знал, что обладаю телом, и испытывал только одно всепоглощающее желание — снова им управлять. Внезапным рывком я восстановил контроль над телом, не зная, как мне удалось в него вернуться.
Еще от Ваэлти, о другом случае:
Я, чувствуя себя нездоровым, лег в постель около 11 вечера и попытался уснуть. Я был беспокоен и так часто ворочался, что моя жена заворчала. Тогда я заставил себя лежать неподвижно. Какое-то время я дремал, затем почувствовал, что должен переложить поудобнее лежавшие поверх одеяла руки. В то же мгновение я осознал, что не могу двинуться и что мое тело находится в подобии паралича. Одновременно я обнаружил, что могу вытянуть руки из физических рук, как из пары жестких перчаток. Разделение началось от кончиков пальцев, и процесс сопровождался явственными звуками вроде потрескивания. Именно это движение я намеревался совершить физическими руками. Далее я отделился от тела и выплыл из него головой вперед, переместившись в стоячее положение, как если бы почти ничего не весил. Тем не менее у меня было тело, состоящее из реальных членов. Вы, конечно, видели, как изящно движется в воде медуза. Я мог двигаться с той же легкостью.
Я принял горизонтальную позицию в воздухе и проплыл над кроватью, как пловец, оттолкнувшийся от края бассейна. Во мне поднималось восхитительное чувство свободы. Но вскоре меня охватил страх, общий для всего живого, — страх лишиться физического тела. Его хватило, чтобы вернуть меня в тело19.
Как уже отмечалось, описанный Ваэлти сонный паралич — необязательное условие ОВТ. Такие опыты часто происходят при несчастных случаях, в бою или при занятиях экстремальными видами спорта — например, у скалолазов в горах или у марафонцев.
Рис. 6, a и b. Как движется осознаваемый образ тела в начале ОВТ. Два разных, но в равной степени характерных способа, по описанию швейцарского биохимика Эрнста Ваэлти (1983).
Шотландка описывает ОВТ в возрасте 32 лет при тренировке в беге на марафонскую дистанцию. «Пробежав приблизительно 12-13 миль... я почувствовала, что смотрю не глазами, а откуда-то из другого места... я почувствовала, будто что-то покинуло мое тело, и, хотя я продолжала бежать и смотреть вперед, одновременно видела себя, бегущую по дороге. Моя „душа“, или что там это было, плыла где-то над телом, достаточно высоко, чтобы видеть верхушки деревьев и пригорков»20.
Согласно различным исследованиям, от 8 до 15% людей хотя бы раз в жизни испытывали ОВТ21. В отдельных группах процент гораздо выше — например, у студентов — 25%, у верящих в паранормальные явления — 49%, у больных шизофренией — 42%; известны также ОВТ неврологического происхождения, как при эпилепсии22.
У 29-летней женщины с двенадцатилетнего возраста наблюдались провалы сознания. Они происходили пять раз в неделю без предупреждения. Выглядели они как пустой взгляд и краткие перерывы в совершавшихся действиях, иногда с морганием. В девятнадцать лет она получила опыт аутоскопии во время обобщенного тоно-клонического приступа. Она работала в универмаге, когда вдруг упала и, по ее словам: «Следующее, что я помню, — как плыву под самым потолком. Я видела себя, лежащую на полу. Я не испугалась — было слишком интересно. Я видела, как дергаюсь в судорогах, и подслушала, как моя начальница просит кого-то „вынуть карточку присутствия“ и говорит, что она едет со мной в больницу. Потом я оказалась в космосе и видела Землю. Я ощутила у себя на левом плече руку и хотела обернуться, но не смогла. Потом я опустила глаза и поняла, что у меня не было ног, я видела только звезды. Я оставалась там, пока внутренний голос не приказал мне вернуться в тело. Я не хотела возвращаться, потому что там было прекрасно, тепло — не от жара, а от защищенности. А потом я очнулась в приемном покое».
При неврологическом обследовании не было выявлено никаких отклонений. Компьютерная томография черепа показала норму. На ЭЭГ были зарегистрированы генерализованные трехгерцовые комплексы медленных волн с острыми всплесками»23.
Прежде всего, реалистичность этих ОВТ, казалось бы, говорит против их галлюцинаторной природы. Хотя более интересным является то, как интегрируются в единое целое достоверные и галлюцинаторные элементы. Часто различие между видимостью и реальностью, восприятием и иллюзией присутствует у пациента на субъективном уровне: это глубинное понимание природы состояния, в котором он находится, но тоже лишь частичное. Один пациент с эпилепсией отмечал, что его тело, видимое извне, было одето в ту одежду, которая была на нем в действительности, но волосы, как ни странно, оказались причесаны, хотя он знал, что перед приступом они были растрепаны. Некоторые пациенты с эпилепсией сообщали, что их парящее тело отбрасывало тень; другие тень не видели. Некоторым двойник представлялся несколько меньше реального роста. Компонент глубинного понимания мы видим также в первом отчете Эрнста Ваэлти: «Если бы таким образом упало мое нормальное тело, голова ударилась бы о ночной столик».
Еще одна причина интересоваться ОВТ с философской точки зрения заключается в том, что это наиболее известное состояние сознания, при котором одновременно активны две я-модели. Конечно, «локусом идентичности» (местом, где пребывает «агент» — философский термин для «действующего лица») оказывается лишь одна из них. Другая я-модель — модель физического тела, лежащего, скажем, на кровати внизу или операционном столе, — строго говоря, не я-модель, поскольку не выступает источником взгляда от первого лица. Эта вторая я-модель — не модель-субъект. Ваше внимание исходит не из нее. С другой стороны, она остается вашим телом, на которое вы смотрите. Вы признаете тело своим, но это тело уже не субъект, не локус знания, действия и сознательного опыта — то есть не эго. Эти наблюдения интересны тем, что позволяют нам различить функциональные слои осознаваемого человеком Я.
Любопытно, что существует целый спектр феноменов аутоскопии (то есть состояний сознания, при которых вы видите свое тело со стороны с некоторого расстояния), которые, возможно, функционально родственны ОВТ. Они представляют большой концептуальный интерес. Четыре основных типа таких феноменов — это аутоскопичные галлюцинации, хеаутоскопия, опыт выхода из тела и «ощущение присутствия». В первых двух случаях пациент видит свое тело извне, но не идентифицируется с ним и не считает, что «находится в иллюзорном теле». При хеаутоскопии чувство Я также иногда прыгает туда и обратно, и пациент не знает, в каком именно он сейчас теле. При опыте выхода из тела смещение зрительно-пространственной перспективы от первого лица, локализация и идентификация себя с иллюзорным телом, которое находится где-то во внешнем пространстве, проявляются в полной мере. Здесь и зрительно-пространственная перспектива от первого лица, и Я находятся вне тела, и человек видит свое физическое тело из внетелесной позиции. «Ощущение присутствия» — которое также удалось вызвать прямой стимуляцией мозга электродами — особенно интересно. При этой иллюзии второе, иллюзорное, тело только ощущается (но не видится)24. Эти данные показывают, насколько сложнее стало в наше время серьезно заниматься философией сознания: чтобы реабилитировать как предмет исследований классические философские темы, такие как «самосознание» или «субъективность», надо развивать теорию, которая может интегрировать все данные в эмпирически убедительную модель. Количество этих данных значительно возросло за последнее столетие.
Существуют ли какие-то соотношения опытов выхода из тела с личностными качествами? Разные психологи показывают, что для людей, часто испытывающих ОВТ, характерны такие особенности личности, как открытость новому опыту, невротизация, склонность к деперсонализации (эмоциональное нарушение, при котором человек теряет связь с персональной реальностью, сопровождающееся ощущением нереальности и странности: людям часто кажется, что их тело нереально, меняется или растворяется), шизотипия (сопровождается нарушениями мышления, странным поведением, малочисленностью близких друзей и нервозностью по отношению к незнакомцам), пограничные расстройства личности и истерическое расстройство личности (характеризуется эгоцентричным и театральным поведением)25. Еще одно недавнее исследование связывает ОВТ со способностью к полному погружению — то есть к переживанию феноменального мира во всех его аспектах и всеми органами чувств, с полным включением внимания и интереса — и с «соматоформными нарушениями» (в частности, с тенденцией отвлекать собственное внимание от своих телесных и моторных стимулов). Эта работа указывает, что подобные наклонности нельзя автоматически относить к патологиям26.
Рис. 7. Нарушения восприятия себя и соответствующие им зоны мозга. Все эти феномены показывают, что нарушаться может не только идентификация с частями тела и их положением, но и осознаваемое представление всего тела и связанного с ним чувства самости. Все четыре типа переживаний вызываются мультисенсорной дезинтеграцией, имеющей выраженное нейрологическое соответствие (см. светлые участки). Наиболее частые причины хеаутоскопии — опухоли мозга и эпилепсия. Позаимствовано из иллюстрации О. Бланка (О. Blanke. Illusions visuelles / Safran A. B., Vighetto A., Landis T., Cabanis E. (Hg.), Neurophtalmologie. Paris, 2004. S. 147-150).
Любопытно также присмотреться поближе к феноменологии ОВТ. Например, «выход через голову», изображенный на рис. 6b, проявляется только в 12,5% случаев. Акт выхода из собственного тела в 46,9% резок, но может также и варьировать от медленного (21,9%) до постепенного и очень медленного (15,6%)27. Часто эпизоды ОВТ являются короткими: одна из недавних работ показывает, что они почти в 40% случаев длятся менее пяти минут и в 10% случаев — менее полуминуты. Более чем в половине случаев субъекты «видят» свое тело извне и в 62% случаев — с небольшого расстояния28. Многие ОВТ состоят просто в пассивном парении в образе тела, хотя чувство самости при этом прочное. По последним исследованиям, более половины субъектов сообщают, что не могли управлять своими движениями, а около трети — что могли. Остальные вовсе не ощущают движения29. По разным исследованиям, от 31% до 84% опрошенных ощущали себя находящимися во втором теле (а иногда в неопределенном пространственном объеме), а около 31% ОВТ было «бестелесным» — люди воспринимали себя бестелесными, имея лишь зрительно-пространственную перспективу. Доминирующим ощущением в 68,8% случаев было зрение, в 15,5% — слух. Более давние исследования обнаружили реалистичность (не сверхъестественность) визуальной сцены более чем в 80% случаев30.
Я всегда считал ОВТ важным для любой серьезной, основанной на опыте, теории самосознания. Но я давно отступился от него: слишком мало было подтвержденных исследований, слишком мало прогресса в течение десятилетий, а большая часть книг о феномене ОВТ продвигала метафизику и идеологию. Все изменилось в 2002 году, когда Олаф Бланк с коллегами, занимаясь клинической работой в лаборатории дооперационной диагностики эпилепсии в университетской больнице Женевы, неоднократно вызывали ОВТ и сходные состояния путем электростимуляции мозга пациентки с эпилепсией, не поддающейся лекарственному лечению, — сорокатрехлетней женщины, одиннадцать лет страдавшей припадками. Поскольку внешние исследования мозга не показали нарушений, для поиска центров возбуждения пришлось прибегнуть к инвазивным методам. При стимуляции правой угловой извилины мозга пациентка вдруг стала описывать нечто, весьма похожее на ОВТ. Фокус эпилептических припадков располагался менее чем в пяти сантиметрах от стимулируемого участка в срединной височной доле. Электростимуляция самого участка не вызывала ОВТ, и при обычном приступе эпилепсии у пациентки ОВТ не наблюдался.