Перифераль пробежала несколько шагов трусцой, потом спрыгнула с дорожки и побежала на месте. Она была в свободных черных шортах и черном топе. Одежду, которая теперь заполняла два шкафа в яхте, делала для периферали Тлен, так что черный цвет преобладал.
Перифераль повернула голову и вроде бы увидела Недертона.
Лев зашел в яхту, Недертон за ним, все еще чувствуя на себе взгляд периферали. Каюта выглядела более обжитой, а может, просто более заставленной, теперь, когда тут появились древние мониторы и чемоданчик с комплектующими.
– Лагер, – сказал Лев.
Недертон сморгнул. Лев приложил большой палец к маленькому стальному овалу на дверце бара. Она отъехала в сторону, стойка бесшумно выдавила из себя открытую бутылку. Лев взял ее, потом заметил Недертона и передал холодное пиво тому.
– Лагер, – повторил он. Бар выдал вторую. – Хватит.
Дверца закрылась. Лев чокнулся с Недертоном бутылкой и отпил большой глоток, затем произнес:
– О чем вы говорили на обратном пути, после того как сдали прокатку твоей знакомой?
– Она рассказала мне про Ву, – ответил Недертон.
– Про кого?
– Фитц-Дэвида Ву. Актера. Она дружила с его матерью.
– Ву, – повторил Лев. – Гамлет. По-прежнему дедушкин любимый. Фильму никак не меньше сорока лет.
– Сколько ей, по-твоему?
– Сто или больше, – ответил Лев. – Вы правда больше ничего не обсуждали?
– Она выглядела огорченной, рассеянной. Зажгла ароматическую свечу.
– Свечи, благовония. Я такое видел. Как-то связано с памятью.
– Она сказала, что ей приглушили некоторые воспоминания. Что-то насчет взрывов, как я понял.
– Да, некоторые так делают, – сказал Лев. – Дедушка считает это грехом и как-то справляется сам, но он очень религиозен. Мне бы хотелось яснее представлять, что она задумала.
|
|
– Ну, это ты с ней договаривался, – напомнил Недертон, – и молчишь о чем.
– Верно, но дело неразглашаемое. Если я не буду соблюдать условия, она, боюсь, узнает.
– Она может тебя спросить, и ты невольно ответишь.
– Тут ты прав. – Лев, хмурясь, допил лагер и поставил пустую бутылку на мраморный стол. – А пока у нас в срезе какой-никакой прогресс. Тлен очень довольна техниками, которых ты нашел через сестру полтера. У них уже почти готов примитивный нейронный отсекатель. А финматики Тлен из Лондонской школы экономики более чем успешно разрешили наши денежные затруднения в срезе. Хотя если они будут продолжать в том же темпе, нас скоро заметят. Еще как заметят.
– Что они делают? – спросил Недертон. Он только что допил свой лагер и теперь жалел, что нельзя попросить еще.
– Главным образом – гуртуют трейдинговые алгоритмы. В срезе такого пока как следует не умеют, хотя знают, что иногда это происходит само собой. Они так и так скоро бы этому научились. Короче, теперь у нас есть средства на случай чрезвычайных обстоятельств, что уже пригодилось.
– Уже?
– Киллеры прибыли выполнить контракт, в количестве четырех, но не успели, поскольку их обезвредил товарищ полтера.
– И теперь он требует денег?
– Операция была незаконной, – ответил Лев. – Ему поручили наблюдать, не появятся ли люди, похожие с виду на киллеров. Они появились, и он их убил. Чтобы такое замять, нужны деньги. Тамошняя административная единица называется округ. Глава правоохранительной системы – шериф. Наиболее жизнеспособная отрасль экономики в округе – молекулярный синтез запрещенных наркотиков. Шериф на жалованье у самого крупного местного наркопроизводителя.
|
|
– Откуда ты все это знаешь?
– Оссиан выяснил.
– И полтер с сестрой откупились твоими деньгами от полиции?
– Нет, – ответил Лев. – Полтер заплатил наркопроизводителю. Оссиан счел, что это подходящий канал, и полтер согласился. Но ведь тебя сегодня пытались убить. Тебе не страшно?
– Я как-то об этом не думал, – ответил Недертон и внезапно понял, что правда не думал. – Лоубир сказала, убийство, возможно, задумывалось как предупреждение тебе.
Лев глянул на него:
– Знаю, что я не похож на гангстера, и рад, что так, но я бы не испугался. Огорчился бы и, наверное, разозлился, но не испугался.
Недертон попытался представить, что Лев горюет о его смерти, и не смог. Это казалось нереальным, как, впрочем, и происшествие в Ковент-Гардене. И жаль, что бар Зубова-деда не станет выдавать ему по бутылке холодного немецкого лагера по первому требованию.
Округ
Она не собиралась рассказывать обо всем Дженис, просто так вышло. Дженис как раз начала варить кофе. На ней была бандана Мэдисона, черная с белыми черепами и скрещенными костями. Мейкон как-то довольно точно заметил, что Дженис и Мэдисон похожи на школьных учителей с байкерской ДНК. Флинн знала, что может сказать Дженис что угодно и та не передаст никому, кроме разве что Мэдисону, а тот тоже никому не разболтает.
Дженис вспомнила сцену у «Джиммис» и добавила, что Флинн спасла Коннеру шею. Флинн ответила, что она сильно преувеличивает.
|
|
– Ненавижу этих сволочей, – сказала Дженис, имея в виду футболистов. Она с отточенной неторопливостью вращала ручку кофемолки. – Меня от них трясет. Каждые четыре года подрастает новое поколение.
– Коннер сам их задирает, – сказала Флинн.
Дженис пересыпала смолотый кофе в банку и взвесила ее на весах, похожих на подставку под пивную кружку.
– Я понимаю, а вот они – нет. Думают, они его задирают. Начислить им очки за тупость? А ты его видела с тех пор?
– Только что была у него дома.
– Он не то что псих. – Дженис пересыпала тщательно отмеренный кофе в бежевый бумажный фильтр, который вставила в керамическую воронку и заранее смочила водой, чтобы отбить химический привкус. – Просто бесится со скуки. Я все понимаю, но меня это уже достало. – Она проверила температуру воды в чайнике, залила кофе и стала ждать, пока настоится. – А ты расстроенная, и вряд ли из-за Коннера.
– Да.
– Так что случилось?
И Флинн рассказала все, начиная с того, как Бертон поехал в Дэвисвилл и попросил его подменить. Дженис слушала, продолжая исполнять свой ритуал. Вскоре перед каждой стояло по чашке очень хорошего крепкого кофе. Флинн добавила в свой сахара и молока. Дженис пила черный и почти не задавала вопросов, просто слушала и кивала, когда надо, расширяла глаза в самых страшных местах и снова кивала. Когда Флинн дошла до поездки с Томми по Портер-роуд и палатки над машиной, которую она так и не увидела, Дженис остановила ее жестом:
– Не говори.
– Не говорить?
– Я сама угадаю. Коннер.
Флинн кивнула.
Дженис нахмурилась, легонько покачала головой:
– Давай дальше.
Флинн досказала остальное, не особо расписывая, что, по ее мнению, делали Мейкон и Эдвард у Коннера во дворе (Дженис явно и так поняла), вплоть до того, как Леон вез ее сюда и всю дорогу их провожали два маленьких дрона с квадратиками бирюзового скотча.
После кофе обе перебрались из кухни на диван в гостиную, тот самый, на котором Флинн последний раз играла в «Операцию „Северный ветер“».
– Чувак из Клэнтона, который привез мешок денег, знаешь, кто он? – спросила Дженис.
– Нет. Адвокат?
– По фамилии Битти. Адвокатская фирма в Клэнтоне.
– А ты откуда знаешь?
– Два часа назад тут был Райс, договаривался с Мэдисоном, что тот возьмется за одну работенку. Теперь часть клэнтонских денег у нас в подвале, в дыре за топкой.
– Серьезно?
– Я не сочиняю сказок. И деньги не настолько уж сказочные.
– Что за работенка?
– Помочь с дроном. Большим. У Коннера есть армейский коптер. Мэдисона попросили им управлять.
Флинн вспомнила квадрокоптер у Коннера во дворе:
– Я его видела. Похож на орудийную платформу.
– Сумма в подвале больше, чем мы заработали бы в «Су – двадцать семь» за год, – сказала Дженис без всякой радости.
– Что говорил Райс?
– Больше, чем хотелось бы Бертону и Коннеру, меньше, чем хотелось бы мне. Восторженный дурачок этот Райс. Обожает секреты: должен их всем выбалтывать, иначе никто не узнает, что он посвященный. Без ума от Бертона и Коннера, поэтому должен рассказывать и про их дела. А еще без ума от Пиккета.
Флинн смогла вспомнить только одного Пиккета, владельца «Корбелл Пиккет Тесла», дилерской фирмы по продаже новых автомобилей, которая разорилась позже других в городе. Он по-прежнему считался одним из богатейших людей округа, хотя появлялся здесь редко. Флинн видела его раза два на городских парадах, но не в последние годы. Он отправил дочку ее лет учиться в Европу, и, насколько Флинн знала, та обратно не вернулась.
– Корбелл Пиккет?
– Он, сука.
– При чем тут он?
– Здесь начинается левизна, – сказала Дженис.
– Ты думаешь, что деньги от Корбелла Пиккета?
– Да нет же, блин. Бертон заплатил Корбеллу бóльшую часть клэнтонских денег. Райс кипятком писал оттого, что им с Карлосом поручили эти деньги отвезти. Сто раз повторил, что понадобились два магазинных пакета.
– Зачем Бертон платит Пиккету?
– Четверо убитых на Портер-роуд. Чтобы про них забыли. В округе забыли сразу. У полиции штата память не такая короткая, но у Корбелла есть деньги Законодательного собрания, чтобы ее укоротить.
– Он был дилером «Теслы» и ездил с мэром на рождественских парадах, когда мы были маленькими.
– В новехонькой «тесле», – добавила Дженис. – Жаль разрушать твою веру в Зубную фею, детка, но Корбелл имеет свою долю с каждого грамма наркотиков, слепленных в этом штате.
– Не может быть. Я бы слышала.
– Твои друзья и родные тебя оберегали, практически не упоминая при тебе эту мразь. Поэтому ты так легко про него забыла.
– Ты его не любишь, – заметила Флинн.
– Еще как.
– Но если Бертон откупился от управы шерифа, значит Томми в курсе.
Дженис глянула на нее:
– Не совсем.
– Он либо знает, либо не знает, – сказала Флинн.
– Томми хороший человек. Как Мэдисон. Поверь мне. О’кей?
– О’кей.
– Как ты. И вот ты по уши в сделке с людьми, которые говорят, что они в Колумбии, но могут подтасовать лотерею для Леона. Это серьезно левое, Флинн, но ты же не перестала от этого быть хорошим человеком?
– Не знаю, – ответила Флинн и тут же поняла, что правда не знает.
– Подруга, ты ввязалась в эту непонятную хрень не потому, что хочешь разбогатеть. Ты платишь «Фарма-Джону» раковую ренту за мать. Как многие. Как большинство, думаю.
– У нее не рак.
– Знаю. Но ты понимаешь, о чем я. А Томми сохраняет в округе какой-никакой порядок. Насколько может. Он честный, верит в закон. Шериф Джекман – другое дело. Джекман делает что делает, переизбирается раз за разом. Округу нужен Томми, как твоей матери нужны вы с Бертоном, и, может быть, это означает, что ему по временам надо прилагать большие усилия, чтобы чего-то не заметить.
– Почему я узнаю об этом только сегодня?
– Люди тебя жалеют, молчат. Экономика округа держится на лепке еще с того времени, когда мы учились в старших классах.
– Это я вроде как знала. Догадывалась.
– Добро пожаловать в округ, детка. Еще кофе хочешь?
– Боюсь, я и так его перепила.
Девушка из среза
Доминика звонком вызвала Льва наверх, а Недертон вернулся на трап и стал смотреть, как перифераль делает силовые упражнения в экзоскелете. Мышцы на ее голых руках и ногах были и впрямь очень рельефными. Недертон гадал, изначально их такими отпечатали или нет.
Угол яхты закрывал от него Тлен, которая о чем-то спорила с Оссианом. Тот был где-то не здесь, и Недертон слышал лишь реплики Тлен на какой-то псевдославянской итерации их общего криптоязыка. Недертон подошел к закрытому бару, надавил на стальной овал. Ничего не произошло.
Показалась Тлен с цветами в белой керамической вазе, прошла мимо периферали и поднялась по трапу.
– Это лишнее, – заметил он.
– Она заслужила торжественную встречу, – ответила Тлен. Ее белое лицо сильно контрастировало с яркими цветами. – Раз уж нельзя предложить ей выпивку.
У Недертона чуть кольнуло сердце от не вполне представимой мысли о Флинн в периферали. Ей, Флинн, тоже выпивку предложить будет нельзя.
– Воду, раз в несколько часов, – сказала Тлен, ошибочно решив, что его заботит перифераль. – При дегидратации она подает тревожный сигнал. Алкоголь – категорически нет.
Она прошла мимо него в яхту.
– Когда мы ее ждем?
– Через два часа, – ответила Тлен за его спиной.
– Через два часа?
Он обернулся.
– Мейкон большой молодец, – сказала Тлен, примеряя, на какое место мраморного стола красивее будет поставить букет.
– Кто?
– Мейкон. Ее печатник. Очень быстро работает.
– Что за имя такое?
– Город. В Джорджии. – Она поправляла цветы в вазе, и на тыльной стороне ее левой ладони толкалась целая стая далеких зверей. – Я буду тут.
– Вот как?
– Давно ты последний раз пользовался перифералью?
– В десять лет, – ответил Недертон. – На дне рождения одноклассника. Праздник гомункулов в Хемпстед-Хит.
– Вот именно.
Тлен развернулась к нему, уперев руки в боки. Она снова была в «конфиденц-костюме». Недертону вспомнилась поза гомункула на приборной панели в машине Льва.
– Это ведь ты вела машину, когда мы ездили в другой дом?
– Конечно. Что ты ей скажешь, когда она окажется здесь?
– О чем?
– Чтó это все. Где. Когда. Разве мы не за это тебе платим?
– Никто мне ничего не платит, спасибо.
– Обсуди это со Львом.
– Я не считаю себя на работе. Я просто помогаю Льву.
– Она не будет понимать, что это и о чем. Она никогда не бывала в периферали. Ты сам практически тоже. Тем больше у меня причин быть здесь.
– Лев не сказал мне, что она будет здесь через два часа.
– Он не знает, – ответила Тлен. – Оссиан только что выяснил. Лев наверху со своей супружницей, и нам запрещено звонить, когда он с ней. Как только мы ему сообщим, он известит Лоубир. Думаю, она даст какие-нибудь указания. А пока надо решить, что говорить ей, если Лоубир не произнесет свое веское слово.
– Не знаешь, что там у него за дела с Лоубир? Он мне не сказал.
– Значит, он не законченный идиот. Пока.
– Но ведь это ее идея, – перенести Флинн сюда?
– Ее, – ответила Тлен.
– Зачем?
– Зачем бы ни было, она явно торопится.
Тлен тронула полированную деревянную панель, которая тут же сдвинулась. За панелью был пульт управления. Тлен чего-то коснулась, и Недертон почувствовал легкий ветерок.
– Душно, – объяснила Тлен.
– Считается, что наш офис в Колумбии.
– В Колумбии точно были кондиционеры. Лоубир велела отпечатать для вас обоих несколько разных костюмов, часть – определенно не для сидения здесь. Она отправится гулять по Лондону. С тобой.
– Она заказала мне одежду?
– И очень кстати. Сейчас ты не похож на сотрудника фирмы.
– В первом разговоре Флинн предположила, что я – персонаж в игре, в которую она якобы играет.
– Мы сказали ее брату, что это игра.
– Стоит сказать ей правду.
Тлен промолчала, только поглядела на него.
– Что ты так на меня смотришь? – спросил Недертон.
– Гадаю, произносил ли ты когда-нибудь эту фразу.
– Зачем ее обманывать? Она умная. Догадается.
– Не знаю, будет ли так лучше стратегически, – сказала Тлен.
– Тогда дайте ей еще денег. Вам принадлежат все деньги ее мира или будут принадлежать, и здесь вы их все равно тратить не можете. Расскажите ей правду и удвойте жалованье. Мы – щедрое будущее.
Тлен повела глазами вверх и влево. Защебетала на синтетическом языке, которого не существовало мгновение назад. Глянула на Недертона:
– Сходи в душ. У тебя вид липкий. Твоя одежда в шкафу слева, в дальнем конце.
– Лоубир выбирала?
– Нет, я с ее подсказкой.
Черное, решил Недертон, если только Лоубир не запланировала что-нибудь менее официальное.
– Я начинаю чувствовать себя частью системы, – сказал он.
– Знаю, как бы я это назвала.
– Как?
– Реализмом, – ответила Тлен. – На ближайшее время ты нам нужен.
Волшебный башмачник
В прокатной машине Мейкона пахло свежеотпечатанной электроникой – как от телика, когда Мейкон отдал его, новехонький, в закусочной «Мегамарта». Часа через два запах выветривался.
– Ты не рассчитывал закончить до завтрашнего дня, – сказала Флинн.
– Нам помогли ребята из «Самофаба». Мы одолжили им принтер.
– Вы печатаете леваки в «Самофабе»?
– Это не леваки, – подал голос Эдвард с заднего сиденья. – Просто что-то необычное.
– «Самофаб» – сетка и принадлежит «Меге», – не успокоилась Флинн.
– Мой двоюродный брат работает там старшим смены на полставки, – сказал Мейкон. – И да, обычно к нему не подкатить, но твой брат сделал очень заманчивое предложение. Правда, единственный подходящий полимер у них выглядит как сахарная глазурь. Обычно он идет на рождественские украшения, но отлично соединяется с кожно-электрической частью, так что у тебя будет венец Белоснежки. Тоже хорошо, потому что никто в «Самофабе» не понял, что мы печатаем.
– Что за кожно-электрическая часть?
– Которая на лбу. Первый экземпляр был черновой, для него пришлось бы выбрить тебе на затылке полосу в два дюйма шириной.
– Нет уж нафиг.
– Вот и мы подумали, что ты так скажешь, поэтому взяли тот китайский полимер. Теперь достаточно будет контакта через лоб, просто смочишь его хорошенько соляным раствором.
– Ты сказал, это игровой контроллер.
– Бесконтактный интерфейс для телеприсутствия.
– Ты на себе попробовал?
– Не мог. Не с чем пробовать. У твоих друзей есть что-то, чем ты должна управлять, но они не дали нам проверить на себе. Управляешь лежа, иначе тебя может переклинить.
– В каком смысле?
– Если заработает, а вроде должно, ты будешь контролировать их устройство с полным диапазоном движений, но твое тело двигаться не будет. Интересно, как это происходит.
– Чем интересно?
– Мы не нашли почти никаких похожих патентов. Если бы такие патенты существовали, то были бы очень дорогими. Очень.
– Может, что-нибудь военное, – сказал Эдвард сзади.
Они проехали половину Портер-роуд, и Флинн уже не могла точно сообразить, где стояла белая палатка и дроны вынюхивали следы от Коннеровых шин.
Справа тянулись поля, на которые она почти не глядела, и кривые, поломанные ураганом сосны. По левую сторону дороги склон уходил вниз, к ручью, возле которого стоял трейлер Бертона. Скоро в сумерках впереди уже должны были показаться верхушки деревьев перед домом.
– Вам сказали, что я должна буду делать?
– Нет, – ответил Мейкон. – Мы просто волшебные башмачники. На бал отправляешься ты.
– Сомневаюсь, что на бал.
– Погоди, увидишь корону, которую мы тебе сделали.
Флинн не стала продолжать разговор и задумалась о том, что Дженис сказала насчет Корбелла Пиккета и Томми. Стена дома, где раньше была дилерская фирма, и сейчас гласила «КОРБЕЛЛ ПИККЕТ ТЕСЛА», но гласила некрашеным бетоном на месте отвалившихся букв из алюминия и углеволокна.
У ворот их ждал Карлос.
– Твоя мама сейчас обедает вместе с Леоном и Райсом, – сказал он, когда Флинн начала вылезать из машины. – Ела что-нибудь недавно?
– Нет. А что там на обед?
– Они просили тебя не есть, – сказал Карлос. «Они» означало тех, кто платит деньги; ничего другого он, скорее всего, не знал. – Говорят, в противном случае в первый раз может и стошнить.
Флинн вспомнила, что он состоит в добровольческой медицинской службе.
– О’кей.
Мейкон и Эдвард разгружали багажник. Два вещмешка из дайнимы – синие, как хирургические перчатки, три новенькие картонные коробки с логотипом «Самофаба».
– Помощь нужна? Могу кого-нибудь позвать. Мне нужны обе руки вот для этого. – Карлос указал на буллпап, висевший у него на уровне пояса. Ствол щетинился насадками, назначения которых Флинн угадать не могла.
– Не-а, – ответил Мейкон. Они с Эдвардом уже закинули на плечи по хрустящему вещмешку. Эдвард взял две картонные коробки, Мейкон одну большую. По виду все было совсем не тяжелое. – Нести в трейлер, да?
– Бертон там, – ответил Карлос и рукой показал Флинн идти туда же.
Ей вспомнился вечер, когда брат уезжал в Дэвисвилл. Такое же освещение: солнце почти село, луна еще не встала.
В трейлере горел свет. Подойдя ближе, Флинн увидела Бертона у закрытой двери. Он курил трубку, и красный огонек из чашечки озарял нижнюю половину его лица. Повеяло табаком.
– Если ты курил внутри, убью нафиг.
Бертон ухмыльнулся, не вынимая трубку изо рта. Она была дешевая, голландская, из белой глины, с длинным чубуком, который ломается в первые же дни, так что остается короткая трубочка, как у мультяшных матросов. Бертон вынул ее изо рта:
– Я не курю. И не начинал.
– Ты только что курил. Теперь начинай бросать.
Он поднял ногу, согнув ее в колене, и выбил трубку о подошву. Комочек горящего самосада выпал на дорожку, и Бертон его затоптал.
– Дайте нам минуту на подготовку, – сказал Мейкон.
Эдвард поставил коробки на землю, открыл дверь и вошел. Мейкон передал ему сперва свою коробку, потом две другие, вошел, придерживая мешок, чтобы не ударился о раму, и закрыл за собой дверь.
– Никто меня не предупредил, что это надо делать натощак, – заметила Флинн.
– Ребята справились быстрее, чем мы думали, – ответил Бертон.
– Ты знаешь, что там будет?
– Они хотят, чтобы ты встретилась с тем эйчаром, с которым говорила раньше, и с Тлен, техническим специалистом.
– В игре?
– Где-то.
– Корбелл… – начала Флинн и в темноте увидела, как нахмурился Бертон. – Нам надо поговорить.
– Кто тебе сказал?
– Дженис.
– Пришлось ему заплатить. Коннер.
– Они знают, что это он?
– Теперь никто не знает.
– Всё они отлично знают. Просто им заплатили, чтобы они притворялись, будто не знают.
– Примерно так.
– Томми в курсе?
– Томми прилагает большие усилия, чтобы не знать многого.
– Вот и Дженис так сказала.
– Не я эту систему создал.
– Теперь ты ее часть?
– Я так не считаю.
– А как ты считаешь?
Дверь трейлера открылась.
– К встрече Белоснежки готовы, – объявил Мейкон.
Он поднял руки и показал ей что-то похожее на фюзеляж дрона-вертолета, только больше. И согнутое в овал по размеру ее головы, так что передний выступ фюзеляжа оказался на лбу. Корону это нисколько не напоминало, но было из чего-то белого, искрящегося, как снеговик в пластмассовом елочном шарике.
Штатное трепло
После душа Недертон надел серые брюки, черный свитер без высокого горла и черный пиджак. Все это было среди вещей, которые Тлен положила в шкаф.
Теперь в душ отправилась перифераль. Недертон слышал, как работают насосы, и гадал, какая часть льющейся сейчас воды недавно текла по его телу. Водный баланс в яхте был рассчитан на путешествие по пустыне; Тлен предупредила Недертона не открывать в душе рот, чтобы ничего не попало внутрь. Когда включался душ, работали по меньшей мере два насоса, втягивая всю влагу до капли для последующей очистки.
Журчание душа утихло. Через несколько минут вышла Тлен, за ней перифераль, которая после мытья лучилась, будто только что создана. Сама Тлен по-прежнему была в «конфиденц-костюме», а вот перифераль сменила шорты с топом на черную рубашку и джинсы, сделанные по образцу тех, что были на Флинн при их первом разговоре.
– Она подстриглась? – спросил Недертон.
– Мы обратились к парикмахеру Доминики. Показали ему файлы вашего разговора. Он, кстати, искренне восхитился прической.
– Она совсем не похожа. Разве что волосы. А такое делали прежде? Кто-нибудь из срезов пользовался перифералью?
– Чем больше я об этом думаю, тем естественнее мне это кажется, однако, насколько я знаю, никто еще не пробовал. Впрочем, континуумисты скрытны, а периферали такого качества находятся преимущественно в частном владении. Хозяева их часто не афишируют.
– Так как мы это будем делать, с Флинн?
Перифераль глядела на него, а может, и не глядела, просто ему казалось. Он нахмурился. Она отвела взгляд, и он подавил желание извиниться.
– Мы положим ее на койку в задней каюте, – сказала Тлен. – Поначалу возможны нарушения равновесия, тошнота. Я поздороваюсь с ней, помогу сориентироваться. Потом приведу ее сюда. Ты можешь сидеть за столом, где она видела тебя прежде. Непрерывность впечатлений.
– Нет, я хочу видеть, как она прибудет.
– Зачем?
– Я чувствую некоторую ответственность, – ответил Недертон.
– Ты наше штатное трепло. Вот и держись своей роли.
– Я не претендую на то, чтобы тебе нравиться…
– Если бы ты сильно мне не нравился, я бы дала тебе понять.
– Лоубир звонила?
– Нет, – ответила Тлен.
Возникла эмблема Лоубир, мягко пульсируя золотом и слоновой костью.
Ноль
Все в трейлере стояло очень ровно, под прямыми углами, за исключением того, что принесли Мейкон с Эдвардом. Они распаковали синие мешки и коробки. Эдвард, сидя в китайском кресле, подсоединял оборудование к дисплею Бертона. Один провод шел к белому контроллеру, который лежал посредине идеально заправленного армейского одеяла на кровати.
– Никакой беспроводной гарнитуры? – спросила Флинн.
– Это не просто провода. Они сами по себе – примерно треть системы. Дай мне твой телик.
Флинн отдала Мейкону телефон, который тот передал Эдварду.
– Пароль?
– «Легкий лед». С маленькой буквы, без пробела.
– Это такой дерьмовый пароль, что даже не пароль.
– Я просто обычный маленький человек.
– Обычные маленькие люди не делают того, что собралась делать ты. – Мейкон улыбнулся.
– Готово, – сказал Эдвард. Он уже присоединил ее телефон к проводу и вместе с креслом откатился от стола.
– Нельзя чуть притушить свет? – спросил Мейкон. – Глаза у тебя будут закрыты, но все равно слишком ярко. Или вот есть глазная повязка.
Флинн подошла к дисплею и провела сквозь него рукой, приглушив светодиоды до подросткового эротического полумрака:
– Годится?
– Отлично, – ответил Мейкон.
– Как это будет происходить?
– Ты ляжешь на койку, выберешь удобный угол для головы, наденешь это. – Мейкон указал на контроллер. – Закроешь глаза. Мы будем рядом на случай, если понадобится.
– Понадобится что?
Он показал на желтое пластиковое ведро с еще не отклеенными мегамартовскими этикетками:
– Поначалу может тошнить. Что-то связанное с внутренним ухом. Фантомное внутреннее ухо, сказала она, но думаю, она упростила для нашего понимания. Ты натощак?
– По случайности. Жрать хочу страшно.
– Сбегай в туалет, и тронемся, – сказал Мейкон.
– Тронусь я одна.
– Знаю. И завидую по-черному.
– Хочешь такую же корону?
– Любопытно до жути.
– Я тебе расскажу.
– По ходу дела ты ничего рассказать не сможешь. Пока эта штука работает, ты будто в сонном параличе, только искусственном.
– Это как мы не можем пораниться, когда нам снится, словно мы что-то делаем?
Флинн видела такое в эпизоде «Чудес науки», кроме того, ей самой частенько снились кошмары.
– Да. Беги в туалет. Уже пора.
Она вышла из трейлера. Бертон и Карлос стояли футах в пятнадцати от входа. Флинн показала им средний палец, вошла в сортир (света там не было совсем), пописала, сыпанула кедровых опилок, надеясь, что не попала в темноте на сиденье, вышла, протерла руки антисептиком и вернулась в трейлер, не обращая внимания на Бертона и Карлоса. Закрыла за собой дверь.
Мейкон и Эдвард смотрели на нее.
– Разувайся, – сказал Мейкон.
Она села на кровать, Мейкон бережно отодвинул от нее контроллер. Снимая кроссовки, Флинн получше рассмотрела обруч. Он был стильный, как все, что делал Мейкон, стильный, как ее телефон, без лишних прибамбасов, если не считать той сахарно-рождественской глазури, которую на него нафабили. Эдвард пытался удобнее пристроить подушку Бертона.
– А еще подушек нет? – спросил он.
– Нет, – ответила Флинн. – Сложи ее пополам. Их логин у вас есть?
– Да. – Мейкон достал пластиковую трубочку, показал Флинн логотип «Фарма-Джона». – Будет круто.
– Все это обещают, – сказала она; Мейкон набрал соляной пасты на палец. – Смотри, чтобы в глаза не попало.
Он мазнул ей лоб прохладной влажной пастой, будто в каком-то странном и потенциально нежеланном благословении. Потом взял контроллер:
– Убери волосы со лба.
Флинн послушалась, и Мейкон опустил контроллер ей на лоб:
– Плотно прилегает?
– Вроде да. Только давит. Спереди.
– Мы так думаем, что настоящая штука должна весить как одноразовые солнцезащитные очки, но мы отпечатали что можно было за такое короткое время на наших принтерах. Нигде не жмет?
– Нет.
– Отлично. Значит, тяжелый? Я буду придерживать его, а ты ложись, медленно. Эдвард поправит подушку. Готова? Начали.
Флинн легла на спину и вытянула ноги.
– Не подноси руки к голове, не трогай лицо, чтобы не задеть провод, хорошо? – сказал Мейкон.