Разговор с Уилфом на время отвлек Флинн от того, что она подумала про Грифа и Лоубир и во что сама не могла поверить. История его отношений с Даэдрой – такая обычная и человеческая, несмотря на кучу заморочек из будущего, – странным образом успокаивала.
Флинн по-прежнему толком не понимала, чем Даэдра зарабатывает на жизнь и как связана с правительством Соединенных Штатов. Выходило что-то вроде звезды софт-порно и одновременно перформанса, про который им рассказывали в предвыпускном классе на истории искусств, с примесью дипломатии. И еще Флинн так и не въехала, какова роль Штатов в мире Уилфа. По его рассказу выходило, они что-то вроде Коннера, только в масштабах государства и без чувства юмора. Впрочем, Флинн подозревала, что это уже и сейчас примерно так.
Из трейлера все трое отправились домой, где Дженис натушила зеленого горошка с ветчиной и луком. Ужинали за кухонным столом вместе с Леоном и мамой. Мама спросила Такому, как ее зовут и чем она занимается. Такома как-то очень ловко ответила, ничего толком не объяснив про свою работу. Флинн видела, что мама это поняла и не обиделась. Она вообще была в куда лучшем настроении, после того как убедилась, что ее не отправляют с Литонией в Северную Виргинию.
Обратно ехали таким же кортежем по совершенно пустой дороге.
– Должно быть больше машин в такое время дня, – заметила Флинн.
– Очень просто: сейчас легче перечислить, что в округе не принадлежит «Сольветре». Обе стороны дороги – твои. Из того, что «Сольветра» не купила, большей частью владеет «Мега», чем-то – частные лица, остальным – Матрешка.
– Кукла?
– Конкуренты. Так мы их называем в «ККВ». Штаб-квартира в Нассау, – видимо, туда они в первый раз вышли из будущего, как «Сольветра» в Колумбию.
|
|
Они въехали на окраину города, и Такома начала что-то говорить по беспроводной гарнитуре, заставляя конвой совершать неожиданные повороты, насколько вообще колонна такого размера может делать что-нибудь неожиданно. Видимо, цель была – подъехать к торговому центру сзади, не привлекая внимания луканов за желтой лентой, которую натянули подчиненные Томми из управы шерифа. Луканы вообще никогда не прорывались за желтую ленту, это как-то помогало им в судах. Многие даже специально получили юридическое образование, чтобы защищаться от исков, которые неизменно вчиняли им муниципалитеты. И еще они всегда протестовали молча, тоже из каких-то непонятных юридических соображений. Стоят, держат оскорбительные плакаты и ни слова не говорят, только в глазах горит злорадный огонь. Флинн грустно было думать, что люди могут так себя вести.
В городе, по крайней мере, хоть кто-то ездил. В основном, правда, сотрудники «ККВ», косящие под местных. Ни одного немецкого автомобиля. Те, кто торгует подержанными джипами, могли бы закатить шикарный корпоратив для рабочих на мексиканской фабрике.
– Ты всю жизнь рыжая? – спросила Флинн у Такомы, чтобы не думать про луканов.
– Нет. На день больше, чем работаю в «ККВ», – ответила Такома. – Пришлось обесцветить в ноль, прежде чем красить.
– Мне нравится.
– А моим волосам – нет.
– И контактные линзы тогда же надела?
– Да.
– Иначе вы с сестрой были бы так похожи, что люди бы замечали.
– Мы тянули соломинки, – сказала Такома. – Я проиграла, а не то бы она стала блондинкой. Она была блондинкой в детстве, оттого такая рисковая. Так что, может, оно и к лучшему, что не стала.
|
|
Флинн глянула на черный экран «Полли», гадая, где сейчас Уилф.
– А ты правда нотариус?
– Да. А еще дипломированный бухгалтер-ревизор. И у меня для тебя лежит бумага на подпись, чтобы превратить ополчение твоего братца из культа личности в зарегистрированную охранную фирму.
– Мне надо первым делом поговорить с Грифом. Без посторонних. Поможешь мне?
– Конечно. Советую пойти к Хуну. Там есть столик в нише, помнишь? Я попрошу его зарезервировать. Иначе ты не будешь знать, кто за ближайшей синей пленкой.
– Спасибо.
Машина остановилась за фабой, между двумя внедорожниками, из которых вылезали ребята Бертона, в черных куртках и все, кроме Леона, с «булками».
– Готова? – спросила Такома, глуша мотор.
Флинн подумала, что ни к чему не была готова с той самой ночи, когда взялась подменить Бертона. К такому не подготовишься. Наверное, как вообще к жизни.
102. Имплант
Когда Недертон подошел к палатке Тлен, Оссиан уже ждал. Под мышкой у него был футляр палисандрового дерева. Угрюмый трехосный «бентли» куда-то делся.
– Тлен у себя? – спросил Недертон.
Перифераль Флинн стояла рядом и смотрела, как он говорит. Недертон разбудил ее, если так можно выразиться, после того как Тлен позвонила и попросила привести ее на встречу.
– Задерживается, – сказал Оссиан. – Скоро подойдет.
– Что это? – спросил Недертон, глядя на деревянный ящик.
– Изначально – футляр для пары дуэльных пистолетов эпохи Регентства. Пошли внутрь.
|
|
В шатре Тлен привычно пахло отсутствующей пылью. В полутьме светились агатовые шары дисплея. Недертон придвинул периферали стул, она села, глядя на Оссиана. Тот поставил палисандровый футляр на стол. Затем театрально, с видом продавца, расстегнул бронзовые защелки, выдержал эффектную паузу и откинул крышку.
– Временно деактивированы, – сказал он. – Впервые с тех пор, как покинули колясочную фабрику.
Ящик был обит внутри зеленым фетром. В одинаковых углублениях лежали два пистолета; ало-кремовый витой узор на коротких дулах придавал им сходство с леденцами или с игрушками.
– Как они так точно вошли в гнезда?
– Пришлось переделать внутренность футляра. Надо было в чем-то их транспортировать. Не хотелось просто класть в карман, при всей уверенности, что они деактивированы. Пришлось хорошо поломать голову, чтобы их выключить, но все получилось: ассемблеры вылетели всего один раз, при тебе. Зубов отправил «бентли» к специалисту. Пришлось клонировать пять метров кожи, чтобы починить обивку.
– Лоубир они нужны, потому что их трудно отследить?
– Скорее, потому, что это оружие террористов. Не огнестрельное. Убивает не снаряд за счет кинетической энергии. Направленное роевое оружие. На языке профессионалов – «мясоед».
– Это что же за профессионалы такие?
– Каждый ствол выпускает узкоспециализированные ассемблеры. Дальность – метров десять. Ассемблеры дезинтегрируют мягкие животные ткани, включая дорогую итальянскую кожу. Более или менее одномоментно, после чего саморазрушаются. Таким образом, они не представляют опасности для пользователя, точнее, для младенца, поскольку по исходной задумке единственный пользователь должен находиться в коляске.
– Но у них есть рукоятки, – заметил Недертон.
Рукоятки были того же кремового цвета, что стволы, но без алого и матовые, словно костяные, по форме – как попугаичьи головы.
– Рукояти и ручной спуск сделал твой Эдвард по спецификации Лоубир. А он неплохо шарит.
– Не понимаю, зачем вообще все это в коляске.
– Ты ведь не русский, верно? Прежде всего – эффект. Очень впечатляющее зрелище, что эта штука делает с человеческим телом. Видишь, как такое произошло с твоим товарищем-похитителем, и быстренько берешь ноги в руки. Если успеешь. Система самонаводящаяся. Увидев цель, она сразу посылает ассемблеры куда надо.
– Но ты же их полностью обезвредил?
– Временно. У Лоубир есть ключ.
– Зачем ей это?
– Спроси ее саму, – сказала Тлен, нагибаясь и входя в шатер. Что-то четвероногое испуганно скользнуло с ее щеки на шею.
– Когда мы ждем Флинн? – спросил Недертон и глянул на перифераль.
– Я рассчитывала, что она уже будет здесь, но мне только что сказали, она недоступна. Так что будем ждать. – Она что-то бросила Оссиану на хриплой разновидности птичьего языка, тот закрыл палисандровый ящик, и Тлен продолжила: – А пока мы вроде бы разрешили проблему неподкованности Флинн в экспертно-примитивистской бредятине.
– Как именно? – спросил Недертон.
– Думаю, это можно назвать фекально-имплантной терапией.
– Вот как? – Недертон взглянул на нее.
– Вживленный имитатор словесного поноса. – Тлен улыбнулась. – Тебе, я думаю, такая операция не понадобится.
Суши-лавка»
Проход в «Суши-лавку» был даже не проход, а лабиринт для хомяка. Мэдисон выстроил две семифутовые стены из мешков с черепицей на таком расстоянии, чтобы между ними как раз можно было пройти. Они тянулись из отверстия в стене «Сольветры» через пустой соседний магазин к отверстию в следующей стене, через еще один пустой магазин, и заканчивались в дыре к Хуну на кухню.
Войдя с улицы, Флинн увидела Бертона. Он лежал под белой короной, очень бледный. Рядом под другой короной лежал Коннер.
– Не хочешь со мной махнуться? – спросила Кловис Такому. – Оба здесь почти и не бывают.
– Бертона заставили работать? – возмутилась Флинн.
– Никто ему руки не выкручивал, – ответила Кловис. – Сам был рад перебраться в другое тело. Коннер возвращается только пожрать и отоспаться.
Гриф, похоже, не знал, что у Флинн на уме. Для нее по-прежнему оставалось загадкой, что Лоубир могла слышать и что известно Грифу. Ей хотелось взглянуть на его руки, но он держал их в карманах.
В кухне висел густой пар от варящегося риса. Хун провел их в зал, где стояли купленные в секонд-хенде складные столы, выкрашенные в красный цвет, и оттуда в нишу, отделенную листом фанеры. Фанера была замазана той же краской. Над складным столом висел обрамленный постер «Китайских гангстеров», сан-францисской группы, которая нравилась Флинн в старших классах. Она поставила «Полли» на обшарпанный красный пол, под свой стул, и села напротив постера. Мальчишка – племянник Мэдисона – принес два стакана чая.
– Захотите есть, дайте знать, – сказал Хун и повернул в сторону кухни.
– Спасибо, Хун! – крикнула Флинн ему в спину и глянула на Грифа.
Тот улыбнулся, что-то посмотрел в планшете, поднял голову и встретил ее взгляд.
– Теперь, когда мы знаем, что твоя мама никуда не едет, мы ищем способ максимизировать безопасность вашего дома, стараясь одновременно, чтобы внешне все выглядело как можно скромнее. Мы не хотим тревожить твою маму. Думаю, наше решение – высокий забор.
– У Пиккета был высокий забор. Не надо нам такого.
– Все будет совершенно иначе. Стелс-архитектура. Внешне ничего не изменится. То, что появится, будет выглядеть так, будто стояло здесь всегда. Мы ведем переговоры с архитекторами. Работы – преимущественно по ночам. Тихо, быстро, невидимо.
– А такое возможно?
– При достаточном количестве денег – разумеется. А они у твоей фирмы, безусловно, есть.
– Фирма не моя.
– Частично твоя, – улыбнулся Гриф.
– На бумаге.
– Это здание – не бумага.
Флинн оглядела зал «Суши-лавки». Приметила четверых ребят Бертона, которых не знала по именам. Они сидели по двое за разными столиками, положив под стулья винтовки в чехлах из кордюры. Кроме них, в зале были только сотрудники «ККВ», выряженные местными.
– Все как не взаправду. – Флинн перевела взгляд на Грифа. – Последнее время особенно. – Она глянула на его руки.
– Что «особенно»?
– Ты – она, – сказала Флинн и, подняв голову, посмотрела ему в глаза. Не мультяшно-синие. И вообще не синие, а светло-серые, но сейчас они расширились.
В другом конце зала рассмеялась женщина. Гриф опустил планшет, положил руку на стол и впервые с поездки домой от Пикетта Флинн почувствовала, что сейчас разревется.
Гриф сглотнул. Заморгал.
– На самом деле, – сказал он, – я буду кем-то другим.
– Ты не станешь ею?
– Наша жизнь идентична до момента, когда здесь получили первое сообщение Льва. Однако мы уже не их прошлое и она – не мое будущее. Мы начали расходиться, пусть поначалу незаметно, с того самого первого сообщения. К тому времени, как она вышла на контакт со мной, в моей жизни уже произошли мелкие события, о которых она не знала.
– Она тебе написала?
– Позвонила. Я был на приеме в Вашингтоне.
– Сказала, что она – это ты?
– Нет. Сказала, что женщина, с которой я говорил минуту назад, – крот, тщательно замаскированный агент Российской Федерации. Она, женщина, была во многих смыслах моим американским эквивалентом. Потом она, Эйнсли, незнакомка в телефоне, привела доказательства. Вернее, то, что стало доказательствами после того, как я обратился к секретному поисковику. Так что все происходило постепенно, в течение примерно двух суток. Я догадался. Во время нашего третьего телефонного разговора. Тогда она сказала, что заключила сама с собой пари: я соображу. И выиграла. – Он чуть заметно улыбнулся. – Однако я видел, что она знает не только мир, но и – во всех подробностях – мое совершенно засекреченное положение. Сведения, которыми не располагал никто, даже мое начальство. И она продолжала указывать на других иностранных и здешних агентов в моей службе и в той американской организации, с которой я сотрудничаю. В ее время они оставались неразоблаченными долгие годы, один – больше десяти лет, что дорого нам обошлось. Указать на всех сразу я не мог – это значило бы навлечь подозрения на себя. Однако полученная информация уже очень благоприятно сказалась на моей карьере.
– Когда это было?
– В четверг, – ответил он.
– Совсем мало времени прошло.
– Я почти не спал. Однако убедили меня не профессиональные факты, а то, что она знала меня, как никто другой. Мои постоянные мысли и чувства, которые я не высказывал ни одной живой душе. – Он отвел взгляд, потом вновь робко глянул на Флинн.
– Сейчас я ее в тебе вижу, – сказала Флинн, – но догадалась только сегодня утром, когда Уилф упомянул поднос.
– Поднос?
– Обычный, как у нас дома. Такой же есть у Кловис в Лондоне. Там она старуха. Держит магазин по продаже американских древностей. Лоубир с ней дружит. Возила туда Уилфа, когда навещала Кловис, чтобы освежить какие-то воспоминания. Он мне рассказал, и я вспомнила твои руки и ее. И поняла.
– Как все невероятно странно, – сказал Гриф и глянул на свои руки.
– Тебя ведь зовут не Лоубир?
– Эйнсли Джеймс Гриффидд Лоубир Холдсуорт. Девичья фамилия моей матери. У нее была аллергия на дефисы. – Он вынул из кармана синий носовой платок. Не безовского синего цвета, а более темный, почти черный. Промокнул глаза. – Извини. Расчувствовался. – Потом глянул на Флинн. – Ты первая, с кем я это обсуждаю, если не считать Эйнсли.
– Все нормально, – ответила Флинн, не вполне понимая, что сейчас означают эти слова. – Она нас слышит? Прямо сейчас?
– Нет, если поблизости нет какого-нибудь устройства.
– Ты ей скажешь? Что я знаю?
– А ты бы как предпочла? – Он склонил голову набок, отчего стал еще больше похож на Лоубир.
– Тогда я лучше сама скажу.
– Давай. Тлен только что прислала мне эсэмэс, что ты нужна там как можно скорее.
Красный «медичи»
Когда прибыла Флинн, Недертон по совпадению как раз смотрел на перифераль. Будто та очнулась от глубокой задумчивости, взгляд стал осмысленным, живым. Она оглядела всех за столом и спросила:
– Где Лоубир?
– Ты с ней скоро увидишься, – ответила Тлен. – А пока вот снаряжение для завтрашнего вечера.
– Какое?
– Двух видов, – сказала Тлен.
Оссиан открыл палисандровый футляр.
– Оружие, – пояснила Тлен.
Флинн, подняв бровь, глянула на Недертона:
– Отчего оно так выглядит?
– Оно было встроено в детскую коляску в качестве антикиднеппинговой меры, – ответил Недертон.
– Это пистолеты?
– В некотором смысле да. Не наводи их на человека, если не хочешь его убить. Есть связь между положением ствола и тем, что произойдет при нажатии вот сюда. – Тлен показала кнопку на внутреннем изгибе попугаичьей головы. – Хотя не однозначное, и в этом отличие от настоящего пистолета. Как только включенная система найдет биологическую цель, она выпустит ассемблеры, которые поразят выбранный объект, что бы ни случилось. Возьми.
Перифераль нагнулась и постучала ногтем по ближайшему пистолету.
– Как старый дерринджер, только из леденца. – Она двумя руками вытащила пистолет, не поворачивая его дулом ни к кому из них. Теперь он лежал на ее раскрытой ладони.
– Он ценою значительных усилий деактивирован. Попробуй, как в руке, – сказал Оссиан.
Флинн сомкнула ладонь на попугаичьей голове и направила пистолет на проплешину в бархатном занавесе:
– Я беру их на вечеринку к бывшей Уилфа?
– Категорически нет, – ответила Тлен. – На приеме оружие строго запрещено, и тебя тщательно просканируют на входе. Да вообще в нынешнем Лондоне владеть таким в высшей степени незаконно.
– Тогда вы зачем мне его показываете? – Флинн положила пистолет обратно в гнездо и села.
– Насколько я поняла, – сказала Тлен, – при определенных условиях тебе могут передать один из этих пистолетов. Мы тебе их показываем, чтобы ты знала, как им воспользоваться.
– Наведи и щелкни, – добавил Оссиан. – На неорганику не действует вообще. Только на мягкие ткани. – Он захлопнул крышку.
– Второй пункт повестки дня. – Тлен разжала кулак. На ладони у нее лежало что-то вроде «медичи», только красное. – Этот прибор установит тебе когнитивный пакет, и ты начнешь говорить как неопримитивистский эксперт, по крайней мере на слух обычного человека. Распознать подделку сможет только другой эксперт, да и то не факт.
– Правда? – спросила Флинн, разглядывая предмет. – Как им пользоваться?
– Считай это камуфляжем. Управлять им не надо, как не надо управлять маской. Он сам включается от определенного рода вопросов.
– И?..
– И ты выдаешь порцию отборного бреда.
– Я буду понимать, что он значит?
– Он ничего не значит, – сказала Тлен. – Если бы ты говорила достаточно долго, он бы начал повторяться.
– Запудривание мозгов?
– Да. Сейчас мне надо установить его на твою перифераль.
– Где ты его добыла? – спросила Флинн.
– Лоубир дала, – ответил Оссиан.
– Протяни кисть тыльной стороной вверх, – сказала Тлен.
Флинн положила руку периферали на стол, рядом со ржавым основанием дисплея, развела пальцы. Тлен опустила на нее красный «медичи», который остался лежать, по виду ничего не делая.
– И что? – спросила Флинн, глядя на Тлен.
– Загружается, – ответила та.
Флинн глянула на Недертона:
– Что ты поделывал?
– Ждал тебя. Любовался твоими пистолетами. А ты?
– Говорила с Грифом. – На ее лице мелькнуло какое-то странное выражение. – Говорили про оборону нашего дома. Они там что-то строят, но так, чтобы не потревожить маму.
– Человек-загадка, – сказал Оссиан. – Ты его, значит, видела.
Флинн глянула на него:
– Ага.
– Не знаешь, как Лоубир его завербовала? – спросил Оссиан.
– Нет, – ответила Флинн. – Но вроде и так понятно, что она это умеет.
– Само собой, – сказал Оссиан. – Только получается, что мы все больше выполняем его приказы, не зная при этом толком, кто он вообще.
– Про нее тоже ничего толком не понятно, – заметила Флинн. – Может, он такой же.
Тлен сняла «медичи» с ее руки и убрала в сумочку.
– Сейчас проверим, – сказала она Флинн. – Объясни, пожалуйста, чем сегодня так важно творчество Даэдры Уэст.
– Креативный процесс Уэст исподволь проводит зрителя через филигранно детерминированную череду итераций, воспоминаний плоти, явленных с трогательной ранимостью, однако прочерченных нашей мифологией реального, телесного. Это не о том, кто мы сейчас, но о тех, кем мы могли бы стать. – Глаза у периферали расширились. Она заморгала. – Блинский блин!
– Я рассчитывала на нечто в более разговорном регистре, – заметила Тлен, – но, видимо, такое невозможно в принципе. Постарайся не говорить слишком долго, чтобы несуразность меньше бросалась в глаза.
– Я смогу переводить для Даэдры, – предложил Недертон.
– Не сомневаюсь, – ответила Тлен.
Шум в твоих костях
В лифте Флинн пыталась думать про то, что Уилф рассказывал о творчестве Даэдры, гадала, не зазвучит ли в голове голос, несущий пургу. Не зазвучал.
– Что это за говорящая штука? – спросила она.
– Когнитивный пакет, – ответил Уилф.
Дверь лифта открылась. Из кухни пахнуло запахами готовки.
– Он составляет бессмысленные по сути утверждения из заданного набора слов на любую выбранную тему. Я не буду провожать тебя наверх. Ты там уже была.
Недертон остановился перед лестницей.
– Я это говорила. Но не думала.
– Вот именно. Однако никто другой этого не заметит. Очень неплохо получилось для механического коллажа из домашних заготовок.
– Мне даже не по себе стало.
– По-моему, для нашей ситуации выход идеальный. А теперь иди наверх.
– Включи «Полли», когда я вернусь, ладно?
– Он где?
– На стуле в дальней комнате «Сольветры». Рядом с койками.
– Удачи, – сказал Уилф.
Она поднялась на два пролета по застланной ковром лестнице. Наверху мягко поблескивали мебель, стекло. Флинн хотелось помедлить и все разглядеть, но в дверях уже стояла Лоубир, держа ручку приоткрытой створки.
– Добрый день, – сказала она. – Заходи.
Шаг в зеленое с позолотой. Единственная лампа за стеклом, граненым, как алмаз.
– Как я понимаю, Гриф сейчас занимается безопасностью твоей мамы.
Флинн глянула на длинный темный стол, идеально гладкий и в то же время матовый, и пожалела, что комната уже не кажется ей штаб-квартирой Санта-Клауса. Обычная деловая обстановка, почти офис. Лоубир была, по обыкновению, в костюме. Флинн посмотрела на нее и увидела в ней Грифа сильнее, чем ожидала.
– Он – вы. То есть вы в молодости, – сказала она.
Лоубир склонила голову набок:
– Ты догадалась или он тебе открылся?
– У вас одинаковые руки. Недертон увидел поднос у нас на каминной полке. Сказал, что видел такой же в магазине у Кловис. Что она тут старая. Когда я подумала, что она здесь и там одновременно… то есть не одновременно, конечно… Наверное, тогда я сообразила, что вы тоже должны быть там.
– Совершенно верно, – ответила Лоубир, закрывая дверь.
– А я тоже тут есть, в этом смысле? – спросила Флинн.
– Мы тебя не нашли. Сохранилась запись о твоем рождении. О смерти – нет. Но тогда как раз начались печальные события, о которых, как я понимаю, ты знаешь от Недертона. Архивы времен глубокого джекпота настолько неполны, что их, можно считать, нет, и в Соединенных Штатах особенно. Там на какое-то время пришли к власти военные, которые по неизвестным причинам уничтожили огромные массивы данных. Будь ты сейчас жива, ты была бы примерно моей ровесницей. Это подразумевает огромное богатство либо очень мощные связи, что, как правило, одно и то же. В таком случае я бы смогла тебя отыскать.
– Вы не сердитесь, что я знаю?
– Ничуть. Почему бы мне сердиться?
– Ну, может быть, это секрет.
– Не от тебя. Проходи, садись. – Лоубир подошла к высоким темно-зеленым креслам во главе стола, дождалась, когда Флинн сядет, и опустилась в соседнее. – Как я поняла, Недертону понравился когнитивный пакет.
– Рада, что он хоть кому-то нравится.
– И ты посмотрела пистолеты.
– Зачем они мне нужны?
– Только один, – ответила Лоубир. – Второй для Коннера или для твоего брата, по обстоятельствам. Я надеюсь, до такого не дойдет. Однако за убийством угадывается привычка действовать грубо, и нам желательно иметь в запасе грубые средства.
Зеленые шторы на окнах были задернуты, и Флинн представилось, что за ними лабиринт: еще и еще зеленые шторы, как синяя пленка в «Сольветре».
– Что насчет президента Гонсалес? Гриф сказал, ее убили.
– Да. Это задало тон дальнейшим событиям.
– Вы сумеете ее спасти?
– Зависит от обстоятельств. Сегодня это еще не столько заговор, сколько климат.
– От чего зависит?
– От приема у Даэдры.
– Каким образом?
– «Сольветра» и Матрешка, как называют у вас другую сторону, соревнуются, кто захватит власть в мире. Гонка порождает субсекундные финансовые события. Мы не выигрываем. Не проигрываем, но и не выигрываем. Лев задействовал блестящие, но несколько доморощенные финансовые механизмы. Матрешка, у которой одна-единственная цель – убить тебя, опирается на более мощные правительственные механизмы здесь. Чтобы обеспечить победу «Сольветре» и затем с ее помощью предотвратить убийство Гонсалес, я должна положить конец Матрешке. Однако политическая система такова, что я не могу это осуществить, пока не получу доказательств или хотя бы подобия доказательств в деле об убийстве Аэлиты. Наш противник сейчас неизбежно наживает себе врагов. Я могла бы этим воспользоваться, раздавить противника их руками. Но чтобы это произошло, вы с Недертоном должны преуспеть на приеме у Даэдры.
Флинн глянула на буфет: серебро, хрусталь. Перевела взгляд на Лоубир:
– Все зависит от того, узнаю ли я гада с балкона?
– Да.
– Паршивенько.
– Безусловно. Однако если ты его узнаешь, то известишь меня и я начну действовать.
– А если я его не увижу? Или не узнаю?
– Давай пока не будем рассматривать такой вариант. Однако, если все пойдет по плану, мы столкнемся с новым уровнем сложности. Протокол приема настрого запрещает использование каких-либо личных средств связи. Как периферали, то есть устройства дистанционного присутствия, вы с мистером Пенске станете в некотором роде исключениями, но вас будут очень тщательно мониторить. Отсюда вопрос: как ты сообщишь мне, что опознала убийцу?
– И как же?
– На твою перифераль только что установили когнитивный пакет. Он включает в себя коммуникационную платформу, невидимую для системы безопасности, которая будет задействована на приеме. Ты будешь слышать меня, цитирую, как «шум в своих костях». Ощущения, насколько я поняла, довольные неприятные, однако для нас это единственный выход.
– И если он будет там?
– Куда более интересный вопрос для обсуждения. Вот почему я порадовалась, когда ты категорически не дала нам применить особо гнусное химическое оружие.
– Почему?
– Потому что на следующем этапе мне, возможно, потребуется в тебе именно это качество.
– Вы столько всего хотите знать, – сказала Флинн, – а мне ничего не объясняете.
– Нам надо сосредоточиться на текущем моменте.
– Кому «нам»?
– Тебе и мне, милая. – И Лоубир ласково потрепала ее по руке.
Сраньвилль
Недертон сидел в куполе гобивагена.
– Алло? – сказал он, как только открылось окошко «Полли». – Флинн?
– Она еще не вернулась, – ответил женский голос со знакомым акцентом. Изображение в окошке казалось абстрактным: вертикальные белые полосы все на том же синем фоне.
– Такома?
– Кловис. А ты – Недертон. – Она подняла «Полли», развернула.
Очень миловидные черты, насколько можно судить в таком невыгодном ракурсе, снизу. Короткие темные волосы. Недертон попытался увидеть хозяйку «Культуры Кловис», но перед глазами возник лишь ее старческий череп. Ужасно. Так, наверное, видел бы людей Бог, если бы существовал.
– Уилф, – сказал он. – Привет.
– Вот она.
Кловис повернулась, и он увидел Флинн. Она лежала головой на подушках, сверху громоздилась какая-то нелепая белая сверкающая конструкция. Глаза у Флинн были закрыты. Как будто он глядел на перифераль в дальней каюте, только сейчас это была она сама. Абсурд.
– Она нас слышит? – спросил он.
– Нет. Корона – автономный отсекатель. Так мне сказали. Я думала, у вас тоже такие есть.
– Есть, – согласился он. – Просто я не очень понимаю в технике. У нас они похожи на прозрачные обручи.
– Мы делали по вашей спецификации, но из подручных материалов.
Она вновь его развернула. На соседней кровати лежал брат Флинн с такой же короной, на дальней – кто-то незнакомый. Оба под синими одеялами. Вертикальные полосы, которые Недертон увидел в самом начале, были спинкой Бертоновой кровати. У второго мужчины тело под одеялом казалось совсем маленьким, детским.
– Кто это? – спросил он.
– Коннер.
– Пенске. Я видел его как учителя танцев.
– Кого?
– Перифераль брата Льва, инструктор по боевым искусствам. Прекрасный танцор, как я понимаю.
– Я бы что хошь отдала, лишь бы побывать там, увидеть все. – Она вновь развернула его к себе. – Чем могу быть тебе полезна, Уилф?
– Здесь есть окно?
– По другую сторону этой дебильной стены. – Она повернула его к поверхности, сложенной из каких-то белых пакетов, возможно с бумажными файлами. – И его залили полимером, так что все равно ничего не увидишь. А если бы и увидел, там только улица за торговым центром в Сраньвилле.
– Это название города?
– Прозвище. Мы с сестрой придумали. Те еще стервы.
– Я ее видел, – сказал он. – Она не стерва.
– Она мне рассказывала про тебя.
– Ты знаешь, когда Флинн вернется?
– Нет. Хочешь подождать? Можешь посмотреть новости. У меня есть планшет.
– Новости?
– В местных сегодня кое-что интересное. Луканы сматывают удочки. Гриф обеспокоен. Он нанял две пиар-фирмы, чтобы луканов не освещали в СМИ, и это работало. То, что они без всякой причины снялись с места, новость в масштабах страны. Потому что обычно они сами не уходят. Ты не сможешь переключить канал.
– Хорошо, я посмотрю, – сказал он. – Мне тут у вас очень нравится.
– Странные у некоторых вкусы.
Дружок
Флинн открыла глаза.
– Твой маленький дружок здесь, – сказала Кловис.
– Уилф?
– А у тебя и другие есть?
– Где он?
– Смотрит новости. – Кловис сняла с Флинн корону, положила на стол рядом с койкой.
Флинн перекатилась на бок, медленно села, спустила ноги на пол. Только что она стояла с Лоубир на кухне у Льва, смотрела в сад. Казалось, закрой глаза – снова его увидишь. Флинн зажмурилась. Не увидела. Открыла глаза.
– С тобой все хорошо? – спросила Кловис, глядя на нее пристально.
– Сдвиг часовых поясов, наверное, – ответила Флинн, вставая.
Кловис явно готова была ее подхватить, если начнет падать.
– Со мной все в порядке, – сказала Флинн. – Как Бертон?
– Отлично. Возвращался поссать, затем еще раз – пожрать и восстановить водный баланс. В центре Уолтера Рида им довольны.
Флинн подошла к стулу, на котором оставила «Полли». Кловис вдвинула телескопический стержень планшета и прислонила собственный планшет к спинке стула, на сложенном свитере. «Полли» смотрел эпизод «Чудес науки» про самопроизвольное возгорание людей.
– Эй, – сказала Флинн. – Привет.
– Ой! – Сферическое тело «Полли» качнулось на неподвижных колесах, наклонив назад планшет вместе с камерой. – Передача меня напугала. Я все время представлял, что мое тело в куполе гобивагена самовозгорается. Началось после новостей, а я не мог переключить канал.
– Хочешь досмотреть вторую половину? Там будет погружение с аквалангом в старую часть Нижнего Манхеттена.
– Нет! Я хотел повидаться с тобой.
– Я иду есть. Возьму тебя в «Суши-лавку».
– Что это?
– Ресторанчик Хуна. В другом конце торгового центра. Мэдисон пробил дыры насквозь и построил хомячковый лабиринт из кровельной плитки. – Флинн глянула на свое отражение в зеркальце, которое кто-то (возможно, Кловис) приклеил к синей пленке кусками бирюзового скотча. – После короны на голове ужас в кошмаре.
Она села на стул, поставила «Полли» на пол и надела обувь. «Полли» вытянул стержень, заурчал и покатился вперед, крутя планшетом из стороны в сторону.
– Стой! – крикнула Флинн, вставая. Она догнала его, взяла на руки и шагнула в щель.
– Очень странное зрелище, – заметил Уилф. – Похоже на какую-то примитивную игру.
– Скучная игра.
– Они все такие. Зачем это?
– Если на нас нападут, мы сможем пройти в «Суши-лавку» и взять суп с креветками.
– Какой смысл?
– Думаю, мальчикам нравится играть в войнушку. Хотя, наверное, идею предложила Лоубир, а Бертон и мой друг Мэдисон так воплотили.
– Кто такой Мэдисон?
Флинн шагнула через дверь в центральной стене:
– Муж моей подруги, очень славный. Играет в «Су – двадцать семь».
– Что это?
– Авиасимулятор. Старые русские самолеты. Лоубир – Гриф.
Он не ответил. Флинн остановилась между двумя стенами из мешков, подняла «Полли» к лицу.
– Гриф? – переспросил он.
– Гриф. Станет ею. Но не совсем. Типа это уже не ее прошлое, ничего такого с нею не случилось, так что он не проживет ее жизнь. – Флинн пошла дальше.
– Ты как-то умеешь все просто принять.
– Ты в будущем, где наноботы едят людей, можно менять тела, а правят короли с гангстерами. И все это принимаешь, верно?
– Нет, – ответил он за мгновение до того, как она, пригнувшись, вошла к Хуну на кухню. – Не принимаю. Я все это ненавижу.
Утро «Сольветры»
Томми пришел и сел на корточки рядом с пенопластом, держа шляпу в руках. От таблетки, которую накануне дала ей Такома, Флинн чувствовала себя немного пришибленной, зато и выспалась по-настоящему впервые за много дней.
– Сядь на пенку, Томми, не порти колени, – сказала она.
– Тебя, что ли, не могли устроить поудобнее? – Томми, повернувшись на пятках, опустился задом на пенопласт.
– На больничной койке чувствуешь себя в больнице. А Бертон и Коннер оба много пердят. Что там с луканами, которые уматывают? Мы точно их не купили?
– Точно, – ответил он. – Почему я и разбудил тебя в такую рань. Чтобы тебе это все сказать.
– Что? – Она приподнялась на локте.
– Думаю, те ребята велели луканам сдать назад, потому что они медиамагнит. Не столько сами по себе, но добавь чего-нибудь до кучи, журналюги слетятся со всех сторон. Или если они делают что-нибудь необычное, например уходят по доброй воле, – это тоже тема для новостей. Ваши пиарщики более или менее успешно выводят вас за скобки, но все равно вокруг ухода луканов шума много.
– Зачем конкурентам нужно, чтобы луканы ушли?
– Чтобы не было лишнего внимания, когда по городу вдарят всерьез, – сказал Томми.
– Это как?
– Безбаши. Вагон и маленькая тележка. Транспорт, личный состав. Информаторы Грифа говорят, сюда направляются два больших конвоя. Колонны белых фургонов. А двоюродный брат Бена Картера сейчас на бывшем участке Пиккета с большим подразделением безбашей. Он сказал Бену, что, по слухам, их сегодня перебросят в город – окончательно разобраться с недобитыми мерзавцами из наркоимперии Корбелла Пиккета. Которую, оказывается, уничтожили они, а не твой бдительный братец, его лучший друг и протез от ветеранской администрации.
– Они едут сюда?
– Вот именно.
– А мы – недобитые мерзавцы?
– Бинго!
– Они настолько продажны?
– В нынешнем мире – да. По крайней мере в последние двое суток. Однако не тебе удивляться – ты владеешь долей в организации, которая первая начала массово скупать госчиновников.
– И что будет, когда они сюда придут?
– Мы окажем сопротивление при аресте. Вне зависимости от того, как поведем себя на самом деле, скажут, что мы сопротивлялись аресту. Штабель из черепицы от умных снарядов не защитит – их создавали именно против таких доморощенных укреплений при уличных боях. Потолок здесь – одно название, да и в любом случае у безбашей есть ударные дроны. В бункере они бы нас точно так же достали. Плюс ребята Бертона по жизни не склонны расходиться миром.
– Почему это происходит именно сейчас?
– Гриф считает, оба кулака на самой верхней части биты, дальше некуда. Конкуренты купили человека, который отдает приказы безбашам, и над ним уже нет никого, кого могли бы купить вы.
– А если Гриф напрямую выйдет на Гонсалес?
– Как я понимаю, уже вышел. Если не напрямую, то сильно близко. Но это политика, и расклад такой, что с безбашами даже президент ничего поделать не может.
– Когда они будут здесь?
– К вечеру, но они обычно начинают операции после полуночи.
– Ты можешь встретить их и помочь им наводить порядок, Томми. Я не понимаю, зачем тебе лезть в петлю вместе с нами.
– Иди в жопу, – добродушно ответил Томми. – Хочешь буррито? Я тебе принес.
– А почему я запаха не чувствую?