Маргарита, Мастер и Евангелие от Воланда




Необходимо отметить, что представленная выше концепция нравственного выбора (Пилат и Мастер предают истину из эгоизма, а Маргарита спасается и спасает Мастера любовью), взятая отдельно, без учета несоответствия Пилатовых глав Евангелию, конечно, представляется вполне убедительной. Но при прочтении романа в контексте христианской культурной традиции вскрываются такие факты, которые ставят под сомнение само понятие истины, за которую могли бы пострадать герои.

Прежде всего, невозможно согласиться с утверждением, что евангельская история романа о Пилате – «это на редкость точное прочтение этой легенды, ее смысла – прочтение, в чем-то гораздо глубже и вернее, чем евангельское ее изложение».[38] Исчерпывающую критику несоответствий с каноническими евангелиями дал М. М. Дунаев, он показал множество отличий образа Иешуа от билейского образа Христа. Главное, что в романе о Пилате Иешуа изображен не как Сын Божий, пришедший взять на себя грехи всего мира, а как слабый, наивный и не знающий своего будущего (просит Пилата отпустить его) человек, правда обладающий экстрасенсорными способностями. Бессмертие и могущество, которые Иешуа обретает, он получает уже после смерти.

Также невозможно признать за истину и утверждения о том, что «образ Маргариты продолжает славную плеяду русских женщин, изображенных... Пушкиным, Тургеневым, Толстым».[39] Возможно ли допустить, чтобы пушкинская Татьяна могла пойти против совести и оставить своего законного супруга ради сомнительного счастья с Евгением? Ее слова «но я другому отдана; я буду век ему верна» стали символом христианской нравственности. Совсем не так поступает Маргарита, она хочет оставить своего мужа, который ей не причинил «никогда никакого зла». Маргарита не имеет нравственной твердости, до встречи с Мастером она уже испытывает демоническое воздействие на свою душу – хочет отравиться, «потому что жизнь ее пуста».[40]

Но может быть, тургеневская Лиза Калитина согласилась бы на такое незаконное сожительство? Нет, узнав, что брак с Лаврецким невозможен, она уходит в монастырь – посвящает себя Богу. И конечно, она ни при каких обстоятельствах не продала бы душу дьяволу.

Не выдерживает Маргарита сравнения и с предполагаемым ее литературным прототипом – Маргаритой из «Фауста» Гете.

Необходимо отметить, что главная героиня романа изначально замышлялась Булгаковым как воплощение порочных начал. Об этом свидетельствуют ранние редакции романа. Так, во второй полной редакции в сцене натирания кремом автор наделяет героиню «распутными глазами».[41] А на балу у Воланда Маргарита ведет себя уже совсем развратно: «Гроздья винограду появились перед Маргаритой на столике, и она расхохоталась — ножкой вазы служил золотой фаллос. Хохоча, Маргарита тронула его, и он ожил в ее руке. Заливаясь хохотом и отплевываясь, Маргарита отдернула руку. Тут подсели с двух сторон. Один мохнатый, с горящими глазами, прильнул к левому уху и зашептал обольстительные непристойности, другой — фрачник — привалился к правому боку и стал нежно обнимать за талию. Девчонка уселась на корточки перед Маргаритой, начала целовать ее колени.

— Ах, весело! Ах, весело! — кричала Маргарита, — и все забудешь. Молчите, болван! — говорила она тому, который шептал, и зажимала ему горячий рот, но в то же время сама подставляла ухо».

В связи с этой сценой А. Барков высказывает удивление: «Да, очень яркий пассаж. Но при чтении его не покидает чувство удивления — как можно после такого красочного описания поведения шлюхи настаивать на версии о том, что под Маргаритой Булгаков подразумевал свою собственную жену, даже если она когда-то и давала для этого повод (если верить В. Я. Лакшину).[42] Ведь русский человек может поставить жене синяк под глазом, <…> может, наконец, выгнать ее в ночной сорочке на мороз; но изобразить ее в таком виде письменно... Нет, на такое зверство ни один русский не способен... Как бы там ни было, интерпретация образа Маргариты в ключе таких понятий как «светлая королева», «пленительный образ» и т.п. не выдерживает никакой критики».[43]

Можно привести много других примеров, но, думается, что и этих достаточно для того, чтобы повременить ставить Маргариту в «славную плеяду русских женщин» и провозглашать ее «гением любви». Сопоставление Маргариты с женскими идеалами русской литературы доказывает исходную посылку, что Булгаков создавал грандиозную пародию на все сферы человеческой жизни, утратившие связь с Богом. И в Маргарите он создал такой пародийный образ – антиидеал русской женщины, который, парадоксально, приняли за действительный идеал.

Если Маргарита не «гений любви», то «гений ли творчества» Мастер? Для этого надо ответить на вопрос: каков источник его творческого вдохновения? Ведь одна из типических особенностей русской культуры – отождествление писателя (поэта) с пророком, божественным «глаголом жгущего сердца людей». Его вдохновение – от Духа Божия.

Определить исток вдохновения Мастера помогут две детали. Первая: что подвигло Мастера бросить работу в музее и начать писать роман о Пилате? Выигрыш ста тысяч рублей. Откуда он достал облигацию? Первоначально облигацию дали в музее, но в решающий момент Мастер вынимает ее из корзины с грязным бельем: «Вообразите мое изумление, – шептал гость в черной шапочке, – когда я сунул руку в корзину с грязным бельем и смотрю: на ней тот же номер, что и в газете!» Деньги – из грязи, из нечистого места. Несомненно, это намек на инфернального чудесного дарителя. И вторая деталь: сгоревшая рукопись возрождается из пепла на балу у Воланда. При этом она тоже появляется из нечистоты: «Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей…». Такое сниженное, инфернальное происхождение романа показывает, что Пилатовы главы содержат не истинное Евангелие, а пародийное антиевангелие, автором которого является не Мастер, а Воланд. Роман о Пилате, по замыслу Булгакова, это Евангелие от Воланда.

С первой редакции романа неизменным оставалось главное действие: Воланд рассказывает воинствующим атеистам (Берлиозу и Бездомному) «подлинную» историю о Иешуа и Понтии Пилате. Сам Мастер появляется довольно поздно – в рукописях 1931 года (позже, чем Маргарита). Автором же романа о Пилате он становится еще позже – только осенью 1933. До этого прямое авторство Воланда несомненно. Сохранилась авторская «Разметка глав», датированная 6 октября 1933 года. В 10-й главе – «Иванушка в лечебнице приходит в себя и просит Евангелие вечером. Ночью у него Воланд». 11-я глава: «Евангелие от Воланда».

Даже свое имя Мастер получил от Воланда: «В первых редакциях романа так почтительно именовала Воланда его свита (несомненно, вслед за источниками, где сатана или глава какого-либо дьявольского ордена иногда называется «Великим Мастером»)».[44]

Как отмечает диакон Андрей Кураев, «двух Мастеров в романе никогда не было: когда Мастером был Воланд, любовник Маргариты назывался «поэтом»… Переход имени означает и частичный переход функции. Но авторство черного евангелия теперь решается так же, как и в случае с евангелиями церковными. В богословии различаются «Евангелие Христа» и «евангелие от Матфея». «Евангелие Христа» – это проповедь самого Христа. Четыре «Евангелия от...» – это передача проповеди Христа четырьмя различными людьми. «От» – это перевод греческого предлога «ката», смысл которого точнее было бы перевести «по». В каждой из этих передач есть свои акценты и приоритеты. Значит, названия наших главных церковных книг – «Евангелие Иисуса Христа по Матфею», «...в передаче Матфея». Вот также теперь и у Булгакова различается «евангелие Воланда» и «евангелие от Мастера». Автором первого является непосредственно сатана, а вот литературное авторство второго передается человеку – Мастеру».[45] Как справедливо отметил диакон Михаил Першин, «вероятно, речь здесь может идти о своеобразной черной синергии художника и бесовской силы».[46]

Но Воланд изображает удивление: «И вы не могли найти другой темы?». Как будто он не знает, какой роман писал Мастер и почему сюжет романа полностью совпадает с его рассказом о Пилате, который начинается до появления Мастера и продолжается уже после того, как Мастер сжег свой роман. И начинает и завершает рассказ – Воланд. Причем он представляет этот рассказ на правах «очевидца»: «Боюсь, что никто не может подтвердить, что то, что вы нам рассказывали, происходило на самом деле, – заметил Берлиоз. – О нет! Это может кто подтвердить! – начиная говорить ломаным языком, чрезвычайно уверенно ответил профессор. – Дело в том... что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте». Мастер – угадывает («О, как я угадал! О, как я все угадал!»), а Воланд – видит. Мастер отсылает Ивана за продолжением к Воланду («ваш знакомый с Патриарших прудов сделал бы это лучше меня»). Воланду же ни к чему ссылка на Мастера. Интересно предложение Ивана Бездомного Воланду, оно тоже говорит о том, что автор романа именно он: «Так вы бы сами и написали евангелие, – посоветовал неприязненно Иванушка. Неизвестный рассмеялся весело и ответил: – Блестящая мысль! Она мне не приходила в голову. Евангелие от меня, хи-хи...».

Андрей Кураев так комментирует этот эпизод: «Тут видна ложь, без которой немыслим образ сатаны. «Евангелие от дьявола» уже написано и уже известно соавтору. Но Воланд отрекается от авторства. Также он поступит и в окончательной версии романа – сделав удивленный вид при встрече с Мастером. Что ж – «поздравляю вас, гражданин, соврамши!». Что Воланд знаком с Мастером и его романом, выдает сам Мастер, когда в больнице говорит Иванушке – «Воланд может запорошить глаза и человеку похитрее». Штука в том, что Иванушка имени Воланда и сам не знал и Мастеру не называл… Да и сам Воланд поначалу намекает о том, что одна вполне конкретная рукопись интересует его и именно этот интерес и завлек его в Москву: «Тут в государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского, десятого века, так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист». Объяснение весьма интересное. Герберт Аврилакский – это римский папа Сильвестр II (999-1003). Еще не будучи папой, он изучал у арабских ученых математику. Его подозревали в занятиях магией, но вряд ли эти обвинения были основательны – иначе он не был бы избран на папский престол. Тем не менее, фигура Сильвестра стала одним из прототипов легенды о докторе Фаусте. Легенда гласила, что Герберт уговорил дочь мавританского учителя, у которого он учился, похитить магическую книгу ее отца. С помощью этой книги он вызвал дьявола, а уж дьявол сделал его папой и всегда сопровождал его в образе черного лохматого пса.

Как видим, Воланд прибыл в Москву для знакомства с рукописью одного из Фаустов. В подвалах дома Пашкова Воланд замечен не был. А вот с рукописью нового Фауста – Мастера – он и в самом деле познакомился. Но о ее существовании он знал все же с самого начала…».[47]

Таким образом, автор романа о Пилате (Евангелия от сатаны) – Воланд, и цель его приезда в Москву – рукопись Мастера, его лжепророка. Возникают вопросы. Для чего Воланду так необходима эта рукопись? И какую роль должны сыграть в замысле Воланда Берлиоз и Иван Бездомный?

 



Поделиться:




Поиск по сайту

©2015-2024 poisk-ru.ru
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2019-05-16 Нарушение авторских прав и Нарушение персональных данных


Поиск по сайту: