В 1971 году группа исследователей из университета Буффало, под руководством доктора Роберта Б. Гибсона сообщила, что меньше чем дюжина обычных медицинских рентгенов, направленных на одну и ту же часть тела, увеличивает риск лейкемии в мужчинах по крайней мере на шестьдесят процентов. Другие ученые выразили свою озабоченность растущим американским безумном увлечении рентгенами и убеждали всех прекратить это безумие, призывая даже положить конец рентгенограммам груди для обнаружения туберкулеза. И это всего лишь «обычные» рентгены, безопасные по сравнению с интенсивной радиацией, которой сегодня «лечат» раковых больных. Облучение вызывает рак по крайней мере из‑за двух факторов.
Во‑первых, оно наносит телу чисто физическое повреждение, тем самым запуская производство трофобластовых клеток как часть заживляющего процесса.
Во вторых, оно ослабляет или уничтожает производство лейкоцитов, которые составляют иммунологический механизм защиты организм против рака в целом. Как и в случае хирургии, статистика говорит о том, что практически нет никаких твердых доказательств того, что облучение фактически улучшает состояние пациента для его дальнейшего выживания. Национальный хирургический вспомогательный проект в области рака груди, предварительно упомянутый в связи с хирургией, также провел исследования эффекта облучения, и вот резюме полученных ими данных:
«… использование облучения не обеспечивает никакого заметного преимущества для пациентов в смысле освобождения от болезни в целом.»
В августе 1998 году, журнал Science издал обзор данных более чем за 30 лет, где сообщалось, что радиотерапия может фактически уменьшить возможность долговременного выживания пациента:
«Данные девяти исследований показывают, что лучевая терапия после хирургии фактически уменьшает возможность выживания многих пациентов, особенно тех, чей рак находился в начальной стадии. Полученные данные появились в журнале Lancet за 25 июля. Срок выживания свыше 2‑х лет после операции составлял 48 % для тех, кто прошел впоследствии через лучевую терапиюи и 55 % для тех пациентов, кто ограничился операцией.»
Это крайне смущающий факт для радиологов, поскольку он ставит под вопрос само их существование в медицинском братстве. Следовательно, вряд ли мы услышим от них какие‑либо обсуждения этой темы, как мы ничего не услышим от тех, чьи средства к существованию зависят от установки, продажи, использования, или обслуживания акселераторов стоимостью в миллионы долларов. Однако, приятным удивлением было услышать правду от трех радиологов, которые высказались по этому поводу. Это были Уильям Пауэрс, доктор медицины, директор отдела лучевой терапии в Вашингтонской университетской школе медицины, Филипп Рубин, доктор медицины, руководитель отдела радиотерапии в университете Рочестерской военно‑медицинской школы, и Вера Петерс, доктор медицины, из госпиталя принцессы Маргарет в Торонто, Канада.
Доктор Пауэрс заявил:
«Хотя дооперационная и постоперационная лучевая терапия использовалась экстенсивно и в течение многих десятилетий, все еще нельзя доказать определенную клиническую выгоду от этого объединенного метода лечения. Даже если уровень лечения действительно улучшается при комбинации радиации и терапии, необходимо также сказать о том, чем пациент „платит“ за это, учитывая его повышенную заболеваемость, которая может случиться с пациентом в качестве неблагоприятного ответа на дополнительную терапию.»
Что подразумевает доктор Пауэрс, когда говорит о «повышенной заболеваемости» – то, что радиация делает людей больными. В исследовании Оксфордского университета говорилось, что много женщин, которые получили радиацию, умерли от сердечных приступов, потому что их сердца были ослаблены этим лечением. Радиация также ослабляет иммунную систему, которая может привести к смерти от побочных причин, типа пневмонии. Многие пациенты, в чьих свидетельствах о смерти записано «пневмония», «остановка сердца» или «отказ органов дыхания» реально умерли от рака – или, чтобы быть более точными – от лечения от рака. И именно таким образом раковая статистика – на основе данных свидетельств о смерти – скрывает правду о крахе ортодоксальной терапии рака.
На уже упомянутой конференции радиологов доктор Филип Рубин рассмотрел статистику выживания раковых больных, изданную журналом Американской медицинской ассоциации. Он заключил:
«Клинические свидетельства и статистические данные, процитированные в многочисленных обзорах, никоим образом не проиллюстрировали достижение уровня выживания за счет добавления методов терапии облучения.»
Доктор Петерс добавил:
«В области карциномы груди смертность осталась на прежнем уровне, что говорит о том, что за прошедшие тридцать лет не происходит никакого видимого прогресса несмотря на то, что налицо все техническое усовершенствование и хирургии и радиотерапии в течение того же самого времени.»
Несмотря на почти универсальный опыт врачей, доказывающий обратное, Американское раковое общество все еще лепечет публике, что их статистические данные показывают более высокую норму восстановления у лечившихся пациентов по сравнению с нелечившимися. В конце концов, если бы это было не так, как бы они еще смогли заставить пациента потратить свои деньги или принять всю боль и обезображивание, связанное с этими ортодоксальными методами? Но как они могут избежать неприятностей, высказывая подобную откровенную ложь?
Ответ состоит в том, что они действительно не врут – а только немного обходят правду. Другими словами, они просто регулируют методами сбора и оценки статистики, чтобы гарантировать желательные результаты. По словам доктора Хардина Джонса:
«Оценка клинического ответа рака на лечение хирургией и радиацией, отдельно или в комбинации, приводит к следующим данным: свидетельство о более высоком уровне выживания группы, прошедшей лечения, по сравнению с другой группой, не проходившей лечение, основано на смещенном определении этих групп. Все исследования отбирают случаи со времени начала болезни и следуют за ними до самой смерти или до конца интервала исследования. Если люди в не проходящей лечение или центральной группе умирают во время этого интервала исследования, о них сообщают как о смертельных случаях в контрольной (не проходившей лечения) группе. В группе лечения, однако, смертельные случаи, которые происходят перед завершением лечения, отклоняются и не попадают в данные, так как эти пациенты не проходят по категории „подвергшиеся курсу лечения“. И чем дольше им требуется времени для завершения лечения, как в случае многоступенчатой терапии, тем больше становится статистическая ошибка.»
Такая статистическая ошибка существенна, но сомнительно, что она могла лечь в основу победной декларации Американского ракового общества, что «усилиями людей медицинской профессии и Американского ракового общества совместно с FDA полтора миллиона человек избавились от этой болезни».
Ответ заключен в факте, что есть некоторые формы рака, типа рака кожи, которые очень хорошо реагируют на подобное лечение. Часто они задерживаются или угасают сами, без какого‑либо лечения. Крайне редко они приводят к смерти. Но они затрагивают большое количество людей – достаточное, чтобы изменить статистические данные решительно. В начале, рак кожи не включался в национальную статистику. Кроме того, в недавнем прошлом, немногие люди шли к докторам за лечением кожи, предпочитая свои домашние средства, многие из которых работают не менее успешно, чем более продвинутые с научной точки зрения современные методы.
Во всяком случае, поскольку докторов стало больше, а люди стали более состоятельными, они больше стали искать профессиональную медицинскую помощь, поскольку старомодные средства все более и более приобретают дурную славу. Таким образом, повысилось число зарегистрированных раковых образований на коже, и Американское раковое общество стало рассматривать их как свой главный статистический участок. Так что, все, что они должны были сделать, чтобы сказать о тех полутора миллионах успешных случаев, это включить в свою статистику рак кожи – сальто‑мортале! Как показал доктор Хардин Джонс, начиная с 1940 года, с помощью подтасовки терминов различные сомнительные виды злокачественности стали классифицироваться как рак. С этих пор пропорция вылеченного «рака» начала неуклонно возрастать, ибо в статистику попадали все сомнительные диагнозы.
Американское общество рака утверждает, что пациенты теперь живут дольше благодаря ортодоксальной терапии. Но люди не живут дольше после того, как они получили рак; они живут дольше после того, как им был поставлен такой диагноз. Современными диагностическими методами рак может быть обнаружен на более ранней стадии. Время между диагнозом и смертью удлиняется, но длина самой жизни никак не увеличивается. Это просто еще один статистический обман.
Когда используется рентгенотерапия, количество лейкоцитов в крови уменьшается и следовательно пациент оказывается более восприимчивым к инфекциям и другим болезням. Для таких пациентов в порядке вещей умереть от пневмонии, например, а не от рака. И, как было заявлено предварительно, именно это заключение появляется в свидетельстве о смерти – так же как и в общей статистике.
Говорит доктор Ричардсон:
«Я видел пациентов, у которых был парализован спинной хребет после кобальтовой радиации, и после витаминной терапии они приходили в норму. Мы справились с их раком, но радиогенная манипуляция была такова, что ходить они уже не могли. И это кобальт, а не рак, который убивает.»
Есть старая шутка о докторе, который сказал недавней вдове: «Вы будете счастливы узнать, что мы вылечили болезнь вашего мужа как раз перед самой его смертью». Смерть американского сенатора Пола Тсонгаса в январе 1997 года была доказательством, что это никакая не шутка. В его некрологе так и значилось: госпитализированный 3 января с проблемой печени после лечения от рака, Тсонгас не имел рака в качестве причины смерти.
Если пациент достаточно силен, чтобы пережить радиацию, он опять оказывается перед закрытой дверью. Как только рак дает метастазы ко второму местоположению, нет фактически никакого шанса, что пациент будет жить. В дополнение к своей почти нулевой ценности в качестве средства выживания, радио‑терапия имеет свойство распространять рак, с которым она должна сражаться.
Одно из наиболее громких заявлений Американского ракового общества гласит, что ранний диагноз и раннее лечение увеличивают шансы на выживание. Это один из тех лозунгов, который приводит миллионы людей в офисы их докторов для таинственной процедуры под названием ежегодная проверка. «Проверка с чеком» могут быть эффективным стимулом дохода раковой промышленности, но ее медицинская ценность отнюдь не доказана всей шумихой, раздутой вокруг нее.
Доктор Хардин Джонс заявил решительно:
«Рассматривая продолжительность образования злокачественных опухолей, стоит отметить, что никакие исследования не установили чаемого положительного отношения между ранним обнаружением рака и благополучным выживанием после лечения. Серьезные попытки связывать быстрое лечение с шансами на выживание были неудачны. В некоторых типах рака, наоборот, была найдена противоположная картина: рак с короткой продолжительностью признаков имел шанс на „то, чтобы быть вылеченным“. Долгая продолжительность признаков перед лечением в нескольких случаях рака груди и шейки бедра связана с дольшим, чем обычно, выживанием. Ни выбор времени, ни степень лечения злокачественности заметно не поменяли средний уровень болезни. Существует возможность, что лечение даже ухудшает ситуацию.»
Ввиду всего этого, поистине невыносимо наблюдать представителей ортодоксальной медицины, непрерывно предупреждающей публику против использования амигдалина на том основании, что это будет препятствовать больным раком извлекать выгоду из «доказанных» лечений. Заявление доктора Ральфа Вейлерстейна из Калифорнийского отдела здравоохранения, процитированное в начале этой главы, крайне типично. Но доктор Вейлерстейн уязвим в двух пунктах. Во‑первых, редко можно найти пациента, который ищет амигдалин прежде, чем он уже подвергся «современным лечебным методам» хирургии и радиации. Фактически, большинство из них было объявлено безнадежным после того, как эти методы терпели неудачу, и только тогда эти люди обращаются к витаминной терапии как к последнему прибежищу. Таким образом, в этом отношении доктор Вейлерстейн просто свалял дурака. Но, что самое важное, так это тот факт, что лечения Вейлерстейна просто не работают.
Сражаясь как одинокий воин внутри вражеской цитадели, доктор Дин Берк из Национального института рака неоднократно об этом говорил. В письме своему боссу, доктору Франку Рошеру, он написал:
«Несмотря на все предшествующие свидетельства… чиновники Американского ракового общества и даже Национального института рака продолжают обращаться к публике со своей формулировкой, что приблизительно один из каждых четырех случаев рака теперь „вылечен“ или „контролируется“, но едва ли это утверждение может иметь надлежащую статистическую или эпидемиологическую поддержку, чтобы быть значащим с научной точки зрения, а не просто эффективным для сбора фондовых средств. Такое утверждение в высшей степени вводит в заблуждение, так как скрывает факт, что, говоря о системных или метастатических раковых образованиях, фактическая цифра в смысле среднего пятилетнего выживания является едва большей чем 1 в 20 случаях.»
Можно спросить доктора Вейлерстейна, где все эти современные лечебные методы, к которым он, Калифорнийский раковый консультативный совет и вся его администрация, так многословно апеллируют? Нет, распространившийся рак, в его различных формах и видах остается, вообще говоря, столь же «неизлечимым» как и во время поправки Кефэйвера десять лет назад.
Статистические данные Американского ракового общества очаровательны. Они представляют собой множество таблиц и диаграмм, определяя местоположение рака, его пол, возраст, и географию. Но когда настает время простых чисел, доказывающих «доказанные лечения», вы их не найдете. Там есть только одно недоказанное утверждение: «Один из трех пациентов сегодня может быть спасен по сравнению с одним из пяти в прошлом поколении.» Это, возможно, верно, а возможно, и нет, в зависимости от смысла слова «спасен». Но даже если мы и не оспариваем это, мы должны иметь в виду, что есть своя выгода в количестве тех, кто болен раком. Почему? Вот официальное объяснение:
«Главные факторы – увеличивающийся средний возраст и размер населения. Наука победила много болезней, и средняя продолжительность жизни американцев стала больше. Более длинная жизнь приводит человеку к возрасту, в котором с ним случается рак – начиная, примерно, с пятого десятка.»
Все это кажется вероятным – пока мы не исследует факты:
• Во‑первых, увеличивающийся размер населения не имеет к этому никакого отношения. Статистические данные «один из трех» и «один из пяти» являются пропорциональными, а не числовыми. Они представляют отношения, которые применяются независимо от размера населения.
• Во‑вторых, средняя продолжительность жизни населения была увеличена менее, чем на три года между 1980–1996 гг. Это никаким образом не относится к катастрофическому показателю увеличения смертности от рака в пределах того же времени.
• И в‑третьих, увеличение среднего возраста не может быть фактором, касающимся нашей проблемы – свободные от рака хунзаки и абхазцы доказывают это весьма однозначно.
В мае 1986 года, облака пропаганды рассеялись, и лучик солнца правды ворвался в медицинские СМИ. Журнал медицины новой англии опубликовал отчет Джона К. Бэйлара и Элайн М. Смит. Доктор Бэйлар был из отдела биостатистики школы здравоохранения; доктор Смит была из Медицинского центра университета Айовы. Их сообщение было брутальным в своей честности:
«Некоторые предпринятые меры по контролю за раком, кажется, показывают нам существенное продвижение, другие говорят о потерях, а третьи показывают стояние на одном месте. Делая свой преднамеренный выбор, мы можем говорить об этих мерах в широком спектре от подавляющего успеха в борьбе против рака до полного провала.
Наш выбор критерия для оценки прогресса, достигнутого против рака – уровень смертности для всех форм объединенного рака, относительно средней возрастной шкалы 1980 года в США. Этот критерий не затрагивает эффекта изменения в возрастном составе населения, не имеет дела с выборочным сообщением данных, чтобы поддержать те или иные взгляды, минимизирует изменения в диагностических критериях, связанных с недавними достижениями в экранировании и распознавании, и непосредственно беспокоится о главном результате – смерти.
Критерий смертности показывает нам медленное и устойчивое увеличение вот уже более чем несколько десятилетий, и нет никакого свидетельства недавней нисходящей тенденции. В этом клиническом смысле мы проигрываем войну против рака. И главное заключение, которое мы можем сделать, состоит в том, что после 35 лет интенсивных усилий по улучшению наших методов лечения, мы должны констатировать наш профессиональный провал.»
В последующем сообщении, выпущенном одиннадцать лет спустя, Доктор Бэйлар показал, что мрачная картина не улучшилась. Он сказал: «Мы отдавали этому все наши лучшие силы в течение многих десятилетий: миллиарды долларов, лучшие научные умы и таланты. Это не окупилось.»
Ясно, что Американское раковое общество пробует успокоить американцев. Но правда состоит в том, что у ортодоксальной медицины нет «доказанных лечений от рака» и все, что она имеет – ничтожно мало по сравнению с тем престижем, которым она обладает, деньгами, которые она собирает, и тем снобистским презрением, которым она обдает тех, кто не соглашается подписываться на ее «доказанные лечения».
Глава 11
Новый вид убийства
Краткое содержание:
1. Эффект антираковых химических препаратов, вызывающих рак.
2. Одобренные FDA эксперименты на людях приводят к смерти от лекарств, а не от рака.
18 августа 1973 г. следующая статья под заголовком появилась в Los Angeles Times 18 августа 1973 г., под заголовком: рак «ставит на место» амигдалин:
«Лос‑Анджелес (агентство ЮПИ) – изготовителей и дистрибьютеров препарата амигдалин президент Американского ракового общества штата Калифорнии назвала „поставщиками обмана и прямого шарлатанства“.»
Элен Браун сказала, что FDA планомерно изучала амигдалин, получила отрицательные результаты, и запретила его использование в качестве средства от рака.
Раковое шарлатанство – это «новый вид убийства», согласно миссис Браун, которая добавила, что теперь существует уже 10 видов рака, которые могут быть вылечены или контролироваться химиотерапией – лечение болезни фармопрепаратами.
Меньше чем месяц спустя, говоря на национальной конференции Американского ракового общества по вопросу о роли медсестер, госпожа Браун сказала категорически: «Сегодняшнее медицинское знание позволяет вылечить семьдесят процентов всех раковых образований, если они обнаружены рано».
Представители американского общества рака никуда не могут уйти от своего мифа «доказанных лечений». Но едва ли они могут выглядеть глупее в глазах тех, кто знает что‑то об истинной статистике выживания, когда они говорят о лечениях радиацией, хирургией или химиотерапией.
Мы кратко рассмотрели несчастные результаты, полученные ортодоксальной хирургией и радиацией. Однако, отчеты о так называемых наркотиках (химиопрепаратах, лекарствах и др.) многим ужаснее. Главная причина этого состоит в том, что большинство их, используемое в настоящее время, обладает высокой степенью токсичности, проще говоря, они ядовиты по отношению не только к раку, но и к остальному организму. И в целом, они в гораздо большей степени ядовиты по отношению к здоровым тканям, чем к злокачественной клетке.
Все вещества на земле могут быть токсичны, если их количество превышает норму. Это истинно для аспирина, сахара, лаэтрила и даже для воды. Но, в отличие от них, антираковые химикалии ядовиты сами по себе. Их токсичность по отношению ко всему организму – не результат передозировки или некий побочный эффект, это их основной эффект. Другими словами, анти‑злокачественные препараты преднамеренно ядовиты. Далее, эти химикалии выбраны, потому что они способны к дифференциации между типами клеток и, следовательно, они отравляют некоторые типы клеток больше, нежели другие. Но не придите к заключению, что они различают раковые клетки от нераковых, уничтожая только раковые клетки, потому что это не так, к великому сожалению.
Клеточные яды, используемые в ортодоксальной терапии рака сегодня, не могут отличать раковые клетки от нераковых. Они воздействуют, дифференцируя различные клетки по степени их деления: одни клетки являются быстроразмножающимися, а другие – медленно размножающимися или не размножающимися вообще. Клетки, которые активно делятся – это их мишени. Следовательно, они уничтожают не только раковые клетки, которые делятся, но также и множество нормальных клеток, застигнутых в процессе деления. В случае такого рака, когда скорость деления раковых клеток происходит медленнее, чем скорость деления обычных клеток, не существует ни одного теоретического шанса убить раковые клетки у пациента, прежде чем яды уничтожат самого пациента.
Отравление всего организма – цель этих химикалий. Токсины ловят гемоциты в процессе деления и вызывают сепсис (отравление крови). Желудочно‑кишечный тракт содрогается в конвульсиях, вызывая у пациента тошноту, понос, диарею, потерю аппетита, запоры и прогрессирующую слабость. Волосяные клетки быстро растут, следовательно – неизбежно выпадение волос в течение сеанса химиотерапии. Она воздействует на органы размножения, вызывая бесплодие. Мозг становится утомленным. Зрение и слух повреждаются. Каждая мыслимая функция разрушается с такими мучениями для пациента, что многие из их предпочитают умереть от рака, чем продолжать подобное лечение.
По жестокой иронии, врачам и медицинскому персоналу, которые задействованы в этой процедуре, предписаны все мыслимые меры предосторожности, чтобы никак не подвергнуться свои процедурам.
Руководство по химиотерапии рака, обращенное к медперсоналу, предостерегает его:
«Потенциальный риск, связанный с доставкой цитостатических агентов, стал причиной беспокойства работников сферы здравоохранения. Появились новые сообщения о различных болезненных признаках, таких как раздражение глаз, мембран, и кожи, а также головокружение, тошнота, и головная боль, испытываемых работниками здравоохранения, не использующими средств предосторожности. Кроме того, увеличились проблемы, связанные с мутагенезом и тератогенезом (деформирование зародышей в утробе), которые продолжают исследоваться. Многие агенты химиотерапии, агенты алкилирования, в частности, как известно, являются канцерогенными (вызывающими рак) даже в терапевтических дозах.»
Поскольку эти препараты настолько опасны, списки справочника химиотерапии включают в себя шестнадцать пунктов по безопасности медицинского персонала, который работает с этими препаратами. Они включают в себя защитные маски и халаты, очки и двойные латексные перчатки. Процедура для безопасной ликвидации использованных шприцов и другого оборудования, используемого в этих «лечениях», регулируется управлением по охране окружающей среды и носит название «опасные отходы». Однако, это те же самые вещества, которые вводятся непосредственно в кровообращение несчастных пациентов для того, чтобы вылечить их рак.
Вот сообщение Южного научно‑исследовательского института, датированное 13 апреля 1972 года, сделанное на основании исследований, проводимых для национального института рака. В сообщении говорится, что большинство лекарств, принятых на вооружение Американским обществом рака под категорией «доказавших лечебные свойства» были испытаны на лабораторных животных, которые предварительно были здоровы. Результат – случаи рака среди этих животных. Вы можете в это поверить? Эти лекарства канцерогенны. Но как могут вылечить кого‑то от чего‑то эти яды, опасные отходы от которых нужно удалять, соблюдая особые меры предосторожности?! Так почему же доктора все еще используют химиотерапию, если она – ядовита, иммунодепрессивна, канцерогенна и бесполезна? Ответ – они не знают, что еще делать. Доктора не любят говорить своим пациентам, что у тех больше нет никакой надежды. Доктор уже знает, что у этого пациента нет никакой надежды, но он также знает, что пациент не хочет слышать об этом и уйдет к другому доктору, который продолжит его лечение, поэтому он предпочитает лечить его сам, независимо от того насколько бесполезным или даже смертельным является таковое лечение. В своей книге «Своенравная клетка, раковая», доктор Виктор Ричардс прояснил, что химиотерапия используется прежде всего затем, чтобы снова вернуть пациента к лечению и поддержать его моральные качества в то время, пока он умирает. Но это еще не все! Он пишет:
«Однако, химиотерапия обнаруживает свою чрезвычайно важную роль в сохранении пациентов, ориентированных к надлежащей медицинской терапии, и снимает у безнадежных раковых больных чувство оставленности со стороны врачей. Разумная задействованность и наше изучение потенциально полезных препаратов могут также предотвращать распространение шарлатанства в области рака.»
Небеса запрещают каждому оставить тошнотворные болезненные канцерогенные, и по общему признанию неэффективные «доказанные средства» ради такого «шарлатанства» как амигдалин! Вот в чем оказывается заключается суть «образовательных» программ ортодоксальной медицины – не дать их пациентам вступить на путь других форм терапии!
Большинство этих химикатов описаны как «радиомиметические», что означает, что они производят тот же самый эффект, что и радиация. Следовательно, они также подавляют иммунную систему, и это одна из причин, почему они помогают распространить рак на другие области тела. Но тогда как рентгены обычно направляются только на один или два местоположения, эти химикалии производят свою смертельную работу над каждой клеткой тела. Как заметил доктор Джон Ричардсон:
«И лучевая терапия и попытки „отравить“ организм приводят к глубокой иммунодепрессии, которая очень увеличивает способность к метастазам. Насколько нелогично пытаться лечить рак иммунологически и/или физиологически, и в то же самое время прописывать иммунодепрессанты в виде радиации всех видов, метотрексата, фторурацил, цитоксин, или подобным им бесполезные и опасные клеточные яды. Все эти методы, насколько нам известно, используются, чтобы понизить эффект отторжения, связанный с трансплантацией органа. Вся физиологическая цель подобной раковой терапии состоит в том, чтобы увеличить эффект отторжения.»
Мнение, что ядовитые «антираковые» химикалии достигают исключительно противоположного эффекта, высказывались не только защитниками амигдалина. Это – широкоизвестный факт нашей жизни (или, скажем, смерти?), который широко признан даже теми, кто пользуется ими в своей врачебной практике. Доктор Джон Трелфорд, например, из отдела акушерства и гинекологии больницы государственного университета штата Огайо сказал:
«В настоящее время нам представляется, что химиотерапия гинекологических опухолей не увеличивает продолжительность жизни, кроме как в спорадических случаях. Проблема слепой химиотерапии заключается не только в низкоэффективности этих препаратов, но также в понижения сопротивляемости пациента раковым клеткам вследствие токсичности этих агентов.»
Доктор Трелфорд не одинок в своих наблюдениях. Сообщение Южного научно‑исследовательского института, датированное 13 апреля 1972 г. и основанное на исследовании, проводимом Национальным институтом рака, показало, что большинство одобренных химикатов, о которых Американское раковое общество говорит как о «доказанном лечении», вызвало рак в лабораторных животных, которые до этого были здоровы!
В храбром письме доктору Франку Рошеру, своему боссу из Национального института рака, доктор Дин Берк осудил политику института продолжать прописывать эти препараты, когда каждый теперь знал, что они вызывают рак. Он спорил:
«Как ни странно, фактически все химиотерапевтические антираковые агенты, ныне одобренные Управлением по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов, являются токсичными в любых дозировках; заметно иммунодепрессивными, то есть, разрушающими сопротивляемость пациента любым болезням, включая рак как правило, сильно канцерогенными (вызывающими рак). В настоящее время эти факты установлены сообщениями и публикациями Национального института рака, по всем Соединенным Штатам и по всему миру. Кроме того, все только что сказанное относительно одобренных FDA антираковых химиотерапевтических препаратов, в равной мере относится к радиологическим и хирургическим методам лечения человеческого рака.
В вашем ответе на мое заявление от 19 марта, Вы с готовностью признали, что одобренные FDA препараты действительно ядовиты, иммунодепрессивны, и канцерогенны, как и было сказано ранее. Но затем, даже перед лицом всей очевидности, включая ваше собственное утверждение в Белом доме от 5 мая 1972 г., указывающее на ничтожно малую эффективность этих препаратов, Вы, как это ни парадоксально, заключили, „я думаю, что программа химиотерапии рака – одна из лучших программ, которой когда‑либо обладал NCI“. Можно задать вам только один вопрос – что вы имеете в виду под „другими программами“?