Надо сказать, до сих пор Калли этого было вполне достаточно.
– Ну, думаю, ты просишь слишком многого, – отсмеявшись, сказал Уилл. – Но посмотрим, что я смогу сделать, – вздохнув, без большой надежды прибавил он.
‑ Надоедливый старик, – бормотал Джон за обедом, ожесточенно стуча по тарелке вилкой. – Я его выпроводил со своей земли и приказал не сметь возвращаться! Если вернется, я его повешу.
Хью отлично знал, что лучше помалкивать. Джон разгневался, потому что его возлюбленный Талис вчера буквально чуть с ума не сошел при виде старого сгорбленного человека в дешевой крестьянской одежде. Они скакали на лошадях и отрабатывали метание копья в столб, и вдруг Талис, как будто перестав соображать, на всем скаку спрыгнул с лошади и помчался к этому старику, а потом бросился ему на шею, как будто ему было не больше трех лет от роду.
Джон, которому больше всего на свете хотелось, чтобы Талис его любил, чуть не задохнулся от ревности. Он немедленно приказал Талису возвращаться, желая сделать ему замечание, но Талис даже не расслышал его, непрерывно целуя старика по очереди в обе морщинистые щеки. Старик услышал сердитые окрики Джона первым и указал Талису, что его зовут.
К дальнейшему гневу Джона, Талис принялся представлять ему этого старика с таким видом, как будто их почтила визитом персона королевской крови. Лицо Джона побагровело от ярости. Он приказал Талису немедленно возвращаться к занятиям.
– Но я же должен проводить к себе своего отца, – преспокойно заявил Талис в ответ на это. – Он проделал долгий путь пешком, чтобы увидеться со мной, и очень устал и голоден. Как только я устрою его, вернусь.
– Твой отец – я! – заорал Джон.
|
|
– О, да, сэр, разумеется, – кивнул Талис. – Я не это имел в виду. Я имел в виду, что я должен…
– Занимайся, занимайся, – произнес Уилл. – Я подожду.
– Нет! – непреклонно заявил Талис. – Рыцарь обязан заботиться о тех, кого он любит. Простите меня, сэр, – обратился он к Джону, – но сейчас я должен позаботиться о своем… посетителе. – С этими словами Талис ушел, поддерживая старика и осторожно, заботливо обнимая его одной рукой за согнутые плечи.
Джон смотрел, как они удаляются, и все его тело так дрожало от гнева, что Хью побоялся, как бы его не хватил удар. Когда Талис не вернулся и вечером, Джон отправился на поиски и разыскал его в саду. Рядом сидел старик. Их головы были рядом. Талис никогда не говорил так с Джоном…
– Его отец – я, а не кто‑нибудь, – в гневе говорил Джон, обращался к Хью. – Разве он этого не знает? Разве он не понимает, что, если у него есть какие‑то проблемы, он должен приходить с ними ко мне, а не к кому‑нибудь?
Хью надрезал яблоко ножиком, ручка которого была отделана серебром. Он ничего не ответил, только повел бровями. Джон Хедли был отнюдь не тот человек, к которому можно было прийти с личной проблемой. Джон подходил к жизни с такой же безжалостной жестокостью, как мясник к коровьей туше. Наконец, поскольку тот ждал ответа, Хью произнес:
– Парень скучает по девушке.
– По какой еще девушке? – удивился Джон. – Почему все только и знают что болтать о Талисе и о какой‑то девушке? По‑моему, что вы, что моя жена – видите вещи, которых больше никто, кроме вас, не видит.
При упоминании о леди Алиде Хью поморщился. Она ему всегда казалась холодной и бессердечной. Может быть, как говорили, она и не всегда была такая, но сейчас она была именно такая. Он не сомневался, что, если где‑то что‑то было не в порядке, виной этому была леди Алида. Хью видел и другое – например, что Джон лжет, что ему отлично известно, о какой девушке идет речь, и что под всем этим кроется что‑то большее, чем кажется на первый взгляд. И вообще в последнее время дом, который раньше жил вполне размеренной жизнью, теперь, казалось, был полон каких‑то секретов. Ни с того ни с сего леди Алида пожелала куда‑то выехать, никому не говоря, куда и зачем, и гнала экипаж так, что, казалось, собирается разбиться. Еще до этого в одно прекрасное утро это маленькое ничтожество, Эдит, вдруг стала расхаживать повсюду и смотреть на всех с таким видом, как будто она знает секрет, от которого весь мир перевернется.
|
|
А эту бедную девушку Калли выслали куда‑то ухаживать за ядовитыми растениями, и, кроме этого, она еще должна там терпеть этого молодого повесу Аллена Фробишера.
Но хуже всего было Талису. Хью вернулся мыслями к тому дню, несколько месяцев тому назад, когда он в первый раз увидел Талиса – в день, когда молодой человек спас Джону жизнь. Услышав радостную весть о том, что нашелся отец, Талис подбросил эту девушку в воздух, а потом поймал ее. Хью никогда не приходилось видеть, чтобы кто‑нибудь еще двигался так слаженно, так естественно и непринужденно, как эти двое. Они вдвоем двигались как один человек.
В тот день Талис был просто блестящ. Да, Хью никого не видел, кто бы стоял так прямо, кто бы держался с такой гордостью, как Талис. Когда Джон заявил, что этот мальчик его сын, Хью подумал, что такая честь выпадает не каждому. Такого сына, как Талис, хотелось бы иметь каждому человеку.
|
|
Прошло несколько месяцев. Талис похудел, его глаза ввалились и потемнели от недосыпания, вся его энергия, казалось, куда‑то пропала. Он ел все меньше и меньше. Филипп утверждал, что он почти не спит.
Если бы это был какой‑нибудь другой парень, то Хью недолго ломал бы голову над тем, что происходит, и сразу бы решил, что он влюбился. Но то, что мучило Талиса, было больше, чем любовь.
Сегодня утром, в приступе гнева, Джон выгнал из дома старика‑крестьянина, который воспитал Талиса. Джон, конечно, понимал, что поступает некрасиво и несправедливо. Он просто не мог спокойно видеть, как кто‑то другой пользуется доверием и любовью Талиса, как кто‑то получает то, чего сам Джон от него не получал, Талис всегда относился к отцу с уважением, но он никогда, разумеется, не обнимал его, не вешался ему на шею и не целовал исступленно по очереди в обе щеки.
Хью три часа без устали скакал на лошади, чтобы разыскать старика, и наконец увидел его – тот ехал в телеге, тяжело груженной мешками с зерном. Уже после того, как он его нашел, старика оказалось непросто убедить, что он, Хью Келлон, желает Талису только хорошего.
Хью узнал, что старика зовут Уилл Уоткинс. В конце концов они разговорились, и в разговоре, Уилл сказал, что Талис очень несчастен, и несчастен он потому, что лишен возможности быть с Калли. Но даже Уиллу Талис не объяснил, почему он не может быть с Калли. «Он мне сказал только, что „поклялся Богу“, – разводя руками, поведал Уилл. – А я вам так скажу, если хотите знать мое мнение: не „клятвы Богу“ это, а „клятвы одной Даме“ – вот какое у меня сложилось мнение!» – И тут на его обычно спокойном и добродушном лице появился гнев.
Хотя Уилл прямо не сказал, какую даму он имел в виду, Хью сразу же все понял.
Поговорив с Уиллом, Хью поскакал обратно в Хедли Холл. «Почему леди Алида решила вмешаться и помешать этой юной любви? – недоумевал он. – Ей‑то что за дело? Чем ей хуже, если двое милых детей – Талис и Калли – будут счастливы вместе? Может быть, она настолько ненавидит свою собственную горькую жизнь без любви, – думал Хью, – что вообще спокойно не может видеть, как другие счастливы?»
И вот теперь Хью слушал, как на него кричит Джон Хедли, разгневанный тем, что Талис больше любит Уилла – человека, который вырастил и воспитал его, а не Джона, которого знает всего несколько недель.
– Скорее всего, – осторожно заметил Хью, – что парень попросту влюблен. Мне кажется, вам бы следовало дать ему разрешение жениться на этой девушке; это было бы только к лучшему. – Хью не подавал вида, что внимательно наблюдает за выражением лица Джона.
Относительно тайны рождения Талиса и Калли у него было много подозрений.
– Но… нет, нельзя… Я имею в виду, что он еще слишком молод для того, чтобы жениться.
«А, – подумал Хью, – боишься, что настоящий отец парня явится, чтобы потребовать его себе, и тебе придется платить деньги». Неудивительно, что Талис целовал старого крестьянина, а не Джона, который так и не мог окончательно решить, что он – деньги или человека – любит больше.
Но Хью знал, что все‑таки одно чувство у них с Джоном было общее: оба они одинаково ненавидели умных и хитрых женщин. Хью не имел никакого понятия, что нужно леди Алиде и чего она добивается, но он был абсолютно уверен в том, что тут замешана она и что то, что она делает, наверняка мерзко.
– Кто‑то, должно быть, сказал Талису, что честь не позволяет ему даже заговорить с этой девушкой Калли. Мне кажется, он думает, что его тут же выгонят из дома, и вы его вычеркнете из жизни, если он сделает это.
– Как он может думать такую чушь? Мне наплевать, даже если она понесет от него. Мне ни жарко, ни холодно оттого что он… что он… – Джон замешкался.
– Что он счастлив? – подсказал Хью, зная, что Джон Хедли не переносит всяческих сантиментов и что до сих пор Джона ничуть не интересовало счастье или несчастье кого‑либо, кроме него самого. Но когда Талис был счастлив, казалось, стала светлее жизнь во всем этом большом доме.
– А, я прикажу этой девчонке сидеть рядом с ним и пялить на него глаза весь день напролет, если он этого хочет, – пробормотал Джон. Все, что было ему надо – это чтобы его драгоценный сын был с ним рядом, и еще – не платить деньги.
– Ну, наверное, если угрюмая и злая девица станет пилить его целый день, это делу не поможет.
– Да как она посмеет! – воскликнул Джон. – Я ей голову отрублю, пусть только попробует!
«Что, конечно, будет идеальным решением проблемы», – саркастически подумал Хью.
– Сэр, кто‑то очень славно поработал, так настроив Талиса, что он не смеет даже приблизиться к этой девушке. Но вы‑то, сэр, наверное, не менее умны.
– Ну конечно, – ответил Джон и в ожидании устремил взгляд на Хью. Они были вместе уже очень долго, и ему никогда не нравилось играть в угадайку, пытаясь понять, что у того на уме. Он предпочитал говорить прямо. – И что?
– Скажите Талису, что красота этой девушки вызывает беспокойство у всех молодых людей в доме, и кому‑то надо защитить ее честь от возможных посягательств, и скажите, что поручаете эту девушку его заботе. Он должен не спускать с нее глаз и пристально следить, чтобы никто не осмелился приставать к ней.
Все, что Джон мог сделать, – это несколько раз молча моргнуть, уставившись на Хью:
– Что? Красота! Да эта девчонка бледная, как рыбье брюхо! Я ее сроду не отличу от половины своих остальных доче… ну то есть, в смысле, от половины всех тех девиц, что здесь болтаются.
Хью наклонил голову, чтобы скрыть от Джона улыбку. Теперь он получил ответ на многие из своих вопросов. Значит, как он и полагал, Талис – не сын Джону Хедли.
– Талис не отдает себе отчета, что девушка не красива. Для него она прекраснее всех на свете. – Да если я ему скажу такое, я буду выглядеть, как последний дурак, – отчаянно возразил Джон. – Да парень же первый поднимет меня на смех!
– Нет! Парень не будет смеяться! – глаза Хью вспыхнули – Бьюсь об заклад, и если проиграю, то отдам вам своего лучшего жеребца. – Хью имел в виду коня, которого купил два года назад, и Джон страшно завидовал этой его удаче. – Итак, держу пари, что, когда вы ему это скажете, ваш сын ничуть не удивится.
– Прощайтесь со своим конем, – ухмыльнулся Джон.
– А что я получу, если окажусь прав? – поинтересовался Хью, глаза которого заблестели, но, когда Джон недовольно поднял одну бровь, он отступил, поклонившись: – Ну разумеется, служить вам – для меня честь. – И с этими словами он покинул Джона Хедли, думая о том, почему тому неизвестны ничья преданность и любовь.
‑ Нет, благодарю, не нужно, – сказала Талису Калли с максимальным пренебрежением, которое только смогла изобразить. – Я с большим удовольствием пойду с Алленом.
Они втроем были на ярмарке в деревне. Улицы деревни, обычно пустынные и скучные, сейчас были заполнены нарядными торговцами, повсюду были слышны веселые беседы и крики зазывал. Повсюду были люди – и бедняки, и богачи, – все в этот день принимали участие в общем веселье.
– Я должен тебя защищать, – ответил Талис. Спина его была напряжена до такой твердости, что даже дубовое дерево наверняка оказалось бы мягче. – Лорд Джон приказал мне тебя защищать.
– От кого? – ехидно поинтересовалась Калли. – От таких надоедливых мальчишек, как ты сам?
При этих ее словах Аллен выпрямился, стараясь встать так, чтобы быть выше ростом. Он был, по меньшей мере, на два года старше Талиса, и, конечно, у него было гораздо больше опыта, чем у этого юнца, в обращении с женщинами.
– Пойдем, Калласандра, – сказал он, беря ее под руку.
– Не называй ее так, – процедил Талис, отталкивая Аллена от нее. – И вообще никак ее не называй. Калли, ты должна идти со мной.
Она подняла на Талиса удивленный взгляд:
– Должна? Да что ты? Я совершенно не должна никуда с тобой идти – ни сейчас, ни когда‑либо. Пойдем, Аллен.
Чувствуя, что еще немного, и он станет победителем в сравнении с этим парнем, Аллен взял Калли под руку и хотел идти с ней.
Талис, выйдя из себя, почти закричал:
– Ну‑ка, отпусти ее, быстро! – И некоторые люди рядом с ними принялись оглядываться на них с любопытством.
Капли встала так, чтобы Талису не удавалось дотянуться до Аллена, но она отодвинулась от того, чтобы встать с Талисом лицом к лицу:
– Ты мной не владеешь. Ты мне не отец и не брат. Да и вообще, ты мне совершенно никто. Совершенно! У тебя нет никакого права приказывать мне что‑либо делать. Так что иди прочь и оставь нас в покое.
Повернувшись на каблуках так быстро, что ее юбки разлетелись в разные стороны. Калли схватила Аллена под руку, и они вдвоем пошли прочь.
Талис долго стоял, не двигаясь, как будто прирос к месту, и смотрел им вслед. Его всецело охватил гнев. «Да как она смеет?» – думал он. Как она смеет обращаться так с ним? В особенности после всего того, что он вынес. Ради чего? Ради того, чтобы они могли быть вдвоем! Он беспрекословно выполнял все, что ему приказала леди Алида. Он заставил себя выносить крайне надоедливое общество пустоголовых, вечно хихикающих девиц, которые постоянно мешали ему заниматься и упражняться, а только и знали что требовать, чтобы он им в чем‑то помог. Одна из них умудрилась даже ляпнуть: «Ах! Иглы с пяльцами такие тяжелые!» – а потом округлила глаза и бросила на Талиса такой взгляд, которым, конечно, лелеяла надежду его соблазнить. Он это увидел совершенно ясно.
Единственное, чего Талису по‑настоящему хотелось – это несколько дней побыть вдвоем с Калли. Несколько дней, когда он не должен быть таким чертовски утомительно вежливым все время и думать о каждом слове, которое он произносит (ибо в благородном доме Джона Хедли было принято придерживаться самых строгих правил на этот счет). С Калли он мог молчать, когда ему этого хотелось, или, если хотелось этого, болтать несколько часов напролет. А лучше всего, конечно же, было то, что для нее не надо было что‑то делать, что‑то ей все время приносить, носить ей какие‑то вещи, куда‑то ради нее бегать и делать еще чертову прорву идиотских никому не нужных вещей, которых вечно добивались от него те разодетые павлинихи.
Теперь, думал он, кажется, придется ослушаться приказания лорда Джона и оставить ее здесь в одиночестве. Если вокруг нее вертятся мужчины, потому что… ну, просто потому, что она, по имению Джона, самое прекрасное существо на земле, то это не его проблема. Рядом с ней сейчас был этот тощий бледнолицый парень, у которого и плеч‑то никаких нет. Вот пусть он о ней и позаботится.
Но стоило только Талису это подумать, как он тут же направился туда же, куда пошли и они.
– Ах, Аллен, как это, правда, мило, – говорила Калли, откидывая голову и смеясь. Ее распущенные волосы запутались у нее на поясе.
– Позволь, я тебе помогу их отцепить – отвечал Аллен, распутывая ее роскошные волосы и в то же время проводя но ним жадными движениями.
Но Талис ему не позволил докончить. Он кинулся ему наперерез, взмахнув своим кинжалом с таким видом, как будто намеревается отсечь Аллену руку за то, что тот посмел даже коснуться волос Калли.
Но Калли знала о его чувствах.
– Тронешь мои волосы – пожалеешь, – процедила она с холодным видом.
– А почему ты их ничем не покрыла? Почему ты не надела никакой шапочки?
Калли довольно улыбнулась:
– Ты что же, не хочешь, чтобы другие мужчины видели, какие у меня волосы?
Он резко выпрямился.
– Просто они за все цепляются, так что тебе же самой неудобно. И вообще удивительно, как это в них еще птицы не начали вить гнезда. – Самому Талису шутка показалась очень остроумной, но, судя по выражению на покрасневшем лице Калли, она была другого мнения.
– Аллену мои волосы нравятся, – зло и раздраженно бросила она Талису. – Да и вообще они нравятся всем мужчинам. И даже очень.
– Да я же не сказал, что они мне не нравятся, – пробормотал он, моргнув в недоумении. Что это с ней сегодня? Он же всю жизнь ее поддразнивал. Она отвечала тем же, но без всякого раздражения. Почему сегодня вдруг все изменилось?
– Пошел прочь! – приказала она. – Ты что, все еще никак не можешь понять, что я не хочу, чтобы ты торчал тут? Иди найди себе другую женщину и бегай за ней.
Смотря ей вслед, Талис чувствовал, как в нем закипает гнев. Он же все на свете сделал, чтобы быть с ней. Она была для него смыслом самого существования. А теперь, кажется, все, что ей надо – это женоподобный изнеженный мерзавец Аллен Фробишер.
Он решительно направился за ними следом, а когда они остановились около лавочки, в которой торговали сладкими пирогами, он встал рядом, опершись о подпорку навеса, и принялся равнодушно смотреть в сторону, как будто оказался тут случайно и не намерен никуда уходить.
– Да, пожалуй, Аллен, – произнесла Калли так громко, что ее можно было услышать и в миле отсюда. – Я бы с удовольствием съела яблочного пирога. Я их люблю больше всего на свете. Спасибо. Ты так добр и предупредителен, и ты умеешь быть так внимателен с женщинами.
Аллен покраснел от ее похвалы. Он достал и протянул торговцу крупную монету, чтобы расплатиться за два яблочных пирога. Но Талис остановил его.
– Ей больше нравятся персиковые пироги. На самом деле она яблочные пироги терпеть не может, только если они приготовлены с корицей, а я по запаху чувствую, что в этих корицы нет. Если тебе в самом деле хочется сделать ей приятное, купи ей персиковый или абрикосовый пирог. А со смородиновой начинкой покупать не надо, потому что у нее косточки начнут застревать в зубах. К тому же, она ужасно неаккуратно ест, так что испачкает смородиной все цлатье. Поэтому думаю лучше всего будет купить все‑таки персиковый.
– Я… я… – пробормотал ошарашенный Аллен. Калли бросила уничтожающий взгляд на Талиса, но он на нее не смотрел.
– Я передумала, – заявила она. – Я вообще не желаю никаких пирогов. Пошли, Аллен, там, кажется, выступают акробаты. Пошли посмотрим?
Аллен не очень уверенно предложил:
– А вот здесь сейчас будут травить медведя. Может быть, ты хочешь посмотреть, как травят медведей собаками? Это очень азартный спорт.
– Нет, это ей не понравится, – уверенно сказал Талис, без труда глядя через голову Аллена, потому что тот был более чем на четыре дюйма ниже его.
– Нет, это мне очень понравится! – процедила Калли сквозь стиснутые зубы. – Я, знаешь ли, очень и очень изменилась за последние месяцы. Много времени прошло с тех пор, когда мы виделись с тобой в последний раз, – сказала Калли Талису, произнеся слово «с тобой» так, как будто имела в виду нечто подобное цветам из Ядовитого Сэда.
– А, так вот почему ты такая? – воскликнул Талис. – Это потому что я не приходил к тебе в гости? Но я в последнее время жутко занят. Ты же понимаешь – я обязан ухаживать за десятком дам и помогать им со всякими их вышиваниями и всем прочим. Это занимает ужасно много времени! Надеюсь, ты меня простишь, ведь я же не виноват.
– Ты мне не принадлежишь, – сказала она, стараясь, чтобы ее голос не дрожал от гнева. И я тебе тоже не принадлежу. Делай, пожалуйста, что хочешь. А в настоящий момент больше всего мне хотелось бы, чтобы ты оставил нас в покое. Я предпочитаю побыть с таким мужчиной, который понимает, что я – женщина. – С этими словами она крепко прижала руку Аллена к своему боку и подняла на него глаза с таким выражением на лице, которое, как она надеялась, было полно любви.
С некоторым усилием Талису удалось втиснуться между ней и Алленом.
– Мой отец приказал мне защищать тебя, и я его должен слушаться. Может, нам пойти посмотреть, какие книги есть в книжной лавке?
Аллен расхохотался.
– Ну, молодой Хедли, я вижу, вы ничего не знаете о женщинах. – Может, он и не был таким высоким, как Талис, но зато он был старше и гораздо опытнее. – Женщинам нравятся увлекательные и возбуждающие вещи, всякие зрелища, но уж, конечно, не книги. У женщин на уме всегда что‑то романтическое, всегда любовь, а не то, о чем пишут в книгах. Правда же, моя драгоценная? – обратился он к Калли и поднес ее руку к своим губам, намереваясь ее поцеловать.
Талис сделал вид, что случайно свалился на Аллека, оттолкнул его от Калли и едва не свалил на землю, но все‑таки не дал ему поцеловать ее руку.
– Ах, прошу прощения, – извинился он. – Меня кто‑то толкнул, не знаю кто.
– Простолюдин неуклюжий, – выругался Аллен, переводя дыхание. Ему пришлось долго отряхиваться, потому что, когда Талис его толкнул, он оступился и налетел на человека, который вез на тележке мешки с мукой.
– Еще раз прошу прощения, – вежливо ответил Талис. – Но я – не простолюдин. Мой отец Джон Хедли. Извините, я что‑то забыл, а ваш отец кто?
Аллен, покраснел, метнул на него злобный взгляд. Увы, его отец был не того ранга, что Хедли.
– Аллен, прошу тебя, – вмешалась Калли. – Не обращай внимания. Он пытается тебя разозлить. Давай веселиться, сделаем вид, что мы его не видим. Пойдем посмотрим, чем сегодня торгуют продавцы тканей.
Талис за ее спиной издал стон:
– Да кому нужны эти ткани в такой день, как сегодня? Вон, посмотри – там выступают канатоходцы. Да к тому же неплохо бы что‑нибудь съесть.
Калли повернулась к нему на каблуках таким резким движением, что волосы разлетелись по воздуху у нее за спиной и ударили Аллена по лицу.
– К твоему сведению, другие мужчины не такие эгоисты, как ты. Иногда бывает такое, что мужчина делает так, как хочет женщина, а не только так, как хочет он. И идет туда, куда она хочет. Не все мужчины такие эгоисты, как ты! Вот Аллен, например, с удовольствием посмотрит на шелка и бархат, правда ведь, Аллен?
– Ну, я…
– Вот видишь, сэр сын лорда Хедли? Он – посмотрит на ткани. Даже если мне захочется весь день рассматривать эти шелка, Аллен с удовольствием побудет со мной. Разве такие, как ты, понимают, что другие могут не быть эгоистами?
Талис был в недоумении. Он понятия не имел, о чем Калли говорит. Ему уже начинало казаться, что в ее тело вселился какой‑то злой дух. Он предлагает ей это вовсе не из какого‑то «эгоизма». Просто та Калли, которую он знал, сама скорее захотела бы смотреть книги и канатоходцев, чем свертки тканей. Интересно, что сегодня с ней случилось?
Калли, увидев, что он ничего не понял, сжала кулаки. Она отвернулась от него:
– Ладно, Аллен, пошли смотреть на то, как медведя травят собаками.
– Но тебе же плохо станет, – заметил Талис сзади, и в его голосе прозвучало настоящее участие. – Ты всегда терпеть не могла, когда животным больно.
Калли снова резко повернулась к нему на каблуках:
– Это мне от тебя плохо! От тебя со всеми твоими мыслями насчет того, что я принадлежу тебе и ты все знаешь! Совершенно ничего. На самом деле, как ни странно, я обожаю, когда травят медведей. Это спорт Для сильных, удачливых, отважных и ловких, а Аллен знает, что таким женщинам, как я, нравятся захватывающие зрелища. Ты думаешь, что я все еще та же, что раньше – маленькая невинная девственница, скучная, чопорная и не знающая жизни? Я давно уже не такая. А теперь я хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Ты мне больше – не нужен. Я вообще никогда больше не хочу тебя видеть в своей жизни.
Аллен, глядя на нее, не мог сдержать улыбки. С каждой минутой Калли все хорошела. Когда девушка была в гневе, ее щеки розовели, а глаза сверкали. Она становилась почти красавицей…
Было похоже, что наконец‑то ее слова произвели какой‑то эффект. По крайней мере, кажется, этот парень Талис задумался. Когда Калли двинулась, он не сделал ни шагу. Девушка шла так быстро, что Аллену. чтобы ее догнать, пришлось почти бежать за ней.
Он чувствовал себя гордым – ему казалось, что он завоевал женщину в словесном поединке. Наклонясь к ней, он произнес тихим, заговорщическим тоном:
– Травля медведей вон там.
Калли взглянула на него с ужасом:
– У меня нет ни малейшего желания смотреть, как дерутся медведи с собаками. Я ненавижу, когда льется кровь! Терпеть такие зрелища не могу]
– Но ты же сказала… Ты сама сказала тому парню… Я думал, ты…
– Послушай, ты когда‑нибудь заканчиваешь предложения, которые начинаешь? – зло спросила она. – Ты что, в самом деле считаешь, что у женщины не хватит ума прочитать книгу? Если ты так считаешь, то ты глупец! Думаешь, что мы, женщины, так же глупо проматываем жизнь, как это делаешь ты, когда валяешься под деревом, в то время как я работаю в саду и пропалываю сорняки? И ты после этого думаешь, что я глупее тебя? Да?
– Да нет, я… Я имел в виду…
– Действительно, интересно – что же. ты имел в виду? Ну, скажи же мне!
Аллен глубоко вздохнул. Если бы он не старался заработать те деньги, которые предложила ему леди Алида за то, чтобы он ухаживал за этой девицей, он, ей‑Богу, сейчас же ушел бы. Пусть она достанется Талису – на здоровье! Не очень он будет из‑за этого расстраиваться. Эти двое друг друга стоят. Ничего не скажешь – они словно были созданы друг для друга.
– Хочешь выпить вина? – предложил Аллен, не зная, что еще сказать. Потом добавил, не успев подумать и остановить сам себя: – А может быть, лучше было бы купить тебе телегу дезинтоксиканта, сделать ванну и искупать тебя там – это наверняка пошло бы тебе на пользу.
К его крайнему удивлению, Калли разразилась хохотом. Аллену казалось, он прекрасно знает, что нравится женщинам. Он проводил всю жизнь, гоняясь за ними и пытаясь их завоевать. Женщинам нравится нежность и заботливость, а никак не ироничные саркастические замечания, и поэтому он оставлял их всегда при себе. Но сейчас, не удержавшись, сказал это вслух. И неожиданно именно это ядовитое замечание вызвало у Калли смех.
Он не мог знать этого, но Калли рассмеялась от души лишь потому, что его замечание напоминало ей, что, бывало, говорил ей Талис. Когда у нее бывало плохое настроение, он всегда предлагал какие‑нибудь устрашающие средства, чтобы ее развеселить: например, засахарить в меду или сварить в сиропе. Однажды, когда им обоим было по двенадцать лет, в один прекрасный и жаркий летний день, Талису показалось, что она, на его взгляд, слишком дерзка и нахальна, и он подбросил ее так, чтобы она оказалась прямо в телеге, доверху нагруженной персиками. Грохнувшись на персики сверху, она, разумеется, все их передавила, а Талис невозмутимо объяснил, что только очень сладкий сок может сделать ее характер мягче.
Не зная этой истории, Аллен, слыша ее смех, подумал только, что он и в самом деле на редкость умный и остроумный человек.
Талис был в это время в нескольких футах позади них. Услышав смех Калли, он скрипнул зубами, а руки сжал в кулаки с такой силой, что ногти врезались в ладони. Ему ли было не знать, когда Калли смеется по‑настоящему, оттого что ей смешно, а когда нет. До сих пор, несмотря на то, что она изо всех сил делала вид, что не обращает на него внимания, на самом деле все, что она говорила, было для него, для Талиса. Ее мысли были сосредоточены на нем, а не на этом блондинчике‑попугайчике, который, Талис знал, ей вовсе не нравился. Но сейчас, когда они уходили от него, она засмеялась тому, что ей говорил именно он, этот блондин. В этот раз она засмеялась по‑настоящему. До сих пор только Талис мог вызвать у нее такой смех. Ее не удавалось по‑настоящему рассмешить ни Уиллу, ни Мег, ни вообще кому‑либо из их деревни. Обычно Калли всегда была рядом с Талисом, что бы ни происходило – она всегда смотрела на него, думала о нем, думала, как он, вела себя, как он, делила с ним все.
Но совершенно очевидно, что сейчас она кого‑то ему предпочла.
«Ну и черт с ней», – подумал Талис. Если он ей не нужен, тогда она будет не нужна ему.
Каждый мускул в его теле был напряжен. Талис отвернулся. Ну и пусть они будут вместе, думал он. Пусть хоть целую вечность – ему плевать.
Злость и гнев настолько переполнили все его существо, что когда он случайно споткнулся обо что‑то на тропинке, он чуть было не упал лицом вниз. Неожиданно он обнаружил, что больше не чувствует своей обычной грации, легкости движений, своей обычной чуть раскачивающейся походки; даже чувство равновесия, и то изменило ему.
– Прошу прощения, – сказал рядом с ним голос Хью Келлона. Оказалось, что то, обо что Талис споткнулся, была его нога. Извинился он, потому что был человек вежливый, но, судя по его тону, он был расположен поговорить еще немного. – Куда это ты несешься сломя голову? Смотри‑ка, какой прекрасный сегодня денек, какая погода, сколько красивых девушек вокруг. А у тебя такой вид, будто ты собрался объявить войну всем на свете.