К лету 1956г. в КНДР сформировалась серьезная оппозиция, обвинявшая Ким Ир Сена как в культе личности[75], так и в серьезных политических и экономических просчетах[76]. Если Ким Ир Сен ориентировался на сталинскую модель развития и начал курс на постепенное сворачивание роли мелкого и среднего производства и создание самоокупаемой экономики, представители янъаньской фракции выступали за преимущественное развитие легкой промышленности. С начала 1956г. они начали открыто настаивать на своей экономической линии.
Главным заговорщиком был один из руководителей янъаньской фракции - Чхве Чхан Ик (1896-1957), довольно интересная личность и соратник Пак Хон Ёна по Корейскому Союзу Молодежи. Будучи членом «сеульской» группы, он действовал в Маньчжурии и Приморье и в 1926-27 гг. был в Москве. Вернувшись в Корею, он вступил в тамошнюю компартию, но в 1928 г. был арестован. После освобождения в 1936 г. эмигрировал в Китай, где сделал карьеру среди янъаньцев[77].
На втором месте был Пак Чхан Ок, который тоже был не совсем «советским корейцем». Так же как Ким Ир Сен какое-то время был Цзинь Жиченом, этот человек значился в списках 88 бригады по своим «китайским» именем Пу Чжэньюй. С формальной точки зрения в этом случае Пак принадлежал не к «советской», а к «партизанской» группировке.
Похоже, что классическое разделение на фракции, которого придерживается большинство историков, не совсем корректно. Скорее, надо говорить об отдельных лидерах, которые, как и на Юге, довольно активно меняли свою политическую позицию, объединялись, размежевывались. Это объясняет и то, что некоторое количество представителей янъаньской и советской группировок оказалось среди преданных сторонников Ким Ир Сена.
|
|
Кстати: Можно обратить внимание на интересный казус. Политика Ким Ир Сена в 1955-56 годах была направлена на сокращение влияния «советской» группировки, но основной блок «заговорщиков» составили не они, а янъаньцы, в отношении которых столь же жесткая политика в то время не проводилась. Это можно трактовать по-разному. Либо российские ученые обращали внимание только на борьбу с советским «доминированием», либо события 1956 г. складывались из нескольких факторов, и между двумя группировками сложился тактический союз. Автор сталкивался с точкой зрения, согласно которой заговор вообще планировался в Пекине в рамках маоистской политики по распространению влияния КНР на азиатский регион. А ситуация вокруг ХХ съезда КПСС была скорее поводом обеспечить нейтралитет Москвы и привлечь союзников из числа «советской» фракции.
У.Стьюк отмечает, что китайцы и ранее не стеснялись интриговать против Кима, чья репутация значительно пострадала в результате Корейской войны, а Пэн Дэхуай не стеснялся давать низкую оценку его военным способностям. Что касается северокорейского руководства, то многие его представители обвиняли китайцев в провале попыток изгнать силы ООН с полуострова в начале 1951 года[78].
20 июля 1956 г. в посольство на прием к Временному поверенному в делах А.М.Петрову пришел активный деятель яньаньской группировки Ли Пхиль Гю, который сразу взял быка за рога, обвинив Ким Ир Сена в насаждении культа личности, преувеличении роли партизан и умалении заслуг Советской Армии в деле освобождения страны: "культ личности Ким Ир Сен приобрел невыносимый характер. Он не терпит никакой критики и самокритики. Слово Ким Ир Сена является законом. Он вокруг себя в ЦК и Кабинете Министров собрал подхалимов и прислужников".
|
|
Затем Ли Пхиль Гю сообщил, что в северокорейском руководстве созрел заговор с целью отстранения Ким Ир Сена от власти: "Группа руководящих работников считает необходимым в ближайшее время предпринять некоторые действия против Ким Ир Сена и его ближайших соратников... Эта группа ставит своей задачей сменить нынешнее руководство ЦК ТПК и правительства. Для этого... имеются два пути. Первый путь - это путь острой и решительной внутрипартийной критики и самокритики. Но Ким Ир Сен не встанет на этот путь... Второй путь - насильственный переворот. Это трудный путь, связанный с жертвами. В КНДР есть такие люди, которые смогут встать на этот путь и которые ведут сейчас соответствующую подготовительную работу"[79].
Заметим, что при этом Ли говорил только о своей фракции. Давая оценку Пак Чан Оку, он сказал, что «ему придется еще много сделать, чтобы искупить свою вину. Он же первый назвал Ким Ир Сена незаменимым, поднял его до небес. Он - основатель культа личности Ким Ир Сена»[80].
В течение июля-августа в советское посольство было совершено несколько таких визитов, призванных продемонстрировать масштаб недовольства Ким Ир Сеном[81]. Советская дипломатия реагировала на все эти экзерсисы сдержанно, но негативно. Не желая вмешиваться, сотрудники посольства «обращали внимание на серьезность положения» и предостерегали от поспешных шагов, которые могли разрушить внутриполитическую стабильность. Заговорщиков не поддерживали, но и не отговаривали.
|
|
А что думал по поводу заговора формальный глава янъаньцев Ким Ду Бон? По словам одного из заговорщиков, Ким Сын Хва, руководитель фракции говорил ему об экономических трудностях и тяжелой жизни народа, безудержном восхвалении Ким Ир Сена, подавлении всякой критики и недовольства. Ким Сын Хва спросил, Ким Ду Бона, как бы тот отреагировал, если бы группа руководящих работников выступила бы против Ким Ир Сена на очередном пленуме ЦК. Но Ким Ду Бон ответил, что это, конечно, было бы хорошо, но "внутри партии едва ли найдутся такие силы, которые правильно подойдут к разрешению этого вопроса, да и положение у нас такое, что не каждый решиться выступить с критикой Ким Ир Сена"[82].
Заметим, что на том этапе совокупный вес потенциальных противников Ким Ир Сена был довольно велик. В 1956 г. внутренняя (южнокорейская) фракция ТПК составляла 34 % членов ЦК и 20 % членов Политбюро. Удельный вес янъаньской и советской фракций составлял соответственно 25 % и 14 % в ЦК и по18 % в Политбюро[83].
Судя по высказываниям Ли Пхиль Гю, заговорщики планировали сначала попытаться добиться успеха в рамках формальных процедур, проведя переизбрание Ким Ир Сена по схеме, по которой в том же году менялась власть в Венгрии и Болгарии. Если бы это не получилось, они прибегли бы к насильственным мерам.
Шансы на удачу казались большими, так как с 1 июня по 19 июля Ким Ир Сен совершил путешествие по Советскому Союзу, странам Восточной Европы и Монголии. Главная цель поездки заключалась в том, чтобы получить дополнительную экономическую помощь. С этой точки зрения поездка окончилась безрезультатно, что с точки зрения фракционной борьбы можно было поставить ему в вину.
Кроме того, советские руководители «обратили внимание Ким Ир Сена на существование в Корее многих проявлений сталинизма, в том числе и культа личности самого Ким Ир Сена, и посоветовали "принять надлежащие меры" для исправления ситуации». Ким Ир Сен был вынужден пообещать, что он постарается исправить ситуацию, хотя, как несколькими неделями позднее признал дел сопровождавший его в поездке Нам Ир, реакция Ким Ир Сена на подобные замечания была "болезненной"[84].
Интересны меры, которые предпринял Ким Ир Сен, видимо, знавший о планах заговорщиков. Превентивных репрессий не было. Наоборот, Ким скорее демонстрировал желание примирения. 30 июля в ЦК ТПК состоялось совещание зав. отделами и зам. зав. отделами ЦК ТПК, в котором участвовали и некоторые министры. По А. Ланькову, речи выступавших там сторонников Ким Ир Сена (Пак Кым Чхоль и Пак Чжон Э) были выдержаны в примирительном и, отчасти, даже покаянном стиле. Пак Кым Чхоль сказал, что в работе ЦК ТПК "имелись серьезные недостатки": "Прежде всего у нас в партии существовал и пока что существует культ личности Ким Ир Сена. Но он не представлял и не представляет такой опасности, как в свое время в КПСС культ личности Сталин. Поэтому руководство ЦК ТПК и решило постепенно преодолеть культ личности и его последствия, не вынося этого вопроса на широкое обсуждение партийных масс". Кроме того, Пак заявил, что "ЦК ТПК допустил ошибки в подборе и расстановке руководящих кадров".
Пак Чжон Э тоже признала наличие в ТПК культа личности, но призвала решить это дело тихо и по-домашнему: "… Учитывая, что культ личности Ким Ир Сена не представляет опасности в нашей партии, мы решили не обсуждать широко этого вопроса, а постепенно преодолеть недостатки в нашей работе, связанные с культом личности. Но некоторые видные работники партии...во время отсутствия Ким Ир Сена стали... требовать широкого обсуждения в партии вопроса культа личности и необходимости борьбы за его преодоление... Руководство и партия не позволят расколоть и ослабить партию"[85].
У автора складывается ощущение, что Ким действительно был готов сгладить проблему или, во всяком случае, не начинать «военные действия» первым. Но в рамках фракционной борьбы уступки действительно воспринимаются только как слабость.
Месяц спустя, 31 августа, состоялся «тот самый Пленум». Формально в его повестке дня стояли два вопроса: об итогах поездки правительственной делегации в СССР и страны Восточной Европы, а также о состоянии здравоохранения в стране, но представитель янъаньской фракции министр торговли Юн Гон Хым в первом же выступлении начал обвинять Ким Ир Сена в культе личности, диктаторском стиле руководства и излишнем внимании к тяжелой промышленности за счет социальных нужд.
Однако выступление Юна не возымело должного эффекта, и его фактически стащили с трибуны, не дав высказаться. То же самое случилось и с остальными участниками заговора: (Чхве Чхан Ик, Пак Чхан Ок, Со Хви и Ли Пхиль Гю) аудитория, которая должна была их поддержать, резко выступила против, и первый день Пленума закончился голосованием за репрессивные меры в отношении участников «антипартийной вылазки»[86].
Юн Гон Хым, Со Хви и Ли Пхиль Гю были прямо на пленуме исключены из партии и посажены под домашний арест. Чхве Чхан Ик был выведен из состава Президиума и ЦК и назначен заведующим свинофермой в отдаленной горной провинции, остальные получили похожие назначения вроде заместителя директора лесопилки, а Комитету партийного контроля было поручено "рассмотреть вопрос об их партийности".
Итак, протест «заглушили», и в этом контексте автору интересен вопрос о том, насколько естественной была реакция аудитории на попытки заговорщиков обличить Кима с трибуны. Пока нам не знакомы данные о том, что, подобно Н. С. Хрущеву на Пленуме КПСС 1957 г., где произошел разгром группировки Молотова, Маленкова, Кагановича и Ко, Ким Ир Сен специально занимался мобилизацией партийной номенклатуры для того, чтобы «заткнуть рот» оппозиции. Из этого можно сделать вывод о том, что реакция аудитории на выступления янъаньцев не была срежиссированной.
Большинство членов ЦК все равно было на стороне Ким Ир Сена, а номенклатура среднего и низшего звена вообще состояла из местных корейцев, неприязненно относившихся к «заморским» из-за их привилегированного статуса и часто не скрываемого чванства[87]. Кроме этого, позиция Пак Чхан Ока и Чхве Чхан Ика не имела принципиальных отличий от позиции Ким Ир Сена и их «борьба с культом личности» была расценена как элементарная попытка взять власть на волне десталинизации, которая прошла по странам народной демократии после развенчания в СССР культа личности Сталина. Тем более в рамках корейской логики фракционной борьбы само разоблачение сталинизма воспринималось не столько как смена идеологии, сколько как тактический маневр, при помощи которого Н. С. Хрущев отлучил от власти «верных сталинцев».
Списывать все на интриганство Кима было бы неверно, - А. Н. Ланьков упоминает о том, что в документах советского посольства есть сведения и о высокомерии представителей советской группировки, и о том, каково было отношение к заговорщикам. Например, в феврале 1957 г. заместитель министра связи Син Чхон Тхэк в частной беседе сказал советским журналистам, что, по его мнению, "группировка, выступившая на августовском пленуме ЦК, которой руководил Цой Чан Ик, не имела принципиальной программы. Они не против строительства социализма и коммунизма. Единственная цель - это борьба за власть, за то, чтобы расставить своих людей на руководящие посты, в первую очередь в ЦК"[88].
Некоторые авторы утверждают, что в дни Пленума в Пхеньян была введена пехотная дивизия, командовавший которой генерал-майор О Чжин У впоследствии стал маршалом и министром обороны[89], но эти данные, призванные представить события не как верхушечный путч, а как серьезную угрозу власти, для противодействия которой пришлось привлекать войска, не подтверждаются – бронетехнику на улицах тогда никто не заметил.
Кроме того, по данным В.Ф.Ли, КНА на тот момент страдала от серьезных проблем. Снизилась воинская дисциплина. Среди генералов и офицеров было распространено пьянство, высокомерие в общении с подчинёнными. Это приводило к самоубийствам, дезертирству, другим преступлениям среди военнослужащих. Эти сведения были почерпнуты на из рассекреченных советских архивных материалов.[90]
«Два самолета» и окончательная победа Ким Ир Сена
31 августа 1956 г. (вечером дня пленума) часть оппозиционеров бежала из-под домашнего ареста в Китай и попросила там политическое убежище.
15 сентября 1956 г. в Пекине состоялся VII съезд КПК, на котором Мао Цзэдун встречался с руководителем советской делегации А. И. Микояном и предложил ему разобраться с корейским вопросом. Как рассказывал В.В. Кавыженко впоследствии в беседе с А. Н. Ланьковым, Мао начал жаловаться на Ким Ир Сена, сказав, что его надо убирать, и Мао предложил послать в Пхеньян совместную делегацию, чтобы решить проблему и, возможно, заменить Ким Ир Сена[91].
По утверждениям В. П. Ткаченко, Мао даже предлагал судить Ким Ир Сена за ошибки, допущенные в ходе Корейской войны, и, вообще, был настроен решительно.
Этот момент можно трактовать как подтверждение гипотезы о том, что выступление янъаньцев произошло по инициативе Пекина. Микоян же оказался причастен к этому просто в силу того, что именно он находился в Пекине в сентябре 1956 г. Впрочем, Н. С. Хрущев, скорее всего, не возражал, так преданность Кима Сталину была известна, и мы знаем о некоторых усилиях Москвы по смещению наиболее одиозных и просталинистски настроенных руководителей соцлагеря.
И вот совместная делегация прибыла в Пхеньян. С китайской стороны ее возглавил маршал Пэн Дэхуай, командовавший китайскими добровольцами во время Корейской войны и недолюбливавший Ким Ир Сена еще с тех пор.
Для анализа тогдашней ситуации стоит помнить, что А. Микоян и Пэн Дэхуай приехали не сами по себе. За спиной российско-китайской делегации на Пленуме ЦК ТПК стоял контингент китайских войск, которые находились там со времени окончания Корейской войны и были выведены только в 1958 г.
По настоянию делегации было принято решение о созыве нового пленума ЦК ТПК, который готовился под непосредственным контролем А.И.Микояна и Пэн Дэ-хуая. Уровень контроля был настолько велик, что советская делегация даже собиралась написать проект решения, которое должно было быть принято на пленуме.
По данным А. Н. Ланькова, в проекте не только решительно осуждались репрессии против высших партийных работников, начавшиеся после августовского пленума, но и предусматривался уход Ким Ир Сена с его поста. Однако, против этого проекта резко выступил сотрудник Международного отдела ЦК КПСС В. В.Кавыженко, который считал, что "составлять какие-либо бумаги по свержению Ким Ир Сена ни в коем случае нельзя. Если Ким Ир Сен удержится, то нам этого никогда не простят"[92]..
Кавыженко понимал, что проект резолюции, предусматривающей уход Ким Ир Сена с поста руководителястраны, может получить поддержку на пленуме только при проведении серьезной организационной работы. Между тем, обладая большинством в ЦК, Ким скорее всего удержится на своем посту. Микоян предложил передать инициативу китайцам, но и они (возможно, тоже убедившись, что Ким Ир Сен пользуется серьезной поддержкой со стороны большинства ЦК) отказались от решительных мер. В результате Микоян занял более мягкую позицию, ограничившись требованием проведения широкой реабилитации участников оппозиционного выступления. Так Ким Ир Сен избежал постановки вопроса о его «служебном несоответствии».
Однодневный пленум ЦК ТПК 23 сентября 1956 г. можно считать временной победой заговорщиков. Под совместным советско-китайским давлением Ким согласился на восстановление в партии участников августовского выступления и их сторонников, и пообещал не предпринимать впредь враждебных действий по отношению к выходцам из Китая и СССР. Постановления предыдущего пленума были отменены, о чем специально было сообщено в печати при том, что решений Августовского пленума в газетах не публиковалось.
Советская делегация уехала домой, но Ким не собирался выполнять взятые на себя обязательства. 30 мая 1957 г. было принято решение Постоянного Комитета ЦК ТПК «О превращении борьбы с контрреволюционными элементами во всенародное, всепартийное движение», а летом 1957 г. Чхве и Пак снова оказались за решеткой[93].
Что изменилось? Традиционно изменение отношений Москвы и Пекина связывают с напряжением советско-китайских отношений, но автору кажется, что и Москва, и Пекин пересмотрели свои взгляды после событий октября-ноября 1956 г. в Венгрии, где попытка провести реформы после ухода авторитарного лидера Ракоци под влиянием ХХ съезда КПСС привела к ускользанию власти из рук реформаторов, убийствам коммунистов и вводу войск. Поскольку венгерские события 1956 г. в глазах Москвы выглядели явным мятежом с большим количеством человеческих жертв, Москва могла пересмотреть свой взгляд на попытки смещения Ким Ир Сена и начать рассматривать его как меньшее зло.
14—16 ноября 1957 г. на совещании коммунистических и рабочих партий в Москве Мао Цзэдун и Пэн Дэхуай принесли Ким Ир Сену извинения за вмешательство во внутренние дела КНДР, после чего 5-6 декабря 1957 г. состоялся расширенный Пленум ЦК ТПК, на котором оппозиция была торжественно добита.
На пленуме присутствовало полторы тысячи представителей северокорейской партийной и государственной элиты, так что его ход и результаты стали известны всему партийному аппарату среднего и высшего звена. Доклад делал Ким Чхан Ман, бывший член янъаньской группировки, перешедший на сторону Ким Ир Сена, и ключевым моментом выступления был следующий фрагмент:
- У нас были и есть люди - любители прилета самолетов [94] … Они не ориентируются на свою партию, а слепо верят другим. Напрасно они ждут прилета самолетов, больше их не будет.
После этого всех «оппозиционеров» вызывали на трибуну для «публичного покаяния», а тех, кто пытался этому противостоять, подвергали обструкции. Досталось, в основном, представителям советской группировки, которые не принимали активного участия в событиях 1956 г. и потому не считали себя виноватыми.
Вскоре после пленума те, фракционеры, которые еще не были арестованы, оказались в тюрьме, и в январе 1960 г., по информации А. Н. Ланькова, над ними состоялся тайный процесс, о котором и мы знаем только по материалам беседы северокорейского министра внутренних дел Пан Хак Се с советским дипломатом В.И. Пелишенко. Перед судом предстали 35 человек, из которых 20 было приговорено к смерти, а 15 -- к длительным срокам тюремного заключения[95].
Что же до остальных, то еще с конца 1956 г. в северокорейскую политическую практику вошли т.н. "идеологические проверки", представляющие из себя целую серию допросов, которым подвергали заподозренного. Зачастую эти допросы и проверки на благонадежность длились сутками и сопровождались обязательными публичными покаяниями перед сослуживцами на специальных собраниях. В большинстве случаев "идеологическая проверка" была лишь прелюдией к аресту[96]. Вне зависимости от того, вели ли они к аресту, они создавали чудовищное психологическое давление, способное легко сломать человека. Метод был заимствован из Китая, где, согласно А. М. Ледовскому, такие проверки начались в конце Корейской войны.
Жертвами таких проверок сначала были "яньаньцы", но уже в 1958 г. они приняли массовый характер[97]. ими все чаще становились и некоторые выходцы из СССР. В течение двух лет политическое пространство было зачищено, и большая часть потенциальных противников Кима исчезла в прямом и переносном смысле.
Однако, как отмечает тот же А. Н. Ланьков, проверки и аресты были скорее направлены не на полное уничтожение противников, а на вытеснение их с политической арены и из страны вообще. В конце 1950-х власть не препятствовала желающим покинуть КНДР (янъаньцы бежали весьма активно), а советских корейцев даже подталкивали к этому. В 1959 г., например, начальник Генерального штаба специально собрал всех служивших на высших армейских постах советских корейцев и сказал, что все, кто хочет, могут спокойно уезжать к себе домой[98].
Обычно выделяют три причины провала фракционеров.
Во-первых, Пекин и Москва заняли в вопросе смещения Ким Ир Сена достаточно двусмысленную позицию. Точка зрения Микояна отличалась от взгляда МИДа, который через своего временного поверенного убеждал северокорейскую оппозицию отказаться от критики Ким Ир Сена, а после венгерских событий
Во-вторых, советское руководство не использовало экономические и военно-политические рычаги давления, в то время как в июне 1956 г., за два месяца до пленума, делегация Северной Кореи посетила СССР, где подписала целый ряд крайне выгодных для КНДР договоренностей.
В-третьих, оппозиция также была раздробленной и непоследовательной, и часть противников режима Ким Ир Сена (Ким Ду Бон) не желала открытой дискуссии на пленуме ЦК, опасаясь подрыва авторитета государства.
Кстати: Син Се Ра пишет, что венгерские события оказали влияние и на некоторую часть корейской интеллигенции, которая пыталась активно выразить свое недовольство, но такие попытки были пресечены[99]. Согласно Ян Сын Чхолю, 1 мая 1958 г. янъаньцы, вроде бы, планировали военный мятеж под командованием командира 4-го Корпуса Корейской Народной Армии Чан Пхён Сана[100], однако я не нашел подтверждения этой информации в других источниках.
Последним этапом установления абсолютной власти Ким Ир Сена стало устранение Ким Ду Бона, возможно, связанное с тем, что в 1959 г. Пэн Дэхуай был снят со своих постов за противодействие политике Мао Цзэдуна (причем «неправильные» действия в Корее ему тоже припомнили)[101].
20 сентября 1957г. Чхве Ён Гон заменил Ким Ду Бона на посту председателя ВНС, оставаясь в этом качестве до 1972 г., а в 1960 г. «за допущенные ошибки» Ким Ду Бон был снят со всех постов и «разжалован в комбайнеры». Вокруг Ким Ир Сена остались только представители «партизанских» фракций.
Таким образом, к началу 1960-х годов Ким Ир Сену удалось разрушить систему фракций и группировок, и с этого времени ТПК являла собой монолитную структуру. Это имело свои плюсы и минусы. С одной стороны, это закрепило культ личности Ким Ир Сена и почти уничтожило внутрипартийную демократию, с другой – мы хорошо знаем, какой смертельной заразой была в Корее подавленная на этот раз фракционная борьба.
Кроме этого, как полагает А. Н. Ланьков, Ким Ир Сен получил предметный урок того, что возможности Москвы и Пекина влиять на Пхеньян ограничены, и потому, соблюдая определенную осторожность, он может действовать так, как считает нужным.