Amor
П о проходу идет фигуристая стюардесса с маленьким подносом в руке. На нем стакан с соком. Самолет делает крен, стюардесса теряет равновесие, слегка облокачивается о плечо молодого человека в светлом костюме.
— Ой, простите, — Она заботливо разглаживает пиджак на его плече.
— Ничего… — Владимир ей любезно улыбается.
Стюардесса идет дальше. Владимир смотрит ей в след. Его взгляд перехватывает сосед через проход.
— Первый раз на острове Свободы? Там будут экземпляры поаппетитнее…
Владимир пожимает плечами, опускает голову к газете… Пассажир понимающе улыбается, поудобнее страивается в кресле и прикрывает глаза.
Владимир отрывается от газеты, смотрит в иллюминатор самолета на проплывающие внизу облака. В его воспоминаниях они превращаются в Политическую карту мира на стене кабинета в Главном Управлении кадров Министерства Обороны СССР…
Владимир в новенькой военной офицерской форме с погонами лейтенанта и еще четыре таких же, как и он, переводчика сидят в коридоре у кабинета с номером 327. Из кабинета с номером 329 выходят три молодых парня, но уже старшие лейтенанты. Они пунцовые от волнения, но довольные, и с интересом рассматривают медали на груди друг у друга. Один из лейтенантов встает с дивана, догоняет уходящих награжденных и что-то у них спрашивает. Возвращается к своим коллегам и радостно сообщает им только что узнанное.
— Это переводчики, — говорит приятель Владимира по выпуску Бабаян, — Во Вьетнаме воевали ребята. И вот награждены медалями «За отвагу».
Молодые лейтенанты с восторгом смотрят вслед геройским коллегам. В это время дверь кабинета открывается и в приемную выходит лейтенант Корецкий. Он бледен. Владимир бросается к нему:
|
|
— Ну, что, Юра? Все в порядке?
— Резолюция: оставить пока без назначения.
Владимир оборачивается к двери, из кабинета доносятся голоса…
— Кто-то доложил, как мы звездочки лейтенантские бурно обмывали, и мне так ничего конкретного и не сказали. Сказали только ждать, ждать решения.
В кабинете, где проходит выездная комиссия, во главе стола сидит генерал-лейтенант, справа от него копошится в бумагах генерал-майор, а слева от него расположились генерал-майор и два полковника.
— Кто следующий? — спрашивает громадный генерал-лейтенант.
Полковник смотрит в папку:
— Лейтенант Ершов. Тоже из Военного института иностранных языков.
— Приглашайте. А Корецкий пусть пока поработает в Москве с делегациями. Посмотрим, как он будет себя вести.
В приемную выглядывает полковник и приглашает на комиссию Владимира. Ершов входит в кабинет. Он хочет было сделать несколько строевых шагов, но кабинет маленький, и он, сделав только один шаг, встает около свободного стула.
В этот момент генерал-майор отвечает генерал-лейтенанту:
— Так точно. До заграницы еще дорасти надо.
Генерал-лейтенант кивает, берет личное дело Владимира, которое кладет перед ним полковник, и читает фамилию на обложке. Смотрит пристально и внимательно на Владимира.
— Товарищ генерал-лейтенант, лейтенант Ершов на заседание выездной комиссии прибыл.
— Садитесь, товарищ лейтенант.
Генерал-лейтенант открывает папку, просматривает ее содержимое. Владимир садится на краешек стула. Генерал-лейтенант листает личное дело лейтенанта, показывает запись в личном деле генерал-майору. Тот читает, водя пальцем по тексту. А по виску Владимира стекает капелька пота. Генерал-лейтенант удовлетворенно кивает головой, передает личное дело генерал-майору слева, тот внимательно его изучает.
|
|
— Товарищ лейтенант Ершов. Мы хотим направить вас на Кубу. Как вы на это смотрите?
Владимир вскакивает со стула.
— Есть ехать на Кубу! Я согласен.
Генерал-майор слева передает папку генерал-майору справа. Тот улыбается.
— Товарищ лейтенант!
Владимир вытягивается по стойке «смирно».
— Вы, — хриплым, стальным голосом, но доброжелательно говорит ему генерал-лейтенант, — направляетесь в качестве военного переводчика испанского языка в служебную командировку на Кубу. На два года
— Есть!
Генерал-лейтенант берет у генерал-майора отпечатанное назначение.
— Как? Не подведете нас?
Золотое перо зависает над назначением…
— Никак нет! Не подведу.
Генерал-лейтенант удовлетворенно хмыкает и размашисто подписывает назначение.
— Вопросы к нам есть?
Назначение подписывают и генерал-майоры.
— Никак нет.
— Вы свободны, товарищ лейтенант.
Владимир четко поворачивается кругом, выходит из кабинета. Полковник идет вслед за лейтенантом приглашать следующего.
Владимир смотрит на проплывающие внизу облака. Кто-то трогает его за локоть. Владимир оборачивается. Это сосед. Он дружелюбно улыбается, протягивает Владимиру руку.
— Здравия желаю! Будем знакомы. Иван Иванович. Прохоров. Капитан царицы полей. Военспец, так сказать.
Владимир подозрительно изучает его, но все-таки привстает со своего кресла.
— Владимир Максимович Ершов.
|
|
Соседи пожимают друг другу руки.
— Очень приятно. Вы не будете возражать, если я к Вам пересяду?
— Пожалуйста. Садитесь.
Прохоров бросает взгляд вдоль прохода, достает из сумки плоскую бутылку коньяка, лимон, пластмассовый выдвижной стаканчик, встает и пересаживается вместе с сумкой на свободное место рядом с Владимиром. Эффектно махнув рукой, Прохоров раскрывает стаканчик, ставит его на откидной столик, наливает в стаканчик коньяк. Владимир неодобрительно наблюдает за его действиями. Прохоров понимает его взгляд.
— По маленькой. За знакомство! Нам столько лететь! Выветрится! По чуть-чуть. А, Владимир Максимыч? Или сразу будем на «ты»?
— Товарищ капитан…
Владимир нерешительно берет стаканчик. Навязчивость соседа его настораживает. Но Прохоров коротким жестом останавливает его, отрезает от лимона дольку, посыпает ее из солонки сахаром. Владимир берет дольку.
— Давайте, будем на «ты». Спасибо. Будем знакомы.
Владимир выпивает коньяк, закусывает его лимончиком. Прохоров морщится в предвкушении его реакции. Владимир щурится от лимона. Прохоров удовлетворенно смеется, наливает себе.
— Итак. Первый раз на Кубу?
Прохоров выпивает, с удовольствием закусывает ли- мончиком.
— Первый.
— Переводчиком, лейтенант?
Владимир удивлен, подозрительно смотрит на собеседника. Прохоров хмыкает, улыбается.
— Все нормально, товарищ лейтенант. Это опыт. За эти годы я много вашего брата повидал…
Прохоров нарезает лимон, наливает в стаканчик «по второй».
— Между первой и второй перерывчик небольшой. А я из отпуска лечу. Преподаю кубинцам практику владения нашим современным вооружением. Передаем им наш опыт. Так выпьем за полет. Чтобы долететь. Благополучно.
Прохоров кивает на проплывающие внизу облака:
— Давай, Володя, расслабимся немножко. Я высоты с детства боюсь.
Владимир берет стаканчик, выпивает. Прохоров наливает себе, выпивает. Прохоров слегка разомлел:
— Куба-это здорово! Красивая страна. Хорошие люди. Нас, русских очень любят. Особенно военных. Где будете служить?
— В аппарате Военсоветника.
— Ух, ты! Неслабо, однако. Значит, жить будете в престижном районе «Репарто Коли», где раньше кубинская аристократия…
Прохоров потягивается, видит по прохода к нему приближается стюардесса, предлагая пассажирам прохладительные напитки.
— А где служите Вы? Как там сейчас обстановка на Кубе?
— Служу под Гаваной. А живу недалеко от Вас. Сейчас…
Прохоров не успевает договорить. Стюардесса с подносом в руке наклоняется к нему.
— Что желаете: лимонад, минералка, сухое вино?
— Два винца и минералочки тоже две, хозяюшка.
Стюардесса дежурно улыбается, дожидается пока Прохоров возьмет с подноса стаканчики, затем следует дальше. Прохоров и Владимир выпивают вино. В освободившиеся стаканчики Прохоров вновь наливает коньяк. Снова режет лимон.
— Готовить-то умеете? —спрашивает Прохоров.
— Яичницу с колбасой и чай…
Владимир пытается отказываться от протянутого стаканчика, но Прохоров даже слушать ничего не хочет.
— Научишься и готовить, и стирать, и гладить, и вести себя в коллективе, окрепнешь, закалишься. Матушка тебя встретит — не узнает и не нарадуется. Давай теперь по граммулечке за дружбу? Давай будем дружить!
— Я — за!
Прохоров протягивает Владимиру лимон, сам запивает минералкой.
— Друзей здесь приобретешь на всю жизнь. Первого, можно сказать уже имеешь. Друг другу помогать будем. Я тебя кой-чему научу. И хочу сразу тебя предупредить. Извини за откровенность, но смотри, будь осторожен в высказываниях. Лишнего не болтай! Чтоб не испортить себе жизнь в будущем.
Владимир настороженно смотрит на Прохорова, а тот, захмелев, продолжает его учить жизни.
— Могут тебя попросить и «стучать» на своих коллег. Ну не смотри ты на меня так! Мол, туда-сюда, служба, враг не дремлет. Я тебя научу, как поступать в этом случае. Скажи, что ты ночью, мол, разговариваешь. Во сне. От тебя и отвяжутся. Проверенное средство.
— Неплохо придумано.
— Уловил! Тогда давай выпьем!
— А как служба идет? Как кубинцы? Что за народ?
— Служба как служба. С кубинцами живем душа в душу. Учим их военному делу и русскому языку. Я уже и ругаться по-кубински умею, а кубинцы по-русски. Я даже петь по– ихнему могу.
Прохоров наклоняется ближе к Владимиру, сжимает в приветствии кулак и тихо поет:
— «Куба! Ке линда эс Куба. Кьен ла дефьенде ла кьере мас! Куба! Ке линда эс Куба. Кьен ла дефьенде ла кьере мас!» Как? (Куба! Какая ты красивая, Куба! Кто тебя защищает, тот тебя любит еще больше!)
Владимир смеется, показывает большой палец.
— Все понятно. И произношение приличное.
— Во-во! Они наше слово «давай» очень любят. Чуть что, «Иван, давай!». И слово «молоток» им очень нравится. «Иван, ты молоток!», «Давай, молоток!». Увидят кубинку, обязательно подтолкнут: «Отличная чувиха! Давай, Иван, клей!».
Прохоров смеется, над ним снова нависает стюардесса с подносом, укоризненно на него смотрит, подносит палец к губам, указывает глазами на спящих соседей. Прохоров понимающе кивает, ставит на поднос пустые стаканчики. Когда стюардесса удаляется, он наклоняется ближе к Владимиру.
— Я по-кубински уже много понимаю. Во всяком случае, уже практические занятия могу вести с кубинцами один. Без переводчика иногда управляюсь. Ведь на всех специалистов переводчиков не хватит. На Кубе сто переводчиков, а все равно на всех не хватает.
Владимир улыбается, смотрит в иллюминатор на проплывающие внизу облака, что-то там замечает, поворачивается к Прохорову, но тот уже дремлет. Владимир снова смотрит в иллюминатор и не может сдержать улыбку…
Владимир вспоминает, как его собирали его на Кубу. Громче и шустрее всех была, конечно, его дорогая сестричка, юркая восьмиклассница Юля.
— Посмотрите-ка на эту «смерть носильщикам» или «мечту оккупанта».
Юля тащит чемодан. Владимир смотрит на сестру осуждающе. И грозит ей пальцем. К ней на помощь спешит мама Владимира, Мария Александровна.
— Ставь сюда. На диван.
Мама открывает чемодан, начинает складывать в него под белье буханку бородинского хлеба, батоны копченой колбасы, банки с тушенкой, обернутые в целлофан. Отец кладет в него пакет с семечками и банку «Бычки в томатном соусе».
— Папа, — хочет удержат отца сын, — все это отберут таможенники, а семечки — в первую очередь.
— Ничего-ничего, мама продолжает втискивать в чемодан консервы, — Не отберут. Это на первое время. Ты же их любишь.
Владимир обреченно вздыхает и затягивает лямки чемодана.
Брат и сестра беседуют наедине в комнате Юли.
— Мне Муза нее звонила?
— За час до твоего прихода.
— Да ты! Ты бьешься, бьешься как рыба об лед, а она тебя элементарно игнорировала. И вдруг в ней к тебе такая пышная любовь пробудилась.
— Заткнись! Много ты понимаешь! Приеду в отпуск и на ней женюсь. Тебя не спрошу. Я сам знаю, любят меня или нет.
— Сам ты ничегошеньки не понимаешь. Не мыслишь и не видишь. Крутит она тобой. А ты дурак. У тебя просто больное самолюбие. Хочешь добиться благосклонности, а она от тебя просто деньги хочет получить, на сертификаты желтополосые тебя разводит. А любовью здесь и не пахнет. Ты просто пентюх, братец, лопух и простофиля. Да ты и сам ее не любишь. Так, привык. Так не любят!
— Как-нибудь без тебя во всем разберемся! Ладно, сестричка?
— Разбирайся, разбирайся. Да только поздно будет! Я с тобой, Вовка, своим чутьем, своей интуицией делюсь. Я просто всеми фибрами своей души чую…. А ты…
— Слушай, Юлька, прекрати. Я и так весь на нервах с этим отъездом, да еще ты тут ноешь, ноешь. Отстань!
— Потом пожалеешь! Еще как пожалеешь, что опытную женщину не послушал.
— Ну, ты, опытная женщина. Я от тебя уже устал. Отвали! Все зудишь, зудишь….
— Все! Да кому ты нужен, чтобы зудеть тебе. Собирайся! Тебе же добра желают. Как-никак я тебе не чужой человек, а сестра. Кровинушка твоя родненькая! Не буду тебе мешать! Звони своей ненаглядной Музочке-Пузочке!
Юля в расстройстве чувств выбегает из комнаты и хлопает за собой дверью. Владимир подсаживается на кресло к телефону.
Самолет «Ту-114» с треском выпускает шасси. Владимир в иллюминатор созерцает открывшийся ему внизу дивный пейзаж: зеленые луга, большие озера и маленькие прудики, белые длинные пальмы, изгороди, деревянные домики и потом большие дома Гаваны. Самолет идет на снижение.
— Красотища! — восторгается Владимир.
— Это первое впечатление, а оно, как утверждает какой-то, не помню, классик, самое верное.
Владимир втискивается в иллюминатор. Самолет мягко приземляется и, слегка подпрыгивая, подруливает к месту стоянки. Заурчал, еще немного проехал вперед и остановился, как вкопанный. Пассажиры захлопали в ладоши летчикам в благодарность.
На ветру полощутся на ветру кубинские флаги: один бело-синий с белой звездой в красном теугольнике, а другой красно-черный.
Одним из первых Владимир спускается по трапу. В одной руке у него сумка, в другой —плащ-болонья. У трапа оживленно беседуют между собой кубинские пограничники.
— Добрый день.
Пограничники перестают разговаривать и молча рассматривают Владимира. И вдруг все заулыбались.
— Ну, здравствуй, свободная Куба, первая социалистическая страна в Америке.
— Здравствуйте, товарищ.
Следом за Владимиром спускается Прохоров. Он по-кубински приветствует пограничников.
— Салуд, компаньрос!
— Буенос диас, компаньеро! — отвечают погранцы.
Владимир и Прохоров с другими пассажирами идут к зданию аэропорта и проходят паспортный контроль. Сотрудница берет паспорт Владимира, листает его, сличает фотографию Ершова с оригиналом. Прохоров подмигивает Владимиру, мол, обратил внимание, какова? Владимир краснеет. Сотрудница паспортного контроля смачно шлепает штемпелем и безразлично смотрит на Владимира чарующими карими глазками. Одарив сотрудницу широченной улыбкой, Прохоров подает паспортистке свой паспорт.
— Проходи уж!
Владимир видит свой чемодан на движущейся ленте транспортера.
— Помощь не требуется? — Спрашивает Прохоров.
— Ничего, я уж как-нибудь сам.
С трудом Владимир снимает чемодан с ленты. У Прохорова оказывается тоже очень внушительных размеров чемодан, но поменьше чем у Владимира. Владимир, пыжась, водружает чемодан на стол таможенника для досмотра.
В таможенный контроль аэропорта влетает высокий парень в национальной кубинской рубашке-гуаявере. Он внимательно окидывает толпу прибывших пассажиров, слушает раздающееся в этот момент по радио объявление о прилете и уверенно направляется через служебный проход прямо к стойке таможенного контроля, у которой стоит Владимир. Не доходя несколько шагов до стойки, парень громко приветствует таможенника.
— Привет, Альфредо! Как дела?
— Хорошо, товарищ.
Таможенник кивает головой в сторону Владимира.
— Это твой?
— Мой. Я его забираю. О'кá?
Таможенник щелкает указательным пальцем о средний.
— О'кá!
Владимир берется за ручку чемодана, но таможенник неожиданно кладет на него руку.
— Товарищ, семян, фруктов нет? — спрашивает для проформы таможенник, даже не глядя в сторону Владимира.
Владимир хлопает глазами.
— Нет, друг. Ничего нет. Ни семян, ни фруктов… — отвечает за него Анатолий.
Владимир кивает. Таможенник широко улыбается, хлопает по чемодану рукой, мол, забирайте. Анатолий с Владимиром оттаскивают чемодан от стойки.
— Владимир Максимович Ершов?
— Я из группы «встречи-проводы» аппарата Главного военного Советника старший лейтенант Клочков Анатолий. Будем знакомы. С приездом! Как долетел, товарищ лейтенант?
— Нормально.
— Я тебя сразу вычислил. Нашего брата, переводчика, за версту видно. Наши специ и советники все в черных костюмах, а ты в светлом. Во-первых, это показывает, что ты москвич, а во-вторых, что настойчивый, выбил-таки себе на складе приличную одежонку. Я не прав?
— Правы!
Анатолий замечает в зале Прохорова, направляющегося от магазина «Дьюти фри» к очереди на таможенный досмотр, подзывает его рукой и приветствует.
— Ты вот в костюмчике светленьком, а вот Прохоров…
Анатолий кивает в сторону Прохорова.
— Специалисты и советники почти все как один в черных, фабрики «Большевичка» прибывают. А ты в импортном. И ботинки у тебя, наверное, французские? А шляпа где?
— Дома оставил. Что я на Кубе в шляпе ходить буду?
— И правильно сделал. Здесь наши в шляпах не ходят. За исключение некоторых придурков. Сигареты у тебя есть?
— Есть. А что?
— Дайка мне две-три пачечки.
Владимир достает из сумки блок «Явы», отдает четыре пачки Анатолию. Анатолий одну пачку небрежно опускает себе в нагрудный карман гуаяверы.
— Одну конфискую. За качественное обслуживание.
Анатолий подходит к таможеннику, протягивает ему три пачки.
— Альфредо, это тебе.
— Спасибо, брат.
Альфредо смахивает сигареты выдвинутый ящик стола. Анатолий кивает на Прохорова.
— Это тоже мой.
— Забирай своих вояк!
Анатолий машет Прохорову, тот спешит к Анатолию, они тепло и радостно здороваются. Все вместе направляются к выходу из аэропорта. Анатолий помогает Ершову нести его чемодан. Переводчики выходят из аэропорта. Анатолий видит, что ему машет рукой какой-то тип в легкой цветастой рубахе, суетящийся у белого «Москвича». Анатолий, приветствует его, как бы козыряя.
— Это тоже наш человек?
— Наш. Только не совсем наш. Это Костя Дымоховский. Из ГКЭСа, из аппарата Экономсоветника.
Прохорова встречает на «ГАЗике» кубинец. Капитан прощается с Анатолием и Владимиром.
— Увидимся, Володя! Я тебя разыщу!
— Хорошо. Буду ждать.
Владимир и Анатолий заталкивают чемодан Ершова в «Москвич». Анатолий запирает багажник и двери машины, обнимает Владимира, ведет его обратно к аэропорту. Прохоров уезжает.
— Пойдем, быстренько выпьешь чего-нибудь. Небось, с дороги все внутри пересохло?
Около стойки Анатолий машет бармену.
— Привет, Андрес!
Анатолий садится на высокий круглый стул, указывает Владимиру на стул рядом.
— Что будешь пить? Ром? Мартини?
Владимир пожимает плечами. Анатолий обращается к бармену:
— «Пепси» ему! Плиз! Грасиас!
Бармен быстро Анатолий изучает округлившиеся глаза Владимира, хлопает его по плечу.
— Пиво здесь на Кубе отличное. По чешскому рецепту. Наше «Жигулевское» ему в подметки не годится.
Владимир неловко усаживается на узкий, непривычный стул у стойки.
Анатолий машет бармену:
— Одно пиво и один «Пепси».
Бармен кивает, быстро ставит на стойку две холоднющие, потные бутылки. Анатолий объясняет Владимиру:
— «Рефреско» — освежающий напиток. Есть еще «Кола», «Лимонный», «Содовая».
Анатолий открывает бутылки. Владимир, глядя на Анатолия, пьет прямо из бутылки. С непривычки у него от холода и пузырьков перехватывает горло.
— Пей небольшими глотками, а то вмиг ангину заработаешь. Хочешь сигару?
— Я вообще-то не курю.
— Здесь закуришь! Бери! Это на халяву! Дают — бери, бьют — беги!
Анатолий вынимает из стоящей на стойке деревянной вазочки четыре сигары и засовывает их Владимиру во внутренний карман пиджака. Две сигары он опускает в боковой карман своей гуаяверы. Подмигнув по-приятельски бармену, Анатолий жестом благодетеля и широкой души человека приглашает Владимира на выход.
— Вуаля! Для каждого приезжающего один напиток или одна бутылка пива и одна сигара бесплатно.
Владимир похлопывает себя по карману:
— Но мы же…
— А кто их считать-то будет?
Анатолий извлекает из кармана ключи с симпатичным кубинским брелоком, открывает Володину дверцу, подкидывая и ловя на лету ключи, пританцовывая, посвистывая, обходит машину, открывает свою дверцу.
— Поехали, а то у меня еще много сегодня дел. Как говорится, рвут меня на части, а эти части еще мельче рвут.
Слева и справа мелькают яркие вывески и рекламные щиты. На газонах и обочинах дороги пальмы, олеандры и другие, неведомые до селя Владимиру, экзотические растения. Ветер лохматит Владимиру волосы. Он поправляет их, но они вновь рассыпаются. Позади остается стадион причудливой формы с лозунгом на фасаде «Готовы побеждать!».
Владимир вертит головой. Анатолий, откинувшись на сиденье, лихо накручивает баранку, покуривая. Из радиоприемника звучит мелодичная, веселая аргентинская песня.
— Сейчас я отвезу тебя в твой дом, в «Репарто Коли». Там наши советники и переводчики живут. Кстати, у тебя сосед, тоже переводчик. Олег Островский. Завтра утром к девяти нуль-нуль прибудешь в штаб части. Твой сосед объяснит, как туда дойти. Представишься в кабинете 3 подполковнику Рытову. Он личным составом ведает. Потом сдашь паспорт в канцелярию. Взамен тебе дадут удостоверение личности. По-испански «Карнет де идентидад». И две фотки с собой взять не забудь. На удостоверение. Ясно?
— Ясно.
Вдруг они видят странную картину. На газоне стоит «ГАЗ-69» без пассажиров с валяющимся рядом на земле отломанным левым передним колесом. Машина уткнулась носом в переломившуюся посередине от удара невысокую пальму. И тишина. Только мимо едут американские машины старых марок. Анатолий притормаживает, медленно проезжает мимо.
— Ничего себе! Наши что ли врезались?
Анатолий разглядывает происшествие в зеркало заднего вида.
— Не знаю. У наших и у кубинцев номера на военных машинах одинаковые. А почему ты сразу на наших подумал?
Владимир промямлил, смутившись:
— Не знаю… Так…
Машина несется по набережной. Владимир видит регулировщицу, провожает ее долгим взглядом.
— Ничего девочка.
— Это гаишница. Здесь такие девахи на каждом шагу! Их здесь называют которрúтас. Попугайчики, значит. За их зеленую униформу. Знаешь, гаишников во всем мире не любят, поэтому на Кубе многих женщин пригласили работать в ГАИ. Так сказать, облагородить отношения. Чтобы шоферы к ним лучше относились. И еще. На Кубе самый ненавистный цвет знаешь какой? Зеленый! Потому что здесь четыре времени года, а все постоянно кругом зеленое. И трава, и растения. Весь год. Так что нам с тобой повезло, что у нас времена года в природе отличаются. Разнообразие!
Навстречу переводчикам летит битком набитый бортовой открытый «УАЗ». В нем одни парни сидят в обнимку на сиденьях, другие на борту, свесив с него ноги.
Из «УАЗика» разносится:
— Э-эх-х! Дороги-и! Пыль, д-да-а туу-ман, хо-ло-да-а тревоги!..
«УАЗик» скрывается за машинами.
— Шесть-восемь месяцев отпахали в море, в тропиках, без женщин и кондиционеров. Не так взвоешь!
Владимир оборачивается к Анатолию.
— Рыбаки. Пришли с промысла. Из рыбного порта едут в Восточную Гавану. Вон там они живут.
— Веселые ребятки!
— Не то слово. Гудят! Теперь до отлета в Союз расслабляться будут. Их экипажи самолетами меняют. А они, пьяные вдребезги, эти самолеты в полете прямо–таки раскачивают. С ними летать-то страшно. Но с этими парнями дружить нужно. У них отменная свежая рыбка имеется. В обмен на ром «Гавана-клаб» или «Бокарди». Сырой тунец, например, подсоленый. Строганина, называется. К пиву. Да к чему хошь. Идет только так! Потрясающе вкусно. Угощу как-нибудь. Кстати о наших рыбаках. Слушай хохму. Увязались тут три пьяных наших рыбака за одной хрупкой изящной кубиночкой. Сначала шутки шутили. Она им: «Отстаньте, полицию позову». А они кубинку до самого ее дома преследовали. И, пьяные морды, прямо в ее же квартиру за ней следом и вломились. Так она одним ударом самого здорового напрочь вырубила. Второго взяла болевым приемом на удержание. А третий, видя такое дело, в миг протрезвел и дёру дал. Тут, к счастью, военный патруль кубинский проезжал. Всех троих и повязали. Хотели кубинским судом их судить. А наше посольство говорит: «Отдайте их нам. Они у нас в Союзе как миленькие лет восемь будут сидеть за попытку изнасилования, да еще и заграницей». Но кубиночка эта, а она оказалась из кубинской спецслужбы, как узнала, что нашим парням светит, сразу забрала свое заявление: «Я — говорит, — их прощаю. Они, — говорит, — пьяные были и не соображали, что делают и с кем связались. Я и так одному нос сломала, а другому руку вывихнула. Хватит, — говорит, — с них!». И простила. Сердобольная.
Володя берет из бардачка пачку кубинских сигарет.
— «Лихерос». Легкие, называются. А на самом деле, какие они к лешему легкие. Мы их «противозачаточными» назвали.
Машина с переводчиками подъезжает к двухэтажному, утопающему в цветах особняку. Порхают колибри. На веранде перед домом два кресла-качалки.
— Приехали.
Анатолий выходит из машины, достает из-под коврика ключ, открывает дверь. Затем помогает Владимиру втащить в дом чемодан. В холле, слева от входной двери около высокой клетки сидит на жердочке большой белый попугай «Ара» с здоровенным клювищем. Владимир с интересом его рассматривает. Попка вдруг говорит по-русски:
— Не наглей, а то дам по шапке.
Владимир недоверчиво улыбается. К нему подходит Анатолий.
— Это «Ара». Говорящий попугай.
Он щекочет пальцем попугаю шейку.
— Они, эти «Ары», больше ста слов и выражений помнят и, что интересно, выдают заученные слова как раз к месту. Как разумные.
— Еще, еще, — требует попугай.
— Хорошего помаленьку. Вывозить их из страны нельзя, и поэтому его жильцы этого дома друг другу как эстафетную палочку передают. А зовут его…
Анатолий морщит лоб припоминая…
— Э-э-э… Боцман… Его так предшественник твой прозвал, потому что он материться научился. Хорошо, что к нам дамы не ходят.
Владимир подходит к попугаю, рассматривает его.
— Располагайся. А я спешу. Кстати, Владимир, нет ли у тебя чего-нибудь такого…. Глотнуть для бодрости. Ну, ты понимаешь….
Анатолий потирает характерным жестом шею. Владимир понимающе кивает, открывает чемодан, достает из него бутылку коньяка. Анатолий тем временем несет с кухни стаканы. Владимир наливает, Анатолий задерживает Володину руку.
— Все! Будя! Ну, за твой приезд и успешное пребываньице!
Опрокинув в себя содержимое стакана, он отдает Владимиру ключ от дома.
— Счастливо оставаться. Я поехал. Еще увидимся.
— Спасибо, Анатолий, за помощь. Если что, заскакивай!
Анатолий машет ему рукой и захлопывает за собой входную стеклянную дверь. Звук отъезжающей машины затихает, а Владимир первым делом подходит к диковинному попугаю, чтобы пощекотать его, как это только что делал Анатолий. Но попугай, не долго думая, цапает его за палец. До крови. Володя ойкает, бежит на кухню, открывает кран, чтобы промыть рану. Попугай радостно кричит вдогонку.
— Еще? Еще хочешь?
С пальцем во рту Владимир направляется к радиоприемнику. По всем программам — песни и музыка. И какая! И «Битлз»! О-бладú! О-бладá! И все на испанском! Владимир забывает про рану, шарит ручкой настройки по эфиру.
Он ловит голос радиодиктора:
— Экономьте электроэнергию. Между семью и восемью часами вечера расход электроэнергии достигает своего максимума…
Владимир вновь крутит ручку настройки. Звучит песня «Мельницы на ветру». Он с удовольствием слушает. С улицы доносится шум подъехавшей машины, раздается стук в дверь. Владимир идет в прихожую, открывает дверь и в квартиру вновь входит Анатолий в обнимку с пакетами.
— Извини. Забыл. Это тебе продукты, чтобы до субботы продержаться. Мы раз в неделю в магазин, в «Гран Америку», ездим отовариваться. Потом сочтемся.
— Большое спасибо тебе, Анатолий. Я кое-что и с собой привез. Вот возьми себе копченой колбаски. И хлеба черного.
Владимир достает из чемодана хлеб и колбасу…
— Черный хлеб у нас на вес золота! Я отрежу себе четвертинку, а остальным ты с соседом и другими своими коллегами по службе поделись. Очень рекомендую. Порядок такой. И… я, пожалуй, еще один глоточек твоего отменного коньяка сделаю. Если ты не возражаешь. А то все ром, да ром…
— Ну, что ты! Сделай одолжение.
— С новосельем!
Анатолий выпивает, крякает, поднимается, чтобы идти…
— А ты не боишься, что права отберут?
— Во-первых, я, чем больше пью, а пью я не много, тем тише еду. Шепотом, можно сказать. А, во-вторых… У тебя права, кстати, есть?
— Есть.
— Вот! Если остановят, дари всем…