— Доброй ночи. Секундочку. Мария! Это тебя!
Трубку берет Мария.
— Слушаю.
— Мария! Это я.
— А это я.
Владимир плохо слышит, плотнее прижимает трубку.
— Это кто подходил к телефону?
— Отец.
— А… а кто он у тебя?
— Команданте.
— Серьезно?
Мария тихонько смеется.
— А мама твоя кто? Тоже команданте?
— Нет, мама-домохозяйка. Но дома она настоящая команданте.
— А сестры, братья есть?
— Нет. Я одна. Ты звонишь, чтобы расспросить меня о моей семье?
— Нет. Но я узнал много интересного.
— А ты откуда звонишь?
— Со службы. Дежурю.
— Что делаешь?
— Думаю. Как ты там? А ты?
— Тоже думаю.
— А ты о чем?
— Как ты там?
— Твои родители, наверное, уже спят, а я тут трезвоню. Пока, Мария! До встречи на пляже?
— Пока, Болодья, Болодьито. До встречи на пляже.
Коричневый «ПАЗазик» с советскими специалистами, подняв облачко пыли, останавливается на стоянке у пляжа Санта-Мария. Шум, гам.
На песке загорают четверо переводчиков. Владимир смотрит на часы:
— Ладно, пойду искупаюсь.
— Я с тобой, — встает, поправляя плавки, Денис.
— А я сначала пивка хлебну.
— Отлично! Давай сначала по холодненькому пивку вдарим? — пристал к нему Денис, как банный лист.
— А давай!
Владимир незаметно достаёт духи «Красная Москва» и прячет их в плавки. Они с Денисом идут в бар за пивом.
У стойки уже стоят несколько наших специалистов и переводчиков. Владимир покупает бутылку пива и тихонько исчезает из поля зрения Дениса и своих коллег. Он выходит из бара, заходит за металлическую сетку, обходит пляж и в ста метрах от бара находит Марию. Она в раздельном розовом купальнике с оборочками на лифчике и на трусиках. Лежит на песке. Читает.
Владимир очарован её красотой:
— Ола! Жарко, смуглянка?
|
|
Мария увидела Владимира, отложила в сторону книгу и быстро поднялась:
— Привет, Володиа! Да, сегодня просто п е кло!
— Ты очень красивая, — он откровенно ею любуется.
— Правда?
— Правда!
Они долго держатся за руки, потом садятся на песок, обхватив руками колени. Молчат, глядя в голубую даль. Владимир машет рукой в сторону моря, чтобы побороть волнение.
— Интересно, сегодня нет «плохой воды», этих опасных обжигающих и парализующих медуз? — находит тему для разговора Владимир.
— Говорят, что нет. А ты уже и про «плохую воду», и про медуз с двадцатиметровыми щупальцами знаешь?
— Рассказали наши ныряльщики, охотники, кто подводной охотой увлекается.
— А ты?
— У меня пока ещё и ружья нет. Вот достану, тогда…
Владимир смущается, вертит бутылку в руках:
— Вот. Пиво хочешь? Хорошее у вас пиво по чешскому рецепту.
Мария берёт бутылку, делает глоток. Владимир достаёт духи, протягивает их Марии:
— Это тебе.
Мария отвинчивает колпачок. Нюхает. Духи Марии нравятся, и она неожиданно целует Владимира в щёку:
— Это мне? Спасибо!
— У тебя такая кожа!
— Какая такая?
— Необычная. Загорелая.
— Самая что ни на есть обычная. Я не загорелая. Я мулатка. И немножко метиска. И даже китайское во мне что-то есть.
— Глаза. А русское в тебе есть?
— Какой смешной! Русского во мне пока нет.
— Ну раз нет, пошли тогда искупаемся.
— Побежали.
Мария и Владимир играют в воде у берега. Он пытается слегка обнять девушку, но она ловко выскальзывает из его рук. Со второй попытки ему всё-таки удаётся чмокнуть её в щёчку. Мария брызгает на Владимира водой:
|
|
— В чём дело?
— Извини, споткнулся.
— Обо что споткнулся? О воду или песок?
— О рыбину. Вон смотри, какая проплыла!
— Издеваешься, да?
— Вот такая рыбища! Ударила меня по ногам.
— Значит, рыбина? Я-то подумала…. А сейчас давай наперегонки!
Мария машет рукой и бросается вплавь. Владимир кричит ей вслед:
— А акулы?
— Сам ты акула! У-у-у, акулища! Догоняй!
Владимир кролем бросается догонять Марию. Уже на глубине видит метрах в 30 от берега тонущего кубинского мальчика. Тот беспомощно барахтаясь и захлёбываясь, зовёт на помощь:
— Помогите!.. Помогите!.. Спасите!..
Владимир плывёт ему на помощь. Мария — за Владимиром. Тем временем мальчик исчезает под водой. Владимир ныряет, но с первого раза у него не получается. Он ныряет ещё и ещё. И наконец вытаскивает мальчонку на поверхность. Затем с трудом тянет мальчика до мелководья. Мария плывёт следом.
А в это время замполит Рытов в шортах, шляпе и с полевым биноклем на груди, насвистывая, идёт по пляжу. Подходит к вышке спасателей, поднимается на обзорную площадку. Там в тени зонта сидит разморённый спасатель. Рытов делает ему приветственный жест рукой, но тот не реагирует. Рытов наклоняется к нему, что-то говорит. Спасатель машет Рытову лениво рукой. Тогда Рытов подходит к ограждению и в бинокль осматривает берег. Там наши играют в волейбол. Там загорают. Кто-то пьёт пиво в баре. Рытов настраивает бинокль и видит вдалеке Владимира.
— Интересно, чего его туда занесло?
Спасатель показывает, что по-русски не понимает.
— Да я это не тебе, а себе говорю. Отдыхай. А русский учить надо! — втолковывает Рытов спасателю по-русски.
|
|
Но тот только вновь разводит руками и продолжает объяснять Рытову на пальцах, что он, де, не понимает по-русски. И машет рукой Рытову, мол, отстань и не мешай. А потом и вовсе, размахивая руками, рассердившись, прогоняет Рытова с вышки:
— Компаньеро! Здесь нельзя находиться посторонним, не положено.
Рытов упирается, но всё-таки, отдуваясь, спускается с вышки, чертыхаясь. Оскорблённый и обиженный до глубины души, он идёт на пляж.
С помощью Марии Владимир выносит мальчика на берег. Но происходит что-то непонятное: мальчик вдруг вскакивает на ноги, немного отбегает в сторону и начинает смеяться над взрослыми. Владимир срывается с места, чтобы поймать мальчика, но Мария останавливает его. Она сама догоняет мальчишку и хватает его за руку:
— Негодник! Кто же так шутит?! А ну, где твои родители? Или ты на самом деле тонул?
Пацанёнок вырывается, отбегает подальше, издалека строит рожи и что-то кричит. Владимир берёт Марию за руку:
— Я думал, он уже захлебнулся, а он…
Некоторое время они молча идут вдоль берега моря.
— А ты у меня герой! Храбрец!
На ходу Мария прижимается к Владимиру. Они останавливаются около вещей Марии, оставленных на пляже.
— Мария, мне, к сожалению, надо идти, а то меня могут хватиться, — Владимир кладёт руку ей на плечо. — Я тебя очень прошу никому ничего не говори. Вечером я позвоню. Ладно?
— Но ведь ты спас его, этого артиста!
Влюблённые нежно прощаются. Владимир возвращается на своё место, ложится на полотенце, как будто спит здесь с самого утра. На Владимира падает тень. Он открывает глаза, щурится, закрывает глаза от солнца ладонью и видит склонившегося над собой человека в шляпе. Рытов!
— Как водичка? Тёплая?
— Валентин Михайлович, тёплая. Наплавался. Позагорать теперь хочу.
— Дело хорошее. Далеко, наверное, плавали?
— Так точно, далеко! До Майями и обратно.
Рытов грозит ему пальцем:
— Ну и шуточки у вас, лейтенант…
В воскресенье Мария и Владимир гуляют по парку Художеств, где находится Музей изобразительных искусств. Они заглядывают в окна галереи, проходят мимо одной из художественных студий. Здесь занимаются танцами молодые балерины. В другой студии Володя замечает группу художников, которые пишут с натуры, и засматривается на обнажённую натурщицу.
Мария это замечает, и ей это не нравится.
— Что там такого интересного? Ах вон оно что! Я думаю, что он там так рассматривает! Ничего там нет хорошего. Пошли отсюда. Это не для тебя. Ты ещё слишком мал, чтобы такое видеть.
— Я мал?! Да я уже…
— Мал! Мал! Я лучше знаю! Пошли вон туда. Смотри, какие своды и арки. Интересно, когда это построили? Ещё при испанцах или позднее?
— Я думаю, позднее.
Они выходят на площадь, в центре которой находится большая, метр на метра полтора, авангардистская керамическая скульптура вагины. Володя подходит к скульптуре, рассматривает её, трогает внутри руками. Мария смущённо отворачивается, как будто её вовсе это не интересует.
— Какая необычная вещь! Никак не пойму, что это такое. Что это, Маша? Чаша? Цветок? Роза? Или, может, ракушка? Развёртка? Что-то мне это напоминает.
— Ах, напоминает?! Это развёртка. Ракушка. Ничего особенного. Пошли! Там дальше ещё много интересного. Пошли! Пошли!
— Куда ты всё время меня тащишь? Я здесь останусь. У скульптуры. Вот сяду здесь и буду себе взрослеть на здоровье!
— Влади, ты хотел посмотреть, как растёт бамбук. Так пошли. А ты понравился моему отцу. Он говорит, хорошо, что ты военный.
— А мама твоя что говорит относительно меня?
— Она говорит, что ты робкий и скромный, стеснительный.
— А ты что по поводу меня думаешь?
— Я думаю, что ты просто ещё маленький дурачок!
— Хорошо же ты обо мне думаешь. Спасибо! Так значит? И охота тебе с дурачком…
— Не обижайся. Но что делать, если ты на самом деле не очень взрослый.
— Это поправимо. Молодость… Она проходит. И очень быстро проходит. И наступает старость.
Влюблённые, смеясь, отходят от скульптуры. И тут же к ней приближается группа кубинских экскурсантов, которых ведёт гид. Продолжая свой рассказ об известном кубинском скульпторе, гид показывает рукой на скульптуру, у которой только что стояли Владимир и Мария:
— А вот ещё одна авангардистская скульптура этого талантливого мастера керамики, — гид показывает на скульптуру. — Эта прекрасная скульптура, как вы понимаете, изображает очаровательную, нежную вагину. Можно легко заметить, что автор-новатор вложил в это своё высокопрофессиональное произведение, в эту прекрасную, восхитительную вагину, в этот потрясающий, изумительный женский орган всего себя без остатка, полностью, целиком. Внёс в неё всю свою трепетную душу, всё своё сердце, весь свой творческий пыл, порыв и темперамент. От этой вагины, просто невозможно оторвать взора. Она так к себе притягивает и так манит! Вы со мной, полагаю, согласны?
Экскурсанты в восторге закатывают глаза, кивают головами, соглашаясь. А Мария и Володя уже стоят в бамбуковой роще. Володя рассматривает ствол бамбука:
— Вот махина! Толстенная!
— Бывает и повыше.
— Смотри. Вот если отпилить здесь и здесь, а этот отросток загнуть сюда и приклеить, то что получится? Кружка. Пивная кружка!
— Она будет протекать.
— А если её покрыть лаком или ещё чем?
— Какой ты умный! Прямо инженер!
— Это комплимент?
— Конечно. У нас инженеры — самые почётные высокооплачиваемые люди. А у вас разве не так?
— А у нас не так. К сожалению, наоборот. Им мало платят. Профессия «инженер» не считается у нас уважаемой или престижной.
— А кто будет науку развивать, в промышленности работать?
— Проблема! Ладно, когда-нибудь придут к власти умные люди. Всё решится.
Владимир неожиданно поворачивается к девушке:
— Я тебя люблю, Мария.
Опешив, Мария сначала отшатнулась от него:
— Какой ты, однако, горячий, хоть и русский!
Она делает шаг к юноше, берёт его руками за отворот рубашки:
— И я тебя. Я тебя тоже люблю. Очень!
Влюблённые сначала робко, по-детски, а потом страстно целуются. Сумочка Марии падает на землю. С плеча Володи на землю соскальзывает фотоаппарат.
Фонари освещают пустынную улицу. В их таинственном свете колышется тропический воздух. Укрываясь за пальмами и кустами, Владимир ведёт к своему дому Марию:
— Когда я зажгу свет вон в том окне, а потом погашу, ты сразу иди. Хорошо?
— Хорошо.
Владимир бегом пересекает улицу. Отрывает дверь. В холле тихо, на втором этаже тоже тихо. Владимир подбегает к окну, смотрит на пустынную улицу, включает люстру. От света просыпается попугай в клетке. Он хлопает крыльями, хрипло кричит:
— Налей рюмочку! Налей рюмочку!
— Перебьёшься, — Владимир снимает с себя рубашку, накидывает её на клетку, гасит свет, распахивает дверь, впускает Марию, закрывает за ней дверь.
Влюблённые обнимаются, целуются. На ходу они скидывают обувь. Юноша стягивает с девушки платье. Входят в комнату. Под звук цикад, в свете луны и уличных фонарей они падают в обнимку на кровать, подминая накомарник и путаясь в нём.
Мария высвобождается из лифчика:
— Подожди, я тебе помогу. А где твой сосед?
— В командировке. Наконец-то мы вместе!
— Я люблю тебя, Влади! Целуй меня! Целуй меня сильнее!
Недалеко от спального района «Наутико», на старой заброшенной, бетонной пристани любители подводной охоты: Ершов, Прохоров, Клочков и Дымоховский. На пристани лежат ружья, пики маски, ласты, ножи, трубки. И результаты охоты: морские ракушки, кораллы, рыбы, звезды, надутая колючая рыба-шар. Прохоров еще плавает. Островский неподалеку промывает ракушки. Три товарища беседуют.
— Да у многих наших мужиков здесь есть подруги. Кубинские. Или русские. Ничего плохого я в этом не вижу. Жизнь есть жизнь.
— Главное — помалкивать. Но если у тебя, Володька, серьезные намерения, то я тебе рекомендую поговорить по этому вопросу с моим шефом, с нашим Советником-посланником. Второй человек после посла. Он — душа человек. Клянусь. Тебе вреда не причинит, а посоветовать, как лучше оформить Ваши официальные отношения он может. Он не из этих, типа рытовых. Он с пониманием. Лучше его никто не подскажет. Может, тебе лучше Марию в Москву пригласить и там Вам расписаться. Не знаю. А вот в посольстве я тебе светиться не советую. Не к чему это. Перехвати Советника в неформальной обстановке. Прямо на улице. Он живет в гостинице «Сьерра Маэстра» и в посольство ходит всегда пешком к девяти утра. Он и по воскресеньям работает. Он сейчас без жены, поэтому ему заняться особенно нечем. Если надумаешь, я тебе опишу, как он выглядит.
— Я подумаю. Может быть ты и прав. Мир не без добрых людей. Спасибо за совет. А вот и наш Иваныч плывет. По-моему, он святой человек. Острит, шутит с женщинами, но близко их к себе не подпускает. Говорит: «Ждет меня подруга не-ж-ная! И две дочки. Куда я от них?»
Прохоров подплывает к пристани, выплевывает маску, подтягивает к себе машинную камеру с садком на десятиметровой веревке для большей безопасности от акул и достает с победным видом из сетки осьминога. Подходит Островский.
— Братва! Вот! А вон там, в сорока метрах отсюда лежит на дне акула-кошка. Я один ее не возьму. Давайте сплаваем втроем, а лучше вчетвером. С разных сторон ее загарпуним. И в растяжку удержим.
— А она нас не загарпунит?
— Эта акула с усиками питается только планктоном. Я из нее Вам такое заливное блюдо сделаю. Пальчики оближете.
— А мочевина?
— Никакой мочевины! Свежачок не пахнет, если быстро ее разделать. Поплыли! Только тихо. Я укажу, откуда каждому заходить, то есть заплавать.
— Пошли! Нам акула-барракуда или, как там, карракула, нипочем! Мы акулу-карракулу кирпичом! Кирпичом!
Переводчики кто в кедах, кто в ластах, надевают маски, натягивают резину на ружьях и спускаются с пристани осторожно в воду, выбирая место, чтобы не наступить на морского ежа.
Выходной день. Владимир наскоро доедает завтрак, наливает в чашку кофе, с чашкой в руке поднимается на второй этаж к Олегу.
— Здорово! Как дела? Как настроение?
— Дела и настроение отличное! Олег, я иду к Косте Дымоховскому. Он меня приглашал в гости. Посмотрю, как ему там живется, в отеле.
— Счастливого пути. От меня горячий привет.
Владимир входит в холл отеля и ждет выхода Советника-посланника. И вот из лифта выходит советский дипломат вместе с каким-то кубинцем. Позади Советника, на расстоянии локтя, тенью движется Костя Дымоховский. Владимир отходит к стойке администраторов. В этот момент Советник видит прямо на пути своего движения, посередине холла, на диване, свернувшегося калачиком человека. Тот сладко посапывает. Рубаха в клеточку и рязанская физиономия выдают в нем явно нашего соотечественника. Рядом с диваном валяются ботинки и носки. Советник делает вид, будто он ничего не замечает, провожает своего гостя до дверей отеля. Там происходят поклоны, улыбки, рукопожатия… Через стеклянную дверь Советник машет рукой своему кубинскому приятелю, потом круто поворачивается, подходит к спящему могучему парню и начинает его тормошить. Тот долго не просыпается, но, наконец, открывает глаза, поднимает голову и вертит ей по сторонам, ничего не понимая….
— Вы кто такой? — спрашивает его Советник раздраженно.
— А ты кто такой? — зло огрызается Галкин.
Дымоховский на него шикает:
— Это Советник посольства!
Несколько человек из толпы вторят ему.
— Я Советник советского посольства. А вот кто вы? И почему вы оказались здесь? В таком непотребном виде?
— Вставайте! Вставайте! Вам говорят!! — теребит Дымоховский Галкина.
Громадина встает. С хрустом потягивается. Владимир приближается ближе к происходящему, останавливается рядом.
— А я Галкин, специалист по сельскому хозяйству, прилетел сюда вчера. Меня друзья встретили…. Ну, мы выпили немного за встречу в баре, потом я пошел к себе в номер, но забыл, где он, и присел здесь отдохнуть….
Галкин с трудом выговаривает слова. Во рту у него пересохло, губы плохо слушаются. Советник брезгливо его выслушивает, подводит черту.
— Сию минуту собирайте свои вещи и завтра… Нет. Рейс в Москву сегодня. Сегодняшним рейсом по моей брони вы летите обратно в Союз.
Не взглянув на Галкина, Советник движется к выходу. Дымоховский видит Владимира и незаметно ему кивает.
— Это же надо было так набраться!
Галкин, глядит вслед удаляющемуся советнику, чешет за ухом, садится на диван, натягивает, носки, ботинки.
— Вчера прилетел, выпил, а сегодня — домой. Ничего себе командировочка вышла! Прокатился!
Около Советника остается только Владимир, который слегка теряется и не может решить, подходить ли ему к советнику для душевного разговора или нет. Дымоховский подходит к Галкину.
Галкин растерянно мямлит:
— А мне теперь куда?
— В Союз, дружок. В Советский Союз!
Дымоховский пробирается в толпе гостей отеля к Владимиру:
— А ты чего здесь?
Владимир смотрит на обувающегося Галкина.
— Ты же знаешь. Хотел с Советником посоветоваться. Каламбур, какой! И к тебе в гости зайти.
— Видишь, какая ситуация возникла. Ты уж лучше в другой раз приходи. Извини. Я сейчас занят. И Советник не в себе. Пока!
Костя бежит за советником. Владимир в задумчивости и в растерянности стоит, потом выходит из отеля и идет в противоположную сторону от советника и Дымоховского что-то бурно обсуждающих.
Мария и Владимир сидят за столиком в кафе на улице. На площади рядом, на открытом воздухе играет симфонический оркестр. Многочисленные зрители слушают музыку. Дирижер, седой негр во фраке, грациозно машет палочкой.
— Чайковский…
— Со спины не вижу.
Влюбленные смеются. К ним подходит официант, ставит на столик два кофе. По улице проезжает «Волга». Владимир прячет лицо за меню, потом смотрит машине в след.
Мария берет чашку, пьет кофе, любуюсь архитектурой Гаваны. Мимо кафе идет Лаура.
— Привет Мария!
— Привет, подруга. Присоединяйся!
— Давно не видела тебя. Как ты?
— Нормально. Много работы.
Лаура беззастенчиво разглядывает Владимира. Трио певцов поет песню под гитары.
— Ты все там же работаешь?
— Нет. Я уже служу. Вольнонаемной. Перешла на военную службу к товарищу отца.
— Тебе легче. А тут крутишься…
— Как сказать!
— Подруга? — спрашивает шепотом Владимир Марию.
— Вместе заканчивали школу.
Все допивают свой кофе. Владимир подзывает официанта, чтобы расплатиться. Официант кладет на тарелочку счет, Владимир достает из кармана гуаяверы деньги. Мария и Владимир прощаются с Лаурой.
— Пойдем еще погуляем? Пошли в кино?
Мария и Владимир выходят из кинотеатра «ЯРА» и, обнявшись, идут по улице «Рампа». Владимир замечает, как нагоняя их, медленно движется серая «Волга». Владимир тянет Марию в переулок, где вместе с ней прячется в темный дверной проем.
— Что случилось?
Владимир выглядывает из проема. «Волга» тихо проезжает мимо переулка.
— Ты кого-то боишься?
Владимир подбегает к углу дома, выглядывает из-за него, замечает, что «Волга» сворачивает на соседнюю улицу. Владимир и Мария направляются к оживленной улице. Здесь Владимир видит, что серая «Волга» стоит с потушенными фарами у тротуара. Он тянет Марию обратно в переулок.
— Пошли здесь.
Он показывает в темноту переулка. Мария молча идет рядом с ним.
— Скажи, Мария, ты хочешь, чтобы я улетел в Москву через три дня? Хочешь?
Мария останавливается, свет из окна падает на ее испуганные глаза.
— Нет.
— И я не хочу. Я хочу быть с тобой. Навсегда!
— Я тоже Хочу быть с тобой навеки!
— Тогда слушай. Эта «Волга»…посольская. Из нее следят. Если меня заметят с тобой, то сразу же вышлют в Союз. Без тебя. Понимаешь?
— Почему так? А если мы любим друг друга?
— Вот вопрос! Что в этом плохого? А получается то, что быть интернационалистом, с Кубой дружить — хорошо, а встречаться и любить кубинку — плохо. У нас как бы двойной стандарт. Что же делать?
— Какой стандарт? У кого?
Владимир показывает пальцев вверх:
— Там. Наверху. У власти. Мы-то к Вам кубинцам всей душой, а встречаться русским с кубинками-это они полагают аморально. А в чем аморальность? Если чувства! Любовь наконец!
— А может, там наверху люди в высоких кабинетах просто завидуют таким, как ты? Вот и устанавливают нечеловечные правила.
— А ведь точно! Какая ты догадливая! Я об этом и не подумал. Тем не менее… Меня накажут за то, что я с тобой встречаюсь. Если узнают. И сурово накажут.
Мария беспомощно смотрит в глаза Владимиру. Потом заливается смехом.
— А ты…, чтобы не наказали…, женись на мне!
— Жениться?
Мария смотрит в сторону. В светящемся окне напротив молодая кубинка укладывает ребенка в постель, на улицу доносится тихая колыбельная песня…
— Но как? Где у вас браки регистрируют? И можно ли и вам с иностранцем расписаться? Как твои родители, как твой отец на это посмотрит? Вот сколько вопросов!
— Моим родителям ты понравился. Зарегистрировать мы наш брак можем. Нужны только паспорта и свидетели.
— Моих свидетелей не будет. Не могу же я своих друзей подставить.
— Я приведу и моих свидетелей и твоих.
— А мой паспорт? Он же хранится в сейфе, в части. Не буду же я его красть?! Я не вор! Эх, сколько же нам еще тайком встречаться? А попадемся, меня вмиг выгонят с Кубы.
— А если я выйду за тебя, ты увезешь меня в Москву?
— Я… не знаю. Жена, обычно, едет за мужем…
— А ты не хочешь навсегда остаться со мной на Кубе?
— Да что говорить об этом. Рано еще. Без паспорта нас все равно не распишут. А паспорта нам выдают только перед самым отъездом домой.
— А когда ты уезжаешь?
— Через два-четыре месяца примерно. Если не продлят мое пребывание на Кубе А продлевают женатым. Даже на три года.
Мария опускает голову, идет по мостовой.
— Ладно, Мари, мы ведь решили пожениться. Верно? Будем осторожны и рассчитывать на благоволение судьбы.
— Верно. Мы поженимся. Бог будет милостив к нам.…
Мария останавливается, приподнимается на цыпочки и целует Владимира.
Молитвенно сложив ладони, Мария стоит на коленях перед скульптурой Богородицы. В храме никого. Только мальчик поет «Аве Мария». Мария горячо шепчет слова молитвы, по ее щекам текут слезы. Склонив голову, словно внимательно ее слушает, Богородица стоит над Марией. Тихо открывается боковая дверь. Луч света падает из соседнего помещения. Согбенная монахиня входит в храм, тенью движется вдоль стены к алтарю. Не замечая никого и ничего, Мария продолжает молиться. Солнечный луч падает на витраж, преломляется в нем, зажигает разноцветные краски, достигает скульптуры Богородицы и ног Марии. Монахиня видит эту картину. Ее испещренное морщинами лицо озаряется умилительной улыбкой. Мария заканчивает молитву, поднимает голову и видит перед собой мудрое лицо монахини. Мария вздрагивает от неожиданности.
— Простите, матушка, я наверно нарушила тишину…
— Как тебя зовут?
— Мария.
Монахиня становится рядом с Марией на колени.
— Дева Мария, ты видишь перед собой это юное создание. Смиренно молим Тебя управь все, о чем она Тебя просит…
Около штаба Владимир внимательно изучает несколько страничек текста. К нему подходит Анатолий Клочков.
— Что, Володька, зубришь? Привет!
Владимир показывает текст.
— Вот выступление нашего генерала….
— А вообще, как дела?
— Нормалек! Лучше, чем вчера, но хуже, чем завтра!
— Нормалек, говоришь. Готовься, готовься. Может, еще и успеешь перевести выступление нашего генерала.
Глаза Владимира округляются.
— Чего глазки строишь, соколик!? Гуляешь с кубинскими девочками?! Гуляешь!
Анатолий отечески грозит Владимиру пальцем.
— С чего ты взял?..
— Рытов, наверное, тебе говорил, что Гавана город маленький? Гавана-то город большой. Но скрыться в нем трудно. Особенно, если ты нагло прешься в центральный кинотеатр. Я тебя видел с этой красоткой! Из соседней воинской части.
— Не болтай!
Владимир машет на него рукой, делает вид, что углубляется в текст.
— Вчера из «Яры» кто выходил?
Владимир озирается по сторонам. Анатолий похлопывает приятеля по плечу.
— Я тебя даже сфотографировал. Привезу фотокарточку.
Владимир старается виду не подавать.
— Чего ты добиваешься?! Хочешь орден на мне заработать? Не заработаешь!
— Завидую я тебе, старик. Такую красивую хеву отхватил! Дух захватывает! Но на рожон лезть не советую. Первым же самолетом в Союз улетишь. Я тебе добра желаю, дурная твоя башка! И чтобы твоя дурная голова осталась цела. Ты что, совсем спятил? Не ты один встречаешься с кубинками. И командование наше на это глаза обычно закрывает. Но делать это надо с умом. Осторожно. Не так как ты. Ты знаешь, что по Гаване и тем местам, где живут русские, курсирует «Волга» и высматривает, а что там вытворяют наши мальчики? А? Она тебя еще не заловила? Странно.
— Про «Волгу» уже наслышан. А вот зачем ты меня фотографировал?
— Успокойся! Не фотографировал я тебя!
Владимир недоверчиво качает головой.
— Я это тебе сказал, чтобы попугать тебя. Это я чтоб до тебя лучше дошло! Чтоб ты поосторожнее был! А то кто-нибудь другой сфотографирует!
Владимир набрасывается на приятеля, тот со смехом обороняется….
— Ладно, я помчался. Женишься — на свадьбу пригласи!
— А это возможно?
Анатолий спотыкается на ровном месте.
— Можно. Только осторожно.
— Спасибо тебе.
Владимир обнимает Анатолия.
— Тогда я женюсь! Назло врагам, на радость маме! Если не продадите меня, не заложите!..
— Своих не сдаем. Кодекс чести переводчиков!
По коридору врачи быстро везут на носилках русского рыбака, получившего ожоги. Рядом с ним идет переводчик.
— Лейтенант Ершов! — обращаетсят Кулик к Владимиру, — В Рыбном порту, в сухом доке случился пожар. В его тушении приняли участие наши рыбаки, которые там ремонтируют суда. Из ремонтно-подменного состава. Некоторые отделались небольшими ожогами, но один пострадал сильно. До 80 процентов ожогов поверхности тела. Состояние этого героя тяжелое. Он в коме. Кубинские врачи просили выделить переводчиков для дежурства с этим ожоговым больным. Когда… если он заговорит…. У Минрыбхоза переводчиков всего два человека…. И они просили нас им помочь. Можете подежурить?
— Есть подежурить! Когда приступать?
— Сегодня в 16.00. Вас будут возить по графику дежурства. Свободны!
— Есть свободен!
Владимир надевает на себя зеленого цвета штаны, рубашку, куртку, бахилы матерчатые до колен, шапочку и марлевую повязку. Моет руки, натягивает перчатки и из коридора через изолирующую комнату проходит в палату, где рядом с лежащим на кровати в бессознательном состоянии молодым, большого роста парнем лет тридцати сидит в медицинском кресле другой переводчик. Из Рыбного представительства. Переводчики приветствуют друг друга пожатием руки.
— Ну, как наш рыбак?
— Плохо. В сознание не приходит, хотя врачи здесь отменные и делают все возможное. Ждем присылки спецрейсом из Москвы плазмы крови его редкой группы. На нее последняя надежда. У кубинцев, как на зло, сейчас именно такой плазмы нет.
— А что говорят врачи?
— Говорят, что делают все возможное, некоторая надежда на его молодой сильный организм, но восемьдесят процентов ожога поверхности тела-это практически летальный исход.
— Жаль очень парня. У него жена дома и две маленькие дочки. Этот пожар в сухом доке… Сегодня в газете Грамма» статья о героическом поступке этого Сергея. Кубинцы говорят, что его наградят медалью за отвагу на пожаре, за спасение людей. В общем, что-то в этом духе.
— Давай! До следующей встречи!
Переводчик от рыбаков кивает головой и выходит, а Владимир садится в освободившееся кресло и смотрит на осциллографы, на умирающего рыбака. Потом подходит к Сергею, спрашивает его о самочувствии, пытаясь привести его в сознание, но рыбак в коме и в сознание не приходит….