— Товарищ лейтенант, зайдите-ка ко мне.
Владимир кивает.
— Владимир входит в кабинет замполита.
— Что, Владимир Максимович, вживаетесь потихоньку?
— Так точно, Валентин Михайлович. Вживаюсь. Потихоньку.
Рытов улыбается, снимает очки, легко крутит их за дужку:
— Это хорошо. Вот что, Владимир Максимович. С вами проживет другой переводчик. Островский. Хороший переводчик. Синхронист. Но что-то он там несет какую-то чушь. Даже сказать-то неудобно.
Рытов подходит к столу, берет машинописную страничку, не заглядывая в нее, нервно кидает ее назад, на стол…
— Рассказывают, что он, якобы, приветствовал бы объединение Восточной и Западной Германии. Что это, мол, когда-нибудь да произойдет. И т.д., и т. п. Откуда ему такое в голову взбрело? С чего вдруг такие мысли? Кто его научил? Не думает совершенно, что несет. А такие разговорчики вредны. Правильно я говорю?
— Правильно.
Рытов надевает очки. В полумраке кабинета синими бликами они сверкают на его переносице.
— Не пугайтесь Вы так, голубчик. Кто-то, видать, ему навредить сильно хочет. Подставить. Или пошутил так Островский неудачно. Мало ли, кто что сказал. А может это оговор. Намеренный. Но мы не можем не обращать внимания на такие речи или шутки. А вдруг что-то серьезное! Лучше сразу сказать. Мне. А мы с ним побеседуем, предостережем. Мозги, если надо будет, вправим. И вообще, если какие-то провокационные разговоры услышите, мне сообщайте. Непременно и моментально.
Рытов намеренно замолкает. Владимир тоже молчит.
— Не глядите Вы на меня так. Это не стукачество. Это наш с Вами долг вовремя беду предупредить. Враг он везде рыщет. Согласны вы со мной?
— Согласен.
Рытов нервно берет со стола газету «Грамму», разворачивает ее, кладет на стол перед Владимиром. Крупные буквы передовицы бросаются в глаза: «Позор гусанос!».
|
|
— Вот, видите, читали, мирный самолет гусанос взорвали. Погибли люди! Погиб цвет и надежда кубинского спорта! Это варварство! Это государственный терроризм! И они за это понесут наказание рано или поздно!
Рытов тяжело дышит, садится за стол, смотрит на Владимира.
— Среди наших врагов нет. Но и бдительность не помешает. Так, будете мне помогать? Если что подобное услышите?
— Я, конечно, не против. Буду. Мимо меня враг не пройдет. Но у меня есть один физический недостаток.
Рытов наливает себе воды, останавливается.
— Какой такой недостаток?
— Во сне я разговариваю. Конечно, я сообщу Вам, если что услышу что-нибудь плохое такое. Подстрекательское. Шпион мимо меня не пройдет! Только бы не проговориться во сне. Вдруг Островский услышит.
— Да… С таким дефектом Вам, лейтенант Ершов, трудно в жизни придется.
Рытов встает, подходит к окну, недоверчиво качает головой.
— А как Вам можно секрет какой доверить? А служебная карьера… Вас что, комиссовать из армии? А помогать нам надо. Иначе у Вас служба плохо сложится. В общем, я на Вас рассчитываю. Вы уж поскорее выздоравливайте, пожалуйста! И узнайте, что там Островский имел в виду, говоря о соединении Германий. Больше того, он через пятьдесят лет предсказывает новое отделение сегодняшней ГДР от Германии. Уже после их воссоединения. Говорит, мол, мигранты из Африки поглотят Германию, а бывшие гедеэровцы этого, на своей бывшей территории, не допустят у себя этого эмигрантского разгула. Вот и отделятся опять от Германии. Прямо Нострадамус какой на мою шею! Умник, понимаете ли! К чему эти разговоры? В шутку или всерьез? Это приказ!
|
|
— Есть, товарищ подполковник. Если что узнаю, то доложу Вам немедленно.
— Вот и молодец. Это наш служебный долг пресекать всякие вредные разглагольствования. Есть материалы Съездов КПСС. Читай! Изучай! Коли сам не хрена не соображаешь! Кто ему на политзанятиях мог такие вещи говорить? Да никто! А вред своей болтовней он может причинить немалый! Свободны!
За столами с разложенными на них картами и планшетами сидят кубинские военные. У карты Кубы с указкой в руке стоит подполковник Мусатов. Рядом с Мусатовым с блокнотом и ручкой стоит Владимир.
— Сегодня, мы проведем как бы небольшое штабное ученье. Рассмотрим различные варианты и возможности обороны Кубы от нападения условного противника с моря. Начнем с того, как следовало бы организовывать береговую оборону.
Владимир переводит это вступление преподавателя. Кубинские военные внимательно слушают и конспектируют.
Владимир выходит в коридор, опускает монетки в ярко-красный автомат, из его внутренностей с грохотом выкатывается запотевшая бутылка «Кока-Колы». Владимир наклоняется, берет бутылку и, когда он выпрямляется, видит перед собой Рытова.
— Что Островский? Не проговорился?
— О чем?
— Вы прекрасно знаете, о чем! — сердится подполковник.
Рытов роется в кармане, достает мелочь.
— Ничего такого он не говорил.
Рытов методично бросает в автомат монетки.
— А не такого? Что-то он все ж говорит. А вы пощупайте его, пощупайте.
|
|
Рытов нажимает на кнопку, но автомат почему-то не срабатывает.
— Хорошо, пощупаю.
Владимир открывает свою бутылку, пьет из нее. Рытов снова нажимает на кнопку. Автомат молчит. Рытов бьет по нему.
— Вот-вот, проверьте его, так сказать, «на вшивость».
Владимир кивает и возвращается в комнату переводчиков.
Несколько грузовых машин с людьми едут по пыльной дороге. На передней машине транспарант: «Даешь десять миллионов тонн сахарного тростника!» В грузовиках советские и кубинские офицеры и солдаты. На неровностях дороги грузовик подпрыгивает. Владимир неловко толкает соседа по скамье.
— Какая дневная норма рубщика тростника?
Кубинец смеется:
— Сорок арроб в день. Ты и пятнадцать-то не одолеешь.
Кубинец похлопывает Владимира по плечу. Владимир по-кубински оттягивает вниз нижнее веко глаза пальцем.
— А это мы еще посмотрим!
Все в кузове смеются. Грузовики останавливаются. Владимир вместе со всеми спрыгивает с кузова, подходит к раздаче рабочего инвентаря. Здесь он видит Марию. Владимир, как и все, получает мачете, осматривает непривычный, похожий на меч, инструмент. Украдкой показывает Марии, как он будет им управляться, она улыбается. Владимир замечает, что на дороге останавливается машина Рытова.
Кинооператор снимает подготовку к уборке урожая. К Владимиру подходит симпатичная девушка режиссер, что-то говорит, машет кинооператору, чтобы тот снял Владимира. Это видит Рытов, он выходит из машины, подходит ближе. Невысокая кубинка в красном платочке, глядя пристально на Владимира снизу-вверх, смело спрашивает его под прицелом кинокамеры:
— Как тебе нравятся наши миллионы сахарного тростника?
— Идут! — просто отвечает Владимир, не придумав ничего лучшего.
Его наивный ответ вызывает бурную, положительную, одобрительную реакцию кубинцев, и они ему даже аплодируют. Рытов завистливо смотрит на Ершова. Грохоча железом, мимо проезжает комбайн. Рытов, прислушиваясь издали, пытается понять, о чем говорит Владимир, но это ему не удается. Около съемочной группы останавливается «УАЗзик». Один из организаторов мероприятия поднимается с мегафоном в руках:
— Внимание всем! В четыре часа будет дружеский интернациональный ланч!
Молодежь расходится по своим рабочим местам — просекам. Мария задерживается около Владимира. Рытов подходит к ним сзади, с интересом рассматривает Марию.
— Смотрите, Ершов, заразу здесь какую-нибудь не подцепите.
Мария вопросительно смотрит на Рытова, потом на Владимира.
— Он спрашивает, не водятся ли здесь змеи, пауки и прочие твари?
— Скажи ему, что на Кубе змей нет.
Теперь Рытов вопросительно смотрит на Владимира.
— Она говорит, что на Кубе ядовитых гадов нет.
— Это хорошо, что нет. Хорошо. Гады-это очень плохо. Переведи это девушке!
Ершов переводит. Рытов прищуривается и отводит Владимира в сторону.
— Какие новости, лейтенант Ершов? Как там Островский? Ничего крамольного не высказывает? Агитацию за объединение двух Германий не ведет?
— Нет, не ведет. Его только рыбалка интересует.
Они останавливаются около машины Рытова. Владимир видит, что Мария с подругами что-то обсуждает. Рытов снимает очки, смотрит в том же направлении.
— Валентин Михайлович, я хотел Вас тоже спросить.
— Что такое?
— А Вы сами уверены, что Германии никогда не объединятся?
Рытов медленно надевает очки.
— Та-ак! Плохо, Ершов! Плохо! Двойка! Что Вы все ерничаете! А, Ершов?! Не хотите вы нам помогать. А когда вам помощь потребуется, Вам тоже никто не поможет.
— Я просто хотел Ваше мнение узнать.
— Я, как и весь советский народ. Уверен, что нет. Что у нас может быть общего с бандитами — капиталистами? С эксплуататорами людей?!
Кинооператор снимает уборку урожая, делает панораму на дорогу, в кадре Рытов и Владимир. Рытов продолжает выговаривать Владимиру что-то резкое, но замечает, что он в кадре. Тогда «хефе рохо» уходит, но по дороге спотыкается, поскальзывается на тростнике и, теряя равновесие, припадает на колено.
— Меня не снимать! Нет фото! Нет камера! Грасиас! Спасибо!
Кинооператор отводит от него камеру. Сверкнув очками, Рытов садится в машину, хлопнув зло дверцей. Недалеко от шоссейной дороги Владимир, рубит тростник. Он так лихо машет мачете, что рейсовый автобус, проехавший было мимо, тормозит и подает назад, чтобы пассажиры могли полюбоваться на светловолосого русского молодца. Мачете вверх, мачете вниз — листья летят налево. Раз, два, три удара мачете и все обрубки ствола —направо. Пассажиры в автобусе одобрительно машут и кричат что-то Владимиру!
Кубинцы очищают руками тростник от оболочки и с удовольствием сосут сок. Учат этому и наших ребят.
Черный «Кадиллак» несется по шоссе. Яркий свет фар разрывают сгущающиеся сумерки. Справа и слева от дороги густые заросли. В лунном свете внизу мерцает океан. За рулем машины пожилой кубинец в военной форме. Рядом с ним лежит карабин. Замполит дремлет справа от водителя. Сзади клюет носом переводчик. Из приемника звучит песня «Довольное сердце»:
Йо кисьра ке сепас…
Ке ми вида комьенса, куандо те коноси!
(Я хочу, чтобы ты сегодня знала, что моя жизнь началась, только когда я тебя встретил.)
Подполковник Рытов поводит, дергает носом. Через переводчика спрашивает водителя:
— Компаньеро, что это? Кажется, бензином попахивает?
— Да. Попахивает, — улыбается шафер, — На этом лимузине еще диктатор Батиста ездил. Может, где бензин подтекает.
— Но это же опасно! Можем же взорваться!
— Если взлетим, то все вместе.
— Мне, друг, что-то не очень хочется взлететь на воздух даже в такой хорошей компании. Давай, голубчик, остановимся. Посмотрим, что там случилось. Что-то как-то не хочется еще взлетать.
Переводчик переводит. Водитель послушно останавливает машину, выходит из нее, открывает капот.
— Бензиновый шланг подтекает. Вон сколько накапало.
— Так надо ж его чинить.
— Можно и починить. Почему бы нет? Сейчас в миг подтянем хомуток. Ну, вот и все. Можем ехать.
Откинувшись на спинку стула, Рытов сидит за столом и читает газету «Правда». В дверь стучат. Рытов поправляет галстук.
— Да! Открыто.
В кабинет заискивающе заглядывает майор Сапрунец.
— Вызывали, товарищ подполковник?
— Да, зайдите. Дело есть.
Сапрунец проходит в кабинет, останавливается напротив стола.
— Есть для Вас задание, майор. Садись.
Сапрунец садится. Рытов сворачивает газету, кладет ее на край стола.
— Надо вывести на чистую воду лейтенанта Ершова. С кубинкой снюхался… Вот, если бы он себя скомпрометировал! А? Беретесь?
Сапрунец с пониманием кивает.
— Только ты уж, постарайся покачественнее его снять что ли. Чтобы четко было видно: кто, где и с кем встречается и что делает. А то с этим… Никитенко вышла какая-то несуразность. То ли он на фото, то ли не он. Снято как-то издали, фигурки маленькие, контрастность слабая, словом… В общем, ты меня понял.
— Так точно, товарищ подполковник. Но…
— Что? Говори.
— Объектива у меня нужного нет. Нужен длинный фокус, а у меня только широкоугольники…
Рытов заинтересованно подходит к Сапрунцу.
— Так. И что это даст?
— Крупней можно будет снять.
Рытов кладет перед Кравцовым чистый лист бумаги, а на него ручку.
— Пишите подробно, как называется и все его характеристики. Будет Вам объектив.
В штабе аппарата Главного военного Советника в отделе переводчиков Олег читает свои стихи перед коллегами:
— На охоту мы ходили,
Под водой она была.
Барракуду увидали,
Ох! И страху нагнала!
Владимир смеется, хлопает. Олег, подражая модному поэту, откидывает руку в сторону и продолжает:
— И с тех пор мы не ныряем:
Опостыл подводный мир.
Нам дороже жизнь с машиной,
Чем ракушка — сувенир.
Бурные аплодисменты переводчиков. Олег раскланивается.
— Да, уж лучше заработать здесь на машину, чем быть съеденным какой-нибудь морской тварью, — соглашается переводчик Шаповалов.
— Это мы недавно на рыбалку ездили. Нырнули в одном месте, а там стадо барракуд. Стоят недвижно, как серые бревна. Ужас! Мы обратно в лодку. И на машине километр вперед. Там их поменьше было: две, три…
— Как у тебя лихо стихи получаются! Ты что, гений?
— Да! — соглашается Олег, — А что? А разве не видно? Но я, конечно, не профессионал. А вот послушайте стихи нашего известного поэта Сергея Гончаренко о Кубе.
Олег припоминает начало, рукой отсчитывает ритм. В коридоре к приоткрытой двери подходит Рытов, прислушивается, как Олег возвышенно декламирует:
— … Бормочу я снова как стихи
От тебя последнее письмо.
Здесь как кубки звонкие слова:
Сибоней, Орьенте, Мариэль.
Где-то там, в кустах кычит сова…
В комнату входит подполковник Рытов. Олег видит его и замолкает.
— Продолжайте, продолжайте.
— До России тридевять морей.
Рытов хлопает в ладоши.
— Молодец, Олег Маркович. Хорошие стихи! Правильные! О тех, кто нас ждет дома. Надо тебя в самодеятельность привлечь! А как же?! Грех такой талант в землю зарывать. Обязательно возьму тебя на карандаш.
— Не надо меня на карандаш, Валентин Михайлович, пожалуйста! — ноет Олег.
— Надо! Надо!
Рытов чувствуя двусмысленность, выразительно смотрит в сторону Владимира и выходит из комнаты. За ним следом выходят и два переводчика. Остаются вдвоем Островский и Ершов. Олег садится рядом с Владимиром. Олег тяжело вздыхает:
— Во, влип! Приперся. Только самодеятельности мне и не хватало. То в кино с ним ходи переводить на ухо…. Теперь вот драмкружок.
— Не любите вы его, — заключает Владимир.
— А знаешь, сколько он характеристик подпортил?
— Какой ты, смелый! А вдруг я донесу?
Олег достает из папки страницы перевода.
— Не донесешь. Ты, Володька, порядочный мужик. Это сразу видно. И потом… Ладно, ну его…
Олег на всякий случай оглядывается.
— Мы на рыбалку когда поедем? — меняет тему разговора Владимир, — Я бы поехал. Вот только когда? А у меня и пики-то нет. А можно с нами мой приятель, капитан один, поедет?
— Без проблем. А я тебе на первое время свою пику дам. А там у какого-нибудь отъезжающего ружье купишь.
Автобус, подняв облачко пыли, останавливается на стоянке у пляжа Санта-Мария. Народа-масса. Столько красивых тел. По радио звучит популярная песня английского певца Энгельберта Хампердинга:
— Куандо ме энаморо, йо ле дой ла вида, а кьен се енаморе де ми
Надье ен ель мундо пуэда комбенсерме а ке ме сепаре де ти!
(Когда я влюблюсь, я отдам свою жизнь той, что полюбит меня.
Ничто в жизни не заставит меня с расстаться с моей любимой.)
Двери открываются, и из автобуса вываливается шумная ватага. Женатики располагаются со своими жёнами отдельно. Холостяки обосновываются поодаль среди кубинцев. Кто-то сразу идёт купаться, кто-то идет играть в волейбол, кто-то бросается на лежак загорать.
На деревянной будке с красным крестом под большим полосатым зонтом сидит спасатель. По радио «Спидола» звучит песня английского квартета The Beatles. Только на испанском языке. «Парень, не удивляйся, когда увидишь её выходящей из церкви под руку с другим!».
Олег читает Владимиру свои новые стихи:
И снова на пляже скопление тел
Что-то дурманит запахом пряным
Мелкий песок скользит из-под ног
Хевы ласкают взглядом.
Глаза зеленые сверкают
Как листья в солнечных лучах
И руки смуглые порхают
Улыбки замерли в устах.
Дерзкие бюсты колышутся
Исполнены неги движенья
Средь пальм королевских гроздится
Таинственное напряжение.
Вот-вот упадут в объятья
Но трепетный бросив взгляд,
Уходят, уходят кубики
Кончается граций парад.
Потом переводчики не спеша идут в бар за пивом. Мимо них с визгом проносится к воде толстопузый кубинец. За ним гонятся две длинноногие мулатки. Переводчики провожают их долгими взглядами.
— Расступитесь! Дорогу! Идут купаться 1000 слонов! — кричит толстяк.
Переводчики осматриваются. Вдалеке четыре кубинские пары занимаются любовью в воде. Вот интересная троица. Под простынёй, натянутой на четырёх палках, лежат мальчик и девочка лет 14—15. А рядом на песке сидит, видимо, мать парня. Парень при всём честном народе всё время лезет рукой в плавки к девочке. Та его сдерживает рукой. Мать останавливает парня:
— Оставь Тереситу, наконец, в покое!
— Что хочу, то и делаю со своей невестой.
Мальчик лезет девочке под лифчик. Девочка отбивается от него обеими руками…
А вот мальчик лет пяти надул кусок презерватива, скрутил из него маленький шарик и стал его всё больше закручивать. Потом как даст этим шариком матери в лоб! Шарик с грохотом взрывается, а мамаша отвешивает оплеуху сыну за такие шалости.
Олег замечает у бара статную томную кубинку лет двадцати пяти:
— Володя, смотри, какая краля! Хева. Это по-кубински означает девица, фря. Гадом буду, если не закадрю. Спорим? На бутылку рома.
— Не смеши меня.
— Ну давай хоть на пиво, а? Для интереса.
— А если увидят?
— Кто? Все купаются. Ну, я пошёл. Как говорится, главное, впендюрить, а на войну всегда успеем.
Они ударяют по рукам, и Олег, развернувшись как мачо, начинает боевой заход.
— Давай, давай, дерзай, дон Жуан, — подзадоривает Олега Владимир.
Олег подходит к кубинке, галантно раскланивается:
— Прекрасный день, милая сеньорита, самая красивейшая из наикрасивейших, самая очаровательная из очаровательнейших, самая прелестная из наипрелестнейших, самая божественная из наибожественнейших, самая стройнейшая и милейшая во всём мире. Кубинская волшебница! Позвольте представиться. Меня зовут…
На лице кубинки возникла ехидная улыбка. Не выпуская из левой руки коктейль, двумя пальцами правой руки она хватает Олега за нос. От неожиданности он упускает первый момент, когда ещё можно было вырваться. Но потом тыр-пыр, тых-пых, а вырваться никак не удаётся. Олег не осмеливается прикоснуться к кубинке руками. Вертит головой, краснеет, а вырваться не может! Наконец кубинка сжалилась и отпустила его нос. Красный как рак Олег отскакивает от кубинки, пятится назад к Владимиру. Кубинка смеётся. Она грозит ему пальцем, мол, знай свой шесток. И делает ему знак, приглашая купаться.
— Схлопотал, однако, — шепчет себе под нос Олег.
Ему уже не до купания. Он потирает красный нос, а Владимир трясётся в беззвучном смехе.
— Ничего смешного, — трёт нос Олег. — Но всё равно, согласись, девочка что надо!
Он всё же показывает кубинке знак пальцами, который означает «Всё окей!» Но тут лицо Олега будто судорогой сводит. Он опускает голову вниз и, развернув Владимира за локоть, ведёт его прочь от бара:
— Атас, Володя. Сапрунец на подходе.
— Где?
Олег и Владимир под руку не спеша идут по пляжу к своим лежакам.
— Тебе не показалось?
— Ложись и голову больше сегодня не поднимай! Вот кому лучше на глаза не попадаться. Опасный тип! Вроде бы к нам никакого отношения не имеет. Но постоянно около нас, переводчиков, вертится. Как будто его кто направляет. Выслеживает, вынюхивает.
Олег и Владимир ложатся на лежаки. Из-за бара выходит лысоватый полненький человек в массивных солнцезащитных очках и осматривает окрестность.
На берегу кубинский парень надевает на одну ногу ласт. В руках у него большой ящик со стеклянным дном. Он заходит в воду и опускает руками в воду ящик, притапливая его наполовину. Потом в этот ящик опускает и свою голову. Двигая ногой с ластом, размывает песок под днищем ящика и осматривает дно, пытаясь найти потерянные купающимися драгоценности….
В одно воскресенье Мария оказалась занята домашними делами, иВладимир договорился прийти в гостиницу к Дымоховскому, чтобы посмотреть отель, покупаться вместе в бассейне, погулять по Гаване, обсудить волнующие его любовные вопросы, так сказать, просто расслабиться и развлечься. Он шел в отель «Сьерра Маэстра» по дорожке, обсаженной пальмами, с правой стороны отеля. Одновременно с ним, только с левой стороны отеля, к отелю направлялась негритянка. Высокая, стройная, статная, в черных длинных сапогах-ботфортах, в черных капроновых чулках, в короткой черной кожаной юбке, в тоже черной узорчатой кофточке, сквозь которую просвечивал черный лиф на черной коже. Черные ее смоляные волосы, блестя в солнечных лучах, развивались на ветру. В туфлях, тоже черных, на высоких каблуках она грациозно, плавно, мягко, но четко чеканя шаг, шла по тротуарной плитке, не обращая внимания на восторженные взгляды в ее сторону мужчин и презрительные — женщин. Ее длинные ногти были покрыты лаком темно красного цвета, карие глаза с красными прожилками отражали солнце. Ее губы в ярко красной помаде вызывающе притягивали к себе взгляды прохожих. В ушах у нее были серьги из какого-то черного камня. Нефрита? Прямо черная пантера! Негритянка, грациозно поводя бедрами, ни на кого не реагируя, целеустремленно и привычно шла к входу в отель. И у самого входа, у раздвижных дверей, Владимир и негритянка чуть было не столкнулись лбами, так как каждый был погружен в свои мысли и не глазел по сторонам. При входе Ершов ее, конечно, пропустил вперед. Швейцары отскочили от них в разные стороны.
В отеле было четыре лифта в глубине холла. Два справа и два слева. Негритянка пошла к тем, что были слева. Владимир автоматически пошел за ней и за запахом пряного дорого парфюма, который исходил от молодого тела девицы. Дверь лифта открылась. Они вошли в лифт. Все стены и потолок лифта были зеркальными. Кроме, естественно, пола. Редкость для нас, русских. Это в 60-ые годы прошлого века-то. Владимир мог теперь лицезреть свою попутчицу во всех деталях и подробностях со всех сторон. Он подумал, на какую кнопку она надавит. И не спешил нажимать кнопку своего этажа. Она собралась нажимать на кнопку девятого этажа и вопросительно на меня взглянула. Владимир кивнул ей и сказал:
— Какое совпадение!
Из лифта один длиннющий коридор вел налево, другой — направо. Она пошла налево. И Ершову тоже, как объяснял ему Дымоховский, надо было идти налево. Владимир пошел за ней и сказал:
— Какое совпадение!
Негритянка тревожно оглянулась. Никого. И тишина. Только раздаются гулкие наши с ней шаги. Он прижала к себе свою сумочку и ускорила шаг. Я тоже ускорил. Коридор снова раздваивался. Она повернула направо. И Владимир за ней. И сказал:
— Какое совпадение! — Уже и сам удивляясь такому совпадению все больше и больше.
Они подошли к концу коридора, в котором были две двери в номера. Она остановилась у правой двери. И Владимир тоже — у правой! С номером 732. Они стояли напротив друг друга, смотрели друг на друга и ждали, кто первый нажмет кнопку звонка. Негритянка не выдержала и нервно нажала первой.
Дверь им открыл худощавый, среднего роста парень, не красавец, но какой-то такой…. В общем, смазливый, хотя и не слащавый. Я его сразу узнал. Это был турбинист с электростанции «Мариэль», где он работал ремонтником. Звали его Романом. Владимир с ним и его товарищами как-то познакомился в городе, где те гуляли группой.
Роман ошарашенно посмотрел на них обоих. Негритянка, не спрашивая разрешения, отстранив Романа от двери плечом, уверенно молча вошла в холл. Привычно села в кожаное кресло, бросив на стол сумочку на большой стол из прозрачного толстого стекла на чугунных ножках. И пока мужики, онемев, стояли у двери, разинув рты, закурила, глядя в огромное окно во всю стену, сквозь которое можно было видеть море до горизонта и волны, разбивающиеся о парапет внизу и о прибрежные скалы.
— Я к твоему соседу, — сказал Владимир Роману, — Мы с ним договорились о встрече в 12, — Ершов посмотрел на часы.
— А его нет.
— Как так?
— Ушел полчаса назад. Ничего мне не сказал. Забыл, наверно,
Владимир озадаченно почесал за ухом:
— Жаль. Столько отмахал в пекло сюда из другой части города. Скажи, что я к нему заходил.
— Передам.
Владимир бросил взгляд на негритянку и ушёл, закрыв за собой дверь. И пошел медленно в задумчивости, решая, куда ему теперь направить свои стопы. Не успел он пройти и половину длинного коридора, как услыхал за собой шум бегущего человека. Его нагнал, запыхавшийся Роман.
— Ты, старина, того…. В общем, не говори никому, что здесь видел. Пожалуйста, прошу, — заикаясь, произнес он, отдуваясь.
— Будь спок! Ничего никому не скажу. Слово! Кремень! — ответил Владимир, зная, чем это Роману могло бы грозить, и пошел к лифту.
— Спасибо!
Позже я случайно узнал, что этот невзрачный, но смазливый парень, работяга, труженик Ромка, пользовался колоссальным успехом у женщин. И у советских жен в Союзе, и на Кубе, и у наших холостячек на Кубе, работающих по контракту, и у кубинок. Что могло быть общего, например, между такой негритянкой и им, простым монтажником-ремонтником из Новомосковска? Любовь? Секс? Бизнес? Чем такой простой русский парень, худобинушка и никакой не мачо, привлек к себе внимание такой женщины? Такой местной пантеры? Совсем ему не по статусу. И языком испанским он не владел. Может и владел своим языком в совершенстве, но только не разговорным…. Плюгавенький такой, ничем не выдающийся парень, правда, вежливый, не пьющий, но, видимо, было в нем что-то такое, нам всем на зависть, что притягивало к нему женщин, как мух на мед. Что женщин к таким молодцам тянет? Чем он всех их брал? Не нашел Владимир тогда ответа на этот вопрос. Вот такая загадка истории…
После прогулки по проспекту Ведадо, посмотрев в кинотеатре «Яра» фильм с участием Алена Делона, провожает Марию. Они подходят к её дому, входят во внутренний дворик.
— Вот и пришли, — вздыхает Владимир, обмахиваясь газетой «Грамма».
— Что же теперь будет, Володя? — Мария показывает газету. — Война? Мы всё время живём в постоянном напряжении. Эта проклятая блокада, а теперь вот и этот теракт. Уничтожение нашего самолёта. Что дальше будет? Я очень боюсь. Снова эти американские агрессоры на нас нападут? Тогда весь народ поднимется. Мы свою свободу и независимость им не отдадим.
— Не бойся. Не будет никакой войны. И на Кубу мы не дадим никому напасть. У нас такая техника! Со мной ничего и никого не бойся. Мы сотрём любого с лица земли в один миг, если что.
— К чёрту этих американцев! Давай поговорим на другую тему. А купаться вы ездите?
— И купаться ездим, и моемся каждый день. Всё как у людей. Почти каждое воскресенье ездим.
— И моетесь? — смеётся Мария. — Вот уж не думала! Это ж так здорово, что вы такие чистоплотные. И на пляж ездите? А куда именно?
— На пляж Санта-Мария.
— В это воскресенье ты туда поедешь?
— Поеду.
— И я там буду.
— Значит, я тебя там увижу?
Мария опускает голову, кивает:
— Я буду купаться напротив бара.
— Там я и разыщу тебя в 10:00—10:30. Только не у самого бара, а метрах в 100 от него, правее. Хорошо?
— Хорошо. Почему такие предосторожности?
Владимир берёт её руку:
— Чтобы поменьше болтали. Есть у нас два типа, которые за нами следят, чтобы мы не вели себя аморально. У некоторых язычки очень длинные. Мария, а я могу тебе позвонить?
— Звони. А ты ведёшь себя со мной аморально?
— Это они так считают.
— Кто?
— Есть у нас некоторые…придурки. Мы с ребятами противоположного мнения. А какой твой телефон?
— 240–351.
— 240, 3, 5, 1. Запомнил. Я позвоню. Ну счастливо!
— Чао, бамбино!
Владимир целует её руку. Пальчики девушки выскальзывают из его рук. Она проводит пальчиком по его руке и исчезает в темноте подъезда.
Владимир поправляет на рукаве повязку «Дежурный по части». Смотрит на свои часы: 23:00. За окном стрекочут цикады. В кабинете тихо звучит веселенькая испанская песенка «Почему ты уходишь?». Владимир глядит в окно на пустой плац, затем на дверь. Он встает, подходит к двери, открывает ее, выглядывает в коридор, там — никого. Владимир возвращается к столу, набирает номер. В трубке слышны гудки, потом доносится хрипловатый мужской голос.
— Алло. Слушаю.
— Доброй ночи! Извините, Мария дома? Можно ее к телефону?