В Священном Писании Нового Завета отнюдь не каждый стих богословски равноценен. Есть принципиальнейшие для богословия положения. Вот два из них.
Во 2-м послании к Коринфянам св. апостол Павел так характеризует иудеев, которые не знали откровений Нового Завета в ветхозаветную эпоху или не принимают их теперь: «...Умы их ослеплены: ибо то же самое покрывало доныне остаётся неснятым при чтении Ветхого Завета, потому что оно снимается Христом. / Доныне, когда они читают Моисея, покрывало лежит на сердце их; / Но когда обращаются к Господу, тогда это покрывало снимается.» [2 Кор., 3: 14–16.] Здесь совершенно чётко высказана мысль о том, что только с позиций высшего Откровения Нового Завета открывается подлинный смысл Ветхого Завета и направлявшейся им многовековой истории еврейского народа как «детоводителя ко Христу», по словам того же св. апостола Павла [Гал., 3: 24].
У классика русской религиозной философии А. С. Хомякова такое творческое обращение понимания современности на историю (в противоположность прямолинейному мысленному «опрокидыванию»!) используется под названием «возвратный ход»: «Хотите узнать, что́ было, – сперва узнайте то, что́ есть. / Возвратный ход, т. е. от современного к старому, от старого к древнему, не может создать истории; но он, и он один, может служить её поверкою. / …Впрочем, точно так же, как люди строили правильные силлогизмы гораздо прежде, чем написаны были правила силлогизмов, история приняла в себя возвратный ход критический без ведома читателей и писателей. Всякий историк начинает ad ovo (от яйца; с самого начала. – лат.); но исправление истории начинается всегда с времени, ближайшего к самим писателям.» [28, с. 33].
Сначала напомню некоторые прописные положения христианского монотеизма.
1. Единый Бог христиан – Пресвятая Троица в гармоничном единстве Своих Ипостасей.
2. Единый Бог христиан есть всеблагая Любовь, понимаемая как всяческое Божие содействие спасению бессмертных человеческих личностей. Вплоть до таких мер, как физическая смерть в детстве, если по Божиему предвидению у человека в этом плане нет никаких шансов спасти душу в полном цикле земной жизни. Или ниспослания смертельного недуга в надежде, что хотя бы на смертном одре грешный человек покается. Или попущения кровавым вражеским нашествиям, чтобы «привести в чувство» хотя бы «священный остаток» пастырей и чад земной части Христовой Церкви, погрязающей в смертных грехах. Например, испанцам за культивирование к 8-му веку от Р. Х. богомерской инквизиции – нашествие иноверцев-мусульман новоявленного Халифата. РПЦ за повальное предательство в феврале 1917 года Божиего Помазанника – большевистские гонения. (В которых тоже далеко не каждый пострадавший или умученный за веру пострадал или был умучен душеспасительно [29], [30].) Советскому народу за массовое «народное обеспечение» политических репрессий 30-х годов [31] – попущения великих бедствий Великой Отечественной войны как предоставление советским людям последних шансов спасти свои души хотя бы воинским подвигом в войне с откровенно сатанинским гитлеровским нацизмом. Погрязшему в пьянстве родителю – рождение чада-инвалида для возможного покаянного исправления хотя бы родительским чувством. И т. п.
3. Адекватное понимание столь «парадоксальных» форм Божиего человеколюбия возможно только в свете христианской концепции бессмертия человеческой души (личности) с перспективой телесного воскрешения в конце времён. С пониманием и того, что любая физическая кончина человека в руках Божиих. (Кроме смертного греха самоубийства, разумеется.)
4. Концепция присутствия Царства Божиего не только в духовно-космическом ядре (в «сердце») каждой человеческой личности. Святым Духом животворится и каждая клетка человеческого организма, и его физиология в целом. (Поэтому «са́мая-са́мая», духовная сущность жизни останется для биологической отрасли естествознания непостижимой, поскольку она есть Божия Тайна. Даже если будут сполна познаны пресловутые биополя́, поскольку они того же материального качества, что и электромагнитное поле.)
5. У Нового Завета – новый моральный кодекс, сосредоточенный в заповедях блаженства Нагорной проповеди Спасителя. Он настолько новый, что, по слову Спасителя и св. апостола Павла, отменяет Ветхозаветный Закон, заменяя его собой. Моисеев Декалог был дан для ветхого Израиля, чтобы элементарно отделить его от диких и свирепых языческих нравов. И чтобы долгим и драматичным многовековым процессом инициации подготовить Израиль к принятию полноты Новозаветного монотеистического Откровения. При этом новозаветные элементы пророками встраивались в Ветхий Завет. И тоже драматично, поскольку земная участь большинства этих вестников Царствия Небесного была мученической. И к годам земной жизни Спасителя Ветхий Завет был до такой степени реформирован пророками, что Спаситель Свою земную миссию представил как исполнение Закона и пророков. Исполнение Закона не в смысле фарисейского мелочного законничества, но по типу законопослушности высокоморального человека, для которого его высокие моральные установки автоматически означают и то, что он не вступает в конфликт с юридическими нормами морали. Которые В. С. Соловьёв классическим образом определил как нижнюю, принудительно общеобязательную «планку» нравственного поведения человека в обществе.
Говоря о Ветхом Завете как о детоводителе ко Христу, св. апостол Павел имел в виду античный смысл этого понятия. В Википедии читаем: «Педаго́г в Древней Греции (др.-греч. παιδαγωγός, «ведущий ребёнка») — раб, уходу которого в афинских семействах поручались мальчики с семилетнего возраста. В обязанности педагога входила охрана воспитанника от физических и нравственных опасностей, а до поступления мальчика в школу — и элементарное обучение грамоте. Педагог должен был сопровождать своего воспитанника в школу и быть неотлучно при нём во время выходов из дома, под строжайшей ответственностью.»
Из этого смысла непосредственно вытекает понятие «Божия педагогика» по отношению к временно богоизбранному ветхому Израилю. А любая педагогика суть в первую очередь необратимый, т. е. эволюционный процесс приобретения обучаемым и воспитуемым знаний и норм деятельности. Педагог при этом, в основном, при своих относительно неизменных профессиональных знаниях, а необратимо, противоречиво, с преодолением трудностей, с вре́менными частичными откатами назад эволюционирует только его подопечный. Но педагог, будучи неизменно при своих знаниях, приноравливает их подачу своему подопечному сообразно его возрасту и уже освоенной им части знаний и навыков. Но ведь точно так же дело обстоит и с Божией педагогикой в Священной истории временно богоизбранного народа. Господь неизменный и самодостаточный, но открывал Себя ветхому Израилю по необходимости «дробным» и поэтапным способом. Иным способом падший, ограниченный и леностно-консервативный разум человеческий ничего нового усвоить и освоить не способен.
И снова обращусь к общеизвестному обстоятельству, от понимания которого выстраивается систематически адекватная логика, опровергающая фундаменталистский примитивизм в понимании Шестоднева. А именно: монотеизм в христианской версии уникален своим догматическим богословием. Потому что только в Новом Завете дана вся полнота Божиего монотеистического Откровения. Процитирую по этому поводу высказывание католических богословов, которые в данном случае совершенно правы:
«Мы не найдём в Ветхом Завете собрания религиозных и нравственных наставлений, органически выраженного в систематической и окончательной формулировке. …Но именно в этом кажущемся беспорядке и несовершенстве мы видим чудесный, единственный в своём роде факт и доказательство божественного происхождения Ветхого Завета.
Вкратце суть этого факта можно изложить следующим образом: религия и нравственность Ветхого Завета постоянно открыты и устремлены к дальнейшему совершенствованию, предел которого находится вне самого́ Ветхого Завета. В истории человечества все другие религиозные устройства и воззрения предстают, как конечная точка; религия Израиля, напротив, в каждый момент своей тысячелетней истории, на каждой странице сорока шести книг Ветхого Завета являет собой исходную точку, как бы ступень восходящей лестницы; эта ступень обладает имманентной ценностью, но она ценна и тем, что́ позволяет сделать следующий шаг наверх.
Более того, в то время, как религия Ветхого Завета предстаёт в восходящем движении, история всех других религий показывает нам их, напротив, в состоянии прогрессирующего разложения и упадка.» [32, с. 15].
«Но какая долгая подготовка в течение многовековой истории евреев была необходима для того, чтобы сияние слов Христа не оказалось невыносимо ярким для слабых глаз Его современников! И если проповедь Христа прозвучала не в пустыне абсолютного непонимания, то произошло это благодаря постепенной, неспешной инициации этого народа под водительством божественного Откровения. Было бы поэтому совершенно антиисторично и антипсихологично искать в са́мом начале этого долгого обучения ту же полноту и ясность понятий, какую мы находим только в конце.» [Там же, с. 235].
В таком по педагогической необходимости исторически пластичном Ветхом Завете есть «педагогические пережитки язычества», которые уже упоминались выше. Прежде всего, кровавые приношения Богу жертвенных животных. (Спасибо на том, что уже не человеческие, как в особо извращённых языческим культах порой с вакхическими оргиями, ритуальной проституцией, а то и с ритуальным каннибализмом!) Эта практика ничего не могла дать Творцу Вселенной и её Вседержителю, но была временно воспитательно полезной для укрощения у евреев свирепых языческих нравов и их отрыва от особо извращённых языческих культов. Она была упразднена только Голгофской жертвой Самого́ Спасителя. Он и в земной жизни продемонстрировал Своё отношение к ней изгнаниями из Храма торговцев жертвенными животными. Из этой же области Божие попущение натуралистским наивностям иудейских представлений о «сакральности крови» как, якобы, вместилища психики животных и души человека. Из области педагогического антропоморфизма в понимании природы Единого Бога-Любви Его по-человечески словесные изъяснения при Сотворении мира, на что, как выше показано, обращал особое внимание св. Василий Великий. Из этой же области Ветхозаветное приписывание Богу-Любви человеческого гнева, человеческой ревности за веру в Себя, качеств по-человечески справедливого Судьи, Бога воинствующего в кровавых человеческих побоищах, Гостя и Сотрапезника Авраама до Боговоплощения Второй Ипостаси.
Из этой же Божией педагогики прямо вытекает Божия «подстройка» учения о Сотворении мира под безраздельно господствовавшие тогда языческие концепции с мифологией в качестве тогда единственно существовавшего метода систематизации опытных человеческих знаний о материальном и духовном мирах. (О мифологии в качестве феномена культуры, мировоззренческого регулятора общественной жизни и общественной практики см. в классическом исследовании А. Ф. Лосева «Диалектика мифа» [33].) Со всем её символизмом и образной иносказательностью. А это принципиально исключает какой-либо фундаменталистский буквализм в истолкованиях Шестоднева. И, как показывалось выше, святитель Василий Великий это подчёркивал. Как и то, что для Моисеевой Книги Бытия безразличны конкретные космологические вопросы типа вопроса о форме Земли.
У Нового Завета и космология как концепция Сотворения и устроения мира новая. И не в начале Книги Бытия, а в начале Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все через Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков.
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.» [Ин., 1: 1–5]
Как видим, здесь и вовсе полное безразличие к конкретным сценариям Сотворения. Эволюционные сценарии в это полное безразличие включаются «автоматически». У Нового Завета приоритеты только истороисофские и сотериологические. Это – опытно данная очевидность Новозаветных текстов, в которых естественнонаучные темы, начиная с космологической, не представлены ни одним стихом. Спасителем только слегка «приоткрыта» Тайна будущего Преображения материальной Вселенной и «механизма» телесного воскрешения умерших. Её малый фрагмент был продемонстрирован Спасителем Своим ученикам-фаворитам только с целью укрепления их веры перед тем, как они станут свидетелями Его крестной смерти. При этом с Ним на равных беседовали как умерший пророк Моисей, так и не вкусивший физической смерти пророк Илия. Было отчасти продемонстрировано, что за концом времён Небесное Царство вберёт в Своё вневременно́е Бытие материальную Вселенную. А там у Бога все живы. (В 19 веке от Р. Х. под влиянием дерзейшего гегелевского спекулятивно-богословского еретичества русский философ Н. Ф. Фёдоров спародировал эту Тайну Восьмого дня Творения в социальной утопии своего наивного натуралистического учения о телесном воскрешении предков методами человеческой науки обозримого будущего.)
Вторая Ипостась Пресвятой Троицы есть «альфа» и «омега» истории материальной Вселенной – как в её Сотворении, так и в её таинственном Преображении за концом времён. И понимания этого в православном мировоззрении вполне достаточно для того, чтобы православным вдохновляться на душеспасительную деятельность в своих земных жизнях и уделах. Поэтому Восьмой день Творения в Новом Завете представлен, опять-таки, в иносказательно-символической форме. И в православных Богослужениях с их чтениями Евангелий и Апостолов тема Откровения Иоанна Богослова не звучит. Только вкратце упоминается и тема Сотворения мира в редких паремиях – чтениях текстов Ветхого Завета. Да и сам факт представленности в православной Библии книг Ветхого Завета в свете Новозаветного Откровения выглядит не как учение о материальном мироздании, а как систематическое предупреждение Новому Израилю Христовой Церкви о том, что её земная история чревата теми же соблазнами, взлётами и падениями, что и в Священной истории ветхого Израиля. Естественно, что это далеко не всё значение Ветхозаветной части православной Библии для Церкви Христовой. Но в свете апостольской установки на «возвратный ход» и этот важный момент может быть осознан. И в свете той же установки символически-иносказательная форма представления в Новом Завете того, что́ последует во Вселенной за концом времён, указывает на такую же форму представления в Книге Бытия того, что́ было в начале материального мироздания.
Отмечу и то, на что обращал внимание о. Александр Мень. В книгах Ветхого Завета не только нет догматической концептуальной целостности. В них широко используются и художественные формы представления информации. А они «по определению» символически иносказательные и образные. Но чем ближе к концу Ветхого Завета, тем меньше их роль и тем больше они уступают место историческим повествованиям. А в Новом Завете историко-документальный жанр становится единственно используемым. Христовы притчи – и те обыгрывают реалистичные и реальные жизненные ситуации. Это опытно данную особенность Ветхозаветных текстов тоже необходимо учитывать в анализе истинности тех тезисов, которые представлена в са́мом начале Ветхого Завета – в Шестодневе.